Подавленный бунт

Бунт в тюрь­ме всег­да соп­ро­вож­да­ет­ся ду­шераз­ди­ра­ющим нап­ря­жени­ем, от ко­торо­го кровь бур­лит, с бе­шеной ско­ростью про­носясь по со­судам. Вот и у Ле­ви кровь ки­пит. Ле­ви ка­жет­ся, что она – сплош­ной клу­бок нер­вов. И не­навис­ти за­од­но.

      Кин­гро­уз прок­ру­чива­ет пла­тино­вое ко­леч­ко на тон­ком паль­це и вновь уг­лубля­ет­ся в свои тай­ные меч­ты. Меч­ты о том, как она пе­рере­жет глот­ку глав­но­му над­смотрщи­ку, о том, как по­целу­ет, а за­тем от­ра­вит ядом ед­ких слов. О да! Ши­кар­ная за­бава для ши­кар­ной де­вуш­ки!

      Ле­ви не зна­ет точ­но­го вре­мени, но мыс­ленно всё рав­но от­счи­тыва­ет се­кун­ды, пос­те­пен­но пе­рете­ка­ющие в ми­нуты и ча­сы. Все зак­лю­чён­ные об­ла­да­ют та­ким ка­чес­твом: из­ме­ря­ют вре­мя, не зная оно­го. Од­ни вслух про­из­но­сят «Тик-так, тик-так!», дру­гие за­гиба­ют паль­цы, ког­да про­ходит один час, третьи – та­кие же, как Ле­ви, – мыс­ленно выс­чи­тыва­ют се­кун­ды. По та­ким вот «из­ме­рите­лям» мож­но лег­ко све­рять точ­ное вре­мя, ведь они дей­стви­тель­но зна­ют ему це­ну, зна­ют, что каж­дая се­кун­да, как мо­нета или дра­гоцен­ный ка­мень.

      В ко­ридо­рах тюрь­мы до бе­зумия ти­хо: ни шо­рохов, ни за­выва­ния сквоз­ня­ка, ни гул­ких зву­ков ша­гов… Но Ле­ви зна­ет, нас­коль­ко всё неп­рочно. Она зна­ет, что че­рез пять се­кунд всё спо­кой­ствие об­ру­шит­ся, как кар­точный до­мик. «Пять… Че­тыре… Три… Два… Один!» - от­счи­тыва­ет про се­бя Кин­гро­уз. На пос­ледней се­кун­де раз­да­ёт­ся вой си­рены, се­рый ко­ридор то и де­ло оза­ря­ют алые вспо­лохи от сиг­на­лиза­ции. То­пот, гро­хот, ро­кот выс­тре­лов гу­лом про­каты­ва­ет­ся по ко­ридо­ру, ог­лу­шая Ле­ви. Кин­гро­уз под­ска­кива­ет к ре­шёт­ке. Сей­час… Вот, ещё се­кун­да! В за­моч­ную сква­жину про­ника­ет ключ и по­вора­чива­ет­ся ру­кой рос­ло­го, силь­но­го зак­лю­чён­но­го. Ле­ви ки­да­ет неб­режное «Спа­сибо!» и бро­са­ет­ся по ко­ридо­ру в дру­гой ко­нец тюрь­мы. Со сто­роны ка­жет­ся, что она не бе­жит, а па­рит над бе­тон­ны­ми пли­тами – нас­толь­ко быс­трым был её бег. Его та­ковым де­лала не­нависть, что жгла пят­ки и сер­дце. Кин­гро­уз спе­шит к это­му га­ду Ай­ро­ну, не­сёт­ся по ко­ридо­рам к Гез­зи­лю. Лишь он был её целью. Же­лан­ной, а те­перь – дос­ти­жимой.

      Ле­ви за­мира­ет у две­ри и дол­го сто­ит в не­реши­тель­нос­ти, грея в ру­ке ме­талл руч­ки. Кин­гро­уз не­ожи­дан­но по­нима­ет, что на­падать-то не с чем. Раз­ве что со сло­вами. Ле­ви сно­ва счи­та­ет се­кун­ды, пос­те­пен­но пе­ретёк­шие в пять ми­нут. Она по­нима­ет, что ес­ли прос­то­ит ещё нем­но­го, всё бу­дет кон­че­но. Она так и ос­та­нет­ся си­деть, сго­рая, пла­вясь от не­навис­ти и ещё че­го-то. Нез­до­ровой при­вязан­ности, одер­жи­мос­ти этим че­лове­ком.

