Обезьяньи яйца. Глава 8

                ***


             Был летний вечер. Конец августа. Предобеденное время. На мониторе в приемной
висел  маленький листок бумаги,  на  котором  рукою Виктории Викторовны было
написано: "Марихуану курить в клинике запрещаю".  В.Воздвиженская. И синим
карандашом крупными, как пирожные,  буквами  рукой Василия Францевича: "Просмотр
порносайтов от пяти часов  дня  до  семи часов утра воспрещается". Затем  рукой  Вали:
"Когда  вернетесь,  скажите Виктории Викторовне: я не знаю - куда  она  ушла.  Федор
говорил,  что  с Ушвицем". Рукой Воздвиженской: "Сто лет буду ждать  ветеринара?"
Рукой Федора печатно: "Валя ушла в лечебницу, сказала приведет".
     В кабинете было совершенно по-вечернему, благодаря лампе под шелковым абажуром.
Виктория Викторовна, склонившись над монитором, погрузилась в чтение форума  на
сайте  шароголового. Молнии коверкали ее  лицо  и  сквозь  зубы  сыпались  оборванные,
куцые, воркующие слова. Она читала:
     "...выражались  в  гнилом  хирургическом обществе ; экспиримент.   Вот   как
развлекается  наша  псевдоученая ( буржуазия.  Семь  клиник  каждый   умеет занимать до
тех пор, пока блистающий меч справедливого налогообложения не  сверкнул над  ним
красным лучом! Оседлали кризис... Монархические настроения... Уш..ц"
     Очень настойчиво с залихватской ловкостью играли за двумя стенами  на гитаре, и
звуки нехитрой вариации "Мой номер 245"  смешивались  в  голове Виктории Викторовны
со словами поста в  ненавистную  кашу.  Дочитав,  она сухо плюнула через плечо и
машинально запела сквозь зубы:
     - Мой номер двести сорок пять...  Тьфу, прицепилась, вот окаянная  мелодия!
Она нажала кнопку. Валино лицо просунулось между створками дверей.
     - Скажи ей, что пять часов, чтобы  прекратила,  и  позови  ее  сюда, пожалуйста.
    



