Река времени 98. 1984-85 годы. Покупка дома

Первого сентября 1984 года Анечка, успешно сдав экзамены  в ЛЭТИ,  начала  учиться на факультете Судовой электротехники. Поступила она на этот факультет не без моего совета, но и без особого с моей стороны нажима. Просто я ей объяснил, что в течение всего времени учёбы по этой специальности я могу ей быть полезен.

Вася пошел во второй класс математической школы № 366, в которой до отъезда на Кубу училась Аня, и которую в 1959 году закончили мы с Лидой. Там до сих пор работал учителем физкультуры наш физрук, Виктор Нилович, а директором школы была женщина, которая, когда мы учились, была ассистентом у нашей учительницы физики, Валентины Степановны.

Чтобы Васю взяли в школу, пришлось моей семье прописаться, предъявив бронь, данную при отъезде на Кубу. Этим самым мы исключили, предполагаемую ранее возможность купить дом в ближнем пригороде на Лидино имя.

В то время в Ленинграде купить дом можно было только, если стоишь на очереди на улучшение жилищных условий, или если жилья не имеешь.
Оставалась возможность не прописываться мне,  чтобы покупать дом на моё имя.

Первое сентября у нас в училище началось обычным, за многие годы заведенным порядком: торжественным построением и «Ленинским уроком» на первой паре для курсантов. У нас же, на кафедре №23, куда я пришел заместителем начальника, в эти часы состоялось партийное собрание с обсуждением персонального дела  С.М. Апполонского.

Дела достаточно смехотворного, возбужденного по политическому доносу опекаемого им курсанта Якушенко. Мол, его руководитель  без должного уважения высказывался о личности В.И. Ленина.
Завершилось собрание вынесением Апполонскому выговора «без занесения в учётную карточку», что, по силе  раскручивания «антисоветского дела», было почти  ничего.

 Добавлю, что Якушенко,  в 90-е годы,  когда высшее российское руководство стало яростно антисоветским, партийные организации были закрыты, а влияние коллектива на служебные перемещения сведены к нулю, вмиг изменил  свои взгляды, и сумел сделать блестящую карьеру.

 Он, как бы ведомый незримой рукой, поступил и закончил Военно-морскую Академию, стал преподавателем, начальником кафедры, заместителем начальника Училища.  Сейчас он членкор РАН и начальник Военно-морского института, сформированного на месте Дзержинки.

После партсобрания начальник кафедры В.М. Протченко пригласил меня в свой кабинет и предложил организовать моё рабочее место здесь.
В кабинете стояли два больших двух тумбовых рабочих стола составленные вплотную. За этими столами, напротив друг друга, мы просидели до августа 1989 года, когда Валентин Михайлович ушел в запас, а я был назначен на его место.

Как руководитель, он мне импонировал своим умением организовать дело без лишней суеты и нервов, без повышения голоса и проявления начальственных амбиций, но и без панибратства и мягкотелости. Все годы, пока мы были в отношении начальник – подчиненный, обращались мы с ним только на «вы» и по имени с отчеством.

И в первый наш разговор он сразу определил мне основные задачи, которые я должен  буду решать самостоятельно, без напоминаний и понуканий. Ведение всей кафедральной документации он сразу закрепил за мной.

Потом спросил меня, согласен ли я,  взять  роль ведущего по курсу «Корабельные электрические измерения». До последнего времени, на нашей кафедре вел этот курс Апполонский.  Но Станислав Михайлович намерен завершить службу по выслуге лет, а училищное начальство этому только радо.

Я ответил, что раз надо, то я готов вести этот курс, но желательно, начать его со следующего семестра, чтобы войти в суть дела и написать тексты лекций. Валентин Михайлович сказал, что согласно учебному плану, «Корабельные электрические измерения» читаются в шестом семестре, поэтому время на подготовку у меня будет.

Но он советует, не просто писать тексты лекций, а создать новое учебное пособие с таким же названием. Пособие по этому курсу, написанное Апполонским уже морально устарело, и, по кафедральному плану, к 1989 году должно быть издано новое.

