Цена сострадания 1625

Триумф королевы на балу у городских старшин вызвал отголоски по всему Парижу. Сторонники кардинала делали равнодушные лица и искали уединения, приверженцы королевы – давали приемы и балы.
Капитан де Тревиль более, чем кто-либо другой, имел право торжествовать, но, как преданный Ее величеству придворный, и просто умный человек, он не собирался говорить лишнее своим гостям. Чьими-то усилиями кардинал был посрамлен – разве это не достаточный повод для радости?
Только четверо знали больше остальных, но даже Портосу не пришлось объяснять, почему нужно держать язык за зубами. Как только мушкетеры вернулись, Тревиль пригласил их всех – Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаньяна – не боясь, что это привлечет внимание. Собрание у капитана намеренно было более многочисленным, чем обычно, и более пестрым: знатные друзья хозяина, солдаты его полка, парижские гасконцы, кое-кто из числа провинциальной родни Тревиля, парочка поэтов из отеля Рамбуйе, один драматург сам по себе, несколько молодых людей того типа проныр, что умудряются выглядеть своими в любом обществе, хотя никто после не может вспомнить их имени, и, конечно – дамы.
Без конца пили за королеву и восторгались достоинствами хозяина, который в тот вечер, как никогда, был в ударе. Не имея возможности открыто превозносить четверку, капитан старался, чтоб они могли хотя бы покрасоваться в отблесках его собственного сияния.
Портос живо отзывался на любые остроты Тревиля, хохоча во все горло и вызывая непосредственный отклик у присутствующих. Арамис умело подыгрывал капитану, когда нужно – бросая уместные реплики, когда нужно – уходя в тень. Д’Артаньян смотрел победителем, но больше помалкивал, довольствуясь многозначительной улыбкой. Атос же был довольно безучастен, но в своей манере, когда сдержанность никого не тяготит, а молчаливость не угнетает окружающих. Капитан де Тревиль про себя только пожимал плечами – если Атос не желает вознаградить себя, оставляя все удовольствия друзьям, его право, хотя, по мнению Тревиля, это была излишняя скромность. Д’Артаньян кое-что порассказал капитану о путешествии из того, о чем можно было рассказать, и Тревиль от всей души хохотал над амьенской «осадой», отдавая дань восхищения необычному применению военной тактики и искренне сожалея, что столь чудесный анекдот не может стать достоянием гласности. На вопрос о том, что было, когда Атос, наконец,  выбрался из погреба, гасконец, чуть дрогнув бровями, но беспечным тоном ответил:
- Атос снова заказал вина… Вообразите лицо трактирщика! А дальше можете догадаться сами.
Тревиль усмехнулся:
- Понимаю.
- Утром мы отправились дальше, в Кревкер, но сначала Атос проиграл наших лошадей.
- Тысяча чертей и ведьма, – засмеялся Тревиль, – это бесподобно!
Позже капитан не раз вспоминал об этом приключении, хотя уже не столько с удовольствием, сколько с сочувствием – когда видел вытянувшиеся лица своих мушкетеров, озабоченных поиском денег на экипировку.
Однако Атоса среди них не было.
Поначалу Тревиль посмеивался, уверенный, что Атос наверняка жалеет о своей опрометчивой игре, лишившей его средств, но, конечно же, не хочет в этом признаваться.
Когда же постоянное отсутствие мушкетера стало бросаться в глаза, капитан слегка озадачился: «И как долго он собирается дуться? Что еще за фокусы!».
Проще всего было прямо поставить вопрос, но вне своей квартиры Атос бывал лишь на дежурствах в Лувре, и приставать к нему с личными расспросами на виду у всех значило неоправданно выделять одного из общего ряда, чего капитан королевских мушкетеров не мог допустить. Расспрашивать же других мушкетеров за спиной Атоса и вовсе никуда не годилось. Не говоря о том, что это нанесло бы непоправимый урон репутации командира и, как начальника и, просто, как порядочного человека.
