Перехлёст. Глава 9

            Через день, в воскресенье, я еду к родителям. Сейчас лето и сегодня яркие солнечные лучи приятно ласкают кожу. К счастью, на улице не жарко и не душно. Тепло — и меня это радует. Так что я доезжаю в приподнятом настроении. Я застаю маму одну, отец на какой-то встрече со старым знакомым. Впервые за долгое время я сижу на кухне в доме своих родителей и передо мной не тарелка с едой, а чашка чёрного чая.
            Мы сплетничаем с мамой о Марке: он буквально недавно познакомился с девушкой, от встреч с которой он весь сияет. Мы обе надеемся, что это перерастёт во что-то действительно настоящее.
            Тут же тема плавно переходит на меня, мама не удерживается и вновь заговаривает о внуках. Я уже готова вежливо одёрнуть её, но на моё счастье в кухне появляется папа.
            — Привет, дочка, — подмигивает он мне.
            Что отец, что брат — оба одинаковы.
            Я улыбаюсь ему. Мама начинает расспрашивать его о встрече.
            — С кем хоть виделся ты?
            — Андрей Никитин вернулся на днях, встретился с ним.
            И тут меня словно током бьёт. Я начинаю ёрзать на стуле, а потом понимаю, что своей реакцией могу привлечь внимание своей матери. Она такая же наблюдательная, как и я. К счастью, она пока смотрит на отца, так что я наскоро заставляю себя перевести дух и начинаю играть в полное равнодушие, превратившись в свою очередь в одно большое ухо.
            — Давно его не было слышно, — говорит мама. — Как он поживает?
            Отец начинает хмуриться, задумываясь.
            — Отца он похоронил недавно, совсем раскис из-за этого.
            Мама сочувственно охает, а мне нечем дышать.
            Проклятье. Сейчас я выдам себя со всеми потрохами.
            — А как его мама? — Фальшивый, спокойный тон стоит мне больших усилий.
            — Она бросила их с его папой, когда Андрей был то ли совсем ребёнком, то ли подростком, — делится со мной мама.
            Она, к счастью, принимает мой интерес за объяснимое проявление сочувствия.
            — Она бросила их? — Шокированно спрашиваю я.
            Мама кивает.
            Я хмурюсь:
            — Откуда ты знаешь?
            — Я много чего знаю, — говорит она. — Андрей, говорят, очень сильно переживал из-за этого.
            Нечем дышать.
            — Ты поддержал его? — Спрашивает мать отца.
            — Да, но вряд ли ему это помогло.
            — Надолго он вернулся?
            — Вроде надолго, — отвечает он ей.
            Я откашливаюсь:
            — Кстати, а где он живёт? Что-то я никогда не слышала про его дом.
            — Чуть выше нас, ближе к городу у него свой дом.
            — У него дом? — Спрашиваю я.
            Мама внимательно наблюдает за мной. Я тут же поджимаю губы и добавляю:
            — Я-то думала, он простой и, как и я, живёт где-нибудь в квартире.
            Кажется, после этого мама теряет интерес ко мне и отворачивается.
            — Ну... почему бы не пожить в своём доме, если есть возможность? У него двухэтажный, если не считать мансарду. Смотри, Маша, может, и тебе захочется когда-нибудь, — улыбается отец.
            Я говорю что-то про то, что больше люблю город, чем пригород, и встаю из-за стола.
            Я должна ехать. Я чувствую, что должна ехать. И дело даже не в том, что я сейчас узнала, просто внутри меня, как червь, бродит какое-то неуютное чувство.
            Я прощаюсь с родителями, на этот раз меня провожает на улицу только мать. И когда я сажусь в машину, она подходит ближе и говорит:
            — Поддержи мальчика.
            Откуда она знает?
            — Знаю, знаю, — кивает она, улыбается и уходит.
            Пока я добираюсь до дома Андрея, на улице уже стемнело. Я бы до утра, наверное, искала бы этот чёртов особняк, если бы не встретила прохожего и не спросила, как проехать к дому Никитина. Я ставлю свою машину у ворот и вхожу в приоткрытую, как ни странно, калитку. Нажимаю на звонок возле входной двери. Я совершенно не обращаю внимания на дом, даже не могу вспомнить, какого цвета ворота, хотя буквально только что проходила мимо них. Я стою и жду. И буквально через полминуты дверь передо мной распахивается. В дверях женщина средних лет, улыбается мне и здоровается.