Одновременно, издание пособия, если оно окажется достаточно качественным, позволит ему написать на меня  представление к присвоению ученого звания доцента. Меня его предложение по поводу пособия и доцента обрадовало, и я заверил, что постараюсь сделать пособие качественным.

 Поинтересовался, какую учебную нагрузку он расписал для меня. В ответ, он спросил, какие лабораторные работы я бы с большим желанием мог вести, по Электрическим машинам или ТОЭ? Я ответил, что мне бы хотелось поработать с А.С. Богословским, ведущим курс ТОЭ.

«Вот и хорошо! Я как раз расписал тебе  на ближайший семестр  проведение лабораторных занятий по ТОЭ», - удовлетворённо сказал Протченко. 

«Валентин Михайлович! Есть ещё один деликатный вопрос», - сказал я, и, несколько смущаясь, продолжил:  « У меня ещё зимой вышел срок присвоения очередного воинского звания. На Кубе категория должности была «капитан 1 ранга», но там направляли в Москву представление, если до планового срока окончания командировки оставалось больше года.

 Поэтому я уже 9 месяцев «перехаживаю». Сможете ли Вы   написать на меня представление, или дадите мне время проявить себя».

Валентин Михайлович улыбнулся и ответил: « Я в ВМФ с Нахимовского училища, и хорошо знаю, что значит для офицера своевременное присвоение звания. Поэтому уже сегодня напишу представление, тем более что Вас знаю по совместной службе на кафедре КЭЭ».

«Спасибо, Валентин Михайлович!», - обрадовался я такому ответу.
Но, к сожалению, обрадовался я преждевременно.
 Капитана 1 ранга я получил только в июле 1988 года, «перехаживая» в очередном звании почти пять лет. Тем более, было обидно
«перехаживать», что стоял на должности с категорией капитана 1 ранга, уже целых 7 лет.

Через два дня после этого разговора, меня вызвал к себе первый заместитель начальника училища капитан 1 ранга Питулайнин Н.М.
 Я подумал, что вызов связан с представлением к званию, которое написал на меня Протченко, но оказалось, что Николай Михайлович захотел услышать от меня, чем закончилась история с вызовом в Особый отдел Ч.Ф.

Я рассказал ему всё, что я знал. Он внимательно выслушал и спросил, отправил ли я письмо с отказом от своих прав на арестованные ювелирные украшения?  Я ответил, что сделал это на следующий день после возвращения из Севастополя.

 Он на минуту задумался и произнёс: «Напрасно! Скорей всего, ваше дело закрыли по факту представления декларации. В таком случае вещи должны были вернуть. Но сейчас не советую отыгрывать назад. С этими ребятами лучше не конфликтовать».

Затем, Николай Михайлович резко сменил тему и стал инструктировать меня, как офицера, которого он  внес в список лиц несущих службу дежурным по училищу.

Первое дежурство будет на следующей неделе в среду, и в понедельник я должен быть готов сдать ему зачёт на знание всех должностных инструкций дежурного по училищу.

С этими словами он меня отпустил, посоветовав зайти в рубку дежурного прямо сейчас, чтобы оценить объем изучаемых инструкций.

Что я сразу же и сделал.  К счастью, больших изменений в инструкциях с того времени, как мне доводилось стоять помощником дежурного по училищу, не произошло. Но, все же я затратил не менее двух часов, фиксируя новое и вспоминая старое в объемной документации дежурного по училищу.

Самым новым был персональный компьютер  и дискета с описанием алгоритмов действий по различным вариантам тревожных сигналов, принятых дежурным по училищу.

Зачем алгоритмы надо было вводить с дискеты, а не записать в память компьютера, было не очень понятно. Видимо разработчик рассматривал вариант, когда некий секретный вариант алгоритма доставят дежурному фельдъегерской почтой.

Планировал пошутить по этому поводу во время сдачи зачета Питулайнину, но тот с таким напором стал экзаменовать меня на знание всех тонкостей инструкций, что желание шутить пропало.

Но, зачет я сдал успешно и в среду заступил на пост дежурного по училищу.
Главным достоинством дежурства по училищу было то, что заступать приходилось  редко, один - два раза в месяц.

