Целевенода - 4, 5, 6

4

На следующий день мы с Сан Санычем снова навестили дедушку.

Положительных изменений, как сказали врачи, не наблюдалось. Ухудшений, слава богу, тоже.

Я намного спокойней перенесла увиденное и ухитрилась даже не разреветься.

Когда мы покинули отделение реанимации, дядя Саша шепнул мне на ухо:

- Нам надо спуститься на этаж ниже.

- Зачем? – удивилась я.

- Узнаешь, - заверил меня Сан Саныч и повел не к лифтам, а к лестнице.

Мы преодолели два пролета вниз и вышли в больничный коридор. Дядя Саша шел уверенно, держа меня за руку.

Он толкнул дверь одной из палат и пропустил меня вперед.

Войдя, я остолбенела. На койке возле окна полулежал и смотрел на меня мой дедушка!

- Деда?! - воскликнула я и сделала движение ему навстречу.

В этот момент я поняла, что это не деда Гена и остановилась, попутно заметив в помещении еще двух человек.

- Значит, все-таки похож! – заметил Стражко, обменявшись взглядами с Гридиным.

- Что здесь происходит? – поинтересовалась я, не отрывая взгляда от лже-дедушки.

- Липочка, не волнуйся, - неожиданно произнес он.

Голос был такой же. Ей богу, не вру!

- Не называйте меня Липочкой! – огрызнулась я по привычке.

- Именно так тебя зовет дедушка, а стало быть, буду звать и я.

Дядя Саша подал мне стул:

- Оленька, присядь. Тебе сейчас все объяснят.

- Надеюсь, - заметила я присаживаясь.

- Оля, - обратился ко мне Стражко, - во время нашей первой встречи я вкратце объяснил вам, какова ситуация в настоящее время и какие задачи стоят перед нами. Беда в том, что это самое время работает против нас. Поэтому, нами запланирована довольно рискованная операция. Можно сказать, почти авантюра. И без вашей помощи нам не обойтись.

Он внимательно посмотрел на меня, ожидая реакции.

- Продолжайте, - сказала я, косясь на лже-дедушку.

- Прежде чем я все объясню, позвольте спросить вас, что вы обнаружили дома?

- Ничего представляющего интерес для вас, - ответила я.

Стражко с досадой вздохнул.

Обменявшись взглядами с Гридиным, он подошел к единственной койке в палате, на которой полулежал непонятно кто, повернулся ко мне и произнес:

- Этот человек – сотрудник полиции, закончивший в свое время Щукинское училище. Вам еще предстоит оценить его актерские навыки. У него и кличка среди коллег – Артист, если вам это интересно. Имя его мы не называем специально. В вашем сознании он должен прочно ассоциироваться с Геннадием Ивановичем.

Мне захотелось ответить, что за «прочность» отвечать не могу, но я решила промолчать.

- Из всех кандидатов мы остановились именно на нем и не только из-за сходства во внешности. Понятно, что ваш дедушка значительно старше, но Артист за короткое время изучил все публичные выступления профессора Липачева и стал довольно искусно изображать его манеру говорить, жесты и мимику. На лице его грим, который еще получит широкое распространение в артистической среде. Если быть точным, это не грим, а маска, сделанная при помощи нанотехнологий. Таким же образом искусственно состарены и его ладони, поскольку они постоянно на виду. Маску эту можно носить несколько недель, не снимая. Можно даже умываться и мыть руки.

Я еще раз внимательно вгляделась в Артиста. Он, в свою очередь, изучал меня, слегка улыбаясь. Блин горелый! Чувства мои трудно было описать.

- Похож, ничего не скажешь, - сказала я, - но, все-таки, не копия.

- Это мы спишем на последствия падения, - ответил Стражко, поворачиваясь к окну, - не хочу вас пугать, но у человека, пережившего тяжелейшую черепно-мозговую травму, может измениться мимика, нарушиться речевая функция и многое другое. А учитывая возраст…

- Мне кажется, вы отвлеклись, - перебила я его, - какой помощи вы от меня ждете?

Он отошел от койки и начал мерить шагами палату.

- У нас родилась идея, - продолжил он, - принудить преступников к активным действиям. С вашей помощью.

- Каким образом? – спросила я.

- В день, который мы определим, во всех средствах массовой информации появится сообщение, что профессор Липачев выписывается из больницы. Вы поедете домой и будете делать то, что делают, ухаживая за выздоравливающим. Мы не хотим сейчас гадать, находится ли бесценный научный материал в руках преступников или они не смогли ничего найти. Главное - в прессе промелькнет информация о готовности Геннадия Ивановича дать показания следственным органам. Преступники наверняка были уверены, что профессор не выживет. В данный момент они надеются, что он не выйдет из комы. Известие о том, что он пришел в себя и может говорить, должно заставить их действовать. Здесь, в больнице, у них шансов нет, а вот после выписки…

- Иными словами, они должны прийти и добить дедушку, - уточнила я, - да и меня тоже.

