Курозавр. Глава 1

Первого мая 2027 года, утром, преподаватель анатомии и физиологии медицинского колледжа города Красный Луч, а в прошлом доцент палеонтолог Киевского университета, Файнгольд зашел в свой кабинет. Коснувшись кривым пальцем голограммы, он рассеянно пробежал взглядом ленту, дожидаясь пока квантьютер пролистает свежие новости. За открытыми окнами шумела птичьими голосами и засыпала тротуары абрикосовым цветом весна шахтерского городка, но лицо бывшего доцента университета не выражало по этому поводу никаких эмоций. То, что случилось в это злополучное майское утро, вне всякого сомнения, и явилось началом ужасных событий, а причиной их следует считать именно доцента Семена Оттовича Файнгольда.

Ему было уже за восемьдесят. Невысокого роста, сутулый, с крупной, как-бы приплюснутой сверху плешивой головой, Семен Оттович имел на гладко выбритом лице один выдающийся предмет — великолепный нос. Мясистый, сизый, весь в рытвинах, он выдавался сильно вперед своими огромнейшими ноздрями с кустами волос. Читая лекцию по анатомии ящеров, Файнгольд абсолютно не обращал внимания на студентов, расписывающих «пульку» на задних рядах, впрочем, как и они на него. Но посреди лекции Семен Файнгольд совершал такие манипуляции со своим красавцем шнобелем, что аудитория прекращала все свои важные дела, и на несколько минут застывала в восхищении. Сначала палеонтолог доставал огромный помятый платок и долго, оглушительно в него сморкался. Потом он заинтересованно разглядывал платок. Как правило, Семен Оттович оставался недоволен достигнутым. Поэтому он обматывал углом платка указательный палец, засовывал его почти весь в бездонную ноздрю, и совершал в ней медленные круговые движения, глядя в окно. На лице его при этом изображались философская отстраненность и мимолётная грусть. Сменив палец, и проделав всё то же с другой стороны, он оглядывал зрителей приветливым взором, как бы благодаря за несуществующие аплодисменты, и опять погружался в чтение лекции.

Во времена своей молодости Семен Оттович работал на кафедре в столице и занимался окаменелыми останками динозавров. Жена его давно умерла. Сын, тоже палеонтолог, работал где-то далеко за границей. Читал доцент на восьми языках, а по-английски и по-немецки говорил, как по-русски. Говорил он много, увлеченно и сильно картавя, когда речь заходила о палеонтологии — о возлюбленных диплодоках и саркозухах. В остальное время доцент был угрюм и молчалив, сам превращаясь, как бы в окаменелость. Думал Семен Оттович по-русски, на таком же языке и видел редкие сны. Ученую степень доктора Файнгольд получил, защитив диссертацию на тему: «К вопросу о функции недостающего третьего шейного позвонка ископаемого скелета тиранозавра», в которой утер нос самому Джеку Хорнеру, знаменитому палеонтологу из университета Монтаны. Этот пресловутый Джек потом прислал из Америки восхищенное письмо, в котором писал, что почел бы за честь видеть его, Файнгольда, у себя в качестве ассистента. Семен Оттович даже было засобирался, но во времена развитого застоя кому надо стало известно об этом приглашении, и одинокий еврей палеонтолог с немецкими корнями стал невыездным. Мысли о загранице посещали доцента Файнгольда все чаще уже в тяжелых девяностых. Зарплату стали задерживать на три месяца. После смерти жены платить за трехкомнатную квартиру доценту было накладно, и он сменялся на однушку. Денег катастрофически не хватало на любимые буржуйские палеонтологические издания, от чего Семен Оттович страдал неимоверно. Последней каплей явилось то обстоятельство, что за долги в хранилищах университета перестали топить, и помещения отсырели насквозь. Ископаемые останки диплодоков покрылись грибком и стали распадаться, показав свое злостное отношение к процессу перестройки. Рассыпавшиеся бесценные окаменелости пришлось выбросить в мусорный бак на дворе университета. Действие научного информационного голода и, в особенности, разрушение предмета своих исследований на Файнгольда не поддается описанию. Во всех грехах он, почему-то, обвинял министерство образования. Стоя в заплесневелом университетском подвале, и разбирая испорченные грибком кости птеродактиля, миллионы лет пролежавшие в вечной мерзлоте, он, чуть не плача, восклицал:

—  За это же их распять мало! Что же они делают? Ведь они же все погубили! Редчайший, почти полный набор костного скелета, единственный экземпляр в Европе! Только одно крыло в три с половиной метра…  Ах, шлемазлы!

 С тех пор Файнгольд и стал читать лекции по бумажке, а не так как раньше: увлеченно и с юношеским задором. Он подолгу теперь болел артритом. Из дома почти не выходил и телевизор не смотрел, незачем – везде одно вранье и разврат. Он днями лежал на диване, просматривая старые атласы и вспоминая единственного в своем роде птеродактиля. Выдающийся нос свой он запустил совершенно, забывая проводить ежедневный «техосмотр» и чистку, отчего по ночам дышал ртом и часто просыпался. В редкие часы сна являлся к нему, как живой, плезиозавр, единственная кость которого оставалась в хранилище. Лязгая желтыми зубами, ящер ласково говорил Семену Оттовичу: «Ничего, доцент, не грусти. Скоро совсем перестанут топить, перестройка окрепнет, настанет опять вечная мерзлота, и тогда моя бедренная кость сохранится для потомков…» Студентов Файнгольд стал с трудом переносить, и лютовал на экзаменах ужасно, раздавая «неуды» направо и налево.

— Молодой человек, вы не знаете даже сколько отверстий имеет височная кость у Tiranozaurus Rex! Я уже не  говорю о том, чтобы назвать их по латыни! А их всего-то двадцать шесть... Стыдитесь! Вы, вероятно, клубный тусовщик, батенька?

—  Я видеоблогер... — безнадежно мямлил экзаменующийся.

—  Ну так вот, идите блажить и дальше, а придете осенью. Следующий!

 Но все счастливо окончилось для доцента Файнгольда с выходом на пенсию. Он воспрянул в «нулевых» и начал новую жизнь, переехав в родной шахтерский город Красный Луч, где его с радостью взяли на преподавательскую работу в местном медицинском колледже. Он купил здесь недорогое жилье, обзавелся хорошим компьютером и быстрым интернетом. Днем Семен Оттович обучал будущих фельдшеров анатомии человека, читал лекции по физиологии в нескольких педагогических колледжах в соседних городках. Анатомировал кур, жаб и кроликов вместе со студентами в подвластном ему училищном виварии. По вечерам, напившись чаю с вишневым вареньем, он выходил в Скайп и принимался за увлекательнейшие научные дискуссии в сети со светилами мировой палеонтологической науки. Однажды ему по старой памяти прислали несколько окаменелостей из Европы для экспертного анализа. Доцент был вне себя от гордости и живо организовал на собственные средства у себя в кабинете вивария небольшую научную лабораторию. Оставшиеся от продажи столичной квартиры деньги, Файнгольд, не задумываясь, потратил на мощный цейсовский микроскоп, всякую лабораторную утварь и крутой MacBook. Вообще эти последние годы были очень счастливыми в жизни преподавателя. Единственным человеком из ученого мира, с которым Файнгольд не общался, был все тот же американец Джек Хорнер. Вначале, после отказа принять предложенную работу, Семену Оттовичу было как-то неловко писать в университет Монтаны, а потом публикации заокеанского Джека перестали вообще появляться в сети. Списав этот факт на весьма почтенный возраст знаменитого палеонтолога, Файнгольд почти забыл о нем.

А весной 2027 года произошло то непостижимое и зловещее событие.



Рисунки Гинтара Вайтекутиса.