Книга Вторая. Адмиралтейство. Глава 7

– ГЛАВА СЕДЬМАЯ –
Гроза над Городом

– Никаких расспросов!
– Но дядя Джон!
– Нет, Янна! Нет!
– Тогда мы сами все узнаем!
– Бунт на корабле? – профессор Крауд вошел в номер Честертона, – Джон, на стойке регистрации сообщили, что Вам доставили письмо, – волшебник протянул алхимику конверт, – я решил немного побыть посыльным.
– О, благодарю! Располагайтесь, Эсбен, – Честертон подошел к письменному столу и углубился в изучение содержимого письма.
– Здравствуй, Янна, – волшебник присел в кресло у окна, возле которого стояла Янка и водила пальцем вслед по каплям, стекающим по оконному стеклу.
– Здравствуйте, профессор, – со вздохом отозвалась та.
– Как выспалась? Кошмары не снились? – с улыбкой поинтересовался Крауд.
– Нет. Спала как убитая.
– Хорошо, что только «как».
– Эсбен, Янна, вы не могли бы поговорить о чем-нибудь более позитивном? – не оборачиваясь, попросил их Честертон.
– А еще лучше помолчать, – буркнула Янка.
Крауд запрокинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Неглубокие морщины на его усталом лице разгладились. Янка смотрела на своего учителя. «Наверное, даже не ложился. Мало у него своих дел в Питере, так еще и эта напасть приключилась».
– Да, если можно, то помолчи.
– Хорошо, – Янка отвернулась к окну.
Уже с полудня зарядил дождь. И теперь к вечеру совсем похолодало. Тучи перекрывали городское небо. Фонари у входа в Гостиный двор разгорались все ярче, пытаясь отвоевать у сырой и почти что осязаемой тьмы пару сантиметров просветленности. В окнах гостиницы зажигались светильники.
– Это от Великого Магистра, – Честертон наконец-то разобрался с содержимым письма, – Янна, ты не могла бы побыть у ребят? Они должны были вернуться минут двадцать назад.
– Хорошо, дядя Джон. Но все равно…
– Знаю-знаю. «Все равно это нечестно». Поговорим позже.
Янка вышла и прикрыла за собой дверь. Подслушивать было бесполезно. Честертон предусмотрительно не убирал защиту. Особенно звуконепроницаемую.

* * *
– Сколько принесли?
– Пять огромных пакетов! Даже Фрактусу пришлось пешком идти.
Янка бегло пролистала «Памятники архитектуры Ленинграда» ; увесистый кирпич с пыльно-влажным запахом. Дождь за окнами только усиливался.
– А где Марк Андреевич?
– Ушел в ресторан столик заказывать.
– А кот?
– Тоже куда-то ушел.
Рудик сдвинул тяжелое кресло в сторону, забаррикадировав вход в номер. Янка села на подоконник, чтобы не мешать. Несмотря на то, что за окном уже зажигались фонари,  братья решили навести подобие порядка в своем номере. Иначе спать было просто негде. Одежда, впитавшая в себя буквально-таки вековую грязь подземелий и пыль музейных подвалов, валялась там, где ее бросили. Ранним утром, еще до открытия метро они вернулись в гостиницу – уставшие и голодные. Позавтракав наспех и выпив горячего чая, ребята быстро уснули. Янка, оставшаяся в номере дяди Джона, поначалу пыталась прислушаться к разговорам взрослых, доносившихся из-за прикрытой двери в гостиную комнату. Но голоса были приглушенные, и ничего конкретного понять было невозможно. Около часу дня, когда она проснулась, в номере уже никого не было. На столике с несколькими чашками и почти пустой банкой кофе, лежала записка от дяди «Проснешься – попроси горничную убрать посуду. Я в городе». Потом пришел Марк Андреевич. Они пообедали вчетвером, и мальчишки уехали с ним, – Фрактус расстарался, и хранители городских музеев, библиотек и запасников собрали для ребят нужные книги. Они-то сейчас и лежали на столе в комнате братьев, напоминая угловатые бастионы старых крепостей, которые им всем предстояло взять.
