Маша Швецова и Глаша Кошкина

                МАША ШВЕЦОВА И ГЛАША КОШКИНА.



        Нарезала колбаски, налила супчику, хлебушка не забыла, всё это на поднос – и к телевизору, в 12 часов местного времени Маша Швецова в «Тайнах следствия». Рядом Брыська мурчит, колбаску учуяла. Включила телевизор – начались титры. И тут – телефонный звонок.

        После первой же фразы «с вами говорит следователь отдела по борьбе с коррупцией» почувствовала, как земля уплывает из-под ног. Поняла, что текста уже не воспринимаю, только отдельные слова: «Коррупция в органах городского профсоюза здравоохранения… ваша подпись на расходнике по поводу получения подарков к юбилеям членов профсоюза вашей больницы… вам надлежит немедленно явиться…».

        - Но у меня запись к челюстно-лицевому хирургу… на 18 часов…

        - Приходите к 15 часам… не забудьте с собой паспорт. Это недолго.

        Не знаю, как вы, а в день посещения челюстно-лицевого хирурга я с утра ничего не соображаю. Следователь и хирург в один день – это слишком для немолодой женщины.

        Начался сериал. Маша Швецова была красива, её одежда, квартира и кабинет – образец дизайна и уюта, во всяком случае, для меня, провинциальной пенсионерки-медика. Как и её отношения с семьёй, коллегами и подследственными  – образец для построения межличностных отношений по всем вертикалям и горизонталям.

        Мысли крутились вокруг хирурга (не забыть взять кетонал в качестве сильного обезболивающего) и следователя (чё надо-то? Я ж на пенсии с февраля! Ах, да, паспорт не забыть).

       Без двадцати три я пришла по указанному адресу. Мрачный коридор. Пахнет туалетом. Ни одного человека, кроме серьёзного мальчика в будке дежурного. Он сказал мне, что «Андрей Валерьевич ждёт вас в шестнадцатом кабинете, а если его там нет, то скоро будет». То же самое повторил он пожилой даме, стоящей следом за мной. Мы переглянулись и узнали друг друга.  Она тоже пенсионерка, когда-то работала председателем профкома в детском реабилитационном центре, что в тридцати километрах от нашего города. Там же и жила. Приехала сюда с мужем, который сейчас сидит на улице в машине с полугодовалым внуком. Это она намекала, чтоб её пропустили вперед. Я тут же сказала, что мне надо в стоматологию, у меня запись. Она помрачнела, но смирилась.

        Дежурный позвонил по сотовому Андрею Валерьевичу и выяснилось, что тот едет сюда на своем автомобиле. Предложил нам пройти к его кабинету. Мы прошли, но у кабинета не оказалось ни одного стула, и мы вернулись к дежурному. Во всём коридоре только возле его будки стояло четыре стула.

        Только мы опустились на стулья, как лицо дежурного изменилось на приветливо-просительное.

       - Женщины, пока следователь едет, может понятыми побудете на задержании? Это быстро.

        Мы поднялись. Я сразу вспомнила, как Маша Швецова в кино говорила Феде Курочкину или Леше Винокурову, чтоб сбегали за понятыми, и те бегали.

       Дежурный вышел из будки и повел нас в один из кабинетов. Мы зашли.
 
      Картина маслом: огромный кабинет. Два стола. За одним - худая сопля в темно-синем свитере и чёрных колготках без юбки. Её пальчики перебирают клавиатуру компьютера. За другим – бледная женщина моего возраста, одетая более прилично, перед ней бутылка бифидокефира, нарезаны пластиками хлеб и колбаса. И стопка детективов – Незнанский, Донцова, Устинова.
 
       У стола пожилой на стуле сидит небритый нечёсаный мужчина с тусклым выражением лица и смотрит в одну точку каким-то обреченно-безысходным взглядом.
 
        В ходе дальнейших событий выяснилось, что сопля в черных колготках – это начальник следственной группы, майор Петрова; немолодая женщина – задерживаемая; тусклый мужчина – дежурный адвокат.