 Немаловажно было и то, что большую часть суток, в отсутствии больших начальников, ты был сам себе хозяин, когда  ни кто не придет к тебе, чтобы оценить качество твоей службы.

Вне служебных проблем нас с Лидой больше всего интересовала идея купить дом, и, тем самым, решить свои жилищные проблемы.
Особенно загорелись мы этой идеей после визита на дачу  к нашим давним друзьям, супругам Миняевым.

 С Нелли Миняевой Лида училась на одном курсе в институте киноинженеров, а затем работала с ней на «Светлане». Наша Анечка и их сын Дима были знакомы с детсадовского возраста.
 
Олег Миняев окончил Политехнический институт по электротехнической специальности, учился, по обмену, в ГДР в аспирантуре. Успешно защитился и работал инженером на одном из Ленинградских предприятий. Человек он толковый, грамотный и хваткий.

Когда-то его родители имели собственный дом в Шувалово, но когда началась массовая застройка района Шувалово-Озерки, их дом попал под снос, а  им дали две квартиры на Энгельса 147.
Однокомнатную квартиру отцу Олега, и двухкомнатную супругам Миняевым.

 Их старый дом они разобрали и, пока мы жили на Кубе,  Миняевы  построили себе в садоводстве «Климовец», примыкающем к Шуваловскому парку, хорошую дачу.
После того, как мы там побывали,   фантазийные преставления о неком доме загородом, заменились вполне реальной конкретикой, и нам  захотелось иметь нечто похожее.

Первой попыткой, была поездка по объявлению на фонарном столбе о продаже дачи в садоводстве между Дибунами и  Белоосторовом. От платформы  станции Белоостров шли по разбитой, лесной дороге три километра, и еще не дойдя до садоводства, решили, что это не наш вариант. Поэтому, когда не застали хозяев, то не очень и расстроились, уговаривая себя, что просто погуляли на природе.

На следующее воскресенье была поездка по газетному  объявлению о продаже дома в Гатчино и за Гатчино в посёлке Кикерино. Поехали в воскресенье. На электричке добрались до Гатчино, и пошли по указанному адресу. Дом оказался на улице почти полностью заселённой цыганами. Пока дошли до него несколько раз были «атакованы» цыганятами с требованием «дать копеечку».

Дом светлый, добротный. Больше всего поразили паркетные, узорные полы в жилых комнатах. Хозяйка объяснила, что её умерший муж был краснодеревщиком и работал с паркетом даже в Зимнем Дворце.
Цену она запросила для нас неприемлемую, но и цыганское соседство казалось не лучшим вариантом, особенно если жить в доме не каждый день.

От Гатчино до Кикерино довольно долго ехали на автобусе.
Дом, поставленный на продажу, нам понравился, большой, добротный, предназначен для постоянного проживания, то есть можно будет прописаться. Запрошенная цена, тоже устраивала. Но место, где стоял дом, мягко выражаясь, не самое живописное и благоустроенное. Ни настоящего леса, ни озера или реки для купания рядом нет.

 А главное, добираться туда из Ленинграда, не имея собственной автомашины, большая проблема. Автобусы ходят редко, и меньше, чем в два часа уложиться не получится. Сказали хозяину, что если решимся на покупку, то приедем через неделю. Но уже на пути домой сказали себе, что это не наш вариант.

На следующей неделе позвонила Нелли Миняева и сказала, что видела объявление о продаже дома в Парголово на улице Шишкина,  и объяснила, как туда добраться. Оттуда до их дачи не больше полутора километров. Нас этот вариант заинтересовал и в следующее воскресенье мы поехали по указанному адресу.

Дом старый, но еще вполне крепкий. Водяное отопление с угольной котельной в подвале. Большой участок с яблоневым садом и внушительной стеклянной теплицей. Но главное  достоинство дома, прекрасное место, на котором он стоит. Высокий, поросший деревьями холм, а через дорогу, у подножья холма большое и живописное  «Чухонское» озеро.

Как сказала хозяйка, в своё время  в доме жил музыкальный критик Стасов. Тогда посёлок Парголово был дачной столицей всей петербургской художественной интеллигенции. Сговорились  и о цене, но хозяйка предупредила, что разрешение на покупку дома я должен буду получать сам.

