Костя

 (о фотохудожнике Константине Гроздеве)

19 сентября 2014 г. я был в скайпе. Закончил все свои беседы – и тут звонок от Кости, с которым я не разговаривал уже почти полгода.
   Я обрадовался – и говорю:
- Привет, Костя!
Веб-камеры у него не было, и я был уверен, что это он.
Но оттуда ответили:
- Вадим, это говорит Сергей Лопатинский. Костя умер…
Сначала я плохо понял, что он сказал.
Я знал, что Костя летом лежал в больнице. Это было для него непривычно: до зимы 2013-14 гг. он был очень здоровым человеком.
- Пошли утром на море – и вот, - сказал оттуда голос Сергея. Он говорил устало, без эмоций.
У Кости было много друзей: все его любили. Видимо, Сергей сам ещё не отошёл от происшедшего – а ему пришлось сразу после неожиданной смерти Кости обзванивать десятки людей.
Иногда смерть человека воспринимается спокойно. А вот Костя и смерть – как-то у меня не сочетаются до сих пор. Таким уж он был человеком, наш Костя.
*  *  *
Меня приняли в кишинёвский фотоклуб «Контраст» в 20-летнем возрасте.
Приняли авансом: я этого совсем не заслуживал. Был довольно обычным фотолюбителем. Во Дворце культуры профсоюзов я как-то случайно увидел выставку фотоклуба «Контраст» (он и существовал при этом Дворце). До этого момента – а было мне 19 лет – я не имел представления о художественной фотографии.
Некоторые снимки – особенно Владимира Гайдаша – меня поразили. И я пришёл в Клуб.
Приняли меня потому, что Клуб тогда уже почти развалился: он еле-еле дышал. Спас наш Клуб переезд из Арциза известного уже в то время фотохудожника Костантина Гроздева. Основателя и руководителя народного фотоклуба «Буджак».
Почему Клуб пришлось спасать?
   Основал его Володя Гайдаш, тоже человек замечательный. Большая умница, образованный (был он архитектором, преподавал в Политехе, хорошо рисовал), талантливый, энергичный. Он очень любил фотографию – но совершенно не годился на роль председателя фотоклуба.
Человек он был крайне застенчивый, зажатый в общении, всегда со всеми держал дистанцию, молчаливый, немногословный. Правда, немногие его высказывания о моих снимках я помню по сей день. Но то что называется «коммуникабельностью» - ему не было свойственно абсолютно.
У Володи отсутствовали организаторские способности: он не умел объединить людей, повести их за собой.
Наконец, он был очень занятой человек и слабого здоровья.
И когда Костя пришёл в наш Клуб, его одновременно – посмотрев его творческий отчёт – приняли в члены Клуба – и тут же избрали председателем.
Мне запомнилась его реакция. На первый взгляд, парадоксальная. Никакой радости. Он сказал:
- Мы должны вывести Клуб на новый уровень. А не так, что сегодня приняли в члены Клуба – и сразу стал председателем!
Он в первый же день в Клубе понял, что это скоропостижное избрание говорит о глубоком кризисе Клуба.
И уже в этих словах мы все ощутили его исключительно серьёзное отношение к своему Делу, к Фотографии.
Не случайно пишу эти слова с большой буквы: я ведь учитель русского языка по профессии. Так относился к фотографии Костя.
*  *  *
Костя был необычным человеком.
Позволю себе рискованное сравнение. Есть такой знаменитый литературный персонаж – Джон Сильвер из «Острова сокровищ» Роберта-Луиса Стивенсона. Вроде бы неграмотный моряк. Но он имеет огромное влияние на всех. И хотя он злодей, даже его враги отзываются о нём с невольным уважением, а порой – и с восхищением.
Костя, на первый взгляд, был обычный профессиональный фотограф. Он устроился на работу, кстати, именно во Дворце, где был наш Клуб, и помещение Клуба, где была хорошая лаборатория, стало его рабочим кабинетом.
Однако на самом деле обычным фотографом он не был. Мы все в этом вскоре убедились.
Жизнь у нас в Клубе забила ключом. Раньше не удавалось собрать на заседания несколько человек. Теперь приходили не только члены Клуба, но и какие-то посторонние люди: обсуждали, спорили.
Необычность Кости была в том, что он одарён был не только талантом фотохудожника, но и большим педагогическим даром.