        Майор Петрова нежным голосом скороговоркой прочитала права задержанного, адвокат поднял на неё глаза и попросил включить в протокол запись о состоянии здоровья его подзащитной. У неё тяжелое гормональное заболевание, требующее определенного режима приёма пищи и, кроме того, тяжелое неврологическое заболевание, в свое название включающее слово «парез».

        На этом месте его монолога я почему-то подумала, напишет ли безошибочно следователь это слово. Следователи обычно это слово пишут либо «порез», либо «парэс».

        Задерживаемая попросила известить об аресте мужа.

        Впервые я в такой роли. Зачем Господь привел меня в эту жизненную трагедию? Неужели через полчаса приедет Андрей Валерьевич, и задержат уже меня. А как же муж и Брыська? Нет, конечно, я ни в чём не чувствую за собой вины, но моя подпись подделывается очень легко, фактически две буквы Г и К. Я ушла на пенсию, мою подпись подделали, и кому что теперь докажешь?

       Майор Петрова начала зачитывать обвинение. Ого! Неслабо! Оказывается пожилая дама, являясь директором одной из госструктур, вымутила квартиру рыночной стоимостью десять лямов и записала её на себя. При обыске в её столе были найдены все оформленные ею в ходе этого присвоения документы. Видимо поэтому нет ни истерик, ни заламывания рук, держится спокойно, даже во время проведения личного досмотра.
 
       - А теперь мне нужно срочно в туалет, - сказала обвиняемая.

       - Подождите, я еще не закончила читать вам текст…

       - По своему состоянию здоровья я не могу терпеть, мне сейчас будет плохо!

       Хотя меня не спрашивали, я подтвердила, что при перечисленных диагнозах лучше выпустить её немедленно. Майор Петрова по телефону распорядилась её увести.

       Когда арестовываемую привели, она поинтересовалась, кто сейчас обеспечит ей приём обезболивающих таблеток, которые она должна принимать раз в сутки, и которых у неё с собой нет. Майор Петрова задумалась.

       Я быстренько вытащила из сумочки кетонал, протянула майору. Майор списала название, спросила, устроит ли данное лекарственное средство задерживаемую, услышав  согласие, налила ей кипяченой воды.

        Я снова подумала, как можно с таким здоровьем пускаться в сомнительные дела…

       - Глафира Степановна, распишитесь вот здесь… и вот здесь… и вот здесь… И вы, Ольга Петровна, рядом с подписью Глафиры Степановны…

       Пока расписывалась – не удержалась, посмотрела правильность написания медицинских терминов. Увидев, что диагноз написан безошибочно, бросила на майора уважительный взгляд.

       Когда мы вышли из кабинета, подавленные чужой трагедией, нас ждала еще одна женщина, вызванная, как и мы, по поводу расследования коррупции в органах городского профсоюза здравоохранения. Ею оказалась Татьяна Сергеевна, казначей профкома второй горбольницы.

        Ольга Петровна сказала, что больше не может ждать, напомнила о муже, сидящем в автомобиле с внуком. Хотела уйти, но в отделение ворвался ослепительно красивый молодой человек, назвался Андреем Валерьевичем и пригласил нас троих одновременно к себе в кабинет.

       Кабинет оказался таким же неухоженным, как предыдущий. Маша Швецова в такой даже и не зашла бы.

       Мы расселись на стулья, достали паспорта. Занося наши данные к себе в компьютер, Андрей Валерьевич объяснил, что каждая из нас в 2006 году получала по приходному ордеру профсоюзные деньги. И на этих ордерах дата получения замазана "штрихом" и исправлена на 2010 год, на означенные в ордерах суммы вновь получены и присвоены деньги. И это сделала бухгалтер городского отдела профсоюза медработников, именно по этому поводу возбуждено уголовное дело, а мы должны всего лишь подписать необходимые следствию бумаги, нас никто ни в чем не обвиняет.

       Как всё это непохоже на сериал!

       К своему челюстно-лицевому хирургу я успела. Он у меня хороший, я напишу о нем когда-нибудь, и кетонал мне вчера не понадобился.

       Но всё-таки… всё-таки… зачем Господь показал мне, КАК происходит арест немолодой больной женщины?