В отместку

В ОТМЕСТКУ
Жаркий летний день потихоньку отступал, выпуская из-под знойных оков, прохладу чудесного теплого вечера. И вечер этот ожидался в деревне праздничным. Возле крепкой избы, с ярко выкрашенными наличниками, толпился народ. Одеты все по-хорошему: мужчины при пиджаках, а женщины в нарядных платьях.  Нечасто им одеться так доводилось, а потому в воздухе, наряду с праздничными  запахами, то там, то тут   витал  дух нафталина, вырвавшийся из тесноты пыльных шкафов и комодов на волю вольную.  Мужики то и дело закуривали, а женщины переговаривались в полголоса и гоняли первых комаров.    
Евгений Тимошин стоял рядом со своей двоюродной сестрой Таисией недалеко от калитки. Тимошин всего лишь  час назад приехал в гости и попал, как говорится,  с корабля на бал. Троюродная племянница его замуж выходила.   Тимошин стоял у палисадника, улыбаясь и часто здороваясь с земляками. Наконец-то раздался крик:
 - Идут!
Первыми  к крыльцу подошли  жених с невестой, за ними свидетели с алыми лентами через плечо, а потом  подруги невесты и всяческая родня.  У крыльца стояла плотная румяная женщина, в кофте вывернутой наизнанку.  В руках она держала поднос с румяным караваем.  Толпа плотно обхватила крыльцо и замерла в ожидании старинной церемонии.  Тимошин никогда особо не жаловал никаких обрядов, а потому охотно пропустил всех жаждущих вперед себя, оставшись под развесистыми ветвями яблони в последнем ряду.  Прямо перед ним стояли две бойкие старушки и комментировали события .
 - Глянь, как смачно кусает, у нас одна, помню, так челюсть вывихнула, -  толкала одна подругу локтем.
 - Рот-то, гляди того, разорвет, - отвечала ей та, - как верховодить-то хочет. Ой, дура-то…  Мужику поперву поддаться надо, а уж потом…
 - А где отец жениха, чего это мачеха одна их караваем потчует?
 - Он чего-то за двором с топором бегает, - сказала старушка и махнула куда-то рукой. – Да, Витька всю жизнь заполошным был.
Евгений непроизвольно проследил за рукой старушонки и за кустами вишни, возле поленницы дров  заметил торопящегося куда-то пожилого мужчину. В руке у него был топор.  Однако взрыв хохота мигом смешал все мысли о мужике с топором и прогнал их куда-то в дальние закоулки памяти.
Посмеявшись немного, гости двинули к праздничным столам.  Таисия, крепко ухватив его за рукав, увлекла в самую гущу толпы. Место им досталось хорошее - у окна. Народ еще рассаживался, когда из-за стола поднялся средних лет  мужчина.
 - Вадик, - быстро просветила Тимошина Таисия, - старший брат жениха, Кольки. От первого брака он у Витьки. Витька-то, теперь в третий раз женат.
 - Ну, что вы тянетесь?! – громко и весело крикнул Вадик. – Закуска стынет! Давай веселей! Еще минуту жду!  Кто через минуту за стол не сядет, тому не наливать! Время пошло!
Чуть обождав, брат жениха начал свою застольную речь.
 - Вот, стало быть, собрались мы тут, - крепко потер он ладонью шею, - и чего я хочу сказать...  Тут дело такое, что никак по-другому нельзя. И захочешь, а не получится.  Как голубь без голубки гнезда не вьет, так и у нас... Колька, стало быть, и Людка, вот рядом, и куда уж тут дальше? И чего я хочу еще сказать: у нас теперь товарищество, а потому мы при зарплате и живем хорошо, стало быть... Где бы мы сейчас были?  И Колька, и Людка. А так у нас и заработок, и деревня живет. А не жила б деревня, и мы б тогда, как в лесу тетери…  Ага. И какая уж тут свадьба?  Вот я и говорю…
Тут оратор немного примолк, пропуская поближе к молодым того самого старика, что бегал по задворкам с топором.
 - Отец жениха - Витька, - шепотом выдала справку Тимошину сестра.