– А куда твой дядя уехал? – спросил Людик, вытаскивая из-за кровати завалившуюся туда тетрадь по алгебре.
– Вроде вчера они там договаривались, что он возьмет на себя общение с местными властями.
– А зачем?
– Чтобы те предупредили музеи о возможных повреждениях статуй и вообще всяких прочих древних штук. Или об их пропажах. Не знаю. Что-то вроде этого.
– Но как же так, Янна! Ведь это важно, а ты не запомнила!
– Слушай, Людик, – заметил его брат, – не один ты спать хотел.
– Да…извините, ребята. Это я так, увлекся.
– По-моему, мы все тут увлеклись, – Рудик поднапрягся и одним рывком передвинул скрипучее кресло к окну.
– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Янка, – то, что мой дядя не дал Амяунет ответить на твой вопрос, это совсем не значит, что нам не нужно знать на него ответ!
– Вот именно! – поддакнул Людик.
– А вот и нет! Послушайте, – Рудик придвинул ногой стул к столу и развернулся к друзьям, – все же просто! Нас не хотят втягивать в это странное и очевидно небезопасное дело, – он повернулся к брату, – для непонятливых повторяю: не-бе-зо-пас-но-е!
–То есть, нас оберегают, да? – Людик плотно сжал губы, – тогда почему они нас взяли в замок Павла? И потом потащили с собой в Эрмитаж? Могли бы и в гостиницу отправить.
– Не могли!
– Почему?!
– Да потому что не с кем отправлять было! – воскликнул Рудик, – им проще и удобнее держать нас при себе, и не давать узнать больше, чем мы должны знать! Мы вообще за книгами пошли и нотами! А они…
– Кстати, вы ноты Сен-Жермена нашли? – встряла Янка, пытаясь хотя бы таким образом потушить разгорающийся эмоциональный пожар.
– Да. Вот, держи, – Людик вытащил из одного пакета пачку листов. Оригиналы нам, естественно, не дали.
Янка просматривала листки. Братья молча заканчивали уборку.
– А знаете что? – вдруг осенило Янку.
– Ну…, – протянул Рудик.
– Нам нужно свое расследование провести.
– Зачем, Янна? Нас все равно и близко не подпустят к тому, что здесь происходит. Мне вообще Крауд перед уходом знаете что сказал? Что если я буду задавать много ненужных вопросов, он сам собственноручно напишет моему отцу. И мы с тобой, Людик, вылетим из Петербурга ближайшим же рейсом!
– Ты что, Крауда испугался?! – засмеялся Людик.
– А ты так нет? Смелый очень?!
Людик резко выпрямился и пристально посмотрел на брата.
– Э-э-э…народ, вы чего? – забеспокоилась Янка.
– Вон ему скажи, – кивнул Людик и отошел в сторону.
– Нетушки! – встрепенулась Янка, – я ни ему, ни тебе больше говорить ничего не буду. Это вы оба мне сейчас сами расскажете, с чего бы вдруг у профессора Крауда к вам обоим и к вашим семьям такая нелюбовь. Особенно к твоему отцу, Рудик!
Братья насупились.
– Вообще-то, – миролюбиво добавила Янка, – я давно об этом хотела спросить, только повода не было.
– Я не знаю всей истории, – неуверенно начал Рудольф, – я так, по разговорам понял, что вроде у них было какое-то дело. Что-то вроде проекта. А отец… он, в общем,…скорее всего он не довел все до конца…Нет, вы не подумайте, он не струсил! Он, в общем, он с виду только такой сильный. А на самом деле у него и депрессии бывают. Он излишне эмоциональный иногда. Особенно в молодости, как мама говорит. А король таким не должен быть. Иначе он… иначе его посчитают слабым. А короли не могут быть слабыми. Короче, не знаю я, что у них там с Краудом произошло, но теперь профессор отыгрывается на нас.
