Ипподром

                По мотивам романа Майн Рида «Всадник без головы».

                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

ГЕРМАН (КАССИЙ КОЛХАУН), режиссёр, холостяк, победивший смертельную болезнь, влюбившийся в медсестру ЛИЗУ и приступивший к съёмкам фильма «Всадник без головы»,  о котором мечтал всю жизнь.

ЛЮДМИЛА, оператор, соратница режиссёра, его верный друг с тех студенческих времён, когда ещё мечтала в фильме молодого ГЕРМАНА исполнить роль ИСИДОРЫ КОВАРУБИО,  женщины, любящей и предавшей МОРИСА.

ЛИЗА (ЛУИЗА), медсестра, ухаживавшая за режиссёром во время его болезни, страстно мечтающая стать профессиональной актрисой. 

ВАЛЕРИО, колумбиец, в силу обстоятельств задержавшийся в современной России на неопределённое время, возлюбленный  ЛИЗЫ (МОРИС ДЖЕРАЛЬД, мустангер и ВСАДНИК БЕЗ ГОЛОВЫ (каскадёр).

АЛЕКСАНДР, музыкальный руководитель проекта, перфекционист, мечтающий однажды поставить мюзикл и прославиться на весь мир, человек талантливый и беспокойный.

АНДРЕЙ, помощник режиссёра, участвующий во всех проектах ГЕРМАНА и ЛЮДМИЛЫ,  философ, всю жизнь лелеющий свою тайную мечту и дождавшийся её исполнения.

ЮРИЙ, автор сценария, соратник режиссёра, оптимист, весельчак, влюблённый во всех женщин сразу, лентяй, любящий выпить.

МАРК, художник, мечтающий о персональной выставке, миротворец, отзывчивый человек.

НИКОЛАЙ, продюсер.

ЛУИЗА, дочь ВУДЛИ ПОЙНДЕКСТЕРА, возлюбленная МОРИСА.
МОРИС ДЖЕРАЛЬД, мустангер и ВСАДНИК БЕЗ ГОЛОВЫ (каскадёр), возлюбленный ЛУИЗЫ. 
КАССИЙ КОЛХАУН, отставной капитан, племянник ВУДЛИ ПОЙНДЕКСТЕРА.
ВУДЛИ ПОЙНДЕКСТЕР, отец ЛУИЗЫ и ГЕНРИ.
ЗЕБ СТУМП, охотник, друг МОРИСА.
 СУДЬЯ.



                Действие первое.

                Сцена первая.

                Техас.
                По дикой прерии во мгле надвигающейся бури движется обоз.
                Усталые люди с обмотанными тканью лицами, сгрудившись и               
                оглядываясь, быстро идут в заданном направлении.
          На экране - этот же обоз и едва различимый удаляющийся всадник.
          Актёры на сцене повторяют те же действия, что и на экране.
         (Кроме всадника – его на сцене нет.)
                На экране торнадо.
                На сцене хаос.
              Перед сценой камера.
              ЛЮДМИЛА  снимает эпизод. Она внимательна и сосредоточена.
Неожиданно на экране появляется фигура ВСАДНИКА БЕЗ ГОЛОВЫ.
              Луч света высвечивает на сцене КОЛХАУНА (ГЕРМАНА). Он               
              оглядывается, замирает, всматривается в экран, потом резко    
               вскидывает руки.

ГЕРМАН. Стоп! Стоп!

Все останавливаются.
Загорается свет. Экран гаснет.
На сцене слышится приглушённый ропот.
АЛЕКСАНДР, изображающий одного из слуг, недовольно
взмахнув руками, направляется к ГЕРМАНУ.

ЛЮДМИЛА (возмущённо).  В чём дело, Герман?! Что случилось?!
ГЕРМАН. Кто выпустил всадника?!
ЛЮДМИЛА. Что значит выпустил?! В конце этой сцены Морис покидает обоз…
ГЕРМАН. Какой Морис?! Я про всадника!.. Без головы…
ЛЮДМИЛА (удивлённо). Да Бог с тобой, милый, это был Морис…
ГЕРМАН (раздражённо). Да при чём тут Морис!.. Морис ускакал, а на вершине холма появился всадник.
ЛЮДМИЛА. Ну, какой всадник… Ну, что ты… (ЛЮДМИЛА взбирается на сцену, подходит к ГЕРМАНУ, берёт его за руку.) Тебе показалось. Ты плохо спал - не отдохнул…
АЛЕКСАНДР (с досадой).  Так, ложная тревога, что ли?
ЛЮДМИЛА (успокаивающе). Да… Небольшая заминка, прости…
АЛЕКСАНДР. Вот здравствуйте! Заминка… А нельзя было с этой заминкой  минуту подождать, чтобы мы допели?!
ГЕРМАН. Откуда взялся всадник?
АЛЕКСАНДР. Какой всадник?
ЛЮДМИЛА (ГЕРМАНУ). Герман, тебе показалось… (АЛЕКСАНДРУ.) Прости, Шура… Переснимем…
АЛЕКСАНДР (иронично). Переснимем...  Да один только ветродув теперь налаживать будут часа два…
ЛЮДМИЛА. Ну, отдохните пока…

Артисты тут же стали разбредаться в разные стороны.

АЛЕКСАНДР. Как можно отдыхать, когда мы только что распелись! Вошли в образ… В первый раз так слаженно получилось, а тут вы … (Артистам.) Вы куда?! Не расходиться!
ЛЮДМИЛА. Вот именно: в первый раз… Месяц репетировали,  а получилось в первый раз… Репетируйте снова – не помешает! Раз уж распелись… (ГЕРМАНУ.)  Не обращай на него внимания и не расстраивайся – переснимем…
ГЕРМАН. Но я чётко видел…
ЛЮДМИЛА (терпеливо). Друг мой, ну… Ну, я ведь тоже здесь присутствовала… Тебе просто показалось…
ГЕРМАН (упрямо). Да я собственными глазами видел!
ЛЮДМИЛА. Знаешь, есть такое понятие, как  «боковое зрение»… У мужчин оно, к сожалению, практически не развито, потому что в пещерные времена в боковом зрении не было необходимости…
ГЕРМАН (недовольно перебивает).  Я ещё должен слушать лекцию про Homo sapiens?!
ЛЮДМИЛА. Никакой лекции не будет, успокойся… (ЛЮДМИЛА направляется к камере, но внезапно останавливается.)  Послушай, а ведь мы можем всё это проверить! Пойдём в монтажную, чтобы не мешать репетирующим, и там посмотрим отснятый материал!
АЛЕКСАНДР. Ещё раз здрасте! А кто будет за Колхауна петь?! Опять я?.. Так может, я его и сыграю? А режиссёр пусть занимается своим делом…
ГЕРМАН. Перестань…
АЛЕКСАНДР. Что, перестань? Что?!  Колхаун – это тебе не какая-то там эпизодическая   роль! Колхаун – это сгусток! Сгусток пакостей,  страстей, ревности, мести. И причём, с самого начала! Сразу же, как только он перехватил взгляд Луизы, впервые увидевшей Мориса… Она только посмотрела, а Колхаун уже всё понял! Морис ещё не понял, а Кассий уже готов разорвать его от ревности!.. Так вот этим порывом ревности надо пропитать себя! Тут нельзя просто стать перед камерой и сыграть… Тут надо войти…
ЛЮДМИЛА. А не забыл ли ты, Шура, кто у нас режиссёр? Я точно помню, что не ты… Займись лучше своей музыкой…
АЛЕКСАНДР (обиженно). Ах, вот как… Я тут за всех стараюсь, а они… Ну так делайте тогда, что хотите… (Поворачивается, чтобы уйти.)
ЛЮДМИЛА (останавливает АЛЕКСАНДРА). Ладно, не кипятись… Мы быстро… Надо же посмотреть, что там Герман увидел.

ГЕРМАН и ЛЮДМИЛА уходят.
Актёры расходятся.

АЛЕКСАНДР. Займись своей музыкой… Будто это они ею занимаются, а не я...  И не только музыкой! (Смотрит на актёров.) А вы что это тут разбрелись все?! Передовики производства! Можно подумать, репетировать им не надо - все всё на отлично знают…

Слышится недовольный гул.

И не надо тут мне изображать оскорблённое самолюбие… Я многими очень даже недоволен… (Возвращается к обозу.) Так, начинаем с песни Луизы… Луиза только что впервые увидела Мориса и поняла, что он тот, кто являлся к ней во снах… (ЛИЗЕ.) Милая, вы, конечно, очаровательны, и голос у вас прекрасен, но поёте вы… я бы сказал… всё же… (На мгновение задумывается.) Своеобразно… (В сторону.) Ну, да мне не выбирать… (ЛИЗЕ.) Поэтому сосредоточьтесь… Остальные «мычат» по нотам! И никаких импровизаций! Внимание: начали!

ЛИЗА поёт.
Входит АНДРЕЙ, ждёт, когда ЛИЗА закончит.

АНДРЕЙ (аплодируя). Браво, браво, прекрасная Луиза! Вас ждёт успех!.. (Приветливо машет АЛЕКСАНДРУ.) А где Герман?
АЛЕКСАНДР (идёт к АНДРЕЮ). Да что же это такое, а? Что же это сегодня за день?! Вот можно было не прерывать репетицию?! Неужели нельзя у кого-то другого узнать, где Герман?..
АНДРЕЙ. Я думал, вы уже закончили…
АЛЕКСАНДР. Лиза закончила. А дальше мычат её любящие  слуги… В монтажной он.
АНДРЕЙ. Кто?
АЛЕКСАНДР. Кого ты ищешь?
АНДРЕЙ. А-а-а…
АЛЕКСАНДР. Два… Ушёл с Людмилой смотреть отснятый материал.
АНДРЕЙ. Так вы сняли уже?! Так быстро?
АЛЕКСАНДР. Не сняли - там проблемы какие-то обнаружились… Всадник лишний в кадре оказался…
АНДРЕЙ. Какой всадник?
АЛЕКСАНДР (раздражённо). Без головы!.. Может, ты дашь нам уже, наконец…
АНДРЕЙ (ахнув, хватает АЛЕКСАНДРА за руку).  Опять?!
АЛЕКСАНДР. Что, опять? Мы только начали!
АНДРЕЙ. Всадник… Опять?!  Ужас… Мистика какая-то…
АЛЕКСАНДР. Какая мистика?
АНДРЕЙ. Какая-то…

Актёры на сцене, услышав необычный разговор, гурьбой подходят к разговаривающим.