Он умел с каждым поговорить, и хотя никогда никому не льстил – всегда был абсолютно правдив и требователен в том, что касается Фотографии – после общения с ним хотелось снимать лучше, доказать ему: я могу, я сумею!
Дело было не в словах – а в самом его отношении к Делу, в самой его человеческой сути. Он умел всех заражать своим отношением к Фотографии.
В отличие от Володи Гайдаша, может быть, даже более сильного фотохудожника,  Костя был сильным человеком ещё и в общении с людьми. Был Лидером. Несмотря на обычную, вроде бы, внешность – он был очень обаятельным человеком.
Казалось, что это такой рубаха-парень: шутит, со всеми на «ты», все его друзья-приятели. И одновременно он пользовался непререкаемым авторитетом. Когда он говорил, все молчали. Хотя фотографы – простые ребята, не шибко, в большинстве своём, интеллигентные и высококультурные.
Увлечённые – да. У нас все были такие.
Но не самые интеллигентные, в большинстве.
И Костя тоже, в общем-то, из простой семьи, интеллигент в первом поколении. Но всё, что касается фотографии, он знал от и до.
А ведь Арциз – маленький городок. И вот там он сумел вырасти в настоящего сильного фотохудожника и одновременно фотопедагога.
К нам он приехал уже сложившимся человеком, было ему за 30.
Я никогда не говорил с ним о его детстве, о чём сейчас очень жалею. Знаю, что увлёкся он фотографией в 12 лет. И в самого начала его привлекло в фотографии то, что делает это искусство чудом: рождение изображения из ничего. Тогда ведь печатали снимки в темноте при красном свете. И отпечаток постепенно появлялся на листе бумаги, опущенном в проявитель.
Отвлекусь немного.
Направление развития нашей цивилизации – потребительское. Её и называют часто Обществом Потребления. Так появилась и цифровая фотография.
Спору нет: так легче и удобнее. Даже не сравнить. Ведь мы, члены Клуба – серьёзные фотографы, участвовавшие в выставках – даже проявители не покупали в магазине, а составляли сами. Помню хорошо свои весы, купленные в аптеке, на которых я взвешивал химикаты.
Однако природа человека парадоксальна. Мы больше всего любим и ценим – не удобства и комфорт – а то, что нам достаётся с трудом, с усилиями.
Есть и сейчас много увлечённых и хороших фотографов, снимающих на цифру. Природа фотографии не изменилась.
Однако что-то трудно уловимое – утрачено.
И не случайно, что такой, например, замечательный фотохудожник, как Олег Виденин -  снимает на плёнку. И Костя цифровым фотоаппаратом пользовался только тогда, когда снимал репортажи по заданию редакции (в Одессе он работал в газетах), - а для души, для выставок – снимал, как в юности, на плёнку.
*  *  *
Костя был человеком в меру прагматичным.
Я всегда считал это качество сугубо положительным, тем более, что сам я совершенно лишён этой способности.
Он очень вовремя переехал в большой город – Кишинёв, столицу Молдавии. Очень вовремя начал участвовать в больших выставках. И в Одессу переехал удачно и вовремя. Он удачно устроился с работой во Дворце. Конечно, главным его делом был наш Клуб, но приходилось ему там снимать многое и такое, что его совершенно не интересовало, - всё он делал безоговорочно.
Однако типичным прагматиком, несмотря на это, он совсем не был – а был самым оголтелым романтиком.
Фактически его отношение к фотографии так и не изменилось по сути – с 12-ти лет. Да, - за 50 лет жизни! Несмотря на все медали, титулы (а Костя был весьма титулованным фотографом), опыт, вроде бы привычку.
Он по-прежнему воспринимал фотографию как Чудо. И совершенно по-детски радовался каждому удачному снимку.
Помню, как года за полтора до смерти он говорил мне по скайпу – о моём снимке «Осень в Карелии»:
- Вадик, классная осень! Давай, снимай – не трать время зря!
В 60 лет он оставался таким же чистейшим энтузиастом Фотографии – как в детстве и юности.
Кстати, голос у него совсем не изменился. Как я уже сказал, почему-то у него не было веб-камеры. Он, видимо, стеснялся своей «стариковской» внешности: ведь творческие люди весьма самолюбивы.
Но голос – совершенно, до мельчайших оттенков – абсолютно тот же! Как будто не было этих 30 лет.
*  *  *
Когда Костя организовал в Кишинёве выставку к 30-летию нашего Клуба, об этом написала кишинёвская журналистка Марина Иримчук. Я родился в Кишинёве, жил там до 28 лет – но не был с ней знаком.
