Книга первая - часть первая - глава пятая

                Глава пятая

       Возвращаемся к тому, на чём мы остановились немного раньше.
       Хотя Лёля, как уже мы знаем, была больна, – тяжёлая болезнь не приковала её к постели. Бабушка по-прежнему вставала в шесть утра, принимала душ, приводила себя в порядок, затем – направлялась в кухню готовить – с мужем, дядей Яшей (маминым отчимом).
       По-прежнему Лёля пекла пряники, торты; приходила к нам, угощала (Лёля жила от нас за углом, на Утёсова); общалась с соседями, знакомыми, её навещавшими, а однажды посетила Театр оперы и балета. Да что там! – энергии бабушки хватило бы на целую роту. Южный, истинно одесский темперамент, был у Лёли в крови. Всегда всё бурлило в ней! Порой через край. – Даже теперь, когда бабушка то оглушала собеседника своим как колокол звенящим голосом, то с трудом напрягала слух, чтобы что-то расслышать, а телевизор для этого включала громче некуда.
       В молодости Лёля была очень хороша собой: не полная, не худая – сочнотелая; с пышными, волнистыми, чёрными волосами (сейчас уже красилась под шатенку), мягкими очертаниями таких же чёрных густых бровей. Но годы – а с ними и болячки – брали своё. Нервы расстроились. Однако ум её оставался ясен, а память тверда.
       Бабушка, как ни крепилась, не могла медлить с операцией в Израиле: с раком шутки плохи... Но каков он будет, этот слишком вынужденный и безрадостный переезд в другую страну, где ей, возможно, пришлось бы остаться до конца своих дней, – всё это на грустные мысли наводило Лёлю. «Здесь, – думала она, – мои близкие, родные люди; мой муж Яша. Милый, добрый Яша! Во всём преданный мне. Несколько лет назад он лежал в больнице – его собственная жизнь висела на волоске; я за ним ухаживала лучше тамошних медработников (Лёля много лет проработала медсестрой), и этим его спасла... Он, больной, со мной в Израиль не полетит... Там же только мой внук Серёжа. Да и тот, вероятно, скоро покинет Израиль. Я останусь там одна – совсем одна...» 
       Так, в хлопотах, связанных с приготовлениями всего, что необходимо для переезда из одной страны в другую, прошло несколько месяцев: Лёля их героически выдержала. А двадцатишестилетний Серёжа (мой кузен, сын маминой сестры Эллы, Лёлиной старшей дочери) ждал её в Израиле, уже со дня на день готов был там встретить бабушку. 
       Но – когда, казалось, всё было улажено и ничто уже не препятствовало бабушкиному отъезду, – вопреки всем ожиданиям случилось непредвиденное:               
       – Сейчас Израиль не может проводить подобные дорогостоящие операции за счёт государства, как это делал раньше для людей преклонного возраста, – говорила Лёля навестившей её пожилой соседке. – У многих израильтян, – продолжала Лёля, – есть страховка: для кого-то она покрывает немалую часть их расходов по медицине, а кому-то, благодаря страховке, и вовсе не приходится платить за лечение из своего кармана. Но я не жительница Израиля, у меня никакой страховки нет...
       Говорила Лёля это, может, и не без горечи, но внешне совершенно спокойно, словно примирилась с неизбежным. Понимала – ей, пенсионерке, операция не по карману. Сейчас в этом ей никто не мог помочь.
       Бабушка... облегчённо вздохнула: она – остаётся с нами...
       Но именно тогда, когда, казалось бы, больше не было никакой надежды на спасение, – Лёля проявила свойственный ей характер: собралась с силами – последними силами, которые ещё оставались. Листая специальные журналы, газеты и этим продолжая пополнять свои познания в медицине, в том числе народной, – Лёля наконец найдёт средство, продлившее ей жизнь. Ту самую ниточку, за которую, в решающей схватке с коварной болезнью, успеет ухватиться.
       К этому мы ещё вернёмся.

       Вот тогда я «не выдержал»: мне пришло в голову то, о чём я поведал читателю раньше, и чем – тоже мгновенно за это ухватившись – поделился с Лёлей по телефону.