АЛЕКСАНДР. А почему опять?
АНДРЕЙ. Понимаешь, когда он лежал в реанимации, к нему ведь уже приходил всадник. И не раз…  Он его тень видел через стеклянную дверь.
АЛЕКСАНДР (разочарованно). Тень? Всего лишь… А я уже успел испугаться!  А тут всего лишь тень… Тем более, через дверь… В реанимации не то, что тень, самого всадника увидишь…
АНДРЕЙ. Но я тоже её видел… Когда подменял Людмилу…
АЛЕКСАНДР. Да?.. А, ну… Хотя с тобой вообще всё просто: ты ж, небось, для храбрости-то принял…
АНДРЕЙ. Перестань, это же в реанимации было… Как можно? Я Людмиле помогал: она же сутками там сидела - выхаживала…
АЛЕКСАНДР. Так, может… вздремнул?
АНДРЕЙ (иронично).  Интересно у тебя получается:  я вздремнул, Герман в дурмане… И приснились нам одинаковые сны.
АЛЕКСАНДР. Ну, не знаю…
АНДРЕЙ. А не знаешь, так не говори.  Кстати, в одну из ночей, когда Герман уже пошёл на поправку,  он проснулся от тихого стона и увидел на соседней кровати окровавленную Исидору…
АЛЕКСАНДР. Какую Исидору?!
АНДРЕЙ. Коварубио.
АЛЕКСАНДР. Вот это уже точно бред.
АНДРЕЙ. А я ему верю…
АЛЕКСАНДР. И Герман тут же встал, подошёл, расспросил, кто такая?
АНДРЕЙ. Он же был подключён к аппарату искусственного дыхания!..
АЛЕКСАНДР. А, ну да, встать не мог… И что дальше?
АНДРЕЙ. Отключился…
АЛЕКСАНДР. От аппарата?
АНДРЕЙ. От реальности.
АЛЕКСАНДР. Ну, я и говорю: бред…
АНДРЕЙ. А я ему верю.

У АЛЕКСАНДРА от удивления вытягивается лицо.
Внезапно среди актёров, играющих слуг,  раздаются вопли.
Труппа расступается, и все видят, что ЮРИЙ, отстранив от себя
МАРКА,  прячет планшетный компьютер под одежду.

ЮРИЙ. Ой, простите, ради Бога… Спартак – Зенит… Решающий матч…
МАРК. Да. И Зенит так давит… Так давит…
ЮРИЙ (перебивает). Что-то как-то… вяло давит…
МАРК (ЮРИЮ). А какой сейчас был удар?! Ты же видел, какой был удар! (Всем.)Такой удар! Это бил мастер!
ЮРИЙ. Да, да, бил мастер… Так и забил бы… Если б попал…

Актёры взрываются от хохота. АЛЕКСАНДР негодует.

АЛЕКСАНДР. Да что же это такое? Что же это такое?! Вы же взрослые люди!.. По местам. Все по местам! Немедленно!

В это время возвращаются ГЕРМАН и ЛЮДМИЛА.
АЛЕКСАНДР хватается за голову.

АЛЕКСАНДР. О, ну теперь эти вернулись… Вот как работать, скажите мне, как работать?
ЛЮДМИЛА (спокойно). Как обычно…
АЛЕКСАНДР. Как обычно? Это когда режиссёр видит летучих всадников, героиня забывает текст и поёт своими словами, а майнридовские» герои во время торнадо смотрят футбольный матч?! Это нормально?
ЛЮДМИЛА. Да успокойся – никаких летучих всадников нет…  В кадре на самом деле мелькнула тень… Но лишь тень… Птица, наверное… Герман эту ночь неважно себя чувствовал – вот и показалось…
АЛЕКСАНДР. Птица? Какая птица?
ЛЮДМИЛА. Обыкновенная. Просто птица. Всего лишь птица…
ГЕРМАН (ЛЮДМИЛЕ). Как?! Ты же сама видела всадника! Ты же сама…
ЛЮДМИЛА. Я видела тень…

Сцена вторая.

На сцене декорации Каса-дель-Корво,  асиенды Пойндекстеров.
Над сценой экран, на котором отражается действие, происходящее на сцене.
Перед сценой у камеры ЛЮДМИЛА и АНДРЕЙ.
Снимается сцена званого обеда по случаю новоселья.
В центре асотеи (плоской крыши) асиенды гитарист. Его окружили нарядные гости, в основном, мужчины, но не на гитариста смотрят они, а на хозяйку дома ЛУИЗУ, которая стоит за спиной музыканта.  И только один КОЛХАУН расположился в отдалении от всех - он не спускает с кузины строгого придирчивого взгляда.
ЛУИЗА внимательно слушает музыку, но время от времени приближается к парапету и смотрит вдаль.
Вскоре она вскрикивает и зовёт всех к себе.

ЛУИЗА. Смотрите, смотрите, что это? Облако пыли… Это индейцы?!

Гости шумно подходят к ней, всматриваются в пыльное облако.
На сцене появляется СТУМП - охотник.

СТУМП. Что вы, мисс Луиза, это табун. А управляет им Морис.
ЛУИЗА (взволнованно). Морис? Какой Морис?
ПОЙНДЕКСТЕР. А, это, видимо, тот мустангер, что спас нас во время торнадо и показал дорогу…
СТУМП. Именно так… А теперь он гонит лошадей, которые вам сейчас так необходимы… Как вы и просили…
ПОЙНДЕКСТЕР. Как я просил? Но ведь я даже не виделся с ним после того случая…
СТУМП. Я виделся. И сам рассказал ему о вашем желании. И даже поведал о той крапчатой кобыле, что пронеслась однажды перед вашей асиендой и так вас восхитила…
ЛУИЗА. Вы рассказали ему о той чудесной лошадке? И что?!
СТУМП. Он поймал её - он же мой друг. Но это дорогая лошадка…
ЛУИЗА (умоляюще взглянув на ПОИНДЕКСТЕРА). Отец!..
ПОЙНДЕКСТЕР. Конечно, милая, конечно… Она будет твоей.

К беседующим подходит КОЛХАУН.

КОЛХАУН. Дядя, вы так легко обещаете дочери столь дорогой подарок?

ПОЙНДЕКСТЕР, оглянувшись на племянника, опускает глаза.

СТУМП. Кому же ещё, если не такой красотке, как ваша кузина?
КОЛХАУН (пристально смотрит на ЛУИЗУ). Например, какой-нибудь другой… Что, мало красоток в здешних краях?
СТУМП. Красоток немало – Луиза Пойндекстер одна.
ЛУИЗА. Мистер Стумп! Какой вы неисправимый льстец! Но и добряк тоже! Спасибо вам. Право, не знаю даже, смогу ли я хоть когда-нибудь отблагодарить вас за вашу доброту?!
СТУМП. Сможете, милая Луиза. Тогда, когда я увижу вас на крапчатой в шляпе с пером и в юбке с длинным хвостом! Это будет достойная плата!
ЛУИЗА. О, мистер Стумп! Я сама мечтаю об этом с того самого момента, как она промчалась передо мной!..  (Обнимает отца.) Отец, ну, что же ты молчишь?
ПОЙНДЕКСТЕР (неуверенно). Да, моя дорогая, да… Конечно, ты достойна…
КОЛХАУН (усмехнувшись).  Конечно, достойна. Я куплю её тебе.
ЛУИЗА (удивлённо). Почему же ты, Кассий? У меня есть отец.
КОЛХАУН. Такой мустанг, Луиза, стоит больших денег…
ЛУИЗА. И что?! Мой отец – Вудли Пойндекстер! Один из самых богатых людей в Америке!
КОЛХАУН. Был…

        ПОЙНДЕКСЕР хватает племянника за руку. КОЛХАУН замолкает.
ЛУИЗА, увлёкшаяся зрелищем, не слышит КОЛХАУНА – она всматривается   
        вдаль.

АНДРЕЙ. Стоп! Снято… Прекрасный дубль – никаких  замечаний.

ЛЮДМИЛА выключает камеру.
        Экран гаснет.

ЛЮДМИЛА. У меня тоже без замечаний – все молодцы!
АЛЕКСАНДР. А вот, на мой взгляд, Колхауну надо было не столько злости, сколько  досады добавить в голос…
АНДРЕЙ. Согласен. На озвучании добавит… (Всем.) Напоминаю: эпизод с Морисом, когда он дарит Луизе крапчатую – послезавтра в десять. За завтра художник обещал бедного старого мерина в резвую молодую лошадку переделать… Вот уж кто у нас труженик – так труженик! Просто на разрыв.
АЛЕКСАНДР. Художник?
АНДРЕЙ. Мерин! Хоть давай ему приз за лучшую роль первого плана. (Смеётся.)
ЛЮДМИЛА (смеётся). Мужскую или женскую?
АНДРЕЙ. Унисексовую!  (Хохочет.)


Сцена третья.

ЛЮДМИЛА готовится к съёмкам, настраивает камеру.
АНДРЕЙ просматривает сценарий.
По сцене ходят актёры.
Входят ЮРИЙ и МАРК.

АНДРЕЙ (МАРКУ). Ну, что, подготовили коня?
МАРК. Коня-то подготовили, а кто каскадёра готовить будет?
ЛЮДМИЛА. Что ты этим хочешь сказать?! 
МАРК. То, что коня без всадника снимать будете… Не придёт к вам ваш каскадёр.
ЛЮДМИЛА. Как?
МАРК. Пьяный валяется… С утра. А, может, с ночи… В общем, он уже несколько дней пьёт.
ЛЮДМИЛА. Как пьёт?! Почему?
ЮРИЙ. От страха: к нему, видите ли, по ночам стал являться образ безголового…
АНДРЕЙ. Поэтому он и сам решил голову потерять?

Входит ГЕРМАН.

ГЕРМАН. Автор, ты это о чём сейчас вещал? Какую сцену озвучивал?
ЮРИЙ. Сцену из жизни пьющих актёров… Простенькая сцена – обычный шаблон.
ЛЮДМИЛА. Какой шаблон?! У нас же сухой закон! Почему мне никто не доложил?!
АНДРЕЙ. А, кстати, сегодня ещё и продюсер приезжает… С проверкой.
ГЕРМАН. Выгнать этих всадников к чёртовой матери! (Уходит.)
ЛЮДМИЛА (всем). Так, внимание: сегодняшние съёмки переносятся на завтра. (МАРКУ.) Коня не забудьте расседлать.
МАРК. Всенепременно.  Как же иначе?
ЛЮДМИЛА. С вас станется… (Уходит.)
МАРК. Чего это она на меня так?
АНДРЕЙ. Расстроилась…
МАРК. А я при чём?
АНДРЕЙ. Так собутыльник каскадёра потому что.
МАРК. Это почему же я собутыльник каскадёра?! Это вон художник… Он со всеми закладывает. (Уходит.)
АНДРЕЙ. И то правда… Ну, так что, художник, по сто грамм?
ЮРИЙ. Наговаривают на меня. Клевещут. Злословят… Наветничают…
АНДРЕЙ. Понятно, понятно… Так идёшь ко мне?  Нет?
ЮРИЙ. А сухой закон?
АНДРЕЙ. А кто узнает? До завтра нас никто трогать не будет. К тому же, я у Германа официально отпросился: мне тут нужно сжать заключительную сцену…
ЮРИЙ. А мне писать сцену дуэли надо…
АНДРЕЙ. Ну, так пошли – обдумаем…
ЮРИЙ. Ну, пошли… Раз есть желание…
АНДРЕЙ. Должен признаться, что желание есть -  энтузиазм пропал…
ЮРИЙ. Удивительное дело: в последнее время и меня как-то не особо тянет… Печень, что ли, уже не работает…
АНДРЕЙ. Наверное… А помнишь, в молодости, бывало, придёшь на вечеринку один, выпьешь, разбушуешься - расхрабришься и уходишь уже с подругой…
ЮРИЙ. Да… А потом до утра такое вытворяешь!.. Вместе с подругой...  А сейчас выпил – и спать… И лучше, если один. Может, это просто лень?
АНДРЕЙ. Может... Но мне, например, одному ещё пока как-то не очень… Тащиться куда-то на свидание уже, конечно, не хочется, ну, а вот если бы жена была…
ЮРИЙ. Жена? Ой, свят, свят… Не-е-е, мне такого счастья не надо.  Мне бы только так… пощупать кого-нибудь…
АНДРЕЙ. А пощупать хочется?
ЮРИЙ. Не откажусь.
АНДРЕЙ (смеясь, похлопывает ЮРИЯ по плечу). Так тогда печень работает!