          Виктория Викторовна сидела у стола в кресле. Между пальцами  левой  руки  торчал
 коричневый окурок сигары. У стеклянной двери, прислонившись  к  притолоке, стояла,
заложив ногу за ногу,  пожилая  женщина  маленького  роста  и  несимпатичной
наружности. Волосы у нее на голове  росли  жесткие,  как  бы  кустами  на выкорчеванном
поле, а сморщенное лицо покрывал седой пух. Лоб поражал своей малой вышиной. Почти
непосредственно над рыжими кисточками  раскиданных  бровей начиналась густая
головная щетка.
     Платье, прорванное под левой мышкой,  было  усыпано зубным порошком,  полосатые
чулочки на правой коленке продраны, а на левой выпачканы  лиловой  краской. На шее у
женщины был  повязан  ядовито - красного  цвета  шарфик  с фальшивой рубиновой
булавкой. Цвет этого галстука  был  настолько  бросок, что время от времени,  закрывая
утомленные  глаза,  Виктория Викторовна  в полной тьме то на потолке, то на стене
видела  пылающий  факел  с  алым венцом. Открывая их, слепла вновь, так как с полу,
разбрызгивая веера света, бросались в глаза зеленые лаковые туфли с черными пряжками.
     "Как в калошах" - с неприятным чувством  подумала  Виктория Викторовна, вздохнула,
засопела и стала возиться  с  затухшей  сигарой.  Бабуля у  двери мутноватыми глазами
поглядывала на профессора  и  набивала папиросу  какой - то вонючей гадостью.
     Компьютер на столе пропикал два раза. Внутри него еще что-то шуршало, когда
вступила в беседу Виктория Викторовна.
     - Я, кажется, два раза уже просила не валяться на кушетке в смотровой  -  тем
более днем? Там пациенты!
Пиппа кашлянула сипло, точно подавившись, и ответила:
     - Воздух в смотровой приятнее. Марафетом пахнет.
Голос у нее был необыкновенный, визгливый, и в то же время  гулкий, как из рупора. 
Виктория Викторовна покачала головой и спросила:
     - Откуда взялась эта гадость? Я говорю о шарфике.
Пиппа, глазами следуя пальцу, скосила их через оттопыренную губу и любовно поглядела
на шарфик.
     - Чем же  "гадость"?  -  заговорил  она,  -  шикарный  шарфик.  У одной  вашей
пациентки взяла.
     - Это мерзость, вроде этих туфель.  Что  это за сияющая чепуха? Откуда? Я что
просила? Купить  при-лич-ные туфли; а это что? Неужели Василий Францевич такие
выбрал?
     - Я ему велела, чтобы лаковые. Что я, хуже людей? Пойдите на Крещатик - там все в
лаковых.
Виктория Викторовна повертела головой и заговорила веско:
     - Спанье на кушетках прекращается. Понятно?  Что  это  за  нахальство!  Ведь вы
мешаете. И там стерильность. Лицо бабули потемнело и губы оттопырились.
     - Ну, уж и стерильность. Подумаешь. Чистюли, какие. Обыкновенная больничка, а
форсу как у министерши. Это все Валька ябедничает.
Виктория Викторовна глянула строго:
     - Не сметь называть Валентину Валькой! Понятно?
Молчание.
     - Понятно, я вас спрашиваю?
     - Понятно.
     - Убрать эту пакость с шеи. Вы... ...Вы посмотрите на себя в  зеркало, на что вы
 похожи.
 Балаган какой-то. Окурки на пол не бросать - в сотый раз прошу. Чтобы я более не
слышала  ни одного ругательного слова в квартире! Марихуану  выбросить. С бидэ
обращаться  осторожно. С  охранником всякие  разговоры  прекратить.  Он  жалуется,  что
вы   в   темноте   его подкарауливаете. Смотрите!  Кто заявил пациентке - "чур тебя..."!?
Что вы, в самом деле, в кабаке, что ли?
     -  Что-то  вы  меня,  дочурка,  больно  утесняете,  -  вдруг  плаксиво выговорила
сморщенная пациентка. Виктория Викторовна покраснела, очки сверкнули.
     - Кто это тут вам дочурка? Что это за фамильярности? Чтобы я больше не слышала
этого слова! Называть меня по имени и отчеству!
Дерзкое выражение загорелось в Пиппе.
     - Да что вы все... То не матерись. То не кури. Туда не ходи... Что  уж это на самом деле?
Чисто как в трамвае. Что  вы  мне  жить  не  даете?!  И насчет "дочурки" - это вы
напрасно. Разве я  такую операцию  просила делать? Я хотела омолодиться и соблазнить
моего Антонио  - бабка  возмущенно  визжала.  -  Хорошенькое   дело!   Ухватили
бизнесвумэн, исполосовали  ножиком  живот,  а  теперь  гнушаются.  Я уже своего
адвоката вызвала, он вас всех засудит. А равно (Пиппа завела  глаза  к  потолку,  как бы
вспоминая некую формулу), а равно и мои родные. Я иск, может,  имею право предъявить.
    Глаза  Виктории Викторовны  сделались  совершенно  круглыми,  сигара вывалилась из
рук. "Ну и вляпались!", - пролетело у нее в голове.
     - Вы изволите  быть  недовольной,  что  вам успешно пересадили яичники обезьяны?
прищурившись, спросил она. Мы вам уже говорили, что процесс омоложения  очень
индивидуален и протекает иногда долго. - Вы, может быть, предпочитаете снова бегать
по танцполам? Караулить своего Антонио? Ну, если бы я знала...
     - Да что вы все попрекаете - танцполы, танцполы.  Я  свою любовь караулила. А если
 бы я у Васи померла  от наркозу?  Вы  что  на  это  выразите, сударыня?
     - Виктория Викторовна! - раздраженно воскликнула профессор, -  я вам не сударыня!
Это чудовищно! "Кошмар, кошмар", - подумалось ей.
     - Уж, конечно, как же... - иронически заговорила Пиппа и победоносно отставила ногу,
- мы понимаем. Какие уж мы вам подруги!  Где  уж.  Мы  в университетах не обучались, в
семи клиниках  с кондиционерами  не работали. Только теперь пора бы это оставить. В
настоящее время  каждая макака  имеет  свое право...
      - Во, - во, - Виктория Викторовна, бледнея, слушала рассуждения старушки. Та  прервала
речь и демонстративно направилась к пепельнице  с изжеванной  папиросой  в руке.
