Малыш

Этот рассказ не, как у Джека Лондона, «Смог и Малыш», он ближе, наверное, к «Малышу и Карлсону», хотя и это утверждать в полной мере нельзя, но всё же в ходе повествования станет понятно, почему  всё-таки   больше сходства с Астрид Лингрен.

А пока что поясним, что наш Малыш, это совсем не мальчик семи -  восьми лет, а  Иван Петрович, уже немолодой человек и даже пенсионер. Хотя, только возраст свидетельствует об имеющемся  у него  этом статусе, так как шестьдесят стукнуло Ивану Петровичу совсем недавно, а когда он оформил все нужные бумаги, корочки, то есть пенсионные удостоверения закончились в том отделении, где ему подписали всё, что надо.  А так как в нашем государстве ты пенсионер, если только можешь в окошке какой-нибудь регистратуры или в любом другом месте помахать такой «ксивой», то и не считался пока  что  мужчина в этом статусе официально. Хотя добрые кассирши, когда он совал им  свой  паспорт с датой рождения,  выдавали ему билет в музей для осмотра экспозиции  с положенной ему скидкой. А пока что он был просто гражданин своей страны с кучей обязательств и без абсолютно каких-либо прав, положенных по его возрасту.  Но уповал, на то,  что явление,  это временное, и вскоре в типографии напечатают нужное количество таких книжечек, потом и ему выдадут,  и он станет наконец-то, полноправно носить положенное   человеку, достигшему шестидесяти лет,  звание. Так что была ещё пока что  возможность чувствовать себя молодым и красивым и вместе со всеми раскрывать кошелёк и доставать оттуда купюры, платя за всё, за что его коллеги по возрасту не платили. Ну, и Малышом называться тоже мог по праву, как и много лет назад, когда впервые, хоть ему и было уже или  всего - то пятьдесят, узнал, что зовут его именно так, а не иначе. А дело было  вот как:

Будучи действительно молодым и красивым с густой светло-каштановой  шевелюрой на голове не повезло тогда ещё  Ивану пару раз с зубными врачами. То, что и потом будут попадаться точно такие же и даже  ещё хуже,  он тогда не знал и даже не догадывался, как  станет Малышом. Но всё это случилось гораздо позже, а сейчас, когда ему только – только стукнуло тридцать, сидел он однажды у себя на работе над нужными бумагами уже какое время, но тут на минуту  отвлёкся,  и  взгляд его  упал на клочок газеты, лежащей на краю стола.  В глаза бросился заголовок «Свои зубы…», а продолжение фразы оборвалось вместе с бумажным листком.

 Но хватило только упоминания слова «зубы» и язык Ивана сходу нащупал недостающее, а память свежим ветерком внесла напоминание о потерянном,  и в немалом количестве. Но основная проблема заключалась в тех прорехах,  недостающих подряд двух коренных зубов в самом конце его рта.

Ещё раз,  для верности проведя языком по голой десне, мужчина вспомнил ещё и ролики западного производства, не раз виденные фильмы с американскими, уже ставшими символичными белозубыми улыбками и задумался…

Интересное дело, там, за кордоном такие же люди, с тем же анатомическим строением, не сильно похожие на инопланетных существ,  что и у нас, но почему  - то основное отличие  их от советских  граждан,  это их здоровые до блеска начищенные зубы и,  причем у всех поголовно. Как такое может   быть? Это что же, их нация  настолько хороша, что всё здоровье зафиксировалось и сосредоточилось  в их голливудских улыбках,  и  даже у бомжей?

Глянув в клочок бумажки по уже третьему разу, перечитав по возможности оставшийся текст, Иван тоже по третьему разу тронув десну, в которой должны были ощущаться его родные зубы, сходу раскусил недостающими коренными  всю правду. Американцы и прочие европейцы щеголяли напоказ,  как правило,  не своими, а новенькими вставными, но не челюстями, а действительно зубами, о которых сейчас шла речь в случайно увиденной  заметке. Но этот доктор по фамилии Розен,  видать, был первопроходцем в стране Советов в этом деле. Ай, да доктор, ай, да,  сукин сын, -  улыбнулся про себя или в усы Иван.