                Сцена четвёртая.

        Утро следующего дня.
        ЛЮДМИЛА (уже брюнетка) готовится к съёмкам, просматривает сценарий.
        Входят возбуждённый АНДРЕЙ и охающий в разорванной одежде
        ЮРИЙ. Они бранятся.

АНДРЕЙ (ЮРИЮ). Всё, хватит мне уже тут живописать о своей невинности! Я тебе сказал вчера идти спать или нет?! А что ты?! Печень у него, видите ли, не работает! Это мозги у тебя отдыхают! Короче, отвечать будете по всей строгости. (ЛЮДМИЛЕ.) Где Герман?
ЛЮДМИЛА. А что случилось?
АНДРЕЙ. Катастрофа! Ну, ты можешь себе представить?! Эти жеребцы – автор с мустангером,  ночью надрались, и давай обучаться правильно с коня падать.
ЮРИЙ (оправдываясь). Мы не виноваты – нас каскадёр на «слабо» взял…
АНДРЕЙ (усмехаясь). Каскадёр теперь виноват…
ЛЮДМИЛА. Какой каскадёр? Мы же его ещё вчера днём выгнали.
АНДРЕЙ. Выгнали.  А эти козлы решили его проводить. И всю ночь провожали.
ЮРИЙ (поправляет).  Жеребцы.
АНДРЕЙ. Чего-чего?!
ЮРИЙ. Эти жеребцы. Ну… Так больше романтики…
АНДРЕЙ. Сейчас тебе Герман подбавит романтики: про сухой закон слышал?
ЮРИЙ. Не только слышал, даже тебе о нём напоминал…
АНДРЕЙ. Мне напоминал, а сам забыл?
ЮРИЙ. А что мы там выпили-то? Так… Попробовали.
АНДРЕЙ. Ничего себе – попробовали! В трёхлитровой бутылке виски только на донышке осталось.
ЮРИЙ (после секундного замешательства). Потому что напиток такой сложный – попробуй распробовать…  Тем более, сразу. Что мы - дегустаторы, что ли?
ЛЮДМИЛА. Так, хватит уже препираться… Говорите, наконец, что случилось?
АНДРЕЙ. Ну, он упал… жеребец…  И сломал бедро.
ЛЮДМИЛА. Конь?!
АНДРЕЙ. Морис.
ЛЮДМИЛА (переводит дыхание). Фу, слава Богу… (Хватается за сердце.) Как, Морис?! Мустангер?!
АНДРЕЙ. Ну. Скорая ночью и увезла…
ЛЮДМИЛА. Да вы что, с ума все посходили?! И что теперь делать?.. Завтра же утром съёмки! У нас же строгий график! Да продюсер вас просто расстреляет! Он ведь вчера уже приехал!
ЮРИЙ. Такой точно расстреляет!  Я его видел – вылитый Эль Койот!.. Да, ребята, надо срочно замену искать.
АНДРЕЙ. Надо…
ЛЮДМИЛА. Замену? Где вы здесь найдёте замену? Это ж в город ехать надо… Да и кто так моментально сможет влиться?
АНДРЕЙ. Тогда хотя бы каскадёра пока…
ЮРИЙ. Каскадёра?..  Слушайте, так есть же…
ЛЮДМИЛА. Что?
ЮРИЙ. Кто!
ЛЮДМИЛА. Кто?
ЮРИЙ. Каскадёр. То есть, будет. Если надо.
АНДРЕЙ. Ну?
ЮРИЙ. А вы простите меня? Не выгоните? Мне же ещё сцену дуэли писать…
ЛЮДМИЛА. Да колись ты уже, не торгуйся.
ЮРИЙ. Есть один кабальеро. Чужеземец, правда… И с сожалением должен отметить, что всё при нём… И сложён чудно… И резв… (Вздыхая.) И горяч…
ЛЮДМИЛА. Так почему же с сожалением? Нам такой и нужен.
ЮРИЙ. Вам такой и нужен… А нам – лишний соперник… (Внимательно смотрит на ЛЮДМИЛУ, потом тычет пальцем в её причёску.) О! Брюнетка… Или это у меня в глазах потемнело?
АНДРЕЙ. Слушай, а это не тот ли иностранец, за которого наша Лизавета просит? Вчера весь день за мной ходила… Говорит, хоть подметальщиком его возьмите…
ЮРИЙ. Он, он... Подметальщиком? Нет, он способен на большее… Я тут вчера ночью отлучился в кусты и случайно… ненароком… непреднамеренно… неумышленно… Как на грех…
АНДРЕЙ. Слушай, автор, хватит уже синонимов! Говори, что ты там подсмотрел?
ЮРИЙ. Я не подсматривал! Я нечаянно… Случайно…
АНДРЕЙ. Ну?!
ЮРИЙ. Ну, а они там…
ЛЮДМИЛА. Ой, перестаньте сплетничать уже - это некрасиво.
ЮРИЙ. Красиво! В том-то и дело, что красиво! (С завистью.) Я даже не думал, что можно так красиво… В кустах…
ЛЮДМИЛА. Короче, этот иностранец здесь. Да?
ЮРИЙ. Выходит, что так. Ночью, во всяком случае, был.
ЛЮДМИЛА. А откуда он взялся?
АНДРЕЙ. То ли кубинец, то ли бразилец…
ЮРИЙ. Лиза говорила, колумбиец.
АНДРЕЙ. Ну, может быть…
ЛЮДМИЛА. Спрашиваю, откуда он здесь взялся?
ЮРИЙ. А-а-а… (Вздыхает.) К Лизавете приехал…
ЛЮДМИЛА. Да-а-а? Хм… А вот это уже интересно… Значит, колумбиец…
АНДРЕЙ. Вроде так говорила…
ЮРИЙ. Во всяком случае, по-испански тарантит.
ЛЮДМИЛА. Тарантит – это от фамилии американского актёра Тарантино?
ЮРИЙ. Это от русского слова «тараторить». Синоним.
ЛЮДИМИЛА. Как уже достали твои синонимы!
АНДРЕЙ (ЛЮДМИЛЕ). Так вот как раз вчера она… Лиза, то есть… рассказала мне о бедственном положении своего импортного друга и попросила взять его временно хоть кем-нибудь  – уж очень у него тяжёлое материальное положение… 
ЮРИЙ. Ехал бы домой, раз тяжёлое положение  – нечего на наших девушек свои проблемы сваливать! И кавалеров им таких не надо! Тем более, Лизе - своих хватит…
ЛЮДМИЛА. Ну, да… Пьяниц.
АНДРЕЙ (ЛЮДМИЛЕ). И я даже догадываюсь, кого ты, Люда,  имеешь в виду... (Выразительно смотрит на ЮРИЯ.)
ЮРИЙ. Да что ты там догадываешься?  Видите ли, пьяницы им не нравятся… Пьяницы – это значит здоровые люди, а вот что касается непьющих… То есть, тех, которым уже пить нельзя …
ЛЮДМИЛА. Так, хватит! Ты бы лучше на молодых глаз не косил, а свою Ленку-костюмершу вспомнил…
ЮРИЙ. И чем же это лучше?
АНДРЕЙ. Так недавно ж только её любил… Что, всё уже?! Печень? А, так вот почему она каждую ночь белугой ревёт!
ЛЮДМИЛА. Печень ревёт?
АНДРЕЙ. Ленка.
ЮРИЙ. Белуга реветь не может – она рыба.
ЛЮДМИЛА. Автор, молчи уже лучше!
ЮРИЙ. А чем же это лучше?!
ЛЮДМИЛА. Замри!  Знаем мы всё про твою непокобелимость…
ЮРИЙ. Нет такого слова.
АНДРЕЙ. Зато есть кобелимость. Не спорь, есть! Я ещё пока как-то где-то помню, что это такое. (Внимательно смотрит на ЛЮДМИЛУ.) Ой, брюнетка! А тебе идёт!
ЛЮДМИЛА. Слушайте! Да, в конце-то концов, вы меня введёте в курс дела?!
АНДРЕЙ. Введём: можно взять на роль Безголового - того горячего парня… То есть, кабальеро. Колумбийца.
ЮРИЙ. Я пошёл к Лизе.
ЛЮДМИЛА. Да нет, дорогой, это я пошла к ней. То есть, теперь уже к нему… К колумбийцу. К кабальеро.



Действие второе.

Сцена пятая.

Комната ЛИЗЫ.
Влюблённая ЛИЗА страстно обнимает ВАЛЕРИО, он отвечает ей, но
видно, что думает о чём-то другом.
Слышится стук в дверь.
ЛИЗА И ВАЛЕРИО испуганы.
ЛИЗА прячет своего друга в шкаф, открывает входную дверь.
Входит ЛЮДМИЛА.