            — Я Мария, — говорю ей я. — Можно сказать, друг Андрея. Мне бы хотелось…
            — Мария Вячеславовна? — Спрашивает она, не позволяя мне договорить. Я киваю, и она ещё шире улыбается. — Вы здесь! — Чуть ли не кричит она. — Скорее, заходите, заходите.
            И я прохожу внутрь, останавливаясь в просторной прихожей.
            — Я Любовь Николаевна, занимаюсь уборкой и работаю по хозяйству у Андрея Валерьевича. — Поясняет она. — Я много слышала о вас, вы уж простите меня за такой энтузиазм.
            Я мало что понимаю, но мне нисколько не хочется разбираться, поэтому я просто улыбаюсь:
            — Ничего страшного. Как вы здесь поживаете? — Я вкладываю в местоимение «вы» обобщённый смысл.
            — Да я-то хорошо, — отмахивается она, — а вот Андрей Валерьевич... — на этом моменте она тяжёло вздыхает.
            — Всё так плохо? — Спрашиваю я.
            — Очень плохо.
            Мой желудок предательски завязывается в узел.
            — Любовь Николаевна, где он сейчас, не подскажете?
            — На мансарде за роялем. Идите, душенька, идите. Я надеюсь, что хотя бы вас он послушает.
            — Сомневаюсь, — вздыхаю я, — но я попробую.
            — Послушает, послушает! Вы важны для него.
            С моих губ слетает смешок. Ах, Любовь Николаевна, если бы это было так...
            Я ничего ей не отвечаю и иду в сторону лестницы. Прежде чем ступить на первую ступеньку, я снимаю туфли, держу их за каблуки пальцами правой руки и только тогда тихонько поднимаюсь.
            Мансарда сконструирована вся из стекла и сейчас пронизана ночной темнотой и лунным светом. Я останавливаюсь на верхних ступеньках. Андрей сидит за роялем, крышка закрыта, на ней стакан с одним лишь льдом. Андрей в брюках, наполовину расстёгнутой рубашке и чёрной жилетке. Ноги у него босые, и от этого меня пронзает приятная дрожь. Я решаюсь с тем, чтобы дать ему понять о своём присутствии. Я делаю глубокий вдох через рот и такой же выдох, которые в здешней тишине раздаются гулким эхом.
            Андрей мгновенно поворачивается.
            — Маша, — слетает с его губ, и он тут же поднимается на ноги, едва ли не подбегает ко мне и протягивает мне руку.
            Я улыбаюсь. Конечно, я ведь не могла сама взобраться по последним ступенькам. Но этот его жест заставляет необычному теплу наполнить меня. И я успеваю заметить, что он, к счастью, не пьян.
            — Спасибо, — говорю я, когда окончательно поднимаюсь.
            Я аккуратно ставлю свои туфли возле лестницы и поднимаю глаза на Андрея.
            — Ты здесь? — Словно совладав с собой, спрашивает он.
            — Я подумала, что могу понадобиться тебе.
            Его передёргивает. Кажется, ему не понравилось слово "понадобиться".
            — Выпьешь чего-нибудь? — Спрашивает он.
            И я направляюсь в сторону рояля. Поднимаю с крышки его стакан, подношу его к носу и вдыхаю рассеянный запах алкоголя. Андрей внимательно наблюдает за мной.
            — А что ты пил? — Спрашиваю я.
            — Не уверен, что тебе это понравится.
            Я изгибаю бровь, ставлю стакан на место и решительно заявляю:
            — Я хочу того же, что пил здесь ты.
            Он беззвучно вздыхает и идёт к маленькому столику в углу стеклянной мансарды. Там он расположил содержимое своего бара.
            Я сажусь на мягкое сиденье напротив рояля. Я пришла, чтобы попробовать растормошить его или хоть чем-то ему помочь, а саму вдруг стало наполнять необычное спокойствие, как только поднялась сюда. Мне уютно и комфортно. Чувствую себя так, будто нахожусь в привычной домашней обстановке, но всё вокруг я вижу впервые, и этот дом мне не знаком. В глубине души я знаю, в чём дело, но не хочу себе признаваться.