Кое-какие разговоры, что, так или иначе, доходили до слуха Тревиля, заставляли капитана озадачиваться все больше и больше: «Атос дал слово не выходить из дома… Не слезет с кушетки… Экипировка должна свалиться ему на голову…».
«Не слезет с кушетки» когда остальные целыми днями мечутся, не приседая? Даже Портос с Арамисом! «Черт, черт, черт» – это было все, что мог сказать себе капитан.
Чем ближе был день, когда мушкетеры должны были отправиться в поход, тем чаще Тревиль поминал черта, до предела упростив свои ругательства – он не мог выбросить из головы Атоса и его кушетку.
Одним из способов хотя бы частично покрыть расходы, было выпросить у капитана денег в счет будущего жалованья. Средство это было крайнее, и не всем доступное: по причине слишком частого к нему обращения многие уже давно исчерпали эту возможность. Выслушивая просьбу очередного «счастливца», Тревиль рассеянно кусал усы и привычно бурчал свою присказку про черта. Думая, что сказанное относится к нему, мушкетер стал оправдываться:
- Господин капитан, это в первый раз со мной такое, чтоб вот совсем с пустым карманом. Такой случай вышел…
- У вас круглый год эти «случаи». Таскаетесь за деньгами всем полком. Черт… Черт!
Мушкетер смущенно улыбнулся, ковыряя носком сапога ковер.
- Ну, не всем, – стараясь смягчить начальство, шутливо заметил он. – Атоса не дождетесь.
- Он нашел средства?
- Он уверен, что экипировка сама к нему придет, –  засмеялся мушкетер. – Забавно, да?
- Очень, –  сплюнул капитан. – Если он явится пешком и в лохмотьях, может сразу подавать в отставку.
- Нет, он,  как я слышал, обещался лучше устроить драку с гвардейцами или, на крайний случай, с англичанами. Штук восемь, сказал, хватит.
Тревиль в упор, строго посмотрел на своего солдата:
- Он что, добивается, чтоб его убили?
- Атоса и убили? – с сомнением протянул мушкетер. – Ему проще самому застрелиться, – неуклюже пошутил он.
Тревиль резко выбросил руку вперед, протянув мушкетеру записку к казначею:
- В счет будущего жалованья.
- Не собирается же он впрямь… – рассеянно добавил мушкетер целиком сосредоточившись на драгоценной записке, которую  бережно укладывал в карман.
- Да, не собирается… – тоже, думая о своем, повторил Тревиль, выбивая на столешнице тревожную дробь.
В приемной шумели. Дверь в кабинет капитана была открыта и от приемной его отделяла лишь небрежно задвинутая портьера. Она чуть приглушала звуки, но не более. Тревиль, как человек, который нашел подходящий предлог дать волю чувствам, с раздражением отдернул портьеру:
- Что тут за бедлам?
К группе мушкетеров, приветствовавших капитана, только что присоединился еще один – встрепанный и запыхавшийся. Необоримое желание поделиться новостями распирало ему грудь, лезло румянцем на щеки, блестело в глазах.
- Что еще?
- Атос…
Тревиль медленно вдохнул.
- Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян только что дрались на дуэли с англичанами.
Толпа вокруг капитана стала плотной, приняв в себя всех, кто ранее шушукался по углам, зевал на лестнице и таращился в окна.
- Итог? – сухо поинтересовался капитан.
- Один убитый, один раненый, двое сдались.
- Кто убил?
Широкая ухмылка вестника вызвала мгновенное понимание и ответные подмигивания и кивки:
- Атос?
- Не зря же выходил!
- Он хоть без кушетки пришел?
- Рассказывайте, – с яростной улыбкой распорядился Тревиль.
Мушкетер, хитро блестя глазами, тем не менее, показательно озаботился:
- Не подумайте, что речь идет о нарушении эдиктов… Англичане сами виноваты.