ЛИЗА (удивлённо). О, брюнетка! (Смеётся.) Зачем вы перекрасились?
ЛЮДМИЛА (холодно). А это смешно?
ЛИЗА. Ну, простите, конечно… Но… Понимаете, не всем идёт такой цвет… С ним, наверное, надо родиться.
ЛЮДМИЛА. Да что вы говорите?
ЛИЗА. Конечно... Например, я - натуральная брюнетка, а у вас это, простите,  как… маскарад…
ЛЮДМИЛА. Дорогая моя девочка, вся жизнь - маскарад…  И, глядя на вас, я убедилась, что для этого вовсе даже не нужно менять цвет волос…
ЛИЗА. Но зато у меня – всё своё.
ЛЮДМИЛА. Вот именно. А должно быть Луизы Пойндекстер. Почему не носите костюм своей героини?!  Или хотите, чтобы на сьёмках наряд на вас не сидел, а стоял?
ЛИЗА (удивлённо). Ну… я…
ЛЮДМИЛА. Что, вы? Не знали, что костюм надо обязательно обносить? И даже режиссёр вам не рассказал о таком важном моменте? Вам, видимо, с Германом было так некогда в эти дни, что он не успел предупредить об этом?
ЛИЗА (посмотрев на шкаф).  Успел…
ЛЮДМИЛА. А если успел, то почему же вы до сих пор не в костюме?.. (Оглядывается.) И где же ваш кабальеро? Герман-то знает уже о нём?  Ну, что молчите? Давайте, рассказывайте… (Останавливает взгляд на шкафу.)  И открывайте шкаф…
ЛИЗА (испуганно). А вы почему здесь раскомандовались? Эту комнату выделили мне  – и я имею права здесь делать то, что хочу! И так, как хочу! И нечего меня пугать режиссёром!
ЛЮДМИЛА (удивлённо). Ну и делайте – кто вам не даёт? И я вас не пугаю… Только иностранца-то своего предъявите.
ЛИЗА. Я никого не собираюсь вам предъявлять!
ЛЮДМИЛА. О-па! А мне сказали, что вашему доблестному кабальеро нужна работа…
ЛИЗА. А, вы в этом смысле…
ЛЮДМИЛА. А в каком же ещё…
ЛИЗА. Ну… Я… Простите, я неправильно вас поняла… Думала, вы в другом…
ЛЮДМИЛА. А я в этом…
ЛИЗА. Да, моему другу нужна работа. Очень нужна. Просто очень…  Но вы ничего не подумайте, он просто друг… Даже лучше сказать - товарищ… Видите ли, он попал в непростую ситуацию...
ЛЮДМИЛА. Короче.
ЛИЗА. Нужны деньги…
ЛЮДМИЛА. Ну, в этом смысле мы все в такой ситуации: нам всем нужны деньги.
ЛИЗА. Да, но… он иностранец… И… И…
ЛЮДМИЛА. «И»? Да говорите уже – не тяните кота за хвост.
ЛИЗА. И виза у него туристическая – кто возьмёт его на работу? Он боится…
ЛЮДМИЛА. Ах, вот как… Короче, виза просрочена… (Всё ещё осматривает комнату.)  Считай – нет её вообще… Так? (В упор смотрит на ЛИЗУ.) Ну, да ладно, это не наше дело… Нас с детства учили интернационализму: «карамба, синьоры, с неба дождик проливной… Карамба, не видно ни зги над головой»…
ЛИЗА. Какая карамба?
ЛЮДМИЛА. Та самая, что «не знаем, куда идём, где мы ночлег найдём… Где и как мы отдохнём»…
ЛИЗА. А, это вы стихи читаете?
ЛЮДМИЛА. Песню пою… Ладно, предъявляйте уже его – возьмём… Так и быть… Всадником… Там не то, что лица, головы не видно. Пойдём навстречу – всё ж с Германом не чужие люди…
ЛИЗА. Вы не чужие?
ЛЮДМИЛА. И вы уже не чужие.
ЛИЗА. А-а-а… А Герман не будет возражать?
ЛЮДМИЛА.  Вы меня спрашиваете?
ЛИЗА. Ну… Вы ведь его больше знаете, чем я…
ЛЮДМИЛА (иронично). Немного больше, да… Но я за него никогда ничего не решаю…
ЛИЗА (растерянно). Значит, надо, всё же, к нему? А мне Юрий сказал…
ЛЮДМИЛА. Правильно Юрий сказал, правильно: актёров на мужские роли подбираю я. Герман - только на женские… Вернее, на женскую… На одну…. Какую-нибудь…
ЛИЗА (прижимая руки к сердцу). Людмила, милая! Не зря у вас такое имя! Большущее вам спасибо! Я уже столько слышала про вашу доброту!
ЛЮДМИЛА. Ой, да что вы? И сколько же раз слышали?.. Ну, ладно, ладно – это риторический вопрос… Так предъявляйте уже своего грейпфрута – будем оформлять. И открывайте, наконец,  шкаф…
ЛИЗА (напрягшись). Послушайте, за Всадника спасибо, а вот в мою личную жизнь лезть не надо.
ЛЮДМИЛА. Да на что мне ваша личная жизнь сдалась?! Вы мне шкаф уже открывайте - сколько я могу ждать?! Или, может, вы ещё не знаете, кто я? Тогда давайте знакомиться: я оператор-постановщик! И мне надо уже, наконец, увидеть вас в костюме, чтобы я была спокойна за завтрашние съёмки! Если сегодня во время съёмок платье на вас колом стояло, то, что же будет завтра, когда вы поскачете на подаренной мунстангером крапчатой?!
ЛИЗА (вздыхает с облегчением). А! Так вот в чём дело… Простите, простите! А я… Что-то я сегодня всё время не о том…
ЛЮДМИЛА. Да, что-то вы сегодня не о том…
ЛИЗА. Ну… Устала немного – для меня ведь это всё так ново, так необычно… Столько впечатлений…  Я сейчас переоденусь… Сейчас… Я быстро… (Направляется к шкафу, останавливается.) А вы отвернитесь, пожалуйста…
ЛЮДМИЛА. Стесняетесь? Дорогая девочка, если вас Герман утвердил, то значит у вас всё безупречно – можете даже не переживать… (Открыто рассматривает ЛИЗУ.) Ну, хорошо, хорошо… Я тут увидела вашу роль – просмотрю пока её… (Берёт листы, читает.)

ЛИЗА осторожно открывает шкаф, знаками показывает ВАЛЕРИО,
чтобы сидел тихо, берёт костюм, быстро переодевается.

ЛЮДМИЛА.  А откуда у вас этот текст?
ЛИЗА. А я сама… Я пишу… Герману нравится…
ЛЮДМИЛА. Боже, какой кошмар… (Поворачивается к ЛИЗЕ.) А откуда у вас такой костюм? Кто вам его выдал?!
ЛИЗА. Никто не выдал - это мой личный... Я уже снималась в одном фильме… В эпизоде… То есть, в рекламе… И мне его там подарили…
ЛЮДМИЛА. Это что ещё за полуголая нимфа? Что за чушь?! Снимайте немедленно! Вы Луиза Пойндекстер, дочь уважаемого человека, а не танцовщица в таверне.
ЛИЗА. Но этот костюм мне очень идёт – он подчёркивает мои достоинства. И Герман разрешил… Он видел. И тоже одобрил.
ЛЮДМИЛА. Одобрил для чего? Для подчёркивания достоинств в ролевых играх, в которые вы играете с ним по ночам?  Пожалуйста, кто бы возражал… Тем более, как я уже наслышана, вы любите ночные представления… Особенно в кустах… А вот что касается съёмок… Это, дорогая моя, не развлечение. И даже не тот фильм, в котором вы уже снимались... Это серьёзная кропотливая работа, где всё должно соответствовать времени и образу… Где костюм, что мы вам сшили для фильма? (Направляется к шкафу.)
ЛИЗА (останавливает ЛЮДМИЛУ). Стойте! Вы не смеете… мне указывать!

В комнату входит ГЕРМАН, но женщины его не видят, так как стоят
к нему спиной. Увидев ЛЮДМИЛУ, он замирает.

ЛЮДМИЛА (размахивая листами).  Дорогая моя, я смею и буду…
ЛИЗА. Вы переоцениваете себя! Если я ему расскажу,  что вы себе позволяете, то он вышвырнет вас – и оглянуться не успеете!
ЛЮДМИЛА (хохочет).  Откуда же такая уверенность? Вы думаете, что вам для этого хватит той пары ночей, что вы провели с ним?
ЛИЗА. Ну, знаете ли!.. У нас… может… (тихо) любовь.
ЛЮДМИЛА. Может? А, может, и нет? (Смеётся.) А знаете ли вы, вообще, что такое любовь? Не та, что пыхтит в кабинетах, отрабатывая брюлики и полученные роли, а та, ради которой бросают всё: дом, родных, карьеру – и идут за любимым, словно собака…
ЛИЗА. Всё то же самое я могу спросить и у вас!
ЛЮДМИЛА. Нет, не можете. Вы и малой крохи подобного не испытали. Вы даже не представляете, что можно жить только для того, чтобы жил Он - тот ваш Единственный…
ЛИЗА. Представляю! Я, например,  ухаживала за больным…

Дверца шкафа тихо приоткрывается и ВАЛЕРИО внимательно
смотрит на спорящих.
ГЕРМАН стоит к шкафу спиной и не видит ВАЛЕРИО.

ЛЮДМИЛА (насмешливо обрывает её). Вы, например,  ухаживали за больным… Да знаете ли вы вообще, что это такое – ухаживать за больным? Тем более, за неподвижным телом… Когда у человека разум отключён, а тело живое, и  оно, это тело, продолжает жить по законам природы и делает своё ежедневное дело… И надо взрослого мужчину ворочать, мыть, менять подгузники… И те части тела, которые ещё совсем недавно бросали тебя в жар и трепет, вызывают уже только сочувствие… Если не брезгливое отвращение… И тогда ты призываешь свою душу в помощь… Ты объясняешь ей, что этот человек дорог тебе, что Он единственный, что неповторимый… А душа, давно уже вытрепанная и уставшая, безжалостно вставляет: «Был дорог. Был.»  И  начинает вспоминать боль и унижения, что доставил Он ей…  И тогда ты призываешь разум, а разум так же безжалостно твердит: «Был!» И напоминает, сколько ты сделала ошибок из-за этого человека,  как ты исковеркала свою жизнь из-за него! «Вот, - говорит разум, - пришла расплата! Он заслужил это! Заслужил!» И ты готова уже поверить, но тут поднимается вот та самая любовь, хватает тебя за горло и орёт тебе в лицо: «Спасай его! Спасай! Без Него тебя нет! Забудь всё, что не хочет забыть разум; забудь всё, что нашёптывает обезумевшая от боли душа,  спасай!»  И ты рвёшь душу, сводишь с ума разум, наступаешь на саму себя, идёшь и спасаешь! Вот, что такое любовь…

ГЕРМАН в изумлении от монолога ЛЮДМИЛЫ начинает громко
аплодировать. К нему подключается и выбравшийся из шкафа ВАЛЕРИО.

ГЕРМАН. Браво!.. Брависсимо!.. Ты превосходна! Ты потрясающа!..   Вот, кто будет играть Исидору! Остальным претенденткам отказать.
ЛЮДМИЛА (заторможенно-удивлённо). Какую Исидору?.. Ты о чём?
ГЕРМАН. Я о роли… которая не даёт мне покоя уже четверть века…
ЛЮДМИЛА. Роли предательницы?  А ты забыл, что я давно уже не актриса, я оператор?
ГЕРМАН. Будешь, не возражай!
ЛЮДМИЛА. Я буду Исидору снимать.
ГЕРМАН. А снимать будет твой помощник. Тебя, а не кого-то. Он молодчина. Он сможет. И я помогу… Да мы все поможем, ради такого случая… 
ЛЮДМИЛА. Да с чего ты это вообще взял…
ГЕРМАН. С монолога! Вот это сцена! Не стыдно будет и на самых-пресамых фестивалях показать: написал-таки, гулёна! А ведь я ему совсем иные давал указания – хотелось уйти от этого диалога соперниц… Хотелось ближе к Риду… Но теперь вижу, что автор прав! Десять раз прав. И прощаю ему ночные выходки – тем более, что он обещал явить нам каскадёра.

Повернувшаяся к ГЕРМАНУ ЛЮДМИЛА видит, наконец,  ВАЛЕРИО, который смотрит на неё во все глаза, не скрывая восхищения. Впервые за
долгие-долгие годы она принимает восхищённый взгляд мужчины и
кокетливо улыбается ему в ответ.

