Ведя отсчёт от Коктебеля 1, 2

 "Подлинная античность расцвела в «Башне» у Вячеслава Иванова, на знаменитых средах. Сам хозяин, любитель всего эллинского, устраивавший в «Башне» дионисийские мистерии с плещущимся в широких чашах вином, не менял европейский костюм на тунику, но его жена - Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал, связанная с мужем «удивительною гармонией мыслей, чувств, вкусов и всего душевного стиля»,- «Гера в красном хитоне», как называл ее М. А. Кузмин, носила хитоны и пеплумы, чаще всего красные и белые. Е. Аничков упоминает, что подбирал ей эти разноцветные хитоны К. Сомов"
     "Древнегреческий костюм Максимилиана Волошина", интернет-сайт о творчестве художника Карло Боссоли.

 1.МАКС
 Бухта между изваянным природой в скале профилем Масимилиана Волошина и холмами, где покоится его прах, - место с которого хочется начать, потому что отсюда, как нити Ариадны, расходятся по лабиринтам времён судьбы, без которых немыслимы мы, сегодняшние люди 2014 года, считающие себя поэтами, прожившие жизнь поэтов. Это касается  как ещё живущих, так и уже ушедших раньше или позже за  так быстро промелькнувшее столетие. Отсюда, с коктебельских холмов,  виднее тот сверхсюжет, в который мы по причине ли идеократичности государства, в котором  сформировались, или неодолимой силой искусства, были вовлечены своими жизнями  в неудержимый поток. Он влёк, тащил, кружил нас как бы даже помимо нашей воли.

Мы становились - кто журналистом, кто учителем литературы или истории, кто актёром, учёным, художником, вузовским преподавателем или «свободным художником».   Кто – то, «художничая», хипповал, отшельничал, пил водку. Кто-то, противостоя обыденному и серо- усреднённому, уходил в геологоразведочные  экспедиции, сторожа-дворники, грузчики, становился человеком перекати-поле. Кто-то создавал рок-группу или окунался в бардовско-фестофскую стихию.  Другие  переводили "Слово о полку Игореве" или Псалмы Давида. Но камертон для всех был один- Житие Поэта. И кто попадал в резонанс, у того получалось.

Теперь ясно видится - всё это было как бы продолжением затевавшихся окружением  Максимилиана Волошина мистерий, превращавших жизнь в спектакль, карнавальную игру, хоровод масок.  Жизнь как литературный сюжет, миф мифов, сказка странствий, которую можно писать по грубой холстине  органического бытия. В этот самовоспроизводящийся миф, в котором на каждого Орфея всегда найдётся своя Эвридика, нас и затянуло.  Правда, это стало проясняться лишь потом, чуть позже, когда сквозь толщу запретов к нам стали пробиваться Вячеслав Иванов с его оргиями в "Башне"  Северной Пальмиры и Максимилиан Волошин с его коктебельским отшельничеством.

И вот босыми стопами, правда не в драной античной тоге Макса, а в шортах, но, по сути, почти  голый, я ступаю по щекочущему пятки галечнику коктебельского пляжа. Сомнамбулой бреду по щиколотку в хрустальной морской воде то ли в поисках ещё одного обломка триеры Одиссея, найденного когда-то Максом в этой бухте и хранимого в   чудом уцелевшем его доме, то ли сердоликового камешка, из каких генуэзцы, понастроившие на побережье Крыма средневековых крепостей, вытачивали бусы и амулеты. Такой сердолик нашёл здесь сто лет назад  Сергей Эфрон, чтобы подарить его Марине Цветаевой, увидевшей в том знак. Они во всём видели знаки, символы. Они мыслили мифами. Они сами были и остались мифом во плоти. Они пророчествовали и верили в дар ясновидения. И при всей своей непохожести друг на друга сходились на том, что именно в этом и есть предназначение поэзии.     Все бывавшие в этом похожем и на корабль, и на крепостную башню доме - символисты, акмеисты, теософы,  мистики после безмятежного штиля эстетских забав были ввергнуты в бурю вселенских масштабов, которую каждый из них по-своему предсказал. Тот ураган много чего и кого смёл, смыл с палубы отправил на дно морское.  Но дача Волошина, которая наполовину была библиотекой, наполовину мастерской художника, стойко сопротивлялась. Созданная поэтом крепость духа оказалась на удивление прочной. Волошин спасал здесь красных  от белых, белых – от красных. Он мог найти общий язык и с  атеистами –большевиками, и с по – бретёрски авантюристичными,  рафинированно образованными  белыми офицерами. Водоворот судеб, втянутых в орбиту этого дома подобен разве что фантасмагориям  Дантова «Ада», в них так и оживают  жуткие картинки иллюстрированного Доре тома, имевшегося в  библиотеке Волошина, которым он очень дорожил. Кажется - бывавшие здесь эзотерики, стихотворцы и романисты прожили жизни, напоминающие остро-приключенческие сюжеты фантазий Александра Грина. Женщины ждали своего Грея с алыми парусами. Мужчины гнались за бегущей по волнам Фрези Грант-будь то их современницы или сгинувшая в буре революции  Россия дворянских гнёзд.