Из уважения к капитану слушали почти молча, но молчание давалось с трудом; напряжение бурлило, как суп под крышкой котелка – невидимо, но ощутимо.
Выслушав рассказ, Тревиль нырнул за портьеру, в кабинет, и потащил с собой мушкетера, принесшего новости. Закрывшаяся дверь резко обрубила взрывы хохота из приемной.
- Ни царапины, сказали Вы? Или опять что-то недоговариваете?
- Господин капитан! Вот чтоб мне провалиться! Все целехоньки, как новые экю. Это были всего лишь англичане, куда им!
- Восемь штук, –  пробурчал Тревиль.
- Нет, четверо, – не поняв, поправил мушкетер, но, тут же, сообразив, хмыкнул, – А! Это Вы про Атоса? Да хоть бы и восемь, кончится тем же.
- Это он затеял? – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Тревиль. – Где они взяли этих англичан?
- Говорили… – мушкетер помялся, невольно оглянувшись на закрытую дверь. – Наш гасконец рассчитывал приволокнулся за сестрой одного из них. По слухам – красавица. Кажется, ее опекает мадам д’Эгильон. А так, кто их знает? Англичане…
- По крайней мере, хоть без последствий. Мало, сидит без гроша, так еще ран недоставало. Ладно, идите, – видя, что мушкетер слушает его с удивлением, капитан сердито отмахнулся. – Идите! Вы уже экипировались?
- Э…
Мушкетер встрепенулся, но робкая надежда в его глазах не успела превратиться в уверенность, безжалостно раздавленная отрывистым капитановым рыком:
- И не мечтайте!
Мушкетер разочарованно вздохнул и открыл дверь кабинета. Гвалт из приемной ворвался в кабинет, явственно качнув портьеру.
- Да что такое, в самом деле? – взревел капитан и одним махом вылетел за порог.
По лицам мушкетеров понять суть происходящего было затруднительно. Тут было все – изумление, растерянность, недоумение и даже недовольство.
«Невероятно… Это уже слишком! Согласитесь… Однако, потрясающе!... Черт его знает, что тут сказать…», – капитан крутил головой, тщетно пытаясь выудить из обрывков восклицаний причину волнения.
С появлением Тревиля естественным образом возник центр, к которому обратились все взгляды. Сюда же – к капитану – откуда-то из-за спин вытолкнули маленького худенького человечка с плутоватым лицом. Правда, сейчас плутовство уступило место робости. Человечек, не мигая, смотрел на Тревиля и прижимал к груди нечто, когда-то бывшее шляпой. Получив поощрительный тычок в спину от хозяина, человечек заговорил, продолжая прерванный рассказ:
- Мне сказал Лапен, а он слышал от Мушкетона, как раз когда тот разговаривал с Мунье. Мушкетон, как известно, слуга господина Портоса, так что сведения верные, из первых рук. Так, значит, и заявил – «отдайте деньги слугам англичан». Мушкетон чуть не плакал.
- Деньги? Чьи деньги? – осведомился капитан де Тревиль.
- Того англичанина, которого господин Атос изволил убить. Все деньги… Четыре кошелька, – не очень уверенно добавил человечек. – По числу слуг.
- Четыре? – не поверил Тревиль.
- Очень богатый англичанин! – клятвенно заверил слуга, расплющив кулаком у себя на груди остатки шляпы.
- Подумайте, вот так лихо – отдать чужим слугам… Атос непостижим! – словно не до конца уверенный в собственном восхищении, сказал кто-то из мушкетеров. – Я бы так не смог, – честно признался он.
Остальные переглядывались, разводили руками, цокали языками. Но уже смешки покатились один за другим, все громче, увереннее. Уже открыто смялись, хлопая слугу по спине, по плечам.
- Воображаю физиономию Мушкетона и остальных – «отдайте слугам… англичан»!
- Комедия, господа!
- И, однако же, согласитесь…
- Отделал по всем статьям! Ох, Атос!