ЛЮДМИЛА (ГЕРМАНУ). Обещал и явил. (Протягивает руку ВАЛЕРИО.) Прошу вас на сцену, мужественный кабальеро…

Восхищённый ВАЛЕРИО подходит к ЛЮДМИЛЕ и, приосанившись, вдруг вскидывает правую руку, щёлкает пальцами. ЛЮДМИЛА, двинув плечами, словно принимает его вызов и отвечает тем же. Они танцуют зажигательный танец.
ЛИЗА, сжав кулаки от ревности, подходит к ГЕРМАНУ.

ЛИЗА (насмешливо). Она перекрасилась в брюнетку…
ГЕРМАН. Да! Превосходна! Превосходна! А какая экспрессия! А чувственность!

ЛИЗА, почувствовав, что теряет обоих любовников, сжимается, как пружина.

ЛИЗА. Да. В этом что-то есть… Жаль, нет в фильме роли матери Мориса. Людмила в этой роли была бы превосходна.

ГЕРМАН, уже не слыша ЛИЗУ, продолжает аплодировать танцующим.


Сцена шестая.

Мастерская МАРКА.
МАРК делает какие-то карандашные зарисовки.
Входят АНДРЕЙ и НИКОЛАЙ.

АНДРЕЙ. Вот, Николай, познакомьтесь – это наш художник Марк.

МАРК и НИКОЛАЙ пожимают друг другу руки.

НИКОЛАЙ. Наслышан, наслышан…
МАРК. О чём?
НИКОЛАЙ. О том, что вы кудесник…
МАРК. А-а-а… Так тут поневоле станешь кудесником, если надо превращать коня в кобылу, а кобылу опять в коня!
АНДРЕЙ (смеётся). Да, насколько было бы Марку легче, если бы у нас изначально была кобыла, а не мерин. Кое-что прилепить намного проще, чем нежели это кое-что спрятать…
НИКОЛАЙ (растерянно). Надо же, а я и не подумал даже, что нужна кобыла…
МАРК. Так вы же не художник и не врач – зачем вам про анатомию думать?
НИКОЛАЙ. Верно… Но вы же как-то справляетесь?
АНДРЕЙ. А куда деваться?
НИКОЛАЙ. Бедный жеребец…
МАРК. Да ладно, я уже приспособился…
АНДРЕЙ. Художник, не о тебе речь. Про коня говорим…
МАРК. А я думал, мне сочувствуете…
АНДРЕЙ (смеясь). Мы тут все уже запутались  - жеребцы, кобылы, всадники, наездницы, лошадки, старые мерины… Кто есть кто? Ипподром – одним словом…
НИКОЛАЙ. И правда, ипподром… 

Неожиданно в мастерскую вбегает ЛЮДМИЛА. Увидев НИКОЛАЯ,
она сначала тушуется, но тут же, что-то вспомнив, подбегает к нему.

ЛЮДМИЛА. Николай, превосходно, что вы здесь – пойдёмте...
НИКОЛАЙ. Куда?
ЛЮДМИЛА. На конюшню. (Тянет его к выходу.) Надо что-то делать – иначе не уложимся в сроки. (Уходят.) 
АНДРЕЙ. Умница Люда, увела ревизора…
МАРК. Да… (Загадочно.) А у меня как раз есть припрятанная…
АНДРЕЙ. А доставай. Съёмочный день окончен – имеем право.
МАРК. А закон?
АНДРЕЙ. А кто узнает?

МАРК, смеясь, открывает огромный чемодан и начинает вытаскивать оттуда
всякий хлам и складывать в угол.

АНДРЕЙ (привстав с места). Что это?
МАРК. Что?
АНДРЕЙ. То, что ты сейчас прислонил в угол…
МАРК. А-а-а… Макет…
АНДРЕЙ. Какой?
МАРК. Всадника.
АНДРЕЙ. Зачем?
МАРК. Для театра теней…
АНДРЕЙ. А нам это для чего?
МАРК. А для чего я нашему мерину бандаж напяливаю? Для иллюзии.
АНДРЕЙ. Для какой иллюзии?
МАРК. Для великой… Синематограф, видите ли…
АНДРЕЙ. Но именно этот макет зачем?!
МАРК. Для театра теней – я же сказал… Слышал о таком?

АНДРЕЙ берёт в руки макет, поднимает его, смотрит на тень.

АНДРЕЙ. Нам он зачем?
МАРК. Да откуда я знаю?! Моё дело маленькое – мне приказали, я сделал.
АНДРЕЙ. А кто тебе приказал?
МАРК. Людмила.
АНДРЕЙ. Когда?!
МАРК. Да давно уже… Герман ещё в клинике лежал…


Сцена седьмая.

ЛЮДМИЛА готовится к сьёмкам,  осматривает камеру, листает сценарий.
Входит АНДРЕЙ

АНДРЕЙ. Ты хотела его убить?!
ЛЮДМИЛА. Кого?
АНДРЕЙ. Германа, кого же ещё…
ЛЮДМИЛА. Когда?
АНДРЕЙ. Когда он умирал.
ЛЮДМИЛА. Не понимаю тебя…
АНДРЕЙ. А ты постарайся.
ЛЮДМИЛА. Стараюсь… Но не понимаю.
АНДРЕЙ. Хорошо. Помогу… Ты приказала Марку сделать макет всадника…
ЛЮДМИЛА. И что?
АНДРЕЙ. И потом показывала его Герману через стеклянные двери реанимации.
ЛЮДМИЛА. И что?!
АНДРЕЙ. Зачем? Хотела перепугать его насмерть?!
ЛЮДМИЛА. Зачем пугать его насмерть?! Он и так  умирал…
АНДРЕЙ. А для чего же тогда?
ЛЮДМИЛА. Чтобы вернуть…
АНДРЕЙ. То есть, как?
ЛЮДМИЛА. То есть, так: напомнив ему о мечте всей его жизни… И тем самым пробудить к жизни… И, как видишь, получилось.
АНДРЕЙ. А, может, хотела, чтобы он перед смертью кое-что вспомнил? И чтобы стало ему совсем невыносимо?
ЛЮДМИЛА. Да, и напомнить тоже хотела! И чтобы стало невыносимо! Чего тебе надо, Андрей?! Мне сейчас не до тебя: через час съёмки - надо подготовиться…
АНДРЕЙ. Ну, хорошо, с макетом всё понятно – театр теней… Здорово получилось. Достоверно. Даже я попался на это, а вот как ты подсунула ему Исидору?! Куклу, что ли подложила?.. А он ведь и впрямь подумал, что это она пришла…
ЛЮДМИЛА (напряглась). Какую Исидору?
АНДРЕЙ. Коварубио.
ЛЮДМИЛА. Какую Коварубио?
АНДРЕЙ. Ту. Настоящую. Из молодости. Дору. Что умерла.
ЛЮДМИЛА (испуганно). Куда подсунула?! Когда?!
АНДРЕЙ. Вот только не надо разыгрывать спектакль…
ЛЮДМИЛА. Где и когда?!
АНДРЕЙ. В клинике…
ЛЮДМИЛА. Она вернулась?
АНДРЕЙ. Кто?
ЛЮДМИЛА. Исидора.
АНДРЕЙ. С того света?
ЛЮДМИЛА. С другого конца земли… Постой, постой – ах, какое забавное совпадение… Другой конец земли! Странно… А, может, не совпадение? Кажется, я что-то начинаю понимать… Но почему в реанимации?! 
АНДРЕЙ. А я, наоборот, уже ничего не понимаю… Что, в реанимации?!
ЛЮДМИЛА. Ты сам сказал, что она была в реанимации…
АНДРЕЙ. Кто?
ЛЮДМИЛА. Так, всё – иди домой.
АНДРЕЙ. А что ты начала понимать?
ЛЮДМИЛА. Ничего. Иди…
АНДРЕЙ. Так что случилось?
ЛЮДМИЛА. Андрей, иди уже. Мне  надо побыть одной…
АНДРЕЙ. Но что случилось?!
ЛЮДМИЛА. Да уйдёшь ты, наконец, или нет?!

АНДРЕЙ уходит.
ЛЮДМИЛА берёт расчёску, поворачивается к залу, словно к зеркалу.

ЛЮДМИЛА (расчёсывая волосы). Тише, девочка моя, тише… Успокойся… Всё хорошо, всё хорошо… Ты устала, но не сдалась же... Надо уточнить детали и… А никто ведь и не догадывается, что Дора вернулась… Сойти с ума! Вот это подарок! Спасибо, Исидора… За сына спасибо … Вот уж сюрприз – так сюрприз!


Сцена восьмая.

ГЕРМАН делает пометки в режиссёрском сценарии.
Входит ЛЮДМИЛА. 