Сегодня, в век респектабельного сексуально туризма, лже-байкеров, недо- нудистов, фальш- рэперов и псевдо-панков  всё это выглядит почти что анахронизмом. Как гостиница "Метрополь" в Москве или "Астория" в Феодосии - последние обломки стиля модерн, расцветшего в начале прошлого века, чудом сохранившегося в наших одиссеях сквозь революции, мировые и гражданские  войны. Всё это, как и изумляющие своей мистической красотой, чем-то похожие на один большой магический кристалл изразцы Врубеля, изготовленные всего лишь для  камина, дышит тем временем. Камины, кринолины, обнажённые купальщицы и купальщики. И много ещё чего, сплавившего  античное с  готическим и древнерусским, восточно-минаретное с иудео - христианским.  Второе пришествие "серебряного века" русской поэзии началось в шестидесятых и достигло апогея в 70-80, окончательно же Иван Бунин, Максимилиан Волошин, Марина Цветаева, Николай Гумилёв, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Борис Пастернак вернулись к нам в девяностые.   

    В доме- музее Волошина в Коктебеле женщина заворожено разглядывающая хламиду , посох и полынный венок Макса, увидев мое отражение в витринном стекле, сказала : "Похож!"  В самом деле – Максимилиан Волошин  вошёл в мою( и многих моих сверстников) жизнь вместе со всем своим скарбом культуры тысячелетий. Началось с запрета. С переписывания стихов из тетради университетского преподавателя, которые он в свою очередь переписал в закрытом фонде научной библиотеки.

   
Они проходят по земле
Слепые и глухонемые
И чертят знаки огневые
В распахивающейся мгле.


Позже преподавателя подвергали профилактическим беседам, в итоге он был отправлен в негласную "ссылку" из Томского университета -в Кемеровский. Распяли, но не сильно, а всё- таки. Спустя годы, когда мы встретились, и я помянул о так хорошо прошедшем литературном вечере, посвящённом творчеству Осипа Мандельштама(афишу  я нарисовал от руки и повесил в БИНе-гуманитарном корпусе ТГУ), мой наставник, вздохнув, "рассекретился" - и за этот милый вечер, мол, тоже пришлось расплачиваться неприятностями с «литературоведами в штатском» из КГБ. Наследники «демонов глухонемых» оказались зрячими и не лишёнными дара речи. Мандельштам, Волошин были в списке "политически неблагонадежных" и изымались из массового оборота по причине вполне прозаической, к поэзии никакого отношения не имевшей,- они либо половинчато принимали пролетарскую революцию, либо не восторгались большевизмом и его вождями. Зверства гражданской войны Волошина ужасали. В ней ему виделись не романтичные "комиссары в пыльных шлемах", а заурядные, не столь симпатичные, как демон Врубеля, черти, посланные нам в шифрограмме слова «чертят».

И вот, всходя по скрипучей деревянной лестнице в кабинет-мастерскую  Макса, где до сих пор цела конторка, за которой писал главы романа  "Пётр первый" Алексей Толстой,  бывали Михаил Булгаков, Осип Мандельштам, Марина Цветаева  и другие пилигримы «серебряного века»,  я вижу Черубину де Габриак, из- за которой с десяти шагов стрелялись Волошин с Гумилёвым...
Нет -это всё же была одна из музейных работниц, которая помимо экскурсовода поведала мне и про эзотерические и антропософские увлечения Макса, и про то, что зря его считают основоположником нудизма, а сестёр Цветаевых лесбиянками.       

