Моя подруга и я

Имя «Жанна» было редким в моем поколении. У нас больше называли Светланами, Татьянами, Маринами. Еще не перегорела память об «отце народов», многие, чтущие его, называли своих детей так же, как он. Был почитаем Пушкин со словами: «Итак, она звалась Татьяна». Но в кругах интеллигенции с упоением читали Марину Цветаеву и давали дочерям ее имя. В нашем классе было пять Светлан из двадцати девочек.

А вот Жанна – одна. Я помню наше знакомство. Все девчонки в первый же учебный день разделились на группки для общения. Только я стояла у окна, не решаясь примкнуть к какому-либо кругу, да еще какая-то худая, горбоносая девчонка, с тонкими поджатыми губами и огромными светло-зелеными глазами навыкате, бродила вдоль стены школьного коридора, рассматривая портреты пионеров-героев.

Я подумала тогда: «Только бы не эта девчонка стала со мной дружить». А она, словно услышала, повернулась и пошла в мою сторону. Подошла и говорит: «Девочка, как тебя зовут? Меня – Жанна. Давай дружить!» Я чуть не захлебнулась от такой дерзости, но решила не ссориться, потому что вариантов для дружбы не было. При их отсутствии и Жанна – подруга. Жанна оказалась девочкой без комплексов. У нее была сестра, старше на десять лет, Нина, очень приятная внешне, рано вышедшая замуж за военного, и мама  – ветеран отечественной войны, летчица. У мамы – мужественный характер.

Пожив несколько лет с двумя мужьями, любителями выпить, она выставила их из квартиры (в порядке очередности) и воспитывала дочерей одна. Однако, не лишала девочек общения с отцами, если те вспоминали о них. Девочки ездили, будучи уже школьницами, собирать с отцов положенную сумму на свое содержание. Это их приучило быть контактными и самостоятельными.

Жанна оказалась очень ответственной. Все, кто входил в ее общество находился под ее пристальным вниманием. Она никогда не ждала, что ей будут что-то рассказывать о себе, она начинала первая, и это располагало собеседника продолжить тему. У нее не было никаких творческих талантов. Она не умела рисовать, писать сочинения, у нее был слабый музыкальный слух, но математику, историю, обществознание и химию она «щелкала как орешки». Когда у нее было свободное время, вокруг нее всегда была «толпа учеников». Это ее куклы, которым она преподавала, усадив их за импровизированные парты, дав задание в «тетрадках», сама выполняя и проверяя их работы. Она даже выводила оценки за четверть в табелях. Вся учительская документация у нее была предусмотрена по Госстандарту.

Эта была ее жизнь. Она разговаривала со своими учениками. Придумывала истории их жизни, или брала от прототипов. В ее классе учились и отличники и двоечники. Мне это казалось скучным, Школа для меня являлась трудовой повинностью. Я не понимала, для чего учусь... Но у меня была группа живых детей дошкольного возраста, мои троюродные сестры и брат, которые жили на соседней улице, были моложе меня на шесть-восемь лет, и потому досматривались мною с самого рождения. Занимаясь их воспитанием, я чувствовала ответственность за их жизни, уставала от их баловства, однако, начинала скучать по ним, когда мы долго не виделись, и опять шла на свою «каторжную работу».

Тогда, видя, что мне можно доверять детей, мои тетки, их матери, говорили, что я пойду работать в детский сад. Но я не думала об этом. У меня были разносторонние интересы. Я мечтала быть парашютисткой, потому что видела папины армейские фотографии, потом хотела стать геологом, когда услышала, что геологи находят во время раскопок золото. Однажды папа принес золотой червонец, который он купил (по случаю) маме на зубные коронки, и я поняла, что не обязательно испытывать трудности в работе геолога, если, при желании, золото можно купить. Папа же смог. И коронки служили маме двадцать лет верой и правдой, пока зубы под ними не рассыпались. Мама работала на обувной фабрике, и специальный клей производил свое разрушительное действие на зубы.
 
Каждый год мы писали сочинение на тему «Кем я хочу быть». Я всегда писала честно. Каждый год – разное, кем хотелось быть в текущем году, тем и писала. После геолога я решила стать шофером, как папа, потому что можно ездить на машине, и зубы не разрушаются. Еще можно бывать в разных городах и республиках. Папа везде поездил в советское время и рассказывал об этом. Вот и мне хотелось путешествовать, а своей машины у нас не было. Но «пятьдесят третий газончик» нас всегда безотказно выручал. Я даже помню, как папу отправили в командировку в Москву, и он решил взять маму и меня, потому что меня не с кем было оставить. Мы были в Москве три дня. А когда ночью проезжали посты ГАИ на границе с Москвой, папа просил меня спрятаться глубже в кабине, и я забивалась маме в колени и сидела, затаив дыхание.

Когда мы заканчивали восьмой, выпускной класс, Жанна стала уговаривать меня пойти с ней учиться в педучилище на учителей начальных классов. Ей не хотелось поступать одной. Мама не пустила меня в Кинешму, где можно было учиться на воспитателя, она боялась, что я выйду там замуж и не вернусь, а я – единственная дочь. Так определился мой жребий. Об институте я не помышляла, потому что не знала на кого пойти учиться, да и мои занятия в хоровой студии очень отразились на успеваемости. Жанне было проще, она не занималась вокалом, она все время учила своих «домашних учеников».

Так мы поступили в это заведение. Через полгода учебы мне пришлось оставить хоровую студию, потому что расписание занятий в училище нарушало все мои творческие планы. Я уже хотела вернуться обратно в школу, но тут уже моя мама, профессиональный бригадир, сказала: «Как я своей бригаде в глаза буду смотреть, если ты бросишь училище?» Это был классический довод, потому что вся бригада раз в год приходила к маме на день рождения, и все меня знали.

И вот прошло много лет после окончания училища. Жанна бессменно работает в школе учителем начальных классов. Я ушла из школы после честно отработанных трех лет, понимая, что мне грустно проверять тетради и ставить оценки. Но судьба не оставила меня без занятий с детьми. Несколько лет мне пришлось работать в НИИ, занимаясь исследованием в области детской психологии, а ближе к началу возраста мудрости, когда сын пошел учиться в колледж, я решила попробовать себя на поприще воспитателя детского сада. Да так и осталась. Потому что «занимаясь их воспитанием, я чувствовала ответственность за их жизни, уставала от их баловства, однако, начинала скучать по ним, когда мы долго не виделись, и опять шла на свою «каторжную работу».