Однако обратился к ней с просьбой помочь мне найти Костю. И она его нашла: через каких-то знакомых.
И так – спустя много-много лет после того, как мы потеряли друг друга из виду – мы снова стали общаться по скайпу.
Костя очень мне обрадовался – а я, разумеется, ему.
К слову, я достаточно неожиданно для него бросил серьёзно заниматься фотографией. Было мне 27 лет: т.е. я был членом Клуба уже почти 7 лет.
Я понял, что одновременно отдавать силы и время педагогике и фотографии не смогу, просто не получится. И выбрал педагогику.
Ему я ничего не сказал – и неожиданно публично объявил об этом сразу после обсуждения моего, по-моему, третьего творческого отчёта.
Было видно, что Костя очень расстроен таким моим решением, хотя он и старался не показать виду.
И когда мы снова нашли друг друга, я чувствовал, что ему важно понять, а прав ли я был тогда.
Он зашёл на мой сайт – и прочёл там массу моих ПЕДАГОГИЧЕСКИХ (!) статей, и даже некоторые книги. И, как ни странно, - всё понял!
Костя, как я уже сказал, был прирождённый Педагог. Я был для него не просто бывший товарищ по фотоклубу и друг – но и воспитанник. Ведь я на 12 лет моложе него.
И ему было важно понять, чего я достиг, правильным ли был мой выбор. Он понял, что я был прав: несмотря на всю свою любовь к фотографии – и принял мой выбор.
*  *  *
Когда мы разговаривали в скайпе второй раз, я сказал ему о том, о чём хотел сказать ему давным-давно: о том, какую большую роль сыграл наш Клуб в моей жизни, как он помог мне найти себя, своё призвание, укрепить уверенность в себе.
Это тоже звучит парадоксально: ведь я так и не стал серьёзным фотографом. Я по-прежнему очень люблю фотографию, но снимаю – только для себя и близких знакомых.
Почему так важен был для меня наш Клуб? Я тогда впервые понял, что такое Свобода. Никто никого не заставлял. Не было ни кнута, ни пряника. Люди сами приходили, тратили деньги, время, спорили – и в этих спорах росли как фотографы.
Интересно, что и как педагогу Клуб мне многое дал. Костя никогда специально не проводил теоретических занятий. Однако все в нашем Клубе были, что называется, весьма квалифицированными фотолюбителями. Хотя мы – просто обсуждали фотографии.
Он так умел построить работу Клуба, что все сами искали книги, статьи по фотографии, сами читали. Никому ничего не надо было разжёвывать и класть в рот.
И уже тогда я понял, что вот именно таким образом человек только и может чему-то научиться.
Это моя вера и по сей день – и с ней я умру. Хотя проработал всю жизнь в школе, где свободы нет – кроме как на уроках отдельных, немногих, учителей. Но на моих уроках – она есть!
Благодаря Клубу я понял, что творчество – не удел избранных. Среди членов Клуба были достаточно простые люди: Георгий Фёдорович Поята, Петя Казаку (мой, помимо Кости, ближайший друг: его, увы, тоже нет в живых), Гена Блазер. Это не были суперталанты, какие-то особые интеллигенты.
Но увлечёнными людьми были все.
Я понял тогда, что творчество – нужно каждому. Просто потому, что мы все - люди.
Создавать что-то своё, до меня не бывшее, - важнейшая духовная потребность человека. Абсолютно любого.
Фотография в этом смысле – замечательное изобретение. Она демократична. Она даёт возможность почти любому человеку – даже такому, который не слишком-то одарён – проявить себя в творчестве.
*  *  *
Как я уже сказал, разговаривая с ним в скайпе, я Костю не видел – а только слышал.
Когда я сказал ему о том, какую роль сыграл в моей жизни наш Клуб, ясно почувствовалось его волнение. Ему очень важно было это услышать.
Но вскоре мы – ну, не то чтобы поссорились…
Но так получилось, что какое-то время почти не общались.
Я не знал, что Костя разошёлся с женой. Жену его я знал очень поверхностно: встретившись сейчас, мы не узнали бы друг друга. Её зовут Наташа. Была она тогда весьма красивая женщина.
Видимо, по этой причине он и женился на ней. Как я уже сказал, творческие люди самолюбивы.