 Ещё чуть наморщив лоб, сосредоточившись на пустых зияющих местах у себя во рту,  даже слегка потерев тыльной стороной ладони правую щеку, где и не доставало двух  коренных резцов, мужчина подумал « А,  где наша не пропадала, почему бы и нет, не попробовать, тем более, что цена за предложенную услугу, то есть имплантирование, не была особо высокой. Всё ж лучше, чем каждый раз совать свой язык в нарисовавшиеся во рту дыры, что стало  уже просто  нудной  и надоевшей привычкой.

ЖЖЖ

Почти два часа, предварительно вколов укол с  местной  анестезией своему почти первому пациенту в этой области, а  на поверку явившемуся подопытной крысой или кроликом,  бородатый врач небольшого росточка, хиленького телосложения с удивительной  силой,  словно отбойным молотком,  вбивал искусственные  американские зубы, которые никто и не увидит, учитывая их место расположение во рту больного, если только улыбаться на русский манер криво от какого-нибудь неожиданно -  сильного  расстройства.    Потом так же с силой и долго благодарно  похлопывал мужественного пациента по плечу, согласившегося на этот  важный для него эксперимент, провожая до двери и напутствуя, как теперь есть и что, дабы всё было, будто он  доктор Розен  прописал.

В общем, всё так и было и довольно долго, практически два года Иван не проверял отсутствие зубов, а наоборот наслаждался их наличием, но мысленно, не производя лишних раздражающих его движений языком. Но потом однажды, идя по улице под проливным дождём,  сильно промок и промочил ноги. В тот момент водный поток грянул настолько  неожиданно, что мужчина даже не успел заскочить в какой-нибудь подъезд, чтобы переждать ненастье, и кафе никаких поблизости не оказалось, так что в доли секунды его пиджак и брюки превратились в нечто напоминающее жалкое подобие только что костюма-тройки, а чёрные начищенные с утра туфли и вовсе походили на стоптанные лапти, но никак не на  городскую обувь.

Ну,  и итогом всего этого стала сильная простуда с температурой  и всеми остальными прилагающимися, кашлем и мокнущим текущим   носом. Но вот, насморк настолько замучил Ивана  и затянулся, что он уже начал ощущать какой-то странноватый привкус во рту, не поняв сразу, что он ему напоминает. А был это банальный гной, пробивающийся уже даже сквозь те вставленные доктором – экспериментатором зубы, что и чувствовал бывший его же пациент.

И, хоть и посещал Иван по долгу службы не обыкновенную районную, а ведомственную поликлинику, но Чазов там не работал, он обслуживал другие чины,  гораздо повыше, ему запустили там воспалительный процесс настолько, что мужчина вновь стал проверять свои, правда, не голые,  дёсны, и однажды почувствовал, что то, что так надёжно  и крепко стояло у него во рту всё это время, подло пошатывается.

ЖЖЖ

Чуть не плача, держась обеими руками за голову,  Бородач  широко расхаживал по своему кабинету и задавал один вопрос за другим : «не падали, не ударялись…»

Неожиданно шморкнув носом, Иван достал носовой платок из кармана, громко высморкался и неуверенно, но  с надеждой произнёс:

- Вообще-то,  мне кажется, у меня гайморит…

Резко обернувшись на только что сказанную фразу, Розен зло спросил:

- Так Вы что, простужены? И давно?

- Не помню, кажется,  уже почти три недели с насморком хожу.

Врач в ужасе ещё сильнее сжал обеими руками свою кудлатую голову…. В воздухе повисло напряжённое молчание, перемежающееся почти стонами, глубокими вздохами первопроходца. Он ведь так тщательно следил за своей кропотливо  проделанной работой, за своим детищем… и всё было в порядке, нет, надо было какому-то козлу, в надетом халате такого же цвета, как и у него, прохлопать такое!
 