- Просто они любили друг друга, воспринимали этот мир как нечто прекрасное...

Вот тогда и появилось это чувство, что все они –в своих «Широких шляпах, длинных пиджаках, с тетрадями своих стихотворений»  совсем радом. Ходят по этим антресолям, трогают корешки книг, разглядывают портреты Макса в исполнении Диего Риверы и Петрова - Водкина. Всё так же загадочно смотрит из «каюты» -отгородки для медитаций, чаепитий и философских бесед похожая на первую жену Волошина египетская царица Таиах, топорщит баки бюст Пушкина наверху. Краски в экономных баночках на полках из струганных досок. Размалёванная узором дверь в кладовую. Мольберт. А в окне панорама залива, который Волошин много раз воспроизводил и в акварелях, и в слове. Грезилось, Макс  где-то здесь. Вот сейчас войдёт – и  весело произнесёт:
- Ну а теперь, господа, к столу! Воздадим должное чреву!
И вдруг я опять слышу теперь уже не от пляжно -курортной  дамы в шортах, а от той самой музейной работницы-Черубины :
-Правда похож... Он тоже стихи и картины писал не ради денег, а зарабатывал журналистикой...
   
Так вот  Макс, говоря языком столь любезных ему восточных вероучений, «реинкарнировал». И стоило тому свершиться - его коктебельские гости (ласково называвшиеся  мамою поэта Еленой Оттобальдовной «обормотами») постоянно напоминали о себе всё моё крымское путешествие. Это чувство обострялось особенно в моменты, когда, бродя по остановившим время старым феодосийским улочкам, я ловил себя на том, что вот в этой девушке мне видится Ассоль, вот в этом сухощавом долговязом мужчине Александр Грин...В  банк с кариатидами- Атлантами на фасаде я открыл двери прежде всего  потому, что в этом историческом здании дуэтом в унисон читали стихи сёстры Цветаевы- Марина и Анастасия.  Казалось, что вот – вот - они, эти стильные сестрёнки,  сбегут по лестнице с перилами, украшенными прихотливой витой  ковкой. Но что с ними всеми приключилось потом, когда будто выломившийся из полотен  феодосийца Айвазовского ураган, стал всё крушить на своём пути! Айвазовский взмахнул своей магической кистью(и её, и мольберт, и посмертную маску художника до сих пор не разрешают фотографировать) -и краски сменились. Есть в музее художника – мариниста на побережье древней Кафы- Феодосии такое панорамное полотно, на котором безоблачно-солнечный штиль перерастает в сокрушительный, беспощадный шторм…



  2. ЗАКОН О.М.а

  "Все так — «за поэзию у нас убивают»."
  Надежда Мандельштам, "Воспоминания". 


  Так уж устроено. Нейтрон-элетрон. Бог-Дьявол. Фауст-Мефистофель. Они –не могут друг без друга. Плюс внутри-минус снаружи.   Орех в скорлупе. Или гантеля? Антивещество –это как бы вещество наоборот, шиворот на выворот. В физике всё более  или менее понятно. Хотя и не совсем.  Ну а  как с множеством человеко - частиц? Как квантуются чувства и мысли, которые руководят поступками? Как влияют на повседневную материальную жизнь идеи и идеалы?  Как образуются   не вырубаемые топором слова пророков-прорицателей? Откуда к носителям правды притягиваются  палачи? "Мы произошли от взрыва. Он порвал старые связи. И кости наших предков нам не собрать", - цитировала вдова Осипа Мандельштама  в воспоминаниях о сгинувшем на лагерной пересылке муже-поэте, первым дерзнувшим восстать против «шестипалого», совсем другого стихослагателя. Персонажа из нахлынувшего антимира, в котором таким, как её муж, предстояло остаться путеводной звездой поэта-носителя нравственной истины, берущей свои истоки в иудео-христианской традиции, европейской культуре. В своих «Воспоминаниях» она из деликатных соображений экономии пространства бумаги и нашего времени называет Осипа Мандельштама  О.М. 