ГЕРМАН. Людмила! Ну, что решила? Будешь играть?  Такие страсти… Я всё не могу успокоиться. Откуда только такие страсти?! Просто настоящая брюнетка…
ЛЮДМИЛА. Считаешь, что брюнетка, это уже характер?
ГЕРМАН. Ну, да…  А чёрный цвет тебе очень к лицу… Очень… Даже жаль, что ты такой не была раньше...
ЛЮДМИЛА. Была.
ГЕРМАН. Разве?
ЛЮДМИЛА. Забыл? А четверть века назад? Когда ты решил на свой дипломный проект снимать всадника…
ГЕРМАН. И что?!
ЛЮДМИЛА.  Тогда ты предложил мне роль Исидоры. Но с условием, что я перекрашусь в чёрный цвет…
ГЕРМАН. Не выдумывай. Как я мог её тебе предложить, если Исидора уже была.  И вся затея с этим фильмом возникла именно из-за неё…
ЛЮДМИЛА. Но ты мне предложил…
ГЕРМАН. Брось.
ЛЮДМИЛА.  Я была студенткой второго курса актёрского факультета…
ГЕРМАН (перебивает). Чепуха! Фильм этот я решил снимать тогда, когда увидел Дору! Увидел и сразу понял: вот она – Исидора! Даже  имя её – часть имени моей любимой героини.
ЛЮДМИЛА. Героини-предательницы… Возможно, ты и не хотел меня снимать, но попробоваться предложил. И я с радостью согласилась, потому что влюблена была в тебя по уши… И ты тут же, в павильонном уголке, меня и попробовал. Пока никого не было… Неужели не помнишь? 
ГЕРМАН. Что?!
ЛЮДМИЛА. Забыл о таком пикантном случае из своей жизни?
ГЕРМАН. Слушай, мне сейчас не до твоих подколов...
ЛЮДМИЛА. А я тогда была блондинкой. И это был мой натуральный цвет…
ГЕРМАН (перебивает).  Послушай, я никогда не любил блондинок.
ЛЮДМИЛА. Любил. Правда, не всегда. Чаще, всё же, шатенок и рыжих.
ГЕРМАН. И что?
ЛЮДМИЛА.  Что? А то, что я – это все те твои шатенки, рыжие, серо-буро-малиновые… Все те, кем ты увлекался. Я перекрашивалась в их цвет и заменяла их всех разом… Ты ведь всегда был со мной - даже когда умирал от любви к какой-нибудь очередной… Ты потом всё равно её бросал… Ту очередную. И следующую… И всех. А меня нет. Никогда. Только одну меня никогда.
ГЕРМАН (обескуражено). Так, а зачем тебя бросать - ты же друг…
ЛЮДМИЛА. Друг. Ха-ха-ха.
ГЕРМАН. Но… ты сама так решила… Ещё тогда, когда пришла ко мне… Сама сказала, что просто друг… И осталась у меня, как друг.
ЛЮДМИЛА. Да, да... А друзей не бросают… Да? Но её-то ты всё равно бросишь…
ГЕРМАН. Кого?
ЛЮДМИЛА. Эту свою новую брюнетку.
ГЕРМАН. Какую новую брю… А-а-а…
ЛЮДМИЛА. Точно, точно: брю!
ГЕРМАН. Так это ты так о Лизе? Какой же ты стала злой, Люда… Не понимаю, с чего бы…
ЛЮДМИЛА (с горькой усмешкой). И, правда, с чего бы это я? Ты всего лишь завёл себе очередную любовницу.
ГЕРМАН. На этот раз не любовницу… На этот раз всё очень серьёзно: я хочу жениться на ней.
ЛЮДМИЛА (громко смеётся). Да что ты говоришь?! «Хочу»? Ну, «хочу» -  это как и «обещаю»… Обещать же – не жениться?  Тем более, что этого никогда не будет… (Поворачивается, чтобы уйти.)
ГЕРМАН (останавливая ЛЮДМИЛУ). Подожди…
ЛЮДМИЛА. Жду. Я уже четверть века жду.
ГЕРМАН. Не понял…
ЛЮДМИЛА. Опять не понял? Да что ж ты такой непонятливый-то, а? Четверть века живёшь со мной, ешь со мной, спишь со мной, а до сих пор так ничего и не понял?
ГЕРМАН. Но… мы же друзья…
ЛЮДМИЛА. Конечно, друзья… Конечно… И как друг я ради тебя оставила успешно начавшуюся артистическую карьеру, переучилась на оператора… Со всеми рассорилась, всех бросила… Избавилась от ребёнка…
ГЕРМАН. Ребёнка?! Какого ребёнка?!
ЛЮДМИЛА. Твоего… Какого же ещё…
ГЕРМАН. Как? Почему?!
ЛЮДМИЛА. Потому что, я друг…
ГЕРМАН. Что ты говоришь? Ты была… От меня? Не может быть… Когда?!
ЛЮДМИЛА. Когда ты страдал по своей Доре - Исидоре.
ГЕРМАН. Неправда… (Всматривается в её глаза.)  Неужели правда? А почему тогда не сказала? Почему избавилась?
ЛЮДМИЛА. Разве у меня был выбор?
ГЕРМАН. Не верю: если  бы так было, ты бы сказала… Конечно, сказала бы… Хотя…ты всегда была мягкотелой и слабовольной. Не то, что Дора… Вот Дора могла бы мне родить сына… Она бы не побоялась! И родила бы, если бы не…
ЛЮДМИЛА. Если бы не бросила тебя. Да?.. А я вот не знала, что она тоже была беременна…
ГЕРМАН. Была. И я очень хотел этого ребёнка. Очень.
ЛЮДМИЛА (задумчиво).  Ребёнка… Сына.
ГЕРМАН. Хоть сына, хоть дочь…
ЛЮДМИЛА. Сына. А почему же ты тогда не рванул за ней? Почему не вернул?
ГЕРМАН (с горечью). Не успел. Ты забыла? Она же разбилась…
ЛЮДМИЛА. Помню. Знаю. Да она разбилась – во всех газетах об этом писали… Но не насмерть же… Или… насмерть?!
ГЕРМАН (замер). Что? Что?! Что ты сейчас сказала?!!!
ЛЮДМИЛА. Я спросила: она, что, насмерть тогда разбилась?
ГЕРМАН (грозит пальцем). Ты… Ты, знаешь, прекрати… Ты сама… Ты же сама мне тогда… Ты же всё сама рассказывала… Фото показывала! Ты же сама мне всё... И рыдала…
ЛЮДМИЛА. Рыдала. Потому что жалко её было – вся переломанная, в крови.... Но разве я говорила, что она… насмерть?!
ГЕРМАН. Ты что это сейчас… Ты что это… Ты что…
ЛЮДМИЛА. Что, ты что? Разве я говорила, что она разбилась насмерть?!
ГЕРМАН. Ты… знаешь, ты сейчас тут мне не накручивай! И не ври… Ты… правду давай!
ЛЮДМИЛА. А разве я когда-то говорила тебе неправду?  Я всегда и всем говорю только правду… (Холодно улыбается, подходит.) Даже в эти недавние страшные полгода, когда ты болел,  я тоже всем говорила правду и только правду – о тебе, о твоей смертельной болезни… Разве я хоть кому-то сказала, что ты умираешь? Или, тем более, умрёшь? Я только говорила, что у тебя смертельная болезнь… Так же и про твою Дору… Разве я говорила, что она насмерть?!

Входит ЛИЗА в костюме ЛУИЗЫ.

ЛИЗА. Герман, посмотри, у меня всё в порядке? (Кружится.)
ЛЮДМИЛА (смеясь). О, вы уже на «ты»… Да, дорогая, у вас всё в порядке. И костюм так славно обмят… Это кто же вам так помог? (Смотрит на ГЕРМАНА.) Качественная работа.
ЛИЗА. Вы на что намекаете? На Германа? Он лишь мой наставник – и всё.
ЛЮДМИЛА. Знаю, знаю… Уже вся съёмочная группа знает, что не с Германом вы в кустах утоляли свою страсть... А с нашим новым другом Валерио.

ГЕРМАН замирает. ЛИЗА растерянно прижимает руки к сердцу.

ЛИЗА (ГЕРМАНУ). Но… Это не то, что ты можешь подумать, Герман… Это… случайно…
ЛЮДМИЛА. Да, Герман, не волнуйся – это и на самом деле не то… И на самом деле случайно… Валерио Лизу не любит…
ЛИЗА. Неправда! Он меня любит.
ЛЮДМИЛА. Но по кустам-то он уже с другой…
ЛИЗА. А с кем?
ЛЮДМИЛА. А со мной…
ЛИЗА. Вы так смело об этом говорите…
ЛЮДМИЛА. А чего мне скрывать? Я женщина свободная.
ЛИЗА. Я тоже свободная женщина! И мне тоже нечего… (Смотрит на ГЕРМАНА.)
ГЕРМАН. Так вот где ты была… В кустах… А я ведь ждал тебя…
ЛИЗА. Сегодня я ни в каких кустах не была!
ГЕРМАН. Сегодня не была… (Смеётся.)
ЛИЗА. Не цепляйся к словам! Я приходила к тебе! Ты же сам не открыл!
ГЕРМАН (ЛЮДМИЛЕ).  Я просидел у тебя всю ночь… А ты, значит, по кустам, мой друг?.. Предательница… Дрянь!

ЛЮДМИЛА удивлённо смотрит на ГЕРМАНА.

ЛЮДМИЛА. О, как… Даже вспомнился Лопе де ВЕГА. «Собака на сене»... Ни себе ни людям…

Входит ВАЛЕРИО. Он с восхищением и восторгом смотрит на ЛЮДМИЛУ.

ВАЛЕРИО. Здравствуйте!.. Вот… я пришёл. И готов… И смогу.
ЛЮДМИЛА (любуясь им). Вижу. И нисколько не сомневаюсь. И костюм примят, как надо… (ГЕРМАНУ.)  Посмотри на него, Герман: чем не Морис? Строен. Красив. Силён. Горяч. Влюблён… А как талантлив!.. К тому же, владеет приёмами рукопашного боя. Как и ты… в своё время… Это будет настоящий поединок. И все уже давно готовы к съёмкам.

Заходят АЛЕКСАНДР и АНДРЕЙ.

АЛЕКСАНДР. Начальники, так какую сцену снимаем? Дуэль Колхауна с Морисом? Так? Тут петь никто не будет – значит, я не нужен? И Лиза не нужна. Тогда, может, мы пойдём с ней?.. Репетировать…
ЛИЗА. Как, дуэль?! Мы же должны снимать разговор Луизы с братом Генри после тайного свидания! Когда она признаётся брату в своей любви к Морису…
ЛЮДМИЛА. Да, хотели снимать… Потому что Мориса не было… А теперь есть.
ГЕРМАН. Кто есть?! Морис? 
ЛЮДМИЛА. Да, Валерио. Он будет играть.
ГЕРМАН. Каскадёр будет играть Мориса?! Да-а-а,  вот уж воистину «Дай ему палец, он и руку откусит»… Это продюсер так решил?
ЛЮДМИЛА. Это я так решила. А продюсер согласился – сроки, понимаешь ли, поджимают…
ЛИЗА. И вы хотите снимать дуэль без репетиции?
ЛЮДМИЛА. Репетиция дуэли…  Смешно звучит, правда?  Хотя, конечно, репетиция нужна… Вот сейчас они и порепетируют…  (Взглянув на пышущего гневом ГЕРМАНА.) А, в общем-то, думаю, они уже готовы для съёмок. (ГЕРМАНУ.) Правда, друг мой? Ну, а если что не получится… Переснимем.
ГЕРМАН. Ты… Ты… Ты предала меня!
ЛЮДМИЛА. Да. Предала. Потому что поняла, наконец, что ты всегда любил предательниц! И, оказывается, это очень приятно - предавать! (Ровно, без эмоций.) А какое наслаждение, когда твой любовник сходит с ума от страсти… Какое наслаждение, когда он превращается в рычащего льва, нежно и трепетно прижимающего тебя к себе… Это так сладко, оказывается… А я ведь и не знала, не подозревала даже, что такое может быть…
АНДРЕЙ (прерывает всех громким ровным чтением). Итак, после того, как Морис дарит Луизе крапчатую, Колхаун впадает в неистовство. Он готов уже убить мустангера, но просто убить – жажду мести не утолить. Ему хочется оскорбить Мориса, унизить, растоптать… И вечером того же дня в баре гостиницы, которую держит немец Франц Обердофер, Колхаун предлагает тост, оскорбительный для ирландца Мориса Джеральда, и при этом толкает его. В ответ тот выплёскивает Колхауну в лицо стакан виски… (Переводит дыхание.) В книге они стреляются, но нам с Людмилой и автором это показалось примитивно и неинтересно… А на ножах – кровожадно. Решили, что лучше врукопашную…
 
ВАЛЕРИО не сводит с ЛЮДМИЛЫ восторженно-смущённого взгляда.
        ГЕРМАН негодует.
        ЛИЗА растеряна, она на грани истерики.
        АЛЕКСАНДР поглядывает на ЛИЗУ, подмигивает ей, пытается увести.
        АНДРЕЙ стоит за камерой. Он с грустью наблюдает за происходящим.
Вбегает ЮРИЙ, в его руке листы бумаги.

ЮРИЙ (радостно). Успел! Написал! Всё написал! Такая будет сейчас дуэль! Такая дуэль!.. (Смотрит в текст.) Так… Сейчас проинструктирую Мориса – он же впервые на площадке, а Колхаун сам справится…

Звучит латино-американская музыка.
ЮРИЙ, размахивая руками, начинает объяснять ВАЛЕРИО сцену.
ЛЮДМИЛА спускается к АНДРЕЕЮ.
ЛИЗА подходит к ГЕРМАНУ, берёт его за руку, но ГЕРМАН отталкивает её.
АЛЕКСАНДР подбегает к ЛИЗЕ, подхватывает её.
Музыка смолкает. 
Луч света освещает ЮРИЯ и ВАЛЕРИО.