Вадик  опять шумно набрал воздух в грудь, чтобы продолжить своё выступление, но его тут  сильно дернула за полу пиджака жена. Оратор строго глянул на супругу сверху вниз и неожиданно заорал во всё своё луженое горло:
 - За молодых!
Все радостно и с удовольствием поддержали призыв. И минуты не прошло, а уж Вадик, утирая кулаком губы, кричит:
 - Между первой и второй перерывчик небольшой!
Выпили по второй.  Стали повеселее. Начали тосты говорить. Скоро Вадик выбрался из-за стола: на улицу – покурить. Следом у гостей началось движение. Мужики двинули на перекур, а бабы в сени – плясать.
У Тимошина сразу выбраться из-за стола не получилось. Пришлось ждать, пока все выйдут. Когда, наконец, Евгений вышел в сени, там веселились вовсю. Плясали так, что переводы  тряслись. Седой гармонист с большим красным носом, притоптывая себе в такт ногой,  играл задорную плясовую. Три женщины бойко наплясывали и пели частушки, конечно же, о любви. Одна плясунья, лихо окинув зрителей  вызывающим взглядом, пропела:
 На столе стоит стакан,
На стакане лилия,
Ох, зачем же  я люблю,
Морду крокодилию!!!
И тут же, выдав ловкую дробь каблуками,  напарница по плясовому кругу ей ответила:
Меня милый провожал,
Всю дорогу руку жал,
А у самых, ум дверей
Надавал мне ей-ей-ей!!!
Возле крыльца мужики бойко обсуждали реалии политической ситуации в мире.  Попробовали  втянуть в дебаты и  Тимошина, но, тот не поддался.  Он прошел калитку, потом повернул за угол и пошагал вдоль огорода к зарослям черемухи у реки.  Евгению эти заросли часто снились. И вот они. Рядышком. В глазах у Тимошина потеплело, и он быстро, почти что рысью, припустил по тропинке к черемухе.  Но добраться до желанного места, ему сегодня было не суждено. Резкий женский крик из-за забора остановил его.  Этот крик мигом выбил у Тимошина всю ностальгию о счастливом детстве и заставил побежать к задней калитке огорода, благо она оказалась на виду. Калитка была не заперта.  Около дверей сенного сарая Тимошин увидел молодую рыдающую женщину и брата жениха – Вадика, который вовсю старался унять частые вскрики плачущей.
 -Ну, чего ты, Галя? Подумаешь, лежит. Пьяный, поди…
 - Мертвый он,  - опять в голос разрыдалась женщина.
Почти одновременно с Евгением к сараю подбежал отец Вадика и какой-то чернявый мужик.
 - Чего у вас тут? – сердито спросил отец.
-  Вон, - Вадик показал рукой в сторону двери сарая. Отец с Евгением подошли к двери: в сарае лицом вниз лежал мужчина.
- А, ну, - быстро протиснулся к лежащему чернявый, повернул его на спину, потрогал шею и прошипел. – Труп.
 - Полицию надо вызвать, - предложил Тимошин.
 - Я сам - полиция, - прошептал чернявый и полез в карман за телефоном. -  Участковый я. Сейчас позвоню дежурному.
 - Олег Юрьевич! – прямо-таки взмолился отец жениха, часто утирая большим носовым платком лысину, платок был такой огромный, что даже в карман полностью не помещался. – Подожди немного, дай людям погулять.  У меня ж всего наготовлено не счесть. Пусть повеселятся.  Если милиция приедет, то, какое уж тут веселье?
  - Ты в своем уме, Виктор Павлович? – строго глянул на старика участковый. – Здесь же убийство. Смотри!
Участковый указал на окровавленный затылок лежащего мужчины. 
- Прошу тебя, - не унимался старик. – Пусть, хотя бы часика два никто ничего не знает. Кольку с Людкой пожалей.  Им-то всё это за что?
 - Черт с тобой, - дернул головой участковый и убрал телефон в карман. – Позвоню  через час, пока соберутся, пока доедут – еще час пройдет. Так что, два часа пусть гуляют.  Только нам с вами  надо здесь организовать дежурство, никто за это время не должен подойти к сараю.
Участковый посмотрел на Тимошина и добавил:
 - Вам-то гостей надо развлекать, а мы вот с ним. Как тебя? Евгений? Будем попеременно дежурить. Но, чтоб  эти два часа, никто никому и полслова о трупе не сказал. Понятно?