Ещё раз,  заглянув горе-пациенту в рот, потрогав двумя пальцами установленное им  же сооружение, больше не трясясь от возмущения, а только сухо  бросив на ходу, направляясь к двери:

 - Идите за мной, - он быстрыми шагами двинулся по длинному коридору районной поликлиники, где арендовал помещение для своих опытовю, остановившись перед кабинетом с надписью на железной табличке «ЛОР». Он втолкнул туда Ивана, сказав тому чуть посидеть, обождать. А затем уже вместо него  выглянул  другой врач, не  с бородой,  а с усами и пригласил зайти.

В общем, заходить больному пришлось сюда ни много ни мало, а семнадцать раз, для того, чтобы посидеть на стуле, плотно прижавшись затылком к   кафельной стене, пока доктор прокалывал ему дальний хрящ в  носу и выпускал оттуда, то, что источало такой неприятный запах, а потом ещё сидя  с маленьким сосудом, уже наклонив голову влево наблюдать, как   потоки желтоватой жижы вытекают вместе с раствором, впущенным туда медиком,  и тихо радоваться, что лишился только лишь новеньких  искусственных зубов, а не всей  головы без остатка, да и всё  равно, никто так и не узнал, что он поучаствовал в такой важной работе доктора Розена, но которая зато потом  принесла тому  такую славу, что  Бородач  смог обзавестись уже своим не арендованным в местной поликлинике и не кабинетом,  а целой  клиникой, где  и продолжал свои эксперименты, в которых принимали участие теперь  уже другие пациенты.
 
А Иван Петрович продолжил терять и дальше свои родные, не американские, учитывая постепенно,   и что естественно, редеющие его волосы в светлой шевелюре и  при   помощи  следующих  врачей - рвачей, которые не очень стремились к сохранению его естества, а наоборот вставляли всё большее количество коронок,  а рядом вставных зубов, но импланты никто из них  уже не вбивал  мужчине ни отбойным молотком, ни современным методом,  эра которого всё же наступила и у нас, в нашей стране, тоже  совершенно обновленной...

ЖЖЖ

Короче, к периоду своего возрастного всё же расцвета, а не ещё заката, к пятидесяти,  Иван Петрович подошёл с почти со всеми своими нижними зубами, а вот,  верх как-то подкачал, просто те,  рвачи усердно дёргали все его не только коренные сверху, возможно им это легче давалось, но,  в конце концов,  надёргали так, что результат выглядел весьма плачевно. Нет,  десна полностью не оголилась, она  больше смотрелась, как почти всё же  полысевшая к тому времени,  но не до конца,  голова человека в расцвете сил.

Но это бы ладно, фасад выглядел почти, как у голливудских американцев, если  ещё и не смеяться и не улыбаться, как они  во весь свой рот и не только на рекламных плакатах. Да, и не собирался Иван Петрович менять свою профессию и становится президентом страны, место это было уже занято, и актёром тоже не мечтал вдруг стать, так что его вполне устраивали его имеющиеся,  в общем  - то не жалкие, пусть и  не  все свои,  остатки сверху.

 Но судьба распорядилась по-другому, нет, он не пошёл наперекор своим желаниям и мечтам, не стал  баллотироваться на  очередных выборах, и не снялся в пробном ролике на какую-нибудь роль в будущем фильме, он просто опять заболел. Но не простыл, а гораздо хуже.

ЖЖЖ

В общем, после того, как были пройдены все этапы реанимации, интенсивные и общие палаты с пилюлями и системами, Иван Петрович случайно надкусывая как-то по утру, уже лёжа в своей кровати и в своей квартире, горбушку белого хлеба, густо намазанную маслом и липовым мёдом, привезённым ему племянником из какой-то российской глубинки со своей пасеки, ощутил во рту странное неравновесие, почти ту же неустойчивость, что и во время позже уже успешно вылеченного гайморита, но шатались теперь не забитые  ему Борадачём импланты, а его родные, данные ему  природой  и расположенные не сзади, а в самом, что ни на и есть,   переди,   зубы.