- Оля, ваш дом на улице Гиляровского будет надежно оцеплен. Квартира оборудована средствами звукозаписи. Видеокамеры над подъездом будут контролировать наши сотрудники.

Ничего себе! Придется жить под колпаком у Мюллера?!

- Вам остается только вести себя, по возможности, естественно, - продолжал Стражко, - как если бы Артист – ваш дедушка на самом деле. И потом, ваша прошлая деятельность, связанная с активной помощью правоохранительным органам, позволяет нам судить, что вы не ударите лицом в грязь. Артист, надо отметить, тоже не лыком шит.

Артист глянул на Стражко, как мне показалось, с усмешкой.

- Поверьте, это дело выходит за рамки личного. Это дело государственной важности!

- У вас все государственной важности, - проворчал Сан Саныч, ерзая на стуле.

О нем я на какое-то время забыла.

- Если хочешь знать мое мнение, Оля, - сказал дядя Саша, - я был против изначально, но пенсионеров сейчас мало слушают. Товарищ полковник высказал очень правильную мысль – авантюра и притом опасная! Вместе с Геннадием готовы и тебя угробить и сотрудника, пусть даже подготовленного! Как ни крути, он не Джеймс Бонд, а ты не Никита.

- Оля, - продолжил наступление Стражко, игнорируя дядю Сашу, - у вас с Артистом будет достаточно времени, чтобы обговорить детали. Эта палата в вашем полном распоряжении, я договорился с администрацией. Все будут думать, что вы навещаете дедушку, что отчасти будет правдой. Когда решите, что готовы, мы объявим о выписке. Поймите, профессор Липачев работал на будущее. Мы должны обеспечить наступление этого будущего уже сейчас.

Как сказал! Мне захотелось встать по стойке «смирно» и отрапортовать о своей готовности к подвигу и верности идеям партии и правительства.

В этот момент я поймала взгляд Артиста. Какой-то очень теплый и глубокий взгляд.

- Прорвемся, внучка! – произнес он голосом дедушки.

Откуда он знает, что эту фразу деда Гена говорил мне в самых сложных жизненных ситуациях? Откуда?

Я вздохнула, оглядела присутствующих и попросила:

- Оставьте нас, пожалуйста, вдвоем с господином Артистом.



5

Это довольно странное ощущение. Общаться с человеком, до боли похожим на твоего дедушку, зная, что настоящий деда Гена, самая близкая и единственная родная душа, находится этажом выше в состоянии комы.

Я отдавала должное таланту Артиста. Надо будет узнать как-нибудь, что заставило его променять сцену на ментовку.

В начале знакомства я поинтересовалась:

- Хотелось бы узнать, как мне к вам обращаться?

- Не к «вам», а к «тебе». Ты же не называешь дедушку на «вы». И привыкай называть меня дедом.

- Ну уж нет, - заявила я, - дедушка у меня один. Буду звать вас дедулей.

- Тебя!

- Ну хорошо, тебя, дедуля…

Поначалу я спотыкалась на этом слове, но чем больше мы общались, тем легче мне становилось называть так совершенно незнакомого человека.

Историю моей жизни он впитал, как губка. Ему теперь было известно обо мне даже больше, чем нужно. Удивляло другое – с какой легкостью я все ему рассказывала. А может, он просто умел слушать, чем особенно походил на деда?

О чем я мало смогла рассказать, так это о последних трех годах жизни профессора Липачева. Впечатления от моих редких приездов из Смоленска не давали полной картины – чем дедушка жил, над чем работал, какие планы строил. Я о «Целевеноде»-то услышала по телевизору.

К концу подготовительного этапа Артист настолько походил на деду Гену, что мне иногда становилось неловко, а порой и страшно.

В выделенной нам больничной палате у нас была масса тем для разговоров, но одна мне запомнилась особо:

- Когда ты вернулась из Смоленска, в обстановке квартиры не заметила ничего необычного? – спросил мой визави, сидя на койке.

- Стражко уже спрашивал, - заметила я, заливая растворимый кофе водой из только что вскипевшего электрочайника.

- И?

Ему я решилась рассказать:

- Необычного ничего. Только лишняя гравюра появилась.

- Что за гравюра?

- Ну, не подлинник конечно, а эстамп, печатный оттиск. Раньше ее не было, а теперь она висит над твоим письменным столом, - я протянула ему кружку с кофе, - сахар нужен?

- Нет, спасибо. А что на ней изображено?

- Не что, а кто. Яков Брюс, сподвижник Петра I.

- Брюс?

- «Полтаву» помнишь? И Шереметев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин…, - процитировала я.

- Это который граф?

