У каждого свой Высоцкий

Владимир Высоцкий. Чем дальше, тем он становится актуальней.
Враг безгластности и идиотизма в ЛЮБЫХ его проявлениях.
Бунтарь, который давал концерты в клубах КГБ и на делянках колымских старателей.
Веселый и трагический. «Днем в газете --- вечером в куплете».

Пел о том, о чем и до сих пор как-то «не поется».

Без рекламы, без пиара, без протекций и вопреки бюрократической всевластной супермашине, на крыльях одной лишь Великой Магнитофонной Революции облетел все безграничное пространство, сделавшись своим и любимым от Берингова пролива до Балтики.

Комментировал шахматный провал Спасского и взлет хклигана Шифера. Описал бесноватую «культурную революцию» в братском Китае и тогдашних майдаунов, носивших «весьма неприличное» название --- хунвейбины. Вместе с гнилой интеллигенцией ездил на картошку, стоял в очередях на выезд в Израиль, ловил шпиона Джона Ланкастера Бека, сидел в психушке и вытрезвителе, крутил баранку, наматывая мили на кардан в качестве дальнобойщика, рубил черное надежное золото в шахтерском забое, дрался с сибиряком на боксерском ринге…

Из персонажей Высоцкого сложилась целая энциклопедия Советской Атлантиды.

Свято чтил подвиг отцов, свернувших шею фашистской гадине. Цикл песен о Великой Отечественной Войне --- патриотический подвиг Высоцкого. Который, как Пушкин, мог позволить себе критиковать застойные ПОРЯДКИ, но не для злорадных иностранцев. И тем более не перед штатными закордонныи пропагандистами.

Фантазировал и в песнях своих то улетал на другой конец Вселенной,  то защищал сказочное лукоморье, то  вел за руку малышку Алису по Стране Чудес.

А потом опять издевался над утренней гимнастикой, парился в золотухинской баньке по-черному, ложился на дно подводной лодкой, мечтал, что все границы откроются, как ворота в Кремле.

Лирика Высоцкого --- это романтически-богемно-ироническо-блатной коктейль самых сложных чувств к женщине. Возвышенный и вульгарный взгляд на вечную тему. Без признаков цинизма. Всегда на высшем градусе накала, но не впадаю в истерику.

Страсть к перевоплощению привела его даже на деревенскую тропку. Талант позволил «певцу городского плебса» сымпровизировать исповедь беловского Африканыча. Со всеми сатирическими блестками, но без грана снобизма, без намеков на высокомерие.

Когда он умер, советские газеты дружно промолчали, кроме ОДНОЙ подмосковной. А через месяц скончался Джо Дассен --- и советские СМИ так же дружно прослезились. Несмотря на информационную блокаду, о смерти Высоцкого узнала вся страна. Которая скорбела, потеряв своего любимца, но при этом и салютовала над его ваганьковской могилой.. анекдотами.

Лондонская газета петитом известила читателей: «В Москве скончался Владимир Высоцкий --- советский Боб Дилан». В отсутствие координат и масштабов для сравнения даже хромое сравнение сойдет за «комплимент». Но все дело в том, что Высоцкий плохо втискивается в клише. Он бард? И да, и нет. Он поющий поэт? Критиканы смеялись --- какой-то  безголосый хрипун, а не певец. Ну да, Марк Бернес тоже не обладал колоратурой , но последнюю в своей жизни песню спел, покинув больничную палату. Спел не голосом, а душой, после чего вернулся в палату неизлечимых и умер, повторяя: «Настанет день и с журавлиной стаей я поднимусь в такой же синей мгле. Из-под по-птичьи окликая всех тех, кого оставил на земле».

У Высоцкого нет такой ОДНОЙ и ГЛАВНОЙ песни. Потому что у всех свой Высоцкий и свои любимые песни и роли этого самого уникального, непохожего ни на кого Маэстро.

Вспыльчивый. Непредсказуемый. Легко обидчивый и отходчивый. Написал, но так и не сыграл великолепную, невероятную историю двух военнопленных, освободившихся из фашистского концлагеря  победной   весной 1945 года.  Русского в этом фильме должен был сыграть Высоцкий, а поляка --- его друг Даниэль Ольбрыхский.

В Кракове на студенческой дискотеке, узнав, что я приехал из Магадана, польский парень захохотал: «А… Магадан… Это где Высоцкий на зоне сидел!». Высоцкого считали ветераном Отечественной войны, бывшим зэком,   летчиком, сибиряком…

А он был Высоцкий… Поэт-патриот. И образец свободного русского человека