   Ещё пару раз,   уже привычно проделав движения языком, что означает, коснувшись белых, не прокуренных,  не пожелтевших  резцов, мужчина всё же, правда,  уже без аппетита дожевал хлеб с маслом, политый мёдом,  допил чай из белой фаянсовой  кружки, украшенной синими васильками, медленно приподнялся с дивана,  и так же медленно, будто в преддверии  чего-то страшного, чего не должно было быть,  направился в коридор,  к большому зеркалу, висящему на стене.
Здесь – то  он и обнаружил то,  с чем позже обратился по старой памяти  к тому новатору в стоматологии, доктору Розену, почему-то решив, что тот ему обязательно поможет.

Вот, тогда – то ещё молодой и полный сил Иван Петрович и стал ещё моложе, почти тем мальчуганом лет семи-восьми от Астрид Лингрен. Потому что добрый доктор не Айболит, а всё тот же Розен, сделав предварительно обзорный рентген, взял своего старого пациента за руку и со словами « Пойдём, Малыш», молча повёл его к себе в отдельный кабинет, где усадив в зубоврачебное кресло, так же в глубоком молчании, ну, оно и ясно  - то почему, хоронил последние родные зубы Ивана Петровича, уже даже  без  слова « Малыш….» вырвал,  всё же  не жалкие, правда слегка  расшатавшиеся,  остатки  изо рта  мужчины, доверчиво смотрящего на руки этого первопроходца.
 
Но потом глаза новоявленного пятидесятилетнего Малыша даже  наполнились слезами, когда он понял, как с ним  жестоко поступили. Он, Малыш совсем не смеялся, утратив всё своё бессменное чувство юмора. Но ещё меньше он смеялся, когда посетив другого протезиста, не новатора и первопроходца, узнал, что вовсе не было необходимости устраивать те молчаливые похороны, вырвав его  последнюю первозданность…

Но тогда, вспомнив сказку, написанную детской писательницей, Иван Петрович подумал про себя:
 
«Да, раз я Малыш, то вы,  доктор Розен, Карлсон, съевший моё варенье, которым  я сам же вас любезно угостил, открыв беспечно и наивно  свой рот с последними зубами,  но не думал я,  что вы сожрёте всю банку целиком, в  полном  соответствии с написанной историей, как оказалось,  про вас и про меня».

Но так как этот  деятель, не врач, а рвач, по фамилии Розен,  теперь, уже работал в своей личной частной клинике, и реклама ему тоже  уже не требовалась, Иван Петрович успел   раньше обеспечить его деятельность  рекламным   и даже  неоновым  щитом,   и цены   были соответствии с  частной практикой,  не такие, по которым  когда-то оплатил имплантируемые зубы его бывший пациент, то по старой дружбе    смог Бородач   предложить  в качестве компенсации  за съеденное варенье только подходящую   карману своего бывшего и нынешнего  пациента     вставную челюсть, ну, практически, как в американском «ужаснике» под тем же названием.

Сказать, что на этом все приключения Ивана Петровича  или   ещё Малыша, что он теперь  таковым является,  он запомнил на всю свою жизнь,  закончились и мучения тоже, ну, никак нельзя, потому что тут как раз -  таки и  начинается самое интересное.
 
ЖЖЖ

Вечным даже так и не изобретённый никем двигатель не бывает, а  его вставные челюсти тем более. И по прошествии какого-времени, уже давно не ощущая и не изображая из себя Щелкунчика, он свыкся с новой участью,  Малыш,  как и тогда за завтраком, всунув свои искусственные зубы в знакомую горбушку белого хлеба с маслом и липовым мёдом, вытащил оттуда не всё,  один беленький искусствененький кусочек  так и остался прямо в  воздушном мякише. Поковыряв в горбушке двумя  пальцами, Иван Петрович извлёк не совсем  свой отломавшийся передний  зуб и опять задумался…
 
Надо было что-то с этим делать, дабы через образовавшуюся брешь со свистом не пролетала его зачастую пламенная речь. А это и был как раз тот момент, когда он вынужден был бравировать своим паспортными данными, а не  корочками пенсионера, которых пока у него  не имелось.  Он понимал одно, что сейчас вынужден будет очень широко, как когда-то свой рот,  открыть  кошелёк, ибо  достать оттуда придётся  очень много, и хорошо бы не всё, как уже было с его  зубами.
 
