31. Еще разок!

Есть люди, которые не то, чтобы не любят журналистов, но почему-то избегают
встреч с ними. Может быть, потому, что наш брат нередко беспардонно лезет в
душу, задает вопросы, на которые иногда не очень-то хочется отвечать, а порой и напишет черт-те что.

Другая причина - элементарная природная скромность, стремление остаться в тени, не выставляться на показ, на всеобщее обозрение. Не исключено и суеверие:напишут, что все хорошо, так тут и жди беды.

Надежда Пантелеймоновна Погоришная - актриса Кировского драмтеатра, лауреат
Государственной премии СССР за роль в спектакле "Ивушка неплакучая" (постановка Евгения Степанцева) - скорее всего, относилась к тем, кто не любит журналистской трескотни. Она вообще человек закрытый, а нередко, как мне казалось, избегала общества.

Но когда я призналась ей, что боготворю кинорежиссера Ларису Шепитько, которая снимала ее в "Прощаниии с Матерой", и попросила Надежду Пантелеймоновну рассказать в передаче "Фильмы недели" о том, как проходили съемки и о самой Ларисе Шепитько, она согласилась. Правда, очень волновалась. Но все прошло гладко и на телестудии передачу отметили.

Через несколько лет, когда Погоришная уже вышла на пенсию, театр попросил
меня сделать с ней интервью по случаю ее 70-летия. Она снова долго отнекивалась(мол, уже не играю на сцене), но по старой памяти, в порядке исключения все же согласилась. Мне это было приятно.

Но на этот раз волновалась я: мне было поручено не только взять интервью, но
еще и записать наш разговор на пленку, чтобы после сделать радиопередачу.
Брать интервью с магнитофоном (диктофонов в ту пору у нас еще не было) я шла
впервые. С техникой я вообще не дружу, а магнитофон, который мне дали, и вовсе видела впервые. Был он громоздким, допотопным, потрепанным в частых
журналистских баталиях - в раздолбанных гнездах штекеры держались еле-еле.
Я невничала: вдруг не запишется?

Разговор состоялся - может быть, потому, что Надежда Пантелеймоновна была
рада нашей встрече. Если в прошлый раз в студию она принесла всего несколько
фотографий, то дома достала альбомы, памятные ей вещицы и говорила много и
охотно, я только успевала записывать за ней.

Когда работа закончилась, по неписаному русскому закону актриса скоренько
накрыла на стол и, не слушая никаких возражений, усадила меня выпить и
закусить - словом, отнеслась ко мне не как к официальному визитеру, а как
к ее личной гостье.

В душе она, по всей вероятности, была режиссером: она понимала, что
передаче нужна красивая концовка, поэтому в качестве презента на прощание
попросила включить магнитофон и спела известные строки: "Отцвели уж давно
хризантемы в саду...". Я была наверху блаженства: вот это радиопередача -
так радиопередача!

Однако надо было проверить качество записи. Я включила воспроизведение и
меня обдало жаркой волной: по закону подлости вторая половина беседы не
записалась. Я не знала, что делать: от радиопередачи отказываться было поздно, но еще больше не хотелось просить героиню моего будущего радиоочерка кое-что(ну, совсем немножко!) повторить. Ну, что же делать, с пунцовыми щеками блеяла я, потупив очи, бывает, техника есть техника, ну, пожалуйста, еще разочек...

Надежда Пантелеймоновна слегка разгневалась, но потом сменила гнев на милость
и согласилась повторить всего пару главных кусков. "Но, имейте ввиду, снова
петь не буду!" - пригрозила она, но все же, пожалев меня, закончила на
оптимистичной музыкальной ноте: "Чайка смело пролетела над седой волной..."

Я была ей безмерно благодарна за великодушие. И передача на "Радиолинии",
и интервью в газете "Вятский край", и авторская статья в "ТДТ" - все вышло,
все остались довольны.

После этого я еще пару раз навестила ее - мне доставляли радость эти встречи. Я дала себе слово каждый год бывать у нее в день ее рождения - 26 марта, но, как это нередко случается, слово не сдержала. Зато вскоре бросила работу на радио: на двумя зайцами погонишься - может так случиться, что ни одного не поймаешь...