Участковый хотел еще что-то сказать, но не успел. Из-за кустов вишни выскочила жена Вадика с веником наперевес.
 - Ах ты, кобель! Только отвернулась, а он! Опять за своё! А ты, стерва, забыла, как я тебе волосья драла?
Назревало что-то вроде драки и Виктор Павлович сердито, в толчки погнал сына с его женщинами к крыльцу.  Дескать, там разбирайтесь при всём честном народе.
Около сарая остались участковый и Тимошин.
 - Олег, - протянул руку участковый.
 - Женя, - Тимошин пожал руку, и только для того, чтоб не молчать,  спросил. – Кто это его?
- Ну, кто-кто? – пожал плечами Олег. – По моему разумению – Витя.  Отец жениха. На девяносто процентов он. Это в детективных романах сыщик загадку за загадкой разгадывает, а в реальной жизни всё на виду. 
- Постой,  - Тимошин так разволновался, что схватил участкового за рукав. – А я ведь видел, как он с топором бежал. Вот здесь у вишни…
 - Когда?
 - Молодых на крыльце с караваем встречали, а он побежал сюда к сараю с топором. Именно, с топором…
- Вот, видишь, - довольно улыбнулся Олег. – Всё сходится.
- Но за что он его?
 - А здесь история немного поганая. Людка,  невеста-то, еще со школы с этим убитым, с Юркой, так сказать,  дружила.   Все еще удивлялись: она красивая, умная, а он разгильдяй, каких свет не видел. С детства хулиганистым рос, а как повзрослел, заматерел, такой у него аппетит до женского полу случился, что только держись. Людку проводит домой, а сам по бабам. У нас в округе много баб одиноких.   А здесь деревня,  ничего не утаишь. Людка терпела, терпела и плюнула на него: в город уехала и три года там прожила. А Юра после этого пуще разошелся: натурально ни одной юбки не пропускал. Ему даже погоняло местная шпана придумала – Самец. Но это присказка, а сказка вот в чем. Полгода назад Людка из города вернулась, с Колькой стала встречаться и к свадьбе у них дело пошло. Самец к Людке-то опять попробовал подвалить, но Колька его отмудохал так, что мама не горюй. Молодец. А эта сволочь, - участковый показал пальцем на дверь сарая, - принародно поспорил с мужиками на два ящика водяры, что он Людку прямо со свадьбы уведет и сделает с ней всё, что ему  только пожелается.  Месть моя, говорит, такова.  Ну, не гад ли? У нас вся деревня об этом споре знала. И кому такое понравится?  А Юрка упорный, он за два ящика - удавится. Видишь, и сюда забрался. Вот и решай сам, кто его оприходовал: Колька не мог, он сегодня всё время на виду, остается Витя. Заметил эту крысу у себя на дворе и не долго думая…    Давай глянем, может, найдем чего.
Они приоткрыли дверь и стали рассматривать внутреннее убранство сарая. Большую часть сарая занимало сено, а ближе к двери лежали ящики, какая-то бочка, доски на гвозде висели веревки, керосиновая лампа. В общем, сарай как сарай, ничего особенного, если не считать трупа. Он лежал ногами к двери, широко раскинув руки.
 - Олег, - шепотом окликнул участкового Тимошин, показывая лучом телефонного фонарика на поясницу убитого. – Глянь-ка, а чего это у него  брюки-то приспущены?
 - Чего? – не сразу понял участковый, о чем идет речь, но потом поддел пальцем расстегнутый ремень убитого и покачал головой. – Экий ты глазастый…
А Евгений, словно воодушевившись от похвалы, еще  одну странность в сарае осветил,  початая бутылка водки и  бутерброд на  ящике.
- Да-а, - почесал затылок участковый, - так тут теперь совсем другой коленкор вырисовывается.  Предположить, если Витя с ним договориться полюбовно хотел? Исключено! Тогда что же? Кто-то же принес ему сюда водки...
Олег старательно натирал ладонью лоб, словно стараясь расшевелить  там чего-то.  Потом он замер, глянул на Евгения и спросил.
 - Обнаружил первым ты его?