Посидев ещё чуток в раздумье,   покумекав,  куда бы обратиться с наименьшими потерями для себя, неожиданно вспомнил, как когда-то помог своему племяннику, тому, что каждый год снабжал его свежим мёдом со своей пасеки из глубинки, и который он так любил  намазывать поверху сливочного  масла на хлеб. Тот как-то раз гостевал у Ивана Петровича и флюс у него случился. Так Малыш нашёл ему гос. клинику, а там зам. главного врача, такого Валерия Викторовича, очень приятного человека на слух, так как поговорили они с ним тогда только по телефону.

 И набрал сохранивший на всякий случай номер.
 
Поговорив о том, о сём,  не только о случившимся теперь с ним, с  Иваном Петровичем, зам глав врача пообещал, что всё обойдётся  малой кровью своему  новому знакомому, с которым,  как он  успел сказать, они ну, просто одной крови, как Маугли и Каа, что означало общие у них нравственные и духовные понятия. Валерий Викторович даже какую-то буддистскую символику на запястье носил и часто повторял, что да поможет нам всем господь Бог.

Но вот что интересно, а Господь как,  змей Горынычам и сказочным  удавам типа Каа тоже с готовностью   помогал? Но, как выяснилось  позже, всё же, правильно повторял Валерий  Викторович, «Да,  поможет нам всем господь Бог». Потому что помог, только не всем нам, а тому, кто помнил,   что он Малыш.

Посидев уже  в кабинете «самого», то есть,  поговорив, глядя в  глаза напротив, уже тогда поняв, что связывает  их много общего, та самая общая кровь по Киплингу, а ещё любопытная жеманная манера Валерия Викторовича, подпереть подбородок той рукой с буддистской верёвочкой на запястье  и с елейной улыбкой повторять раз за разом « Ой, ну, надо же,  как интересно…»… как много в Бразилии обезьян…, которая была поначалу воспринята за приветливость, а  позже,  как педерастические замашки,  что ближе  оказалось  к истине. Нет, не потому что зам. глав. врача и на в самом деле оказался  гомосексуалистом, но и приветливостью, а точнее,  искренностью,  не только манер,   не обладал.

Познакомил для начала с таким же «завом», ну, хоть не замом,  но только отделения ортопедии, по фамилии Рощин. Вот же,   как тут заговорила   Роща золотая, рассказывая, что вставная челюсть Иван Петровича, ставшая ему уже совсем  родной  и близкой,  не подлежит ремонту, а нужно делать новую. Ну,  и  не обошёлся, конечно же,  без улыбки на интеллигентном лице,  видимо, успев перенять педерастические манеры  шефа, залезая поглубже в карман не статусного   пенсионера.

А тот только и успел рассказать историю, почему в расцвете сил и лет вынужден обращаться к  такого рода специалистам,  ну и про своё новое прозвище упомянул. Видно,  тем и сподвигнул доктора Рощина  сыграть уже знакомую роль Карлсона, но варенье выбрал тот  ни какое - нибудь, а  земляничное,  либо ореховое, в общем, что подороже стоит.

А разве этот молодой интеллигент с улыбкой на лице  не читал,  какие бывают малыши, что они и хулиганят и просто как у  О. Генри, вождями краснокожих становятся? Ну, надо полагать, не успел, учитывая его возраст.