 Меня это устраивало, и, заручившись ходатайством за подписью начальника училища, записался на прием к председателю исполкома Выборгского района г. Ленинграда, которому подчиняется администрация посёлка Парголово.

В назначенное время, в середине октября, явился на прием и, после десятиминутной беседы, получил положительную  резолюцию на свое заявление с просьбой разрешить мне купить дом в посёлке Парголово. Довольный собой, я пошел домой, не зная ещё, что радоваться рано.

В следующий мой визит в Выборгский исполком, куда я пришел оформлять покупку через Бюро технической инвентаризации, начальник бюро, старый, доброжелательный Израиль  Германович Черномырдик меня огорчил:

 «Извините, великодушно! Но оформить разрешение на покупку не могу. Заведено судебное дело о праве владения этим имуществом. И до его разрешения продажа невозможна. Советую, пока у вас разрешение на руках, найти другого продавца в Парголово».

Продавщица дома, гражданка Клипа, пыталась его переубедить, но Черномырдик был непреклонен: «Мадам! Это не ко мне. Идите в суд».
Я, с сожалением,  понял, что купить дом, в котором Стасов собирал своих друзей, великих русских композиторов, мне не дано.

В начале ноября мне попалось на глаза объявление о продаже половины дома в городе Всеволожске, ближнем пригороде Ленинграда.
В следующее воскресенье поехали с Лидой туда. Дом стоит рядом с храмом «Живоначальной троицы». Осмотрели продаваемую половину, все понравилось, и внутренне решили, что будем покупать.

Когда возвращались назад, у привокзального рынка на доске объявлений, прочитали о продаже дома, стоящем с другой стороны  железной дороги, на,  идущем прямо от вокзала, Всеволожском проспекте. Пошли туда. Этот дом нам понравился еще больше. Стоит прямо в сосновом лесу, красивый и крепкий коттедж. В доме предусмотрены все удобства.

Доброжелательная хозяйка сказала, что только потому, что вынуждена  продать его, как можно скорее готова уступить нам его за 12 тысяч рублей, хотя он стоит много дороже. Я заверил хозяйку, что приложу все силы к скорейшему завершению сделки.

По уже отработанному алгоритму, записался на приём к председателю Всеволожского горисполкома, запасся ходатайством от начальника училища, и в назначенный час пришёл на прием.

 Но председатель исполкома, даже не стал со мной разговаривать, а сразу отказал, сославшись, что  постановлением Исполкома разрешено  покупать дома только жителям Всеволожска, постоянно в нём прописанным. Обескураженный, я  поехал домой.

На службе поделился злоключениями с Агнессой Евсеевной, которая  на кафедре КЭП значилась электромонтажником, а на самом деле работала машинисткой, печатала  рукописи пособий, учебников, монографий, и многочисленные листы учебно-методической документации создаваемой преподавателями кафедры.

 Она вместе с сестрой жила в частном доме, но их собственной была только половина, и она, ссылаясь на свой опыт, одобрила моё решение отказаться от покупки половины дома. По поводу проблем с разрешением на покупку, посоветовала обратиться за помощью к начальнику курса  нашего факультета Сергею Ветрову, который давно живет во Всеволожске.

Сергей, в классе которого в курсантские годы я был  заместителем командира взвода, сказал, что про Всеволожскую городскую администрацию ходят нехорошие слухи, но у него есть знакомая, которая сможет мне помочь. Только это будет стоить бутылки самого хорошего  коньяка  и французского парфюма из валютного магазина.

Кроме того, в деле будет два этапа. Надо будет прописаться постоянно  по адресу во Всеволожске, который он мне укажет, и ежемесячно платить  хозяйке за прописку, пока не куплю дом.
На втором этапе, со справкой о прописке и ходатайством от начальника училища, надо будет снова идти к председателю Всеволожского исполкома за разрешающей визой.

Через неделю я передал Сергею бутылку «Лезгинки» и флакон Коти с изображением кролика на этикетке. А он мне - адрес, по которому я буду постоянно прописан. Помню, что это была старая убогая изба на  улице Константиновской, где хозяйка, женщина неопределенного возраста, взяла с меня, за три месяца, деньги вперед и попросила явиться в паспортный стол  в следующую среду к 19 часам с удостоверением личности.