 - Нет, - замотал головой Тимошин, - я, когда подбежал, здесь уже Вадик с женщиной был. Кстати, я и прибежал из-за неё. Она закричала, я подумал, что-то случилось и сюда.  Галей он женщину называл.
 - Да я понял, что Галей, - задумчиво проговорил Олег, вынимая из пачки сигарету. – Ты меня здесь подожди, я сейчас приду. 
Участковый ушел.   Было тепло и одновременно свежо. Полная луна величаво плыла по небу, освещала своим полупрозрачным светом всю округу.  В такой вечер никак не хочется думать ни о чем плохом, и Тимошин решил отойти от страшных дверей к  забору.  От забора и до самых дворовых построек тянулись грядки. Грядки были ровненькие, аккуратные и совсем недавно выполотые.  И на этой аккуратности и ровности явно выделялись  следы: по грядкам, не разбирая дороги, пробежали мужчина и женщина. То, что пробежали, Тимошин понял по ширине шага, а то, что мужчина и женщина по форме следов.  Евгений засветил фонарик и понял, что следы женских каблуков ведут из сенного сарая в дальний угол огорода. Он хотел тут же поделиться своим новым открытием с участковым, но тот даже не позволил рта открыть, начав торопливо излагать новую версию преступления.
 - У меня тут такая фантазия вырисовывается, - часто потирая ладонью подбородок, таинственно шептал Олег. – Самец с Галей до недавних пор очень даже дружил, а потом она увлеклась Вадиком, но с неделю назад нарвалась на серьезный скандал. Стало быть, могла опять к Самцу переметнуться. А если так, то он ей наверняка выпить велел сюда принести. Он любит на дармовщину… Она ему принесла, а у него, подлеца, появилось желание все тридцать три удовольствия разом поиметь. Он и брюки уж снял, а тут Вадик на шум в сарай вошел. Классический любовный треугольник.  А где треугольник,  там и ревность тут как тут… Обухом топора по затылку - и одного угла как не бывало.  Надо Галю потрясти, но только, вряд ли она признается.  Скользкая…
 - Так уликами её надо к ногтю прижать, - чуть подумав, сказал Тимошин.
 - Нет улик, - развел руками участковый.
 - Есть!
 - Чего, есть?
- Улики.
- Какие?
- Бутылка, - Евгений ткнул пальцем в сторону сарая. – Не ней же, сто процентов, её отпечатки остались.
- А, если не остались? – нахмурился участковый и потер  пальцем нос.
 - А куда ж они денутся? – усмехнулся Тимошин, - если б кто-то захотел уничтожить отпечатки, намного проще бутылку из сарая унести, чем стирать с неё что-то. Верно, ведь?
 - Верно…
- Мужики, - неожиданно раздался у них за спиной хриплый голос.
Сыщики резко обернулись, перед ними стоял Виктор Павлович. Уж, как он к ним подошел, неизвестно, но подошел…
 - Там за второй стол садятся, - вздохнул старик. – Идите, а я здесь побуду.
- Нет,  - мотнул головой участковый, - мы взялись за дело, так до конца его доведем. По очереди сходим за стол. Ты, Женя, иди, а потом меня сменишь…
Евгений стал отказываться, но Олега поддержал и Виктор Павлович.
 - Иди, иди, а то Таисия там всю шею извертела – тебя ищет.
Пришлось идти. Евгений с порога отыскал взглядом сестру и помахал ей рукой, но пробираться на своё прежнее место не стал, а пристроился с краешка стола, чтоб поскорей выйти: Олега ж надо менять. Сейчас гостей пытался развлекать, изрядно захмелевший свидетель, но его никто не слушал. Все весело переговаривались меж собой и часто кричали «Горько!».  А у Тимошина от такого веселья комок в горле застрял. Ужасное зрелище: в тридцати метрах лежит покойник, а тут веселье на высшем градусе.   Минут пятнадцать Евгений за столом выдержал, а дальше не смог. Олег стоял у куста вишни, в руках он держал пачку сигарет.
 - Чего так быстро? – удивился участковый и  торопливо стал убирать сигареты в карман.
- Так, - махнул рукой Тимошин. – Теперь ты иди.