- Граф, полководец, командующий российской артиллерией, генерал-фельдмаршал, ученый, кавалер ордена Андрея Первозванного. По уходу в отставку, директор Навигацкой школы в Москве, астроном и… чернокнижник.

- Вспомнил! Я упоминал его в одном из своих интервью.

- Ты упоминал? – удивилась я.

- Дедушка твой упоминал, - терпеливо ответил он, - Липочка, привыкай!

- В каком контексте упоминал? – я решила вернуть разговор в нужное русло.

- Я говорил, что изучение ранее неизвестных трудов Якова Брюса легло в основу проекта «Целевенода».

- Ранее неизвестных? Где же ты, дедуля, их откопал? И где они сейчас?

- Был бы я твоим дедушкой, ответил бы. Не исключено, что несчастье из-за этих бумаг и случилось.

- Или из-за деревяшек, - задумчиво произнесла я, отхлебнув из чашки.

- Что ты имеешь в виду?

- Да так, вспомнилось… Имя Брюса со временем обросло массой слухов. Одна из легенд гласит, что у Брюса хранилась книга Соломона, которая открывала ему абсолютно все тайны. Книгу эту достать было нельзя: она никому в руки не давалась и находилась в таинственной комнате в Сухаревой башне, куда никто не решался войти. В башне была навигацкая школа, а на самом верху - обсерватория Брюса. Сам он при жизни утверждал, что ничего подобного у него никогда не было. После его смерти первой попыталась найти книгу императрица Екатерина I. Потом кто только ее ни искал. Поговаривали, что Сталин тоже хотел обладать древними знаниями и велел не взрывать башню, а разобрать по кирпичикам. Но книгу так и не нашли.

- А почему ты упомянула деревяшки?

- Книга Соломона, по слухам, состояла из нескольких дощечек, скрепленных между собой.

- Как же она может быть связана с «Целевенодой»?

- Возможно, дедуля, ты издевался над интервьюером, - улыбнулась я, - знаешь легенду о том, как умер Брюс?

- Нет.

- Брюс работал над эликсиром бессмертия. Вот, кстати, где может быть связь с «Целевенодой»! Изначально разрабатывался он для Петра I, но Брюс по каким-то непонятным причинам приберег его для себя. Согласно завещанию, после смерти следовало обрызгать его тело «живой» водой, но доверенный слуга очень волновался и разбил флакон с драгоценной жидкостью. Только несколько капель попали на руку графа. Вроде бы сказка? Тогда как объяснить тот факт, что при вскрытии могилы Брюса одна рука его оказалась нетленной?

- Липочка, такие знания тебе дала профессия искусствоведа?

- Нет, пожалуй. Просто читать я люблю больше, чем смотреть телевизор.

Артист ненадолго задумался и произнес:

- Я вдруг подумал, что профессионально мы схожи.

- Чем же?

- И тебя и меня в итоге интересует истина...

- ... которая оказывается не нужна никому, кроме нас с тобой.

Он засмеялся. Очень похоже на дедушку.

В подобных беседах дни проходили незаметно. Мы привыкли друг к другу, пообтесались и стали действительно похожи на деда и внучку.

Недовольна я была только его походкой. И он был ниже дедушки. При моих ста семидесяти сантиметрах каблуки моих туфель делали нас почти одинакового роста, а деду я была только выше плеча.

- Не переживай. Выписываться я буду в инвалидной коляске. Ходить мне совсем необязательно, а в сидячем положении рост непонятен, - успокаивал он меня.

Как ни странно, волнения я никакого не чувствовала.

Незадолго до нашей «выписки» Артист сказал мне:

- Липочка, ты уже поняла, наверное, что я мент, а не ФСБэшник. Задание у нас с тобой не из легких, но меня волнует не это. Не очень я доверяю «старшим братьям», понимаешь. Ситуации могут возникнуть разные. Поскольку квартира будет прослушиваться, давай договоримся. Не стоит всего произносить вслух. Лучше написать.

- Договорились, - ответила я, улыбаясь.

Он снова посмотрел на меня необыкновенно теплым взглядом и произнес:

- Прорвемся, внучка!

Меня стала умилять эта фраза.

Станиславский истошно заорал бы: «Верю!»



6

Наша «выписка» прошла без особых осложнений. Была предоставлена машина, куда поместился лже-дедушка вместе с инвалидной коляской и нас очень быстро (квартира-то недалеко от  Склифа) доставили домой.

Я старалась правдоподобно изображать любящую внучку. Поправляла плед, щебетала и всячески суетилась. По-моему, получилось неплохо.

Я с большим интересом наблюдала за Артистом, когда мы оказались дома. Он встал с коляски и медленно, очень медленно, обошел всю квартиру, внимательно изучая обстановку и ни к чему не прикасаясь.