            Мне не хочется у него ничего сейчас спрашивать, хочется побыть с ним в молчании. Именно в таком молчании, которое мягко обволакивает тебя, словно тёплое одеяло, гладит по волосам, щеке — и ты в конечном итоге расслабляешься. Как я сейчас.
            Андрей подходит и подаёт мне стакан, в его другой руке — второй.
            Я пробую. Горло обжигает, но я заставляю себя не кашлять и не морщиться. Это испортит мне всю картину. Я поднимаю глаза на Андрея.
            — Коньяк?
            — Купаж из бурбона и виски. — Отвечает он с лёгкой усмешкой.
            — Ты был прав, — я растерянно смотрю на содержимое стакана, — это не по мне.
            Он тянется рукой к моему стакану, и я шустро завожу его за спину, умудрившись не расплескать алкоголь на пол.
            — Давай. — Настаивает Андрей. — Я принесу тебе что-нибудь другое.
            — Нет. Я не хочу ничего другого. Хочу того же, что пьёшь ты. Оставь мой стакан в покое. — Упрямо говорю я и в этот момент чувствую себя ребёнком.
            Андрей мягко улыбается, кивает и слишком грациозно садится на пол.
            Я возвращаю стакан на прежнюю сторону — перед собой — и смотрю на Андрея. Он — на меня. Раньше мне всегда было любопытно, как люди могут смотреть друг на друга на протяжении долгого времени и не рассмеяться? Сейчас этот вопрос исчерпан. Мне не смешно, мне уютно. Меня успокаивает его спокойный взгляд, в нём тоже нет ни одной смешинки, и я благодарна ему за то, что этот момент нам ничего не портит.
            Наконец моё подсознание начинает постукивать внутри маленьким молоточком. Я ведь пришла сюда не ради этого. И я опускаю взгляд и тяжко вздыхаю.
            — Как ты? — Спрашиваю я его и снова поднимаю на него свои глаза.
            Он кивает, словно хочет сказать этим, что у него всё в порядке.
            — А взаправду?
            — Я в порядке, Маша. — Заверяет Андрей.
            — За тебя многие беспокоятся. — Не унимаюсь я.
            — И делают это напрасно.
            — Мне ты тоже это скажешь?
            Его взгляд становится острее, будто стекло тряпочкой протёрли — и оно теперь вновь сияет.
            — Ты беспокоишься? — Тихо спрашивает он.
            — Да. — Я начинаю чувствовать себя неловко от того, о чём должна заикнуться. — Я знаю, ты потерял отца. И мне очень жаль. Я узнала только сегодня, ты мог бы мне сказать при нашей встрече.
            Андрей качает головой:
            — Что сказать? Что умер отец? Дело совсем не в нём.
            — Не в нём? — Удивлённо и непонимающе вопрошаю я.
            Он опять качает головой.
            — Его смерть я уже пережил и с ней смирился. — Говорит он.
            И я чувствую уверенность в его голосе. Тогда в чём дело?
            — Я ничего не понимаю, — растерянно говорю я. — У тебя что-то случилось?
            — Почему ты так думаешь?
            — Потому что я уверена, что тебя что-то беспокоит.
            Он опускает взгляд на свой стакан. Молчит.
            — Андрей, — зову я.
            — Маша? — Отзывается он и поднимает глаза.
            — Скажи мне.
            — Это не лучшая идея. — Холодно отвечает он.
            Я тяжело выдыхаю через нос, ставлю свой стакан на крышку рояля и поднимаюсь на ноги.
            — Не уходи, — тихо говорит Андрей.
            И я окончательно сбита с толку.
            — Почему? — Спрашиваю я.
            Он молчит.
            Я закрываю глаза, перевожу дух. А когда открываю, направляюсь к лестнице. Я поднимаю с пола свои туфли и начинаю спускаться вниз.
            — Всё дело в тебе. — Доносится до меня голос Андрея, и я останавливаюсь на четвёртой верхней ступеньке.