В очередной приемный день, в середине декабря, явился к председателю Всеволожского исполкома с необходимыми документами и тот, без лишних слов, наложил резолюцию на мое заявление с просьбой о покупке дома:

«Начальнику БТИ, разрешаю оформить необходимые документы для совершения сделки».  Довольный, ещё не понимая, что рано радоваться, я поехал домой, предварительно узнав вечерние  часы приема начальника БТИ.

Но начальник БТИ, несмотря на однозначность резолюции на моем заявлении, оформлять документы отказался, сославшись на необходимость утверждения решения на заседании Исполкома. Предложил прийти за ответом через неделю.

На следующей неделе чиновник  сказал, что мой вопрос не успели обсудить, но он лично считает, что Председатель исполкома не имел права ставить разрешающую визу, так как я прописан во Всеволожске менее года.  Я спросил, почему бы ему не обсудить этот вопрос с Председателем. Он ответил, что такой разговор он запланировал и рекомендовал мне прийти за ответом после новогодних праздников.

Огорчённый, пошел к хозяйке продаваемого дома, сообщить, что процесс оформления покупки затягивается. Та высказала обоснованное предположение, что начальник БТИ тупо вымогает у меня взятку.
Я попросил её подождать до начала февраля. Я постараюсь разрулить ситуацию.

Обратился за помощью к Ветрову, тот сказал, что выходов на начальника БТИ у него нет, и посоветовал  сходить к Председателю исполкома с жалобой на начальника БТИ, но, ни в коем случае, про коньяк и парфюм не намекать.

Очередная поездка во Всеволожск была неудачна. Оказывается, что Председатель Исполкома ушёл в отпуск, а до его возвращения начальник БТИ каких либо действий по моему делу предпринимать не будет.  Пришлось извиняться перед хозяйкой дома, что минимум до марта оформить покупку мне не удастся.

Но неприятности не ходят поодиночке.  В конце февраля после очередного совещания начальников кафедр Протченко мне сообщил, что представление на очередное звание до сих пор в Москву не ушло.
Попытки его выяснить, в чем дело привели к тому, что ему сказали о неком письме.

Оказывается, в партийную комиссию училища пришло письмо, подписанное  инструктором политотдела Севастопольского училища, с призывом к «социальной справедливости».

В нем говорилось, что после возбуждения Особым отделом ЧФ уголовного дела к неопределённому кругу лиц по поводу не законного перевоза военным кораблём не задекларированных грузов, в адрес 10 управления ГШ был направлен список лиц, подозреваемых в контрабанде.

В них включили фамилии офицеров корабля взявших на борт груз и обещавших доставить его по указанным адресам в Севастополе, и самих адресантов. В 10 управлении ГШ немедленно издали приказ отозвать из загранкомандировки, тех из перечисленных в списке офицеров, у которых еще не вышел срок пребывания на Кубе.

В Севастопольском училище таким  оказался капитан 1 ранга Анциферов. Которого, после  возвращения в училище, не дожидаясь исхода уголовного дела, наказали по партийной линии строгим выговором с занесением в учётную карточку с формулировкой: «За срыв по  причинам личной недисциплинированности выполнения ответственного задания в заграничной командировке».

После того, как уголовное дело было закрыто, Анциферов пытался оспорить вынесенное ему взыскание, и одним из аргументов было то, что в Дзержинке, за точно такое же нарушение Бахарева не наказали, а даже назначили с повышением на должность заместителя начальника кафедры.

Конечно,  отменить взыскание, парткомиссия Севастопольского училища  не решилась.   Но в порядке «социальной справедливости» организовала письмо в партийную комиссию Дзержинки.

 В нашем  политотделе  долго думали и, наконец, решили заслушать меня на парткомиссии. Что вскоре и было сделано. Как я ни оправдывался, заседание партийной комиссии завершилось   вынесением мне выговора с формулировкой «за упущение в воспитании членов семьи».

В то время, офицер, имеющий  партийное взыскание, к очередному воинскому званию представлен быть не мог.
Но самым неприятным было другое известие.