Олег ушел, а Евгений остался сторожить страшную тайну. На месте ему не стоялось, и он прошелся сперва до забора, потом обратно. Возле куста вишни он заметил пачку сигарет. Пачка оказалась почти полной.
  - Видно, Олег выронил, - подумал страж тайны и сунул находку в карман.
  И тут Евгению привиделось, что в сарае мелькнул огонек. Вернее, не огонек, а отблеск огонька.  Любопытный отблеск.  Настолько любопытный, что Тимошин презрел все предрассудки и открыл дверь сарая.  Что-то загремело…
В одно мгновение по сараю промчался огненный ручей, и разом вспыхнуло сухое сено. Горяченная волна ударила Евгения в грудь и отбросила в сырые от вечерней росы лопухи. - Горим!!! – тут же раздался чей-то истошный крик.
К пожару бежали люди.  И всё вокруг засуетилось, замельтешило, забегало. Зазвенели ведра, натужно стонал ворот колодца и пронзительные крики со всех сторон.
 - На двор лейте!  Не дайте огню перекинуться! Ой, что делается! Багор сюда! Стену надо валить! Сюда!!! Воды!!!
Тимошин тоже забегал: он хватал ведра от колодца и тащил их огню, там у него их выхватывали из рук и он бежал обратно к колодцу.  И опять хватал, и торопливо нес  к ненасытному гудящему пламени.
Дворовые постройки отстояли, а вот сенной сарай сгорел дотла.  Когда приехали пожарные с полицией, огонь укротили, он хотя и вырывался порой из-под черных головешек, но страшная его сила уже иссякла. Пожарные принялись заливать пепелище из брандспойта, а полицейские отошли в сторонку, к соседнему забору и внимательно слушали там участкового.  Скоро позвали туда и Тимошина.
 - Ты что ли видел, как хозяин с топором за двор побежал? – одарив Евгения зловещим взглядом, сердито  спросил капитан.
 - Видел, - растерянно кивнул Тимошин.
 - Уверен, что это был именно он.
 - Он. Не один я его видел. Со мной рядом две женщины стояли.
Капитан чуть кивнул головой и приказал молоденькому лейтенанту:
 - Запиши показания.
Тут же  привели Виктора Павловича, который поначалу ни о каком топоре, и слышать не хотел, но потом  стал оправдываться.
 - Забыл, - вытер он пот своим носовым платком. - Тут дело так было: гости на пороге, а я вижу, что одна скамейка на ладан дышит, сбегал я за топором и поправил её немножко, а потом обратно в сарай отнес. Гости же идут, как тут топор в избе оставишь…
 - В какой сарай? – уточнил полицейский.
- В тот, который сгорел. Я его там, в воротный столб и воткнул. Торопился.
 - Слушай, дед,- потянул носом воздух носом полицейский капитан, - а чего так от тебя керосином тащит? Дай руки сюда…
Понюхав руки, капитан, вдруг, расцвел: улыбка озарила его узкое лицо.
 - Ты, что думал, - нагло подмигнул полицейский встревоженному Виктору Павловичу, - поджег сарай - и концы в воду. Теперь тебе точно не отвертеться. Садись машину.
И тут взъярился притихший во хмелю Вадик. Он подбежал к машине, оттолкнул полицейского, обнял отца и захрипел:
 - Я им не отдам тебя, батя…
Через пять минут их увезли обоих. Тимошин уговорил Таисию пойти домой. В эту ночь ему не спалось, и он всё думал о том, что это только из-за него арестовали старика: не скажи он про тот топор, то всё по-другому было бы.
 - Надо уезжать отсюда поскорей, - решил Евгений и уснул.
А следующее утро выдалось хмурым и пасмурным.  Очередные чудеса небесной канцелярии. Дома тихо, еще вчера неимоверно веселая и говорливая Таисия, сегодня была печальна и молчалива. Она, часто вздыхая, подала гостю завтрак и куда-то ушла. Евгений нехотя поел, посидел у окна и пошел на улицу. Небо затягивало серыми тучами, но дождя пока не было. Тимошин постоял у крыльца, а потом пошел, сам пока не зная куда. Ноги сами привели его к месту вчерашней трагедии.  Он подошел к забору и посмотрел на истоптанный огород.  От ровности и аккуратности грядок не осталось и следа. Всё здесь перемесила вчерашняя кутерьма с пожаром. Но те два следа, замеченные  ночью, Евгений и сейчас кое-где смог разглядеть.  Ближе к сгоревшему сараю всё было затоптано, но возле забора те таинственные следы явно просматривались.  И шли они как раз к тому месту, где стоял сейчас Тимошин.