      Кин­гро­уз на­жима­ет на руч­ку, на­цеп­ля­ет на ли­цо ехид­ней­шую ус­мешку и вхо­дит, тут же па­дая в крес­ло нап­ро­тив сто­ла. Ле­ви вы­жида­юще смот­рит на Ай­ро­на, что си­дит с опу­щен­ной зап­ре­дель­но низ­ко го­ловой. Кин­гро­уз зна­ет, что Гез­зиль лы­бит­ся. Ши­роко, пу­га­юще, не­нор­маль­но. За гранью воз­можнос­тей.

- Здравс­твуй, Кин­гро­уз! – про­из­но­сит он спус­тя пять ми­нут. – Как доб­ра­лась? – спра­шива­ет Гез­зиль, вни­матель­но вгля­дыва­ясь в ли­цо.

- И те­бе здравс­твуй. Прос­то от­лично! Нес­пе­ша про­гули­валась по сим­па­тич­ным ко­ридор­чи­кам это­го мес­та, - съ­яз­ви­ла Ле­ви.

- Раз­ве? – прит­ворно удив­ля­ет­ся. – Мне ка­залось, ты нес­лась, как уго­релая, к мо­ему ка­бине­ту. Или же всё-та­ки ко мне.

      Ле­ви скри­пит зу­бами и мыс­ленно ап­ло­диру­ет Ай­ро­ну. Да уж, он не ус­ту­па­ет ей в нас­мешках. Ещё нес­коль­ко ми­нут они си­дят вот так, гля­дя друг дру­гу в гла­за, а за­тем Ле­ви вста­ёт с крес­ла, об­хо­дит стол, ста­новясь за спи­ной Гез­зи­ля, и шеп­чет ему на ухо:

- Ты бы знал, как я те­бя не­нави­жу, Ай­рон. Ты бы знал, как я хо­чу те­бя грох­нуть. Ког­да-ни­будь, кста­ти, я это сде­лаю, - обе­ща­ет Ле­ви, неп­ри­лич­но жар­ко ды­ша в ухо с пир­сингом.

- Не смо­жешь, мел­кая.

      Рез­кий по­ворот крес­ла, Ле­ви сгре­ба­ют в охап­ку, уса­жива­ют на бёд­ра и це­лу­ют. Жар­ко, влаж­но, кры­шес­носно. Ка­жет­ся, Кин­гро­уз за­была, как ды­шать. Го­лова кру­жилась от та­кого зна­комо­го ощу­щения влас­ти над со­бой и опа­ля­ющей страс­ти. Ле­ви от­ве­ча­ет, хо­тя приз­на­вать ли­дерс­тво не хо­чет. Сколь­зит тон­ки­ми паль­ца­ми по кур­ча­вым во­лосам, шее, до­бира­ет­ся до пу­говиц ру­баш­ки и быс­тры­ми дви­жения рас­стё­гива­ет их, на­чиная пог­ла­живать го­рячую, поч­ти рас­ка­лён­ную смуг­лую ко­жу.

- Быс­тро же ты под­да­ёшь­ся… - ехид­но шеп­чет Гез­зиль, нас­лажда­ясь по­кор­ностью Ле­ви. Де­вуш­ка ёр­за­ет на бёд­рах, по­пут­но вновь при­никая к тон­ким гу­бам над­зи­рате­ля и зав­ле­кая то­го в но­вый, не ме­нее жар­кий и страс­тный по­целуй. Ай­рон чувс­тву­ет, что в брю­ках уже дав­но тес­но, по­это­му на­щупы­ва­ет «со­бач­ку» мол­нии на тю­рем­ном ком­би­незо­не и тя­нет её вниз, об­на­жая не­боль­шую ак­ку­рат­ную грудь Кин­гро­уз.

