Книга пятнадцатая История протестантизма

                ИЕЗУИТЫ

               

    
                Глава 1


                Игнатий Лойола


Новая армия римской церкви – Игнатий Лойола – Происхождение – Войны – Ранение – Обращается к житиям святых – Вспышка фанатизма – Рыцарь Марии – Пещера в Манрессе – Умерщвления плоти – Сравнение Лютера и Игнатия Лойолы – Пробуждение совести обоих – Лютер обращается к Библии, Лойола к видениям – Его откровения

Протестантизм выстраивал свои духовные силы во второй раз, размещая их в самом центре христианского мира, в точке, где сходятся три великие империи. Он трудился с удвоенной силой, чтобы распространиться во все стороны. Он изгонял из мировой атмосферы старые суеверия, рожденные пантеизмом и иудаизмом, которые подобно непроницаемому покрывалу, омрачали человеческое сознание. Новый свет заблестел в глазах, и новая жизнь появилась в душе человека. В разных частях Европы  возникли школы, чистые церкви и свободные страны. Сотни тысяч последователей были готовы своей святой жизнью и героической смертью послужить великому делу, которое, разбив старые оковы, сделало их наследниками новой свободы и гражданами нового мира. Было ясно, что если на несколько лет его оставят в покое, протестантизм добьется такой полной победы, что противоборствующие силы тщетно будут возобновлять борьбу. Если бы власти, обосновавшейся в Женеве, суждено было выстоять, а волна победы, принесшая ей суверенное право, откатиться бы, то сразу бы последовали меры, необходимые для достижения результата.
Также ясно, что армиям никогда не удасться низвергнуть протестантизм. Сконцентрированная сила папской Европы вышла, чтобы сокрушить его, но тщетно. Протестантизм стал крепче после ударов, которые, как надеялись, сокрушат его. Ясно, что надо было изобретать другое оружие и вооружать другие армии, отличные от тех, которые Карл и Франциск выводили на поля сражений. Корпус иезуитов осуществил эту идею. Нужно признать, что новые солдаты сделали больше, чем все армии Франции и Испании, чтобы остановить подъем протестантизма и еще раз отдать победу знаменам Рима.
Мы видим, что протестантизм обновил свои силы. Римская церковь также покажет, на что она способна. В то время как израильские колена приближались к границам Земли Обетованной, пригласили с востока волхва, чтобы он препятствовал вхождению своими прорицаниями и ворожбой. И теперь, когда протестантская армия приближалась к окончательной победе, поднимается армия иезуитов более тонкой казуистики и мрачных прорицаний в борьбе за обладание христианским миром. Рассмотрим возникновение, снаряжение, дисциплину, распространение и успехи этого войска.
Дон Иньиго Лопес де Рекальде, известный в истории как Игнатий Лойола, был  основателем ордена Иисуса или иезуитов. Он родился почти в то же время, что и Лютер. Он был младшим сыном одного испанского гранда и родился в родовом замке своего отца в Лойоле, провинции Гвипускоа в 1491 году. Юность прошла при великолепном и пышном дворе Фердинанда Католика. В то время Испания сражалась с маврами, чье присутствие на своей земле она считала нарушением независимости и оскорблением веры. Она заканчивала борьбу в Испании, но продолжала в Африке. По природе пылкая душа Игнатия воспламенилась религиозными страстями, бушевавшими вокруг него. Ему надоело веселье и забавы двора; его даже не могли удовлетворить игры и приключения донкихотства. Он жаждал прославиться на поле брани. Вступив в войну, которая в то время была связана с религиозным фанатизмом и военной отвагой соотечественников, он вскоре отличился ратными подвигами. Игнатий сулил занять первое место среди воинов и прославить свое имя ореолом военной славы, но только этим ореолом. На этом этапе его пути один случай положил конец ратным подвигам и перенес его энтузиазм и отвагу в другую сферу.
Шел 1521 год. Лютер сказал свое знаменитое «Нет!» перед императорами и князьями и, подобно трубе, призвал христианский мир к оружию. В этот момент перед нами появляется молодой Игнатий, отважный солдат Испании, собравшийся стать еще более отважным солдатом Рима. Он закрыт в городе Памплона, осажденном французами. Гарнизон теснили, и после тайных обсуждений открыто объявили о сдаче. Игнатий считал саму мысль о сдаче бесчестием. Он называет поступок товарищей трусостью, и, закрывшись в крепости с несколькими