 - Странно, - подумал он и потрогал доски забора.  Доски раздвинулись.
- Дюже у Витьки яблоки сладкие да скороспелые, - услышал Евгений негромкий голос за спиной. – Вот ребятня и сделала себе лаз.  Каждый год одно и то же, Витька забьет, а они опять сделают.
Тимшин обернулся и увидел дядю Мишу Фадеева, тот хотя и постарел здорово, но всё еще выглядел молодцом.
 - Значит, в гости приехал, Женя? – протягивая свою широкую натруженную руку. – Молодец. Сколько уж не приезжал-то сюда?
 - Шестнадцать лет.
 - Ого, а будто, как вчера тебя в армию провожали.   А ты вправду видел, как Витька побежал Самца топором убивать?
 - Я видел, как он побежал за двор с топором, - недовольно сдвинул брови Евгений. – И всё…
- Да, ладно, ладно, - потрепал его рукой дядя Миша. – Видел и видел, тебя в деревне никто не осуждает. Витька приезжий, а ты наш, коренной. Конечно, лучше бы ты не видел ничего, но раз уж так получилось…  Витька-то, говорят, сознался.
 - Как сознался? – широко распахнул глаза Тимошин.
- Да, так, - развел руками дядя Миша.
Евгений собрался уж пойти  к дому сестры, но тут он заметил на острие гвоздика, торчащего из доски забора небольшой кусочек красной материи. Лоскуток как раз висел на одной из досок, которая прикрывала лаз в огород.  Кто-то здесь совсем недавно порвал одежду. Одежду красного цвета. Тимошин снял обрывок с гвоздя, внимательно осмотрел его и сунул в карман.
Едва переступив порог, Евгений заявил, что завтра рано утром он уезжает. Таисия только кивнула в ответ.   Тимошин чувствовал себя виноватым и не находил себе места: то встанет, то сядет, то опять встанет. Таисия шила у окна. А, где-то, через час к ним зашла Зинаида – мать новобрачной Людмилы и позвала их в гости.
 - Колька-то с родней поехал город отца вызволять и Людку с собой прихватил. Вот такой у нас праздник случился. Пойдемте, хоть с вами посидим.
Зинаида жила на другом конце деревни. Когда гости пришли, хозяйка метнулась к печке – горячее доставать, а Евгений подошел к комоду: решил фотографии посмотреть.  На комоде лежали ленты свидетелей, и одна из них загородила старое фото в рамке. Тимошин взял в руку ленту, чтоб отодвинуть её и заметил, что лента немного порвана. И он тут же вспомнил об алом лоскутке, который висел на ржавом гвозде забора. С этой ленты он…
 - Со стыда теперь сгорю, когда отдавать Семеновым буду, - сказала, заметившая интерес гостя к ленте, хозяйка. – Что за люди, взяли и разорвали хорошую вещь.
 - Кто разорвал? – насторожился Евгений.
 - Не знаю, - пожала плечами хозяйка, выставляя на стол очередное блюдо.
Таисия взяла из рук Тимошина ленту, поднесла её к носу, потом понюхала ленту другую и сказала уверенно.
 - Надька ленточку разорвала. От её ленты духами пахнет, а от ленты свидетеля табачищем разит.
- А Надя – это подруга Людмилы? – тут же поинтересовался Евгений.
 - Вроде, подруга, - улыбнулась  Зинаида, - только я думала, что она в свидетели Свету возьмет.  Вот это точно её  лучшая подруга, еще с детского сада… А она, вдруг, Надьку позвала. Вот сума переметная.  И чего ей в голову взбрело?
 - Позлить Надьку захотела, вот и взбрело, - решил вставить своё мнение в разговор, доселе молчавший, муж Зинаиды. – Надька-то долго с Колькой гуляла, все думали, что поженятся скоро, а тут Людку нелегкая из города принесла. Чего ей там не жилось? Не вернись она, так и не было бы ничего. Говорил же я ей…
 - Опять свою шарманку завел, - цыкнула на мужа Зинаида. 