- Отчаянно…
- Довольно, господа! – строго заявил Тревиль. – Устроили тут балаган. У вас нет других дел? Снаряжение у всех готово?
Мушкетеры с пониманием отнеслись к суровости капитана, но расходились, смеясь.
В последующие дни то один, то другой являлся с радостной вестью, что решил денежные проблемы. Кому-то повезло в игре, кого-то выручила любовница или родные, кто-то извернулся, продав и заложив ненужные или одолженные вещи. Не было только известий от Атоса, как нигде не было видно его самого и хоть каких-то результатов его упрямого ожидания. Правда, Портос с Арамисом тоже ходили с печальными лицами, но они, по крайней мере, хотя бы искали.
Тревиля все сильнее глодало волнение: «Сумасшедший! Право слово – сумасшедший! Ну, ничего, выкрутится. А если нет? Ведь тогда ему придется…».
В очередной раз дойдя до этой неприятной мысли, капитан стукнул себя по бедру, поспешно запер кабинет и через заднюю дверь вышел в свои личные покои. Там, в дубовом скрипучем сундуке он выбрал самый увесистый кошелек, сунул в карман, и спустился во внутренний дворик, спрятанный между двух особняков и служивший одной цели – незаметно выбраться из дома. К дворику примыкала невысокая крытая галерея. Вход был заперт, но у Тревиля был ключ. Галерея шла мимо строившихся, а потому необитаемых домов, и капитан, никем не замеченный, вышел на пустырь у церкви Сен-Сюльпис. В его очертаниях уже проглядывала будущая площадь, но пока здесь еще копошилась домашняя птица, бродила одинокая корова, и стояли крестьянские возы – это набожные семейства из предместья привозили детей на крещение.
Через пару минут капитан был уже на Феру.
Атос, как и следовало ожидать, был дома.
- Не помешал?
Атос улыбнулся, оценив иронию, и предложил капитану стул.
- Ваших друзей нет?
- Как видите.
- Ищут снаряжение?
- Полагаю, что так.
- А Вы рассчитываете заменить лошадь улыбками? Что это за глупости?
Атос нахмурился:
- Господин капитан, я бы попросил… Что-нибудь найдется.
- Но Вы отвергли все возможности, которые предоставил Вам случай! Если это не ребячество – а Вы не мальчик, черт побери! – то должна быть цель. И эта цель… Атос, в ней нет ничего христианского. – Тревиль говорил тихо, чуть заметно волнуясь. – Отчаяние это грех.
- Кто-то отчаялся? – после долгой паузы спокойно спросил Атос, но Тревиль напрасно пытался поймать его взгляд. – Вы пришли ко мне… значит, речь о ком-то из моих друзей, не так ли?
- Я знаю о дуэли с англичанами, – перебил Тревиль в упор глядя на Атоса, но тот с видимым безразличием наливал вино. Затем придвинул бокал капитану и пожал плечами:
- Пустяки.
- Пустяки?
- Разве дуэль имела последствия? Англичане подняли шум?
- Об этом стоит спросить д’Артаньяна, он, кажется, к ним наведывается, хотя и говорят, что им покровительствует кардинал.
- Я ничего не знаю об этих господах, кроме того, что они богаты. Возможно, Вы правы, д’Артаньяну стоит быть осторожнее. При случае я поговорю с ним.
Молчание затянулось, разговор, очевидно, был окончен.
Атос сидел, склонив голову над бокалом. Тревиль невольно вглядывался в глянцевую, неподвижную поверхность вина, служившую импровизированным зеркалом, но что-либо разглядеть там было положительно невозможно.
- Что ж…  Раз у Вас все в порядке, то уверен, к назначенному времени Вы явитесь, экипированный, как положено, – сухо и зло бросил Тревиль своему солдату.
- Да, господин капитан, – прозвучал четкий ответ.
Выходя, Тревиль случайно коснулся рукой кармана, где лежал кошелек, и это окончательно испортило ему настроение.