– Что-то я не верю, – помолчав, сказала Янка. Она вспомнила усталое лицо своего учителя, который сейчас разговаривал в соседнем номере с дядей Джоном.
– Чему ты не веришь?
– Тому, что профессор Крауд отыгрывается на наследниках европейских королевских домов, да к тому же, и своих учениках. Здесь что-то другое.
Мальчишки уставились на нее.
– Возможно, – наконец согласился Рудик.
– А насчет расследования, – продолжила Янка.
– Да нет же! – запротестовал Рудик.
– Да послушай!
– Хорошо, я слушаю.
– Так вот, насчет нашего расследования. Я прекрасно понимаю: если мы начнем во всем этом копаться, то, возможно, мы узнаем больше, чем нам сейчас говорят. И возможно, нам от этого проще жить не станет. Но если мы не разберемся, что, в конце концов, творится в этом городе, то это может плохо кончиться! Если не для нас всех, то для меня – точно! Сколько уже случаев было!
– Почему ты так считаешь, Янна? – оторопел Рудик.
– Потому что знаем мы чего-то, или не знаем, мы все равно находимся в опасности! Эти грифоны, или кто там они, – они все равно ищут того, кто их пробудил. Не зная, мы в большей опасности, чем зная. Мы хотя бы не будем соваться туда, куда не следует.
– По-моему, Янна права, – Людик взглянул на брата. Тот ничего не говорил и сидел, теребя в руках ноты таинственного графа, каким-то чудом сохранившиеся в библиотеке Академии Наук.
– Что ж, – наконец кивнул он, – предупрежден, значит вооружен.
– Или спасен, – добавила Янка, – лично мне не хочется превращаться в завтрак для грифона.
– Ладно, уговорили. С чего начнем? – Рудик вынул из кармана небольшой ключ и открыл скрипичный футляр.
– Со сбора данных и встречи с тем мальчиком – другом Сергея. Помните? Только я не знаю, стоит ли вам идти, ведь Илья – не Сережа, нас без переводчика ему не понять. А раскрываться, это как-то не очень правильно, наверное.
– М-м… да. Но вроде Сергей ему хотел записку оставить и все объяснить. Может, он написал и про то, что мы иностранцы, и что мы понимать его можем? – с надеждой спросил Людик, – узнать про это как-то можно?
– Наверное, да. Адрес школы, куда он уехал, у нас есть. Давайте ему сообщение отправим?
– Идея просто блестящая, – Рудик придирчиво осматривал небольшую трещину на нижней деке своей скрипки, – давайте так и сделаем. Только мы не успеем. Сейчас уже почти восемь часов вечера, а встречаться мы хотим завтра утром. Ни одна почта так быстро не работает. Да и Сергей, наверное, уже спать собирается.
– Ой, правда, – спохватилась Янка, – надо подумать тогда. А ты чего такой недовольный?
– Да вот, нужно к мастеру инструмент нести. Он должен был уже вернуться в Петербург.
– И где его мастерская?
– Где-то на Васильевским острове.
– О! Так это там же, где и Башня Грифонов, помните, Сергей нам говорил? – воодушевился Людик, – можно заодно и туда заглянуть.
– Можно. Только осторожно. И не вечером, – посмотрел на друзей Рудик.
– Можно вообще не ходить, – Людик испытующе взглянул на брата.
– Ну вот, еще чего! – хмыкнул тот, – раз решили, значит, пойдем. Кстати, Янн, мама твоя когда приедет обратно?
– Не знаю. Их спортивная школа на днях едет в летний лагерь. На сборы. А потом, кто себя лучше покажет, того за счет города отправят на Игры – сюда, в Петербург. Мама с ними будет все это время. А это только почти через месяц произойдет, – вздохнула она, – не скажу, что она очень этому радуется. В смысле, тому, что я теперь под присмотром дяди Джона остаюсь.
– Почему?
– Ну…со мной эти вещи происходят – всякие разные. Она волнуется очень и переживает тоже.
– Да, мамы – они такие. Мы вот своим ничего не пишем о происшествиях – так, иногда звоним. А чего их расстраивать? – Людик заговорщицки подмигнул.