Походка у нее  была развязная. Она долго мяла воняющий окурок  в  раковине  с
выражением, ясно говорящим: "На! На тебе!".
     Профессор обратила взор к потолку  и  забарабанила пальцами по столу. Пиппа, казнив
папиросу, отошла и села на  стул.  Руки  она при этом, опустив  кисти,  развесила  вдоль
белых от порошка бедер.  Глаза  ее скосились к шашкам паркета. Она созерцала свои
туфли и это доставляло  ей большое удовольствие. Виктория Викторовна посмотрела
туда, где  сияли  резкие блики на тупых зеленых носках, глаза прижмурила и заговорила:
     - Какое дело еще вы мне хотели сообщить?
     - Да что ж дело! Дело простое. Документ, Виктория Викторовна, мне надо.
Профессора несколько передернуло.
     - Хм... Черт! Документ! Действительно... Кхм... А,  может  быть,  это как-нибудь
можно... - голос ее звучал неуверенно и тоскливо.
     - Помилуйте, - уверенно ответила Пиппа, - как же так без  документа? Это  уж  -
извиняюсь.  Сами  знаете,  бизнесвуменам  без   документов   строго воспрещается
существовать. Во-первых, посольство...
     - Причем тут посольство?
     - Как это при чем? Встретят,  спросят при отъезде - сколько, скажут, многоуважаемая,
вам теперь лет?
     -  Ах  ты,  господи,  -  уныло  воскликнула  Виктория Викторовна,   - встретят,
спросят... Воображаю, что вы им наговорите.
     - Что я, диссидентка?  -  удивилась  бабуля,  и  сознание  ее  правоты загорелось в
тупом обезьяньем взгляде. - Как это так "наговорите"?! Довольно обидны ваши слова. Я
говорю, как все люди.
При этом она посучила лакированными ногами по паркету. Виктория Викторовна
умолкла, глаза ее ушли  в  сторону.  "Надо  все-таки сдерживать себя", - подумала она.
подойдя к столику,  она  одним  духом  выпила стакан воды.
     - Отлично, - поспокойнее заговорил она, - дело не  в  словах.  Итак, что будет говорить
это ваше посольство?
     - Что ж ему говорить... Ну, да.  Оно интересы защищает.
     - Чьи интересы, позвольте осведомиться?
     - Известно чьи - юридического элемента.
Вэ-Вэ выкатила глаза.
     - Почему же вы – юристка, экономистка?
     - Да уж известно - не врачиха.
     - Ну, ладно. Итак, что же ему нужно в защитах  вашего  экономического интереса?
     - Известно что - отправить домой меня. Они говорить будут - где ж это видано, чтоб
человек столько времени без новой визы  проживал в  Киеве. Это  -  раз.  А  самое  главное
- возраст. Я старухой быть не желаю. Опять же - танцпол, Антонио...
     - Позвольте узнать, как я это запишу? В этом компьютере  или  в вашем паспорте? Ведь
нужно все-таки считаться с положением. Не забывайте, что вы...  э...  гм...  Вы  ведь,  так
сказать,  -  пока еще существо неопределенное... -  и не только в возрасте... – Виктория
Викторовна говорила все менее уверенно. Пиппа  победоносно молчала.
     - Отлично. Что же, в конце концов, нужно,  чтобы  все  записать  и вообще устроить
все по плану этого вашего посольства? Ведь у нас  же  пока нет малейшего понятия о том
сколько вам будет лет.
     - Это вы несправедливо. Возраст я себе совершенно спокойно могу избрать.
Пропечатала  на сайте и шабаш.
     - Какой же вам угодно иметь  возраст?
Пациентка поправила рубиновую булавку и ответила:
     - Тридцать семь.
     - Не валяйте дурака, - хмуро отозвалась Виктория Викторовна, - я с  вами серьезно
говорю. Язвительная усмешка искривила огромные волосатые губы Пиппы.
     - Что-то не пойму я, - заговорила она весело и  осмысленно.  -  Мне  по матушке нельзя.
С охранником чики-пики - нельзя.  А от вас только и слышу: "дура, дура". Видно только
профессорам разрешается ругаться в вильний Украини.
    Виктория Викторовна налилась кровью  и,  наполняя  стакан,  разбила  его. Напившись
из другого, подумала: "Еще немного, она меня учить станет и  будет совершенно права. В
руках не могу держать себя".  Она повернулась  на  кресле,  преувеличенно  вежливо
склонила  стан  и  с железной твердостью произнесла:
     - Из-вините.  У  меня  расстроены  нервы.  Ваш вымышленный возраст  показался  мне
странным.  Как вам, интересно знать, намечталось такое?
     - Начальник подотдела посоветовал. По китайскому гороскопу обезьяны  искали –
какой вам, говорит? Я  и выбрала.
     - Ни в каком гороскопе ничего подобного быть не может!
     - Довольно удивительно,  -  Пиппа усмехнулась,  -  когда  у  вас  в ноутбуке есть, что в
приемной стоит.
     Виктория Викторовна, не вставая, кинулась  к  кнопке  на  столе  и  на звонок явилась
Валя.
     - Ноут…  из приемной.
Протекла пауза. Когда Валя вернулась с ноутбуком, Виктория Викторовна  спросила:
     - Где?
     - Вот, - 22-го июля. Это - день моей операции, и  в году обезьяны  я родилась  заново.
     - Покажите... гм... черт... Заблокируй его, Валя, сейчас же. Валя, испуганно тараща
глаза, ушла с гороскопом,  а  старушка  укоризненно  покачала головой.
     - Фамилию,  хотя - бы,  свою оставите,  -  позвольте узнать, - спросила профессор.
     - Фамилию я согласна  наследственную от макаки  принять.
     - Как? Наследственную? А именно?
     - Чичикова.


Дальше      -      (http://www.proza.ru/2014/10/04/433)
               


Рецензии
Сделаю паузу, Игорь. Даже и не знаю, пока, как и что Вам отписать:)) Вроде бы - забавно, а что-то внутри царапает. Не разобралась еще. Знаете, как есть люди, юмор которых не всегда понимаешь - то ли обижаться, то ли смеяться:)) Так и я сейчас.
Приду. Дочитаю. Выскажусь.:))
Хорошего вечера, Игорь, и наступающей недели!
С улыбкой,

Аполлинария Овчинникова   12.10.2014 18:31     Заявить о нарушении
Удачи )))))

Игорь Скориков   12.10.2014 18:35   Заявить о нарушении