     Поэты  серебряного века появились при встрече вещества прежнего мироустройства с антивеществом –нового, много раз оформленного в перетекающих друг в друга теориях марксизма, ницшеанства, кроулианства, эволизма. Сверхчеловек должен оседлать Зверя Власти. Участь же человека- исчезнуть, аннигилировать –его неисчерпаемый(и потому непредсказуемый) внутренний мир требуется  заменить разогретой пропагандой революционной критической массой. И тогда управляемый ядерный взрыв энтузиазма обеспечен. Драма, рождаемая по Ницше из духа музыки, создав напряжение между соленоидами АППОЛОНИЗМА и ДИОНИСИЗМА должна произвести на свет сверхчеловека нового типа-ПРОРОКА-демиурга, творца новых ЭОНОВ( по Алистеру Кроули). Мифы , как считали Хайдеггер, Эвола , Мирча Элиаде, Фрейд и Юнг, - те превокирпичики, -совершая ядерные слияния которых можно получить вождей и кумиров новой, прогнозируемой культуры. Анализ. Синтез. Результат. Пролеткульт создал некую кубофутуристическую версию этой грезы, обретшей силу массовой галлюцинации- искусства на службе масс. Но даже наиболее игриво-карнавальные, салонные  из «серебряных» Северянин («Я гений!»),  Андрей Белый с его теориями стиха(хотя поэзия -ремесло самоубийственно эмпирическое), ни тем более сверх-денди Бальмонт – не намеревались играть в такие игры. Что говорить о неистовых, «смазывающих карту будней», бунтующих против любой серости, регулярности… 

    По версии Надежды Мандельштам  поэты серебряного века, совершили внутреннюю эмиграцию  даже раньше последней отчалившей от причалов Крыма потрёпанной в боях канонерки. Они со всем своим мировоззренческим скарбом, представлениями о ДОБРЕ и ЗЛЕ, отчалили загодя до того, как  был собран в путь-дорогу пароход с русскими философами Ильиным, Бердяевым, Карсавиным, Трубецким…
   Большинство  из оставшихся   вынуждены были переродиться, пристрелив те самые представления «абстрактного гуманизма» , как бросившуюся с пристани в кильватерный  след верную лошадь кавалериста(сюжет стиха  Николая Туроверова «Уходили мы из Крыма Среди дыма и огня. Я с кормы, все время мимо, В своего стрелял коня...»)  Остальные из оставшихся на берегу, не смотря на усилия властей, сбежали ещё дальше,  переместившись на век раньше. В X1X  век , а  то и ещё левее по шкале прошлое-будущее (ведь время по Бергсону  лишь сцепление квантов психики). Они совершили некое путешествие во времени –и оттуда вели свою войну с надвигающейся идеологической антиматерией.  Оставаясь в кошмарной Москве 30-х, Мастер мог одновременно пребывать в древней Иудее. И даже более там, чем здесь…И в том ему помогали и Воланд, который мог быть самим Блюмкиным, и Маргарита...Она следовала за Мастером и в подвал со слепым оконцем даже если  это подвал Лубянки, и в ссылку в Воронеж, и в психушку, и на тот свет...Она обязана была сделать перепрятываемые копии, сохранить их в памяти, чтобы, когда ослабнет ураган гонений воспроизвести...   
   
    В поле радиации этих «беженцев»  попали не только современники вместе с причесывающей всех под одну гребёнку  репрессивной машиной. На голографической пластинке следующих поколений начали возникать подобия –двойники…
   