– Думаешь? – Рудик задумался. 
– Ну да. Меньше знаешь – крепче спишь. Вот и пусть не волнуются.
– Не уверен.
– Почему это?
– Не уверен я, что наши родители ничего не знают о происходящем здесь.
– А откуда они могут знать?
– Газеты, например, – предположил Рудик, – «Вестник Алхимии» – там постоянно новости. А уж про грифонов в Санкт-Петербурге точно была информация. И, возможно, профессор Честертон держит их в курсе дела, – я так полагаю, Янна, ты уж извини, – Рудик посмотрел на Янку, не обиделась ли. Но та лишь понимающе кивнула.
– Минуточку, Рудольф, – Людик определенно хотел разобраться до конца, – то есть ты хочешь сказать, что все всё знают, но всё равно разрешают нам всем здесь оставаться?
– Получается так.
– Но почему? Если здесь опасно находиться, они просто должны нас были забрать отсюда давным-давно!
– Тогда вариантов несколько. Или здесь не опасно, или они знают, что мы не пострадаем, что бы здесь ни происходило.
– Или им просто нужно, чтобы мы находились здесь. Причем, одни.
– Им?
– Ну, или кому-то там. В любом случае, мы здесь с согласия родителей. Как бы то ни было, мы не совсем совершеннолетние.
– Все равно не понимаю я наших родителей! – возмутился Людик.
– Ты же вроде был бы этому рад – остаться без опеки и надзора?
– Да, но не такой же ценой, – смутился тот, – должны же они за нами хотя бы приглядывать?
– А они и приглядывают. Смотри, сколько за нами глаз: и профессор Честертон, и профессор Крауд, и Марк Андреевич, и даже Фрактус, скорее всего.
– Доносчик! – засмеялась Янка, – у этого-то точно везде свои лапы, уши и хвосты, – она еще раз мельком взглянула на ноты, лежавшие на футляре.
– Да уж, – поддержал ее Людик, – зато, если это правда, мы можем точно быть уверены, что с нами ничего не произойдет, и поэтому можем преспокойненько проводить все наши розыски. Но сейчас, – Людик посмотрел на свои наручные часы, –у нас ужин. Не знаю как вы, а я жутко голодный!

* * *
Гроза над городом набирала силу, и теперь неистово обрушивала струи дождя на прогнившие крыши старых домов, поднимая с безопасных диванов уставших за день горожан. Взрывные раскаты грома заставляли людей плотнее закрывать окна и форточки. Те, кто жили на верхних этажах, обреченно шли в ванные комнаты, брали тазы и ведра и привычно ставили их под струйки воды, проникавшие с чердаков в столетние жилища. Сами дома, походившие на остовы древних кораблей, плыли в этом водном тумане иллюзий и надежд, порождаемых снами великого города. Снами, которым никогда не суждено было сбыться…
Редкими островами спасительного света были невидимые здания, возвышавшееся в самом сердце города по разным берегам его рек-артерий и каналов-вен. Подобно маякам, посылающим свои непреклонно сияющие лучи в глухую, непроглядную тьму и сумрак будничной рутины, их огни незримо светили жителям.
Их было несколько – зданий, мимо которых обреченно торопились по своим делам горожане, встречались на приметных и неприметных углах компании, а ушлые экскурсоводы водили толпы туристов. Этот город требовал к себе внимания. И люди платили ему эту жертву, получая взамен нечто, откладывавшееся в тайниках их памяти, и что потом притягивало, звало снова и снова ехать на берега, запаянные красно-розовым гранитом.
Об этом сейчас и велась беседа за отгороженным ширмой столиком возле самого дальнего окна ресторана «Рыба Грибоедова». Несколько взрослых и подростки, среди которых была одна девочка, в последние дни стали завсегдатаями этого заведения, поэтому добродушный, но не менее придирчивый к молодым официантам, смотритель зала Карпущенко не подпускал к ним своих подопечных, и сам подходил к гостям.