Потому, вручая новую готовую  челюсть Ивану Петровичу на вопрос, где касса, ответил, что у них в клинике таких не делают….  да, конечно же, ну, как  же,  она же, эта Роща золотая,  долго  и подробно поясняла,   какими  материалами  будут работать, чтобы оправдать непомерную плату…   потому,  надо платить ему прямо в руки, правда и в цене слегка ошибся, давеча называл одну, а теперь  на пять тысяч больше. Решил, что мало будет за товар стоимостью,  почти в золотое кольцо с бриллиантом в немало карат.

В общем, не нужна никакая бумажка, без которой пенсионер потом мог бы  быть уже даже  не Малышом, а банальной  букашкой. Но он  - то был так рад, что теперь снова сможет кусать всех подряд, не только  словесно, что только и предположил на напоминание об имеющемся у него   номере мобильного телефона:

- Не дай то Бог, конечно, но,  не смотря на ваш возраст, а вдруг вы выйдете,  и кирпич на голову вам упадёт случайно? Тут уже  не мобильник ваш не ответит,  ни тем более, вы сами…

Но прибывая всё же в восторге от того, что и здесь вроде всё закончилось, хоть и  обошлось не совсем малой кровь,   как обещался другой зав или зам,что  уже не имело особого значения или разницы,  а очень даже наоборот, Иван Петрович распрощался.

Но не прошло и, как говорится, и  три года, а всего -   то три недели, и,  даже не надкусив булку с мёдом, эта  эврика, обещанная  новоявленным Кулибиным треснула пополам.

Но следом подробно  изучив в  чём же заключался обман, Иван Петрович в  смс-сообщении, в надежде, что мобильный ответит всё же,  ведь обещали,  написал, что понятное дело, деньги потрачены и поделены,  но вернуть придётся А в ответ получил   символичное  молчание ягнят.  То есть решила говорливая Роща  изобразить из себя барана, а из,   опять горе-пациента  сделать те новые ворота, что значит «Не знаю и не знал никогда. Как говорится, впервые вижу….»… Но вот,  больше не увижу,  не получилось…

Потому что с  утра  Малыш взял и записал на диктофон весь  свой разговор с зам. глав. врача, в котором всё озвучил,  и сумму и произошедшее во всех подробностях. Тот, конечно же,  сделал большие глаза,  и со своей елейной педерастической улыбкой сообщил, что ой, не в курсе он. А Иван Петрович подыграл тому: "Беда -  то какая, в вашем гос. учреждении коммерческая ещё и криминальная структура действует"… В общем,  поучаствовал в спектакле, о котором не мечтал, но зато потом, глядя в честные голубые глаза березовой Рощи , предварительно передав пламенный привет шефу, добавив, что явно,  не без его ведома всё это было, сказал:

- Я никогда не делал в своей жизни ни  шага в сторону, а тем более, назад.  И всегда смотрю прямо в глаза людям, не в зависимости от того, кто передо мной преступник, убийца или честный человек.  Вы ещё молоды, а на моём фоне и вовсе юны, возможно,  ещё успеете сменить приоритеты, если одумаетесь. Но в данный момент я вам больше не верю, потому,   сначала мы рассчитаемся, то есть деньги на стол, а потом поговорим,  о том, кто, что привёз или нет,  – имея в виду  сломанную челюсть.

Но после того,  как нужная сумма перекочевала из рук доктора в кошелёк пенсионера, тот достал из кармана не  вставные зубы, чтобы положить их на полочку в этом кабинете, а диктофон, на который шла запись на всякий случай, и как оказалось, на момент передачи денег в тот раз агрегат тоже работал в нужном режиме…

ЖЖЖ

Разумеется, назвав тогда пятидесятилетнего человека Малышом, Бородач не мог знать насколько ошибся не только с возрастом, но и с потенциалом, тогда ещё не пенсионера, что не отменяло его прозвища, закрепившегося в памяти Ивана Петровича  на всю жизнь.  Да,  и не  имел он ничего против этого…  Но просто Малыш настолько  вырос не только из своих коротких  штанишек,  но и из книжки, что всё предусмотрел, и  возможный обман «Карлсона» тоже, который уже неоднократно поедал его очень вкусное  варенье, оставшись теперь сам с пустой банкой в руках…