Но его характерной чертой была фанатическая преданность своему Делу. Он постоянно думал о Клубе, о фотографии. А её – фактически не замечал. А это для женщины – любой женщины – невыносимо.
Это, кстати, болезнь творческих людей. Помню, как я был поражён, когда прочёл биографию Виктора Гюго, каким несчастьем этот гениальный человек был для всех своих близких. А ведь он был добрым и человечным.
Но жил в мире своих творческих фантазий.
Мы часто плохо понимаем, какой ценой даются успехи в творчестве.
На известие о разводе с женой я отреагировал излишне эмоционально. Я сказал Косте, что он сам виноват. Что он её фактически всю жизнь не замечал – и из-за этого они разошлись.
Замечу, кстати, что, будучи профессиональным педагогом и психологом, я прекрасно понимаю: так не бывает, чтобы виновата была только одна сторона. Всегда виноваты оба. Наташа его не поняла: не догадалась, какой замечательный человек её муж. Как мне кажется, фотография – то, чем он жил – её интересовала мало.
Она хотела, как всякая женщина, его внимания – но оно полностью было устремлено на Фотографию.
- Живой человек важнее любой, хоть самой разгениальной, фотографии! – сказал я Косте.
Он воспринял это болезненно. Не ожидал и не привык слышать такое.
Правда, потом – спустя какое-то время – мы начали общаться снова. Костя, как всегда, взахлёб рассказывал о своём фотообъединении «Город», о выставках – всё, как всегда. Но какой-то лёгкий холодок в его отношении ко мне всё-таки чувствовался.
Творческие люди особо чувствительные. И Костя – жизнерадостный и психологически устойчивый – был тоже таким человеком.
Кстати, я работал одно время психологом-консультантом: так вот, у консультантов есть такое этическое правило: никогда не следует говорить человеку неприятную правду о нём самом, если он не спрашивает об этом сам и явно не хочет это знать и понимать.
Я всегда неукоснительно соблюдал это правило – в своей работе. Но в частной жизни – увы, порой нарушал.
Мне не стоило тогда огорчать Костю. Сделать уже было ничего нельзя: было ему 60 лет.
Я жалею об этих своих словах.
*  *  *
Костя был человеком, довольно равнодушным к людям. Его интересовала во всём мире только Её Величество Фотография.
Помню, как он равнодушно рассказал мне о смерти Володи Гайдаша. Как равнодушно рассказывал о Вадиме Николаевиче Шулеко, которого я хорошо знал и очень уважал, - даже не только равнодушно, но и не слишком доброжелательно.
Всё его внимание было устремлено на Фотографию – живым людям почти ничего не доставалось.
Помню, как я несколько раз подряд по скайпу уламывал его пойти к врачу. У него были проблемы с ногой – но он привык не обращать внимания на своё здоровье. В этом смысле он очень напоминал не взрослого человека – а легкомысленного подростка. Что тоже, кстати, характерно для творческих людей, увы.
В конце концов, я его вроде бы уговорил.
Но в 60 лет он продолжал вести тот же образ жизни, что и в 30.
Это его и погубило.
Человек не должен оставаться совершенно неизменным. Каждому возрасту – своё. Нужно меняться.
Но Костя за 30 лет, что я его знал, - не изменился совершенно. До мельчайших чёрточек он оставался точно таким же, как в молодости.
В этом была его сила, обаяние его личности. Но в этом же была его слабость.
Как известно, он стал болеть от того, что провалился под лёд: это было зимой 2013-2014 гг. Т.е. человеку 63 года – но он идёт на съёмку, зимой, на льду – и проваливается.
Очень характерно для него. И в положительном (ради кадра – здоровья не жалко), и в отрицательном смысле (это всё-таки какое-то легкомыслие: он был так многим нужен, так много людей любили его).
Как я уже сказал, умер он, когда они с Сергеем Лопатинским утром пошли на море: видимо, купаться.
Представляете: 64-летний пожилой человек, с основательно подорванным здоровьем, недавно ещё лежавший в больнице – как мальчишка, пошёл утром купаться на море!
И там с ним случился инсульт.
Костя был склонен к полноте. Но с этим тоже не желал считаться.
*  *  *
Он очень любил свободу.
Но не совсем правильно понимал её.
Человек не может быть свободен от обязанностей в отношении своих близких, от привязанностей. Человек – это Сеть Связей, как сказал Экзюпери.
Костя хотел быть свободным от всего. И добился этого.
Но именно это его и погубило – всего в 64 года.