– Ну что ребята, какие у вас планы на завтра? – поинтересовался Честертон, размеренно размешивая темно-коричневый кубик кленового сахара в чашке реюньонского кофе.
– Хотим отнести в ремонт скрипку Рудольфа, – ответила за всю свою компанию Янка.
Честертон согласно кивнул, – хорошо. Еще куда-то?
– Ну,– замялась Янка и посмотрела на братьев, - так-то мы еще хотели кое с кем встретиться…
– Да? – профессор Крауд просматривал принесенный смотрителем «Вечерний Петербург».
– С Ильей – другом Сергея.
– А зачем? – удивился Марк Андреевич.
– Э-э…понимаете, мы Сереже обещали уже, что погуляем все вместе. Илья нам город покажет – в Петропавловскую крепость вместе сходим. Он сегодня должен был вернуться, только…
– Что такое, Янна? – профессор Крауд перевернул страницу.
– Мы не знаем, как он отреагирует на наши способности понимать других без переводчика, профессор. И мы не уверены, что он сможет нас понять.
– О! Об этом можете не беспокоиться, – Марк Андреевич облегченно махнул рукой, – я знаю Илью. О своих похождениях в школе Сережа рассказывает только ему и мне. Но чтобы не смущать парня, скажете ему, что вы, ребята, -он кивнул он братьям, - учите русский недавно. Так что завтра у вас будет только одна забота – не давать Фрактусу встревать в ваш разговор. Пожалуй, Илья слишком впечатлится общением с говорящим котом.
– А куда нам девать Фрактуса, если мы пойдем еще и в Петропавловскую крепость? – спросил Людик, покосившись на профессора Крауда, сидевшего напротив, – мы же не можем взять с собой кота? То есть, – быстро добавил он, – мы-то можем, но его не пустят.
– Да ничего с ним не случится, с котом этим, - засмеялась Янка, - погуляет на бережку, поохотится на чаек, туристам попозирует, - мечтательно добавила она.
– Да, насчет Петропавловской крепости, друзья мои, – включился в разговор Честертон, - может, вы сходите туда в другой раз? – предложил он тоном, сомневаться в котором не приходилось. Посещение Петропавловской крепости оказалось под запретом.
– Но почему, профессор? – запротестовал Людик, – ну что с нами там может произойти, особенно днем?
– Людвиг, тени грифонов появились именно днем, и именно возле шпиля Петропавловского собора. Мы считаем, – Честертон взглянул на Крауда и Марка Андреевича, – что ненужно вам туда ходить без сопровождения взрослых.
– Мы так и знали! – разочарованно воскликнула Янка, – вас просили присмотреть за нами наши родители!
– Да, – спокойно подтвердил алхимик, – и это естественно, раз кроме нас, здесь никто не может взять за вас ответственность.
– Но, профессор, – не удержался Рудик, – мы же не маленькие дети! И сами можем принимать решения.
– Решения, за которые вы полностью возьмете ответственность на себя, да, ваше высочество? – насмешливо спросил его Крауд.
– Я не это…,– растерялся Рудик. Холодные слова Крауда постоянно обжигали его.
– Право, Рудольф, – Честертон примиряющее коснулся его руки, – вы еще не настолько сильны, чтобы встречаться лицом к лицу с многочисленными трудностями этого мира. Поверьте, иногда так хочется, чтобы кто-то другой принимал за тебя решения, а ты в безопасности и беззаботности мог плыть дальше по океану жизни.
– Иными словами, лови момент, братишка, – поддакнул Людик.

* * *
– Знаешь, Янна, от твоего дяди какое-то спокойствие исходит, – сказал Рудик, считая ступеньки скрипучей лестницы, накрытые красным ковром, – когда Крауд мне сказал про ответственность, у меня ощущение было, словно он меня как бабочку на иголку насадил.
– Да ладно тебе, – Янка махнула рукой. Они спускались вниз позвонить Илье. Марк Андреевич сказал, что его семья со своим богемным образом жизни рано не ложится спать, поэтому позвонить в десять вечера, а именно столько сейчас и показывали стрелки часов в холле, было в самый раз.