  Серебряный век играл в магию, оккультные ритуалы, карнавалил по поводу бессмертия.  И всё получилось, как и грезилось. Всерьёз. До полной гибели. Грёзы перешли в реальность. Слова воплощались в судьбы, похожие на древнегреческие трагедии, ужасы средневековых хроник, круги ада Данте,  евангельские сюжеты. Сначала пришли «комиссары в пыльных шлемах» -Понтии Пилаты и Каифы. Потом их сменили инквизиторы Лубянки…Судьбы- подобия стали возникать после хотя бы частичного снятия запретов. Как и предсказывала Марина Цветаева, пришёл черёд настоявшимся , как вина, стихам и поэтам серебряного века. Ещё были живы Пастернак, Ахматова, Кручёных. Встречи юного Вознесенского с Пастернаком вылепили  автора,  процитировавшего без кавычек мандельштамовское "... не прихоть ПОЛУБОГА, а хищный глазомер простого столяра..." В этой сентенции он заменил лишь слово КРАСОТА , на слово ПОЭЗИЯ. Получилось "Поэзия -не прихоть..." Что это было?  Игра с цензурой в озорном желании подёргать тигра за усы, легализовав две строчки запретного поэта ?   
 
...Как бы там ни было, но в отрицание этой формулы и Ахмадулина, и Вознесенский, и Евтушенко быстро стали ПОЛУБОГАМИ, собирали стадионы, купались в лучах славы и предоставляемых благах. Лагерную судьбу сгинувшего Мандельштама или нашедшего покой в Колпашевском яру Клюева разделили те, кто пошёл за гробом Пастернака гораздо дальше официально разрешённых.

    Самое потрясающе, - это бесконечно множащиеся двойники. Нескончаемый бином. В какой-то момент среди студентов-гуманитариев Томского государственного университета возникло движение сродни движению средневековых вагантов. После защиты пятикурсников на этаж общаги на Ленина, 49 выкатывалась бочка пива - и начинали гулять. Понятно- белогвардейские романсы и стихи –на закуску. Ну и : «Мне на плечи кидается век-волкодав…» Он правда, пока не очень кидался, так –скалился где-то за кустами… Пока это было почти то же  самое, что и коктебельские «капустники» на берегу –недалечь от волошинской дачи…Но потом…
    
    Погибший позже при каких-то полусредневековых обстоятельствах поэт, с которым мы вместе ходили на Томь разгружать баржи с рыбой или колымили в конце февраля, сбрасывая снег с крыш, соединял в себе дионисизм Макса Волошина и крестьянскую стать Николая Клюева. Походя внешне и на того и на другого.  Буйный.  Дотянул  до третьего курса, -и бросил учёбу.  За что  по вполне понятной логике был очень уважаем друзьями –собутыльниками и преподавателями. Дионисизм, непредсказуемость были в чести. Он уже был почти пророком, стихи его в самом деле пользовались бешеной популярностью, он великолепно их читал, а тут ходить на лекции, сдавать нудные зачёты. Он завязал с учёбой, но  появлялся(правда всё реже и реже) в научке,  ходил в  факультетский театр миниатюр, играл там роль в пьесе Ануя «Жанна Дарк». Ну и зависал в общаге, куда приносил деньги со строительных колымов, демонстративно являясь на эти литературные вечера в чумазой робе. Одна из его Жанн-жён  попала под машину, хотя тогда не было в Томске столь интенсивного автомобильного движения. Другая(тоже филологиня), кажется, от поэтического образа жизни мужа повредилась психикой…Говорили, на квартиру крепкопьющего поэта положил глаз какой-то мент –и вот труп, пролежавший несколько дней. Вскрыли двери, когда уже сильно запахло. Друзья издали посмертный сборник…Давно уже  было. Быстро время летит. Но две книжечки стоят на полке. Друзья-ровесники помнят, цитируют, бывают на могиле. Для меня он почти  точная копия  иллюстрирующего эту главу снимка. Макс Волошин играет древнегреческого персонажа. Дело происходит на пляже.  Он в окружении шлейфа поклонниц. Закончится эта "студенческая миниатюра" - и все, скинув с себя даже лёгкие хитоны божественно нагие устремятся в морские воды. 
    