ЮРИЙ (азартно).  И ты его… этого… врага… безжалостно…
ВАЛЕРИО. Германа?
ЮРИЙ. Ну, да. Колхауна.
ВАЛЕРИО. А разве они женаты?
ЮРИЙ. Кто?
ВАЛЕРИО. Людмила и Герман.
ЮРИЙ. Почему?
ВАЛЕРИО. Вы сами сказали, чтобы я бил его по голове, где рога… А так русские говорят, когда кто-то один из женатых ходит любить, а другой остаётся…
ЮРИЙ (взрывается от смеха). Да не «в рога», а «врага»! Недруга, то есть. (Взглянув на ГЕРМАНА.) А как ведь точно подметил…

ГЕРМАН взрывается и набрасывается на ВАЛЕРИО.
ЛЮДМИЛА с АНДРЕЕМ включают камеру.
Тихо входит НИКОЛАЙ, наблюдает сцену дуэли – он доволен.
На сцене и на экране дуэль КОЛХАУНА и МОРИСА.


Сцена девятая.

У камеры ЛЮДМИЛА и АНДРЕЙ.

ЛЮДМИЛА. Ну, что ты скажешь? Славная получилась дуэль, да? А ты возражал…
АНДРЕЙ. Возражал. Ещё бы! Мало того, что он вообще не актёр, так ещё без всяких репетиций.
ЛЮДМИЛА. В том-то всё и дело, что никаких репетиций не нужно было! Какие репетиции? У них же всё по-настоящему.
АНДРЕЙ. Так ты специально это устроила?
ЛЮДМИЛА. Ну, почему? Нет.
АНДРЕЙ. А по кустам… Придумала?
ЛЮДМИЛА. Нет.
АНДРЕЙ. Понятно… Так ты на самом деле влюбилась в него?
ЛЮДМИЛА. Я разлюбила Германа.
АНДРЕЙ. Я и говорю…
ЛЮДМИЛА. Нет, ты говоришь о другом.
АНДРЕЙ. Так не влюбилась?
ЛЮДМИЛА. Зачем тебе?
АНДРЕЙ. Да, конечно, кто я такой… Даже не режиссёр. Помощник…
ЛЮДМИЛА. Причём тут это?.. Понимаешь, Валерио – чудный мальчик. Но чтобы стать чудным мужчиной, ему надо ещё жить и жить… Вот почему он не встретился мне в молодости?
АНДРЕЙ. Наверное, потому что ещё не родился.
ЛЮДМИЛА (усмехнулась). Знаешь, я люблю твои шутки. Шуточки. Подколки.
АНДРЕЙ. Да я не шучу… Уже не шучу. Иссяк…
ЛЮДМИЛА (помолчав). Завтра будем снимать сцену, в которой Стумп отыскивает покусанного гиенами Мориса и спасает его от леопарда…  Герман с Валерио так отдубасили друг друга, что никакого грима не понадобится… Кстати, ты уже продумал, как мы это сделаем? Леопарда же надо как-то зрителю предъявить.
АНДРЕЙ. Ну, это уже вы будете решать сами, а я ухожу. Герман в курсе.
ЛЮДМИЛА (удивлённо уставившись на АНДРЕЯ). Куда это ты уходишь?
АНДРЕЙ. Из проекта.
ЛЮДМИЛА.  Что?! Ты с ума сошёл!
АНДРЕЙ. Может, и сошёл… Только ещё в институте. Когда впервые увидел тебя в аудитории. А потом - когда всё бросил и пошёл за тобой к Герману в подмастерья… Чтобы только с тобою... Чтобы просто видеть тебя.  Просто слышать… Дышать с тобой одним воздухом… И ждать, когда ты уже разлюбишь его.  Знал, что разлюбишь. Уверен был. И вот это случилось…
ЛЮДМИЛА (потрясённо).  Андрей…
АНДРЕЙ. И вот это случилось… Только я не учёл, что всё  может сложиться не так, как виделось: разлюбить-то ты его разлюбила, а полюбила-то не меня, а какого-то мальчишку…
ЛЮДМИЛА. Андрей…
АНДРЕЙ. Да Андрей я, Андрей… И остаётся мне, Андрею, только пожелать тебе счастья. Вам. С колумбийцем.  (Уходит.)

Входит АЛЕКСАНДР.

АЛЕКСАНДР. Люда, слушай, завтра снимаем покусанного Мориса… Может, ему спеть там что-нибудь? У Валерия-то оказывается чудный баритон.
ЛЮДМИЛА. У Валерио. Послушай, ну, что ты выдумываешь?! Что может петь в бессознательном состоянии покусанный Морис? Потом, когда будем снимать его победу над  Колхауном и суд, он и покажет свой баритон, а сейчас… Стумп пусть поёт…
АЛЕКСАНДР. А этому-то что петь? «Йо-хо-хо и бутылка рома?» Одна на двоих со слугой Фелимом? Романс двух пьяниц, друзей мустангера?
ЛЮДМИЛА (резко). Слушай, думай сам.
АЛЕКСАНДР. О, а чего это ты? Случилось что? Из-за Валерки своего расстроилась? Ой, прости, Валерио… Так заживёт как на собаке – молодой же!
ЛЮДМИЛА. Иди отсюда…
АЛЕКСАНДР. А я тут при чём?.. Все прямо-таки с ума посходили! Лизка орёт на всех, швыряет, чем попало…  Герман молчит, как рыба… А Андрей…
ЛЮДМИЛА (перебивает). Что, Андрей?
АЛЕКСАНДР. Так… такси приехало… Уезжает.

ЛЮДМИЛА вскакивает, убегает.
Слышится крик.

ЛЮДМИЛА (голос). Андрей! Вернись!


Сцена десятая.

Снимается сцена суда.
За камерой стоит ЛЮДМИЛА. Она задумчива и грустна.
На сцене – судебное заседание.
В центре с сигарой во рту сидит СУДЬЯ. По бокам – обвиняемый МОРИС и ПРОКУРОР. В глубине сцены стоят КАССИЙ КОЛХАУН, ВУДЛИ ПОЙНДЕКСТЕР, чуть в стороне от них – ЛУИЗА ПОЙНДЕКСТЕР.
На экране действие дублируется.

СУДЬЯ. Господа, мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело, подробности, которого, уже давно всем известны. Убит человек –  Генри Пойндекстер,  сын одного из уважаемых граждан Вудли Пойндекстера. Арестованный – мустангер Морис Джеральд, обвиняется в этом преступлении. Моя обязанность судьи – наблюдать за правильным ходом судебной процедуры и решить, справедливо ли обвинение. Итак, Морис Джеральд, признаёте ли вы себя виновным?
МОРИС (твёрдо и с достоинством). Нет!
ПРОКУРОР (СУДЬЕ). Позвольте слово…
СУДЬЯ. Прошу.
ПРОКУРОР. После опроса многочисленных свидетелей картина происшедшего сложилась следующая: Морис Джеральд, проживавший на тот момент в гостинице, в ночь убийства, щедро расплатившись с хозяином, неожиданно спешно покинул гостиницу. Свидетели утверждают, что он был вооружён: у него всегда с собой револьвер и охотничий нож за поясом. Одет в ту ночь он был в мексиканский костюм и, накинутое на плечи, полосатое серапе. Вскоре после его отъезда в гостинице появился молодой Пойндекстер, который разыскивал мустангера. После этого никто больше не видел его живым. Что произошло после, встретился ли Генри Пойндекстер с мустангером – неизвестно.
СУДЬЯ. Господин прокурор, сегодня в суде присутствует ещё один свидетель, который, возможно, прольёт свет на события того вечера. Кассий Колхаун, прошу.
КОЛХАУН (поцеловав Библию, приложив руку к сердцу). Господа, возможно, мой рассказ будет сбивчивым, но вы должны понять меня: убит мой двоюродный брат… (Переводит дыхание.) Я не знаю, что было после того, как Генри уехал из гостиницы, но я знаю, что было до того, знаю, почему мой брат искал мустангера. Всё дело в том, что мустангер, забыв, кто он есть, пытался вызвать на свидание мою кузину Луизу, девушку высокого происхождения, чем, несомненно, унизил её достоинство. Генри пресёк поползновения мустангера, между ними произошла ссора. Мустангер, испугавшись, поспешил убраться по добру-по здорову, но Генри Пойндекстер не мог оставить его поступок безнаказанным и, успокоив сестру, отправился по следам этого низкого человека.

На сцене слышится гул и ропот.

СУДЬЯ. Ваши показания, мистер Колхаун, на самом деле проливают свет на события.
ПРОКУРОР. Есть ли те, у кого ещё остались сомнения в том, что Морис Джеральд виноват?!
ЛУИЗА (выкрикивает). Есть! (Выходит в центр, берёт Библию, целует её, прикладывает руку к сердцу.)  Да, мустангер Морис Джеральд на самом деле приходил ко мне в ту ночь на свидание, где его и застал мой брат. Да, между ними произошла ссора, и Морис уехал…

Гул и ропот усиливаются.

Но я объяснила Генри, почему приезжал ко мне Морис… Потому что я сама позвала его! Сама! Потому что люблю его! Люблю с того самого момента, как увидела его впервые... И Морис так же признался мне в любви… Когда я всё это объяснила Генри, он бросился вслед за Джеральдом, чтобы просить у него прощения… 
КОЛХАУН. Ты забыла, Луиза, кого ты застала в убежище мустангера, когда он без памяти валялся после дуэли? Ты застала там Исидору Коварубио! Её он любит, а не тебя! Её, а не тебя! Её!
ЛУИЗА (гневно). Замолчи, Кассий! Ты не можешь этого знать! Зато точно знаешь, что Исидора предала его! Ведь это она показала жилище мустангера! Она низкая предательница, слышишь, Морис? Ты слышишь меня?!
КОЛХАУН. Вот, оказывается. В чём всё дело! Мустангер запутался в своих любовницах и, чтобы его не изобличили и не призвали к ответу, решил избавиться от свидетеля- Генри…
ЛУИЗА. Неправда! Морис не убивал!
КОЛХАУН. А кто может это подтвердить?! Свидетелей нет.

На сцене появляется Зеб СТУМП.