– Не ладно, а это так. И твой дядя – он словно укрыл меня теплым одеялом. Но как бы изнутри. И это как… я не знаю. Слушай…он такой… нет, это не то, чтобы благородный, хотя это тоже есть. Но он как бы оберегает, да. Нет. Не знаю я как это объяснить.
– А ты и не объясняй. Я тоже знаю это чувство. И тоже словами выразить не могу.
Янка и Рудик спустились вниз, на первый этаж и направились к стойке регистрации. Центральный холл гостиницы окружала винтовая лестница, уходящая под самую крышу. Ее строгие геометрические формы были обрамлены внушительными коваными перилами, покоившиеся на монолитных опорах серого отполированного гранита. Освещение всех коридоров давали газовые светильники. По всем уровням вдоль и поперек здания сновали расторопные посыльные и говорливые горничные, каждое утро наводившие порядок в номерах.
В тот вечер за стойкой регистрации дежурил неопрятного вида человек со скользким, противным взглядом. Восседая на высоком барном стуле он время от времени потирал свои мясистые потные ладони. Красный засаленный пиджак, золотая цепь и грязный желто-серый шарф с пожухшими блестящими нитями говорили о нем даже больше, чем хотелось бы знать его случайным собеседникам. Со своего постамента он высокомерно оглядывал полупустой холл гостиницы, победно опираясь на широкую деревянную столешницу стойки регистрации. Солидная граненая чернильница с воткнутым в нее ободранным, почти лысым пером была сдвинута в сторону за ненадобностью. Другое – хорошее перо вообще лежало на дне ящика с бумагами. Страсть ко всему грязному и отталкивающему снискала Кеше Слизневу (а это был именно он) славу доносчика и шпиона. Кеша временно работал в Гостином Дворе младшим помощником самого младшего администратора. Должность эту ему выделили по обоюдной договоренности с прокуратурой Большого Города. Постояльцы Кешу не любили. Начальство гостиницы тоже.
- Не свезло, - заметил многозначительно Рудик, увидев, с кем им предстояло общаться. Но выбора не было. Они подошли к стойке.
– Что угодно молодым алхимикам? – нелюбезно спросил их Слизнев.
– Здравствуйте, – вежливо сказала Янка, – нам бы позвонить в город.
– О да, конечно, – хихикнул Кеша Слизнев и вытащил из-под стойки старинный телефонный аппарат с рычажками. Со звоном брякнув его перед ребятами, он лениво произнес, – сначала нажимаете «минус два», а затем номер абонента.
– Минус что? – не поняла Янка.
От Кеши неприятно несло луковым супом и настойкой «Бельведер», которую тайком гнали в Бойлерном переулке.
– Минус два, - повторил он и потер вспотевшие ладони.
– Простите, а как это? – этот тип начинал выводил ее из себя, но Янка очень старалась быть вежливой.
– Э-э-э, молодые люди, как же так? – с нахальством начал Слизнев, - вам столько лет, а вы не знаете, как телефоном пользоваться? Вы чё,  первый раз звоните?
– С минус два – первый, да, – сказал, несколько обалдевший от такого обращения, Рудик.
– Да знаете, сколько таких, как вы, тут ходят, спрашивают?! Я чё, по-вашему, нанимался тут всем повторять, как звонить, куда звонить?! – все больше расходился Слизнев, – позвонить им надо! А как звонить – не умеют! А за неумение платить надо, да? – тихо добавил он, воровато оглядываясь, и облизнул маслянистые губы, ; да? Сколько у вас есть?
Янка бросила взгляд на гостиничный холл с поиске поддержки. Но помощь пришла буквально свыше.
– Слизнев, тебе заняться больше нечем, что ли? – с лестницы к ним торопливо спускался высокий человек в идеально сидевшей на нем гостиничной ливрее. Глубокий изумрудно-зеленый цвет щегольского галстука благородно оттенял ослепительно белый с фиолетовыми обшлагами гостиничный мундир. Чароитовый белого золота перстень и такие же запонки завершали представительный и безупречный внешний вид их спасителя и сразу располагали к нему.
– Может, хватит дурить постояльцам голову? – резко и с брезгливой презрительностью осадил он зарвавшегося администратора, - ты когда будешь гостиничную униформу носить?
Слизнев закатил глаза.
- Я сказал, иди, переоденься! – резко скомандовал незнакомец. Кеша слез со своего трона и скользнул в боковую дверь с надписью «Служебное помещение».
- Свалился на нашу голову, - озадачено покачал головой мужчина, - уволю при первой же возможности! - и обращаясь к ребятам, тут же сменил тон, - на самом деле все очень просто – набираете подряд два раза двойку, затем сбрасываете и набираете номер, куда вы звоните. 
– Спасибо, сэр, – взгляд Рудика выражал их общее к незнакомцу чувство благодарности, – а Вы…
– Ох, простите, не представился! Бельский, Александр Гаврилович, главный метрдотель Гостинного Двора. Администратор-распорядитель, – уточнил он и галантно поклонился.
- Рад нашему знакомству, господин Бельский, - Рудик искренне пожал ему руку.
– Пожалуйста, Рудольф, – если нужна будет какая-то помощь, найдите меня в служебных комнатах или спросите у персонала. Только у этого пройдохи не спрашивайте, - он указал на вернувшегося Кешу, - даже увольнять-то тебя, Слизень, противно!
– А Вы и не увольняйте! – хмыкнул дежурный щербатым ртом, взгромздившись на свой насест. На этот раз на нем была гостиничная униформа и бейдж с именем и должностью.
– Да вот, к сожалению, нельзя, - метрдотель придирчиво осматривал подчиненного.
– К сожалению, да, товарищ начальник, нельзя, нельзя, нельзя, – противно хихикнул Слизнев. Фамилия подходила к своему владельцу как нельзя лучше. Янка в душе скривилась.
– Какой я тебе товарищ?! – прикрикнул на него Бельский, – твоих товарищей давно в Небесной канцелярии ждут-не дождутся. Да и тебя тоже.
Слизнев только нагло ухмыльнулся.
– Но простите, сэр, откуда вы знаете мое имя? – удивился Рудик.
– По должности своей я знаю имена всех наших постояльцев. И их титулы тоже, ; подмигнул ему Бельский, ; ну всё, привет дяде, – он помахал Янке и ушел.
– М-да… ладно, давай позвоним уже, что ли, - Рудик задумчиво глядел вслед их новому знакомому.
Через пару минут Янка повесила трубку, – ну вот, он будет ждать нас завтра у подъезда. Утром, как позавтракает, и его гулять отпустят.
Быстро выпалив стандартно-этикетные «спасибо» и «до свиданья» неприятному Слизневу, они вернулись в ресторан. На входе их уже караулил Людвиг с каким-то свертком в руках. От свертка поднимался инеистый пар, как будто его только что достали из очень холодной морозилки.
– Все уже разошлись. А я вас жду. Смотрите, – нам с собой мороженое дали.
– Не растает?
– Нет. Какой-то пакет особенный. Неразмораживающийся.
– Да, – Янка потыкала в сверток, – пальцы даже прилипают.
Они отправились к себе наверх. По дороге Янка несколько раз споткнулась о ковровую дорожку, покрывавшую ступени лестницы на третий этаж, где жили ребята, и уже вторые сутки подряд обитала она сама.
Они подошли к дверям своих апартаментов.
- Мы тут решили опробовать новую систему замков Оттохайма, - Рудик приложил руку к табличке с выгравированным номером 2/2.13 и тихонечко напел по-немецки «Schlafe, mein Prinzchen, schlaf' ein». При этом почему-то покраснел и засмущался, – ну, это мама пела.
В замочной скважине что-то высоко присвистнуло, и дверь бесшумно отворилась.
– А почему именно эта песня? – искренне удивилась Янка, проходя в номер.
– Не знаю, – честно признался Рудик, – вообще-то можно любую. Главное, чтобы не сильно радостная, а то громко петь придется – двери-то на настроение зачарованы. Не откроются, если содержание и исполнение не совпадают.
– Если что – я предлагал «Nothing compares to you», – Людик изобразил рок-звезду у микрофона.
– Ты ж вроде классику играешь? – подколола его Янка.
– И что? – как ни в чём ни бывало, ответил ей Людик, – современная музыка вообще очень клёвая. Особенно британская – есть чему поучиться. А классика – ну не знаю, - протянул он лениво, - брошу я ее когда-нибудь, – неожиданно заявил он.
– Ну-ну, – с сомнением сказал Рудик, – посмотрим.
– Можно подумать, ты не бросишь!
– Еще чего! Сам бросай!
Рудик остановился и посмотрел куда-то в сторону, потом перевел взгляд на ребят и твердо произнес «Никогда».
– Ладно-ладно, – примирительно сказал Людик, – никогда, значит никогда. Хотя, говорят, никогда не говори ни…
– Я сказал же, что никогда! – резко повторил Рудик.
– Хорошо. Мы поняли, – Янка обняла его за плечи, – никто же не запрещает.
Рудик хотел было что-то добавить, но замер на полуслове, и замолчал.
В этот момент на улице громыхнуло так, что в столетних деревянных рамах задрожали стекла. Газовый свет жалобно моргнул и погас, мгновенно погрузив весь Верхний Гостиный Двор в кромешную тьму. Только яркие вспышки молний освещали внутренние интерьеры номеров постояльцев. Топот и крики где-то в холле гостиницы, разъяренные вопли шеф-повара Серпухова, у которого, очевидно, разом отключились на кухне все плиты и холодильники, ; все это сливалось в единую звуковую волну, захлестывая все помещения. Но на уровне их этажа все было, на удивление, спокойно и безлюдно. Тем не менее, благоразумие в ребятах пересилило любопытство. Они заперлись в своем номере изнутри и приникли к дверям, вслушиваясь в каждый шорох. Буквально сразу к ним постучались.
– Кто?! – Людик схватил за ножку табурет, стоящий в прихожей, и замахнулся. Его брат загородил Янку, просто сжав кулаки.
– Похвально, похвально, – Крауд появился на пороге, – бегом! – коротко бросил им он, указывая в сторону номера Честертона, – не выходить!
– Но профессор! – Янка попыталась узнать, что происходит.
– Я что сказал?!
– Янна, идем! – Рудик потянул Янку по коридору.
– Прям как Бельский – этому Слизневу! – ворчала Янка, перебегая в апартаменты дяди, - Людик, ты захватил мороженое?
  Людик сосредоточенно кивнул.
– Не выходить! – убедившись, что за ребятами закрылась дверь номера 2/3.14, Крауд молниеносно спустился по лестнице в холл и покинул Гостиный Двор.

* * *
Гроза ярилась над городом. Странная гроза. Давно такой не видели невидимые маяки Санкт-Петербурга. Небесное оружие било в землю, отскакивало от граненых бастионов Петропавловской крепости и питало, питало воду тончайшей субстанцией, из-за которой воздух наполнялся новыми токами, а тела прибрежных сфинксов то теряли, то обретали тени. Насытившись влагой, камни города воспевали славу гибельной силе времени. Оно проникало во все щели, во все промежутки между молекулами и разрушало, разрушало этот призрачный оазис, овеществленный волей великого императора. Его статуя, простирающая мощную длань, указывала путь в неведомое, а у ног коня, поднявшегося на осколок древнего ледникового прошлого, свернулся вымокший, дрожащий от ужаса и восторга черно-изумрудный кот. Он ждал окончания грозы, ждал, когда за ним придут и заберут в тепло. И то, что он нес с собой – в своей памяти, в своих лапах и усах, во всем своем существе, заставило бы великого императора вздрогнуть и спуститься к своим потомкам.