Аманат. Часть 2. Глава1. Ученье молодших

  – Ото так и не разумеет ишо путём по-нашенски балакать. И чаво талдычит, нерусь, не разобрать – тьфу ты, образина викинская, – я те человечьим языком толкую, Ранет, – ошую щитом прикройся, одесную руби с оттягом, – нехитра ж наука! –

  Карпуня, десятник княжей дружины, всё силился втолковать Рогнеду тактику боя в строю кметей, слаженно, как единый многорукий воин, взмахивающих блескучими мечами в резком выпаде десятка, построенного клином – взмах – выпад – прикрылись щитами – ложно отхлынули назад – вновь выпад, быстрый, как бросок зелёной болотной змеи, – и  при этом передовую шеренгу мечников, придирчиво отобранную тройку самых могутных кметей,  прикрывают сзади длинными копьями воины второй шеренги. Рогнед с явным восхищением взирал на эту странную, с точки зрения викинга, привыкшего рубиться в одиночку, полагаясь лишь на свой меч, странную, но, по всей видимости, эффективную тактику командного боя.

 – Да не тужься ты понапрасну, Карпуня,  – вступился дед Лунь, притащивщийся посидеть на солнышке да поглазеть на военные игрища княжей молодшей дружины, – ён ить викин, а оне как рубятся – спрыгнет с лодии своей, дракаром кличут, – и ну пластаться толпой, кажин сам по себе, как бог иха, Один, на душу положит. Оне тем и сильны, рубкой мечной, многие и щитов не признают, двумя мечами рубятся.

  – Ты, диду, видал викинов тех, ли чо ли? –
   – А приходилось переведываться, ишо с Ратмировым отцом, светлым князем Игорем, хаживали с имя схватываться. По всей, почитай, землице шастают оне, ино ушкуйники. Вона и энтого Ранета занесла ж к нам нелёгкая…

   Молодшие кмети порушили строй, обступили деда – каждому охота послушать бывалого воина, – это теперь Лунь, что одуванчик спелый, дунь – развеется, а ране-то, сказывают, рубака добрый был. Карпуня хотел было пристрожиться на молодёжь, да махнул тож рукою, – охолонем чуток – слушай, робя, да мотай на ус, коли имеешь.

    – Каковы оне, диду? –
    –Да таковы и есть, аки Ранет энтот – телом могутны да бесстрашны, лихие вои, однако. У их жизня-то на иха скалистых брегах, фёрдами зовущихся, не шибко сладка, – а ничого не растёт тама, на каменьях-то, – вот оне и приобыкли разбоем да войнами жить. Больших дружин не сбирают, редко коли пяток-другой дракаров , а в каждом воев десятка два-три. Лихостью берут да напуском. Налетят ураганом, пожгут-пограбят – и восвояси. Прибрежны-то края, подле моря которы, ревмя ревут от их, спасу нет. Но, быват, по рекам и вглубь земли нашей заходят. Энтот Ранет, видать по всему, со товарищем своим  от такоже и приблудился, кабы не князь наш милостивый, по делам-то его, верёвка и по ём плачет…

    – Не, диду, не замай того  Ранета – ён князю меч целовал.
    – Да ведаю ужо, – оттого и баю – верный то воин князю будет. Ежели меч целовал и Одином своим клялся – наш таперя. А што балакать по-нашему не приобык ишо – на то не серчай, старшой, уж больно у их язык от нашего не сподобен, да и от степных племён тож – ну, быдто пёс-волкодав взлаиват, не приведи Велес. Да и на што речи-то ево – викины не зело речисты, молчат боле. Но ежели слово дал – у их твёрдо, да.

    – Обскажи, диду, как оне рубятся? – 
    – Вона што, нероботь, ужо и строй порушили, и щиты побросали!? Ученье бросать не можно, молодь, россы испокон строем, слаженностью да братской помогой сильны были! –

    – Да зараз мы, диду, охолонем тока  маненько, да опеть в ученье, не сумлевайся, старый, – вступился Карпуня за молодых кметей,   – оно знатьё-то о ворогах не лишне николи… –   
    – То-то, молодь. Ворог той – не свой старшина, бить буде не обухом, кажный час в ученье – сочти, робя, живота оберег. А хто в ученье боле поту льёт, тот мене кровушки своей да братовой терят. Ну будь по-вашему, сидай, молодь, близ. –
    Лунь умолк, задумался о давнем, взгляд его из-под кустистых белёсых бровей будто силился превозмочь старческую обветшалость да заглянуть в то далёкое, ему только и открывшееся. И видит уж себя старый ловким безусым кметем, что завсегда подле воеводы своего, отца теперешнего князя Ратмира, в походе дальнем к северным рубежам.

   – Мы тогда малою дружиной шли, объезжал князь северные вотчины да дань правил. Чем далее уходили на север, тем мене селений да людишек пошто-то. А в остатний тот день и вовсе набрели на сожжённые деревни по брегам реки, что россы зовут Студёной, а местные жители – Исетью кличут. И в деревнях тех сожжённых – ни души, как повымерли все. Одного старика полоумного тока и встренули – прятался в чащобе, аки зверь  пуганный. Он-то и поведал, что пришли сверху, со Студёного моря, диковинные лодии  со страшными чудищами на носу, а в тех лодиях – брадатые злые мужи, что деревни пожгли, воев убили, а люд, что посправней, в полон угнали. По Исети ушли вверх на вёслах, сказывал старик, что дале Исеть в велику реку Ир-Тыш вливается, по коей уйдут вороги в Студёное море. Дале ничого не разобрать у старика – плачет, власы рвёт на себе – сын его и малые внучата угнаты в тех лодиях-дракарах... –
 
   Лунь примолк, повздыхал тяжко, выцветшие, словно незрячие глаза слезились, всматриваясь во что-то смутное, тяжкое.
    – Князь наш и порешил: догнать викинов, отбить полон – негоже спускать ворогу таку татьбу, хоша силён, многоопытен викин. Старик энтот взялся проводить сушею кратким путём, вывести дружину в место то, где река петлёю бежит, инда принесёт те лодии-дракары на отмель, тут-ко сподручно буде перенять ворога. Охти, молод был князюшка, горяч, инда вскипело ретивое. А и дружина под стать ему – сотня пеших кметей, строю росскому обученных, да ишо два десятка молодших – лучники то. Сила, знамо дело, немалая,  – ето коли бы супротив степного чомбула али орды малой… Не ведали мы, што за ворог пред нами…
 
    Пока сбирался старый с мыслями, молодые кмети с любопытством присматривались к Рогнеду – всё же речь-то о его соплеменниках идёт. Викинг сидел в сторонке безучастно – не разумел ещё росской речи, да и нелюбопытен был, должно, по натуре. Молодой, но уже вошедший в силу – росская расшитая рубаха, выданная княжим ключником, грозила лопнуть на крутой груди, тренировочное деревянное копье игрушкой казалось в могучих ручищах, викинг рядом с молодшими дружинниками – подростками, не избывшими покуда отроческой худобы, тела не набравшими – выглядел и вовсе крепким дубком посередь юной кленовой поросли.
     Безучастно, казалось, глядел в ту сторону, куда короткие полуденные тени клонятся...