- Бо­же, я те­бе глот­ку пе­рере­жу, - вы­дыха­ет Ле­ви, зап­ро­киды­вая го­лову и пос­та­нывая. Од­на ру­ка Гез­зи­ля при­дер­жи­ва­ет её за та­лию, а дру­гая мнёт грудь, иног­да вык­ру­чивая ро­зовый зат­вердев­ший со­сок. – Не­нави­жу те­бя…

      Ле­ви дав­но не мо­жет най­ти от­вет, по­чему этот наг­лый и са­мо­уве­рен­ный над­зи­ратель так вле­чёт её. Она его за это и не­нави­дит. Кин­гро­уз срав­ни­ва­ет се­бя и Ай­ро­на со звень­ями це­пи: они проч­но ско­ваны друг с дру­гом, и разъ­еди­нить их мож­но толь­ко ог­ромной ку­вал­дой или не­помер­ной, бо­гатыр­ской си­лой. Кин­гро­уз иног­да ду­ма­ет­ся, что это они са­ми друг дру­га ско­вали. Не­осоз­нанно и нав­сегда.

      Одеж­да неб­режной куч­кой уже дав­но ле­жит на по­лу, а Ле­ви упи­ра­ет­ся ру­ками в сте­ну, тя­жело ды­ша и пос­та­нывая. Она ко­рит се­бя за сла­бость и при­вязан­ность к это­му че­лове­ку. Ко­рит за то, с ка­кой лёг­костью она от­да­ёт­ся ему, бук­валь­но тая от удо­воль­ствия и пла­вясь от страс­ти и не­навис­ти од­новре­мен­но. Кин­гро­уз сто­нет от нас­лажде­ния и лич­ной аго­нии, ко­торая длит­ся вот уже пять лет – вре­мя, ко­торое она про­вела за ре­шёт­кой.

- Гез­зиль… Ты… Не­нави­жу… Ты сдох­нешь, обе­щаю… - ос­терве­нело шеп­чет Ле­ви, чувс­твуя сок­ру­шитель­ную вол­ну удо­воль­ствия, про­каты­ва­ющу­юся по все­му те­лу, и го­рячую жид­кость внут­ри се­бя, ко­торая, впро­чем, че­рез нес­коль­ко се­кунд сте­ка­ет по внут­ренней сто­роне бед­ра. – Ка­кого хре­на ты в ме­ня кон­ча­ешь?!

- Прос­то я так хо­чу. – Ле­ви спи­ной чувс­тву­ет, как Гез­зиль улы­ба­ет­ся.

- Ты су­ка, Ай­рон. Хит­рая, из­во­рот­ли­вая, наг­лая су­ка. Кста­ти, те­бя не вол­ну­ет, что там, в ко­ридо­рах бунт? – вспо­мина­ет Ле­ви и, по­шаты­ва­ясь, нап­равля­ет­ся к ра­кови­не.

- Мои лю­ди спра­вят­ся. Зна­ешь, Кин­гро­уз, тот бунт мне аб­со­лют­но по ба­раба­ну. Ведь у ме­ня есть свой, лич­ный. Ты. И кста­ти, этот бунт уже по­дав­ленный, - го­ворит Ай­рон, ска­лясь, как кот, объ­ев­ший­ся сме­таны.

      Ле­ви ни­чего не го­ворит в от­вет. Толь­ко на­тяги­ва­ет ком­би­незон и ду­ма­ет, нас­коль­ко Гез­зиль мет­кий. Всег­да по­пада­ет в яб­лочко. Ведь она и прав­да как бунт: взбал­мошная, дер­зкая, не­покор­ная… Раз­ру­шитель­но-сме­лая. А те­перь… а те­перь – по­дав­ленная, по­кор­ная, свя­зан­ная по ру­кам и но­гам не­види­мой цепью люб­ви. Стран­ной, нес­та­биль­ной, но люб­ви.

- Гез­зиль, - про­из­но­сит она у са­мого вы­хода, – я те­бя…

      Ай­рон си­дит в ожи­дании её слов. Он уже до­гады­ва­ет­ся, что она ска­жет. Ведь раз они звенья од­ной це­пи, то и чувс­тва у них иден­тичные. Ле­ви не за­кан­чи­ва­ет фра­зу, по­тому что зна­ет, что Гез­зиль чувс­тву­ет то же. Это не­понят­ное, про­тиво­речи­вое и бун­тар­ское чувс­тво – лю­бовь.