СТУМП. Есть. Свидетели есть. Разрешите,  господин судья?
СУДЬЯ. Мистер Стумп, вы у нас уважаемый человек, пользующийся доверием всех жителей, поэтому возражений не будет. (Обращается к присутствующим.) Сограждане! Свои показания нам сейчас даст Зебулон Стумп. Может, они прольют свет на страшные и запутанные события той ночи. Прошу вас, мистер Стумп.
СТУМП (поцеловав Библию, приложив руку к сердцу). Я расскажу вам всю правду, господа, но попрошу, чтобы сначала свои объяснения дал Морис-мустангер. Только после этого всем всё станет понятно.
СУДЬЯ. Это, конечно, нарушит установленный порядок, но кто будет возражать, если показания подозреваемого помогут установить правду? Сограждане, слушаем показания мустангера Мориса Джеральда.
МОРИС (поцеловав Библию, приложив руку к сердцу). Я чрезвычайно признателен, господин судья, что вы дали мне слово. Уж, поверьте, я буду говорить только правду. Я действительно встречался той ночью с мисс Пойндекстер. Никогда бы вы не услышали от меня данного признания, если бы эта чудная великодушная девушка сейчас сама не рассказала об этом… И мы на самом деле поссорились с её братом Генри… А вернее, это он рассердился на меня… Конечно, я расстроился и решил тут же уехать в свою лачугу… Но Генри догнал меня в лесу, мы помирились и по старому обычаю команчей обменялись шляпами и плащами и, выкурив по сигаре, отправились по домам. Счастливее меня не было на свете… Но тут вдруг раздался выстрел… Я прислушался, но ничего больше не услышав, решил, что это мне показалось, и  спокойно улёгся спать. Убаюканный любовью, я проспал до утра, но утром про выстрел вспомнил и решил всё же осмотреть округу… И вот тут я и нашёл Генри.
СУДЬЯ. Он был уже мёртв?
МОРИС (вздыхая). Он уже окоченел… Зная, что гиены скоро почувствуют запах крови и сбегутся со всей округи, я решил привязать тело к седлу своей спокойной лошади, и тут обнаружил страшное…
СТУМП (подсказывает). У тела была отрублена голова.
КОЛХАУН (выкрикивает). И на теле было написано, кто убил Генри!
СТУМП. Можно сказать и так… Только не на теле, а на пуле… Иосафат!.. Среди нас есть один человек, который метит свои пули буквами «К.К.»
 
Слышатся ропот, выкрики.
КОЛХАУН выхватывает револьвер и стреляет сначала в МОРИСА, потом в себя. Оба падают.
ЛЮДМИЛА останавливает съёмки.

ЛЮДМИЛА. Стоп! Снято… Всем спасибо. Все свободны до завтра. В десять будем снимать заключительную и самую счастливую часть фильма  – сцену обретённой любви Мориса и Луизы.

Все расходятся.
ГЕРМАН и ВАЛЕРИО направляются в разные стороны.
ЛИЗА стоит в растерянности, не зная, за кем ей идти. Подумав, идёт за ГЕРМАНОМ.
Оставшись одна, ЛЮДМИЛА достаёт телефон, звонит и вдруг слышит мелодию звонка. Она оглядывается.
    Входит АНДРЕЙ, в руках его звонящий телефон.
ЛЮДМИЛА, улыбнувшись, опускает руки.

ЛЮДМИЛА. Вернулся…
АНДРЕЙ (подходит к ЛЮДМИЛЕ). Вернулся.
ЛЮДМИЛА. Зачем?
АНДРЕЙ. Вдруг любопытство разобрало: а откуда этот Валерио взялся?
ЛЮДМИЛА (смеётся). Из Колумбии.
АНДРЕЙ. Ну, да… Раз колумбиец.
ЛЮДМИЛА. Нет, не колумбиец… Он русский.
АНДРЕЙ. Да?
ЛЮДМИЛА. Да. А отчество у него – Германович.
АНДРЕЙ. Надо же… А что ж он тогда из Колумбии, а не из Петропавловска-Камчатского, например?
ЛЮДМИЛА. Мама вернулась на родину… Мама Дора.

АНДРЕЙ замер.

АНДРЕЙ. Что?!
ЛЮДМИЛА. Да. Валерий - сын Доры. И…
АНДРЕЙ. И?
ЛЮДМИЛА. И Германа.
АНДРЕЙ. Не-е-ет... Она разбилась.
ЛЮДМИЛА. Разбилась. Но не насмерть…
АНДРЕЙ. А почему Колумбия?..
ЛЮДМИЛА. Помнишь, у нас на параллельном учился колумбиец Марио?
АНДРЕЙ. И как это ты об этом узнала? Валерио рассказал?
ЛЮДМИЛА. Нет, мальчик ничего не знает. Не подозревает даже…
АНДРЕЙ. А про Германа?
ЛЮДМИЛА. Тем более… Ирония Судьбы…
АНДРЕЙ. Но откуда же ты тогда обо всём этом узнала?
ЛЮДМИЛА.  А так… сложила пазлы - получилась история… Ты сказал, что Герман в реанимации видел Дору-Исидору… А Валерио часто произносит имя «Иосафат» - любимый возглас Зеба Стумпа и… Доры Матюшовой. Я позвонила в клинику – всё так и есть: Дора находилась там на лечении…
АНДРЕЙ. Так она вернулась…
ЛЮДМИЛА. Да. Обычное дело: родина и воспоминания позвали… Но воспоминаний оказалось столько, что случился сердечный приступ… Вот так Судьба и свела их в реанимации.
АНДРЕЙ. А теперь свела отца и сына на съёмочной площадке… Да… Во истину – пути Господни… (Вспоминает.)  Но Герман говорил, что тогда в реанимации она была в крови.
ЛЮДМИЛА. Герман был в таком состоянии… Хотя кровь была… На руке… Не совсем удачно прокололи вену… А потом к ней прилетел сын… И остался.
АНДРЕЙ. Из-за Лизы?
ЛЮДМИЛА (пожимает плечами). Сомневаюсь…
АНДРЕЙ. Ревнуешь.
ЛЮДМИЛА (усмехается). Он мальчик совсем…
АНДРЕЙ. А в тебя влюбился по-взрослому.
ЛЮДМИЛА. Скоро опомнится…
АНДРЕЙ. А, вот как: надо было успеть отомстить, пока не опомнился…
ЛЮДМИЛА (с горечью). Кому?
АНДРЕЙ. Всем. А Герману особенно… У меня тут тоже пазлы сложились… Перед отъездом я очень внимательно просмотрел отснятый материал – ты, конечно, постаралась всё аккуратненько обрезать, но в одном кусочке всё же вполне отчётливо виден всадник. А если ещё внимательней присмотреться, то видно, что это макет. А если ещё знать, что это за макет и откуда, то тогда вообще становится понятно, кто это всё подстроил… А вот если знать, кто это подстроил, то и ясно становится, почему…
ЛЮДМИЛА (обессиленно). Ну и почему?
АНДРЕЙ. Потому что тому, кто это подстроил, видимо, уже всё равно, что в петлю, что в тюрьму, что к молодому любовнику в постель… Жизнь – под откос… Так?
ЛЮДМИЛА (устало). Да, я хотела ему отомстить… Хотела. Хотела, чтобы он испугался, чтобы заболел…
АНДРЕЙ. И тогда бы ты снова кинулась его спасать… И он бы снова стал твоим – потому что кому же он больной нужен, кроме тебя, да?
ЛЮДМИЛА. Да. За всё время, что мы были рядом, только эти полгода в клинике он и был моим… Только эти полгода… Когда он думал, что умирает…
АНДРЕЙ. А на Валерио ты затянула петлю… потому что он – сын Германа? Продолжала мстить?
ЛЮДМИЛА. Нет, тогда я не знала, кто он… Просто продолжала мстить… А  Валерио оказался славным!
АНДРЕЙ (с горечью). Молокосос!
ЛЮДМИЛА. А это не важно… Если он мужчина, то и в десять лет уже видно, что он мужчина…
АНДРЕЙ. Расскажешь Герману?
ЛЮДМИЛА. Зачем? Это не моя тайна… А Валерик на самом деле получился у них славный…
АНДРЕЙ. Он нужен тебе…
ЛЮДМИЛА.  Он? Начинай смеяться, потому что благодаря ему, этому чудному, трепетному, горячему…
АНДРЕЙ (перебивает). Может, хватит?!
ЛЮДМИЛА (не обращая внимания на его реплику).  …нежному мальчику, я, наконец, поняла, что мне нужен совсем другой… тот, кто всегда был рядом… тенью моей, воздухом, мыслями – жизнью…  Этот старый вредный пьяница… Нищий бродяга… Тупица и балда… Как же он, оказывается, нужен мне! (Подходит к АНДРЕЮ, прижимается к нему.)
АНДРЕЙ  (обнимая ЛЮДМИЛУ). Ну, не такой уж и нищий… (Смеётся.)


Входит ГЕРМАН, за ним бежит ЛИЗА.
С другой стороны входит ВАЛЕРИО.

ЛИЗА. Герман, это не то, что ты подумал! Я просто помогала ему – его мама лежала у нас в клинике с инфарктом… Тогда же, когда и ты… И ни в какую заграницу я не собираюсь! К тому же,  какая заграница - он русский… Они с мамой вернулись на родину… И он мне совсем не нужен, Гера! Я тебя люблю…
ГЕРМАН. А я тебя не люблю. (Вдруг видит обнимающихся ЛЮДМИЛУ и АНДРЕЯ.) О, а это ещё что такое? (Подходит к ним.) А это что такое?! Людмила!
ЛЮДМИЛА (не отрываясь от АНДРЕЯ). Да, я слушаю тебя…
ГЕРМАН. Вы… это что? Вы что это?! (С надеждой.) Или… вы… Репетируете, что ли?
ЛЮДМИЛА. Репетируем…
АНДРЕЙ. Сегодня в первый и в последний раз.
ГЕРМАН. Не понял…
ЛЮДМИЛА. Да понял ты, понял! Это как раз то, что ты подумал: я обнимаю Андрея.  Андрей обнимает меня.  Потому что мы больше не можем друг без друга жить.
АНДРЕЙ. Да. И отрепетировали это уже давным-давно. (Они целуются.)

ВАЛЕРИО подбегает к ним.

ВАЛЕРИО. Иосафат! Нет, вы только посмотрите! Какое коварство!
ЛИЗА. Кто бы говорил – на себя посмотри: месяц в любви мне клялся, а теперь - коварство?!
ГЕРМАН (хватается за голову). И всё это называется Цирк… (Уходит.)

ЛЮДМИЛА и АНДРЕЙ, обнявшись, уходят в другую сторону.

ЛИЗА. Цирк? А говорили Ипподром…
ВАЛЕРИО (смотрит вслед ЛЮДМИЛЕ). Ах, как же она всё-таки прекрасна…
ЛИЗА. Ага… Только старая… И любит другого.
ВАЛЕРИО (поворачивается к ЛИЗЕ). Да… Не молода… Но прекрасна. (Обнимает ЛИЗУ за талию.) А твой Герман?
ЛИЗА (перебивает). Валера, это не то, что ты подумал… У нас с Германом никакой любви! Это карьера, понимаешь? (Обнимает его, целует.) Только карьера… И всё.
ВАЛЕРИО. И всё?
ЛИЗА. И всё. (Смеясь, они уходят.)


Сцена одиннадцатая.

У камеры перед сценой стоят АНДРЕЙ и ЛЮДМИЛА.
На экране – счастливое семейство МОРИСА и ЛУИЗЫ.
Они прогуливаются по саду в сопровождении ВУДЛИ ПОЙНДЕКСТЕРА и шести чудных деток.
На сцене – поклоны.