    Другой писавший радовавшие родителей –преподавателей(о, наивность) и тех же самых друзей -поэтов стихи поэт тоже не доучился. Да и зачем оно ему было? Он вырос в среде профессоров-гуманитариев, над его детской кроваткой нависали тома домашней библиотеки. Сюжет «гибели всерьёз» он прожил в мгновения.   Вначале была распродававшаяся дружками-собутыльниками библиотека профессоров –родителей, потом их кончина(они оба воевали –и, вернувшись с фронта, не блистали здоровьем).  Следующим актом этой драмы стало вихревое  образование чего-то вроде «Башни» Иванова на этой «сталинской» квартире с прекрасными высокими потолками.
   Стихи были в самом деле хрустально-великолепны, как и этюд Мауро Джулиани под названием "ручеёк", который внешне напоминавший юного короля-солнце из первой экранизации "Трех мушкетёров", наш Орфей - любимец играл на "Музиме", журча струнами, как на арфе, а не грубо брякая. Нашими "гвардейцами кардинала" были нудные "препы" , стукачи, которые порою "прокалывались", "чугунные зады", высиживавших повышенные стипендии в библиотеках. Но , чтобы в открытую эпатируя, фехтовать с этим благопристойным войском-таких гасконцев было не много. Ну разве , что так страшно кончивший Партос - неоклюевец и двойник Макса, при котором профессорский отпрыск состоял этаким Арамисом. Тем более, что готовы были и вполне уже харизматично одортаньяневший бард, и другие персонажи бессмертного, не входившего в список обязательной литературы, романа. И среди них-Бонасье-чья то жена, которая теготела к созданию вокруг себя гаремов из поэтов. Так что не только Блок с Белым и Менделеевой. Не только  Марина мечом Тристана между Эфроном и ...Арлекин, как написала в мини-микроблоге "Треугольник" на прозе.ру  Иона Исадская, имея, конечно же, в виду что-то совсем личное, спрятанное за вензелем ника, закодированное..".Кто виноват в печальной участи доверчивых супругов? Кто Дирижёр? Завистники нашептали интеллигента русского в измене обвинив присяге Белой Армии. Чужой среди своих,не свой среди чужих. Потомки умные найдут, оценят и поймут, что Правда не подвластна Времени..."  Были ли завистники? Трудный вопрос. Нет ответа. Но если не мученический, то тернистый путь (поэту нужны страдания)торился прорубаемый в джунглях засасывающей пошлости  мечом гумилёвского конквистадора.
   И потому -пришло время-у нашего Орфея были труды разнорабочим в геологоразведочной партии(это как воевать в армии Деникина "тубику" Эфрону или доходяге Мандельштаму лесоповалить), затем был поход на место падения Тунгузского метиорита, по крайней мере написана повесть о том. Потом искателя контактов с инопланетными цивилизациями нашли в петле. Некоторые считают, что тоже из -за квартиры. Не повесился. Повесли. Как Есенина…Хотя стихи у него были отнюдь не "под Есенина" ,что -то неоклассическое, мельхиоровое, бриллиантово сверкающее, как подвески королевы, из-за которых всё , собственно, и приключилось в окрестностях Булонского леса...   
   
        Училась на филфаке ТГУ и потом, как я слышал, умерла во время перелёта в самолете(сердце было слабое) девушка, писавшая на радость всему преимущественно женскому  факультету  стихи в духе Анны Андреевны…Из них в самом деле можно было если не хлестать кубками дионисийско- цветаевское винище, то по крайней мере опохмеляться , как из дефицитного в те времена хрустального фужера дефицитным же шампанским. Позже они были напечатаны в альманахе Сибирских Афин "Каменный мост". Этот  гибрид "Нового мира" Твардовского с "Аполлоном" Маковского проковылял несколько номеров на своих филологических пуантах и лёг хрустальными гробиками на полках библиотек и квартир в связи с иссякшим, как быстро кончающееся в бутылках фолернское(даже если его ящик), финансированием, а "догоняться" уже было не на что...   
    
    Надежда Яковлевна Мандельштам всё же не даром объясняла: актер и поэт –разные субстанции. Актёр –играет на публику и он в маске. Поэта публика мало интересует, он …то ли с Богом говорит, то ли с Истиной. Но  сила Поэзии прямо, конечно же,  пропорциональна…Трудно сказать чему. Может, силе духа. А может -культуре. Народной или интеллигентской-это уж как карта ляжет. Она иссякает, гаснет при подчинении государственной машине. Её огасудавствление невозможно. Эта сила к тому же остро реагирует противодействием на всяческое насилие над личностью… Проводник должен быть прочным. Слишком силен молнийный всплеск  возникающего тока…


© Copyright: Горбачев Юрий, 2014