Тот махнул рукой, зло крутанул пробку водочной бутылки и стал разливать.  Водку пили  такую же, как и за праздничным столом. Скоро все  повеселели, стали вспоминать детство, расчувствовались и уговорили Тимошина остаться еще на недельку погостить.  Провожая гостей с крыльца, Зинаида что-то сунула Евгению в карман куртки и прошептала на ухо.
 - Возьми бутылочку, завтра выпьешь. Я её в пакет упаковала.
Домой они шли как раз мимо того забора, где ночью милиция допрашивала Тимошина и тут Таисию кто-то окликнул, она пошла поговорить, а Евгений остался ждать. Именно здесь у него вчера состоялся разговор со стражами порядка.  Вот на этом самом месте. Платок он заметил не сразу, тот упал в заросли полыни, но, увидев, Тимошин признал его – это был платок Виктора Павловича.  Евгений понюхал находку и почуял запах керосина: сутки провалялся платок в полыни, но запах оставался еще  устойчивым.  У Тимошина, словно вспышка в голове: так это керосином пахло возле сарая перед самым пожаром.   Потом яркий огненный ручей по сараю. Это ж кто-то  специально полил там всё керосином...  Кто туда мог войти? Дальше развить логическую цепочку не вышло, подошла Таисия и стала в очередной раз рассказывать о том, что никто в деревне на Евгения зла не держит. 
Они подошли к избе: Таисия пошла хлопотать по хозяйству, а Тимошин присел на лавочку возле палисадника.  В голове у него случилась карусель, всё там перемешалось: пахнущий керосином платок, порванная лента, стремительный огненный поток в сарае, Виктор Павлович, часто утирающий лысину.
 - Не похоже, что он убил, - пробормотал вслух Евгений и  поднялся с лавочки, чтоб пойти спать. Утро вечера мудренее.
Он уже ступил на первую ступеньку крыльца, но остановился, увидев, что по другой стороне улицы идет девушка в яркой куртке. Тимошин узнал её  - это шла Надя, та самая Надя, которая была свидетелем на свадьбе.
 - Подождите, Надя! – закричал он и заторопился к девушке.
Та прибавила шагу и побежала.
 - Подождите! - преследовал беглянку Евгений. – Кого вы вчера вечером видели у сарая?!
Она нырнула в приоткрытую калитку. Тимошин за ней! Вот она рядом, еще два шага, но резкий  удар в плечо остановил запыхавшегося преследователя.
 - Тебе чего надо от моей дочери? – раздался гневный голос.
Перед Евгением стоял участковый Олег и сверлил его суровым взглядом. От вчерашней доброжелательности участкового не осталось и следа.
 - Олег! – закричал на всю улицу Тимошин. – Она вчера  видела убийцу! Она была вечером том сарае! Я точно знаю!
 - Тихо, - прошипел Олег. – Закрой пасть.
 - Так она твоя дочь? – стукнул себя кулаком по лбу Евгений. – Никто кроме тебя не мог в сарай войти.
И Евгения осенило. Он вспомнил и о пачке сигарет и о бутылке в сарае. Теперь он соображал быстро. Сигареты так и лежали в кармане пиджака, Тимошин вынул их и понюхал.
 - Керосином пахнут. Твои?
Олег не ответил. Он сжал кулаки и напрягся, словно перед страшным боем. И тут Евгений выхватил  из кармана бутылку в пакете, сунул её под нос участкового.
 - Узнаешь?! Вытащил я её вчера из сарая перед пожаром! Догадываешься, чьи пальцы на ней?
А дальше в голове Тимошина, словно что-то разорвалось и последнее, что он услышал – пронзительный крик Таисии…
Очнулся Евгений на следующий день в районной больнице. Еще через день его допрашивал майор.   Всё ему Тимошин рассказал.
Олег  свою вину признал: это они ударил Самца по голове, когда тот самым наглым образом домогался к его дочери. Зачем Надежда пришла к этому подонку в сарай из-за праздничного стола, никто в точности не знал, но предполагали, что сговорилась она с Самцом: Людку перед всеми хотелось им  опозорить. В отместку. Но это только предполагали...