 Начальник политотдела предупредил Протченко, что  моё взыскание, по общему правилу, не будет сниматься, минимум год, до февраля 1986 года.  И намекнул, что в 1986 году мне исполняется 45 лет, возраст  увольнения в запас по выслуге лет капитанов 2 ранга.

 В подтверждение того, что я попал к училищному начальству  «в опалу» пришла информация, что Питулайнин приказал исключить меня из списка офицеров, несущих службу дежурным по Училищу. И с марта меня будут назначать только дежурным по 14 дому или дежурным по клубу.

Неприятности по служебной линии, однако,  сменились успехами в деле покупки дома. В начале марта позвонил Олег Миняев и сказал, что его знакомый, начальник клуба посёлка Торфы, примыкающего к его садоводству, продает дом в Парголово.

В ближайшую субботу мы были по указанному адресу на улице Некрасова у добротного дома, с участком, огороженным узорным металлическим забором. Хозяин дома  Владимир Иванович Сукнотов действительно имеет намерение продать дом, но не тот в котором он нас принял, а другой, доставшийся ему по завещанию от умершей соседки, которой он постоянно помогал.

Мы пошли смотреть продаваемый дом, находящийся с другой, нечетной,  стороны улицы, через два участка от усадьбы Сукнотовых.
Дом оказался  бревенчатым флигелем с ломанной, финской крышей, крытой дранкой.

С крошечной веранды низкая дверь привела в маленькую, тесную  кухню, оборудованной русской печью. За кухней находились  две проходные комнаты. В первой комнате одно, а во второй – два подслеповатых окошка.

 В жилых комнатах стояла печь-голландка, общая на оба помещения. Высота потолков чуть больше двух метров. В окне первой комнаты разбитое стекло, заменяла подушка. Половые доски  обожжены, как будто, кто-то пытался на полу жечь костёр. 

Однопролетная, крутая лестница из кухни вела в не утеплённый чердак, где вместо пола лежало несколько досок, и стоял старый топчан.
Дверь в торце кухни вела в холодный сарай, который в былые времена, видимо, служил хлевом для скотины. В конце сарая, под общей крышей располагался туалет с выгребом.

Василий Иванович объяснил, что флигель дореволюционной постройки, служил жильем для прислуги, служившей в барском доме, стоящем рядом в тридцати метрах. От барского дома, в котором на момент покупки находилось отделение милиции, спускалась вниз, к озеру дубовая аллея.

Озеро называется «Чёртово», и участок продаваемого дома сбегает к самому его берегу. Зимний яблоневый сад и виднеющиеся среди деревьев заснеженный простор озера в этот мартовский ясный день был особенно красив.

  Владимир Иванович сказал, что готов продать дом за 11 тысяч рублей. Мы немного поторговались и сошлись на десяти тысячах.
Было ясно, что просто переселиться и начинать жить в таком доме нельзя. Но место, в котором дом находилось, было настолько хорошо, что стоило ввязываться в капитальный ремонт старого, или даже в постройку нового дома.

Во-первых, удобно добираться из города. Можно на электричке с Финляндского вокзала, а можно и на автобусе от конечной станции метро Кировско-Выборгской линии.

Во-вторых,  дом находится в ста метрах от центра Парголово, где есть хороший магазин, сберкасса, аптека, почта. Притом сам посёлок – зелёный и живописный, а дом стоит в яблоневом саду, под сенью вековых красавиц-берез.

В-третьих, а может быть, во-первых,  участок в двадцать соток выходит на озеро, где летом великолепное купание.
Пока мы обсуждали условия покупки, Лида по снегу сходила к берегу озера, и, вернувшись, сказала, что она голосует за покупку.

В течение следующих десяти дней мне удалось оформить сделку. Старое разрешение на покупку дома на улице Шишкина, для начальника Выборгского БТИ Черномырдика И.Г. оказалось достаточным, что бы он подготовил все необходимые документы для оформления покупки у нотариуса. И 23 марта 1985 года я получил на руки  заветную купчую на жилой дом в Парголово.

На заставке: Вид на Чертово озеро из моего сада в марте.

Продолжение: http://www.proza.ru/2014/10/18/566