Он был полон жизни и планов.
Ужасно обидно и больно.
Но что-то есть логичное, как ни горько это признать, в его внезапной смерти.
Она характерна для него: в такой же мере, как и его жизнь.
*  *  *
Как я уже сказал, Костя умел всё делать вовремя.
Чтобы добиться успеха, известности в фотографии, нужны долгие годы. Он вовремя начал участвовать в выставках.
Он был талантливый и очень мастеровитый фотограф. Мастер – с большой буквы.
Однако цельного впечатления его творчество не производит.
В отличие, например, от уже упоминавшегося выше Олега Виденина – и многих других замечательных фотохудожников – у него не было одной, своей, темы. Снимал он абсолютно всё, кроме, разве что, натюрмортов. Снимал портреты, ню, природу, жанр. Мне более близки его жанровые снимки – но это чисто субъективно.
Его фотографии мне очень нравятся. Помимо мастерства  - было у него то неуловимое качество, которое фотографы называют «видением» (с ударением на первом И).
Но огромная организационная работа в какой-то мере всё-таки мешала собственному творчеству.
Я думаю, что как фотопедагог Костя сделал больше: в этом смысле он был в своей среде человеком совершенно уникальным – другого такого я не могу назвать.
А фотохудожником он был очень хорошим – но всё-таки не из самых первых рядов.
Однако дело не в этом.
Как я уже сказал, он был предан Фотографии – так, как бывают преданы Богу настоящие священники.
Он никогда не воспринимал Фотографию – как поле самоутверждения (хотя был самолюбив и стремился к этому самому самоутверждению, но мало им при этом интересовался и никогда не говорил о своих наградах и регалиях, никогда не хвастался), как то, что предназначено для его удовольствия и благополучия.
Для него Фотография была Служением – и в своём служении ей он был совершенно чист и бескорыстен.
Вот откуда был в нём тот внутренний свет, который больше всего привлекал к нему людей.
Да, он был особенным человеком!
      И хотя мы были друзьями, я достаточно близко его знал – я понимаю, что не совсем обычным человеком был Костя. Что мне повезло, что я был знаком с таким замечательным человеком.
*  *  *
Я собирался в последние годы приехать в Одессу и в Кишинёв, свой родной город.
И часто представлял себе, как встречусь с Костей, как скажу ему:
- Привет, старичок!
И мы вместе пойдём что-нибудь снимать.
Хотя, между прочим, на съёмке я люблю быть один. Но с ним – пошёл бы с удовольствием.
Но выбраться на юг так и не удалось.
*  *  *
Странно думать, что Кости уже нет на Земле, что я никогда его больше не увижу.
Нам всем будет очень не хватать его.
Но хорошо, что он был.
Прощай, Костя! Я буду всегда помнить Тебя.
*  *  *
P.S.                Костя на том свете

Костю ведут на Страшный Суд.
По обеим сторонам огромной лестницы (вроде Потёмкинской в Одессе) – два ряда стражей: слева – черти, перемазанные, как трубочисты, - справа – ангелы, беленькие, изнутри светящиеся.
Костя – серьёзный, задумчивый.
Ведущий его Апостол Пётр думает, что это грешник, опасающийся кары за свои прегрешения, - и смотрит на Костю сочувственно.
А Костя, между тем, прикидывает, какой нужен ISO, чтобы снять одновременно и ангелов, и демонов – и чтобы и там, и там хорошо проработались детали.
И вот Костя предстал пред очи Всевышнего!
Только Тот открыл было рот, чтобы что-то сказать, как Костя быстренько вытащил из кофра камеру с телевиком – и говорит:
- Извините, Ваше Преподобие: только пару кадров!
Господь, опешив:
- Да вы кто такой?
Костя:
- Сейчас, сейчас! Освещение у вас тут паршивое! Вы бы электрика вызвали…
Бог – Петру:
- Ну, всё ясно! Ведите его туда, где у нас все эти сумасшедшие фотографы…
Костя, оживившись:
- А кто тут у вас? Зорик Шегельман у вас? А Володя Шумский?...  У вас тут вообще фотоклуб есть?
*  *  *
Вот как-то так я себе всё этот представляю.



Вадим Слуцкий, педагог, писатель, член фотоклуба «Контраст» (Кишинёв) с 1982 по 1989 гг, член Одесского общества фотоискусства (1988 – 1989 гг.)
slutcki@yandex.ru