- Ты здесь уже был? – на всякий случай спросила я, помня, что на месте происшествия побывало множество народу.

- Нет, - покачал он головой.

- Ты можешь трогать все, что угодно. Я обстановку зафиксировала на смартфон.

- Извини, старая привычка. А зачем ты все сфотографировала?

- Извини, старая привычка.

Мы оба улыбнулись.

Дойдя до кабинета дедушки, он остановился перед гравюрой с изображением Гемфри Дэви и внимательно ее изучил.

- Кто это? – наконец спросил он.

- Там же написано.

- В школе я изучал французский.

Под дурачка косит?

- Гемфри Дэви, английский химик и физик.

- Не знаю такого, - сказал Артист, не отрываясь от гравюры, - что великого он сотворил?

- Один из основателей электрохимии. Открыл опьяняющее действие закиси азота, названной веселящим газом. Выделил натрий и калий в чистом виде. Подтвердил элементарную природу хлора. И еще много чего. Но особенно благодарны ему английские горняки.

- За что?

- Он разработал взрывобезопасную шахтную лампу, за что удостоился звания баронета, а в дополнение к этому богатые шахтовладельцы Англии подарили ему серебряный сервиз.

- Круто!

- По тем временам – очень!

- Молодым умер?

- На пятьдесят первом году.

- Маловато.

- Слишком много экспериментировал с веселящим газом на себе. Это ведь наркотик. Два апоплексических удара. Второй не перенес.

- Ну, зато прожил нескучно, - заметил Артист (я не поняла – в шутку или нет?) и ошарашил меня следующим вопросом, - симпатичный, правда?

- Д-да, мне нравятся такие лица, - ответила я, окончательно смутившись.

Не хватало еще покраснеть!

Так же медленно Артист переместился к письменному столу.

- Это мой рабочий стол? – спросил он.

- Не твой, а деда.

- Липочка!

- Ну, хорошо, хорошо – твой!

- А это – та самая гравюра?

- Совершенно верно.

- Занятный мужчина, - отметил Артист.

- И загадочный, - добавила я.

- Чем же?

- Я тебе уже говорила, но не всё. После отставки Брюс основал Навигацкую школу, которая располагалось в той самой Сухаревой башне, стоявшей почти напротив современного Склифа, посередь проезжей части.

- Поэтому ее и снесли?

- Отчасти, да. Она мешала движению.

- А чем еще она знаменита?

- Знаменита не она, дедуля, а ее обитатель. Якова Брюса можно отнести к московским легендам. Даже если поделить пополам знания и умения, что ему приписывают, перед нами, все равно, предстанет одаренный и неординарный для своего времени человек. Москвичи издавна обходили стороной стрелецкую казарму, в которой располагалась часть полковника Сухарева, поскольку бесшабашные стрельцы могли спьяну и деньги отобрать, а то и голову проломить. Но с куда большей опаской горожане стали относиться к Сухаревой башне, когда там поселился Яков Брюс и организовал по велению царя школу математических и навигационных наук. А на последнем этаже устроил обсерваторию.

Артист оторвался от изучения гравюры и повернулся ко мне.

- А почему его считали чернокнижником?

- Легенд масса, - ответила я, - помимо элексира бессмертия, о котором я тебе уже рассказывала, существовали предания о железных птицах, которые летали над башней по ночам. Кое-кто утверждает, что чертежи Брюса – это прообразы современных самолетов.

- Даже так?

- Да. Была легенда о том, что Яков Вилимович создал механического человека – железную куклу, которая не имела души и прислуживала ему за столом. Народ прозвал ее «Яшкиной бабой».

- Интересно…

- Было много чего, всего я сейчас не вспомню. Об этом можно прочесть в книгах и Интернете. Но самое главное…

- Да?

- Сухареву башню разрушили, но основание ее осталось в целости и сохранности. Если ты ходил по подземному переходу под Сухаревской площадью, то обратил, наверное, внимание, что он изогнут. Он как раз огибает основание той самой башни.

Я встала и подошла к Артисту вплотную.

- Это место недалеко отсюда. Так что древние тайны рядом, дедуля.

Мне показалось, что он смутился. Взгляд, во всяком случае, отвел.

- А это что такое? – спросил он, показывая на бумажный квадратик на столе.

На нем дедушкиным почерком было написано: АНГЕЛ ЧИПАЕВ.

Я улыбнулась.

- Деда Гена обожает анаграммы. Слова, которые получаются из других слов, путем перестановки букв. Так он подписывал письма и записки, адресованные мне. АНГЕЛ ЧИПАЕВ не что иное, как ГЕНА ЛИПАЧЕВ.





ИЛЛЮСТРАЦИЯ: Гемфри Дэви. Гравюра с портрета Томаса Лоуренса.



Продолжение: http://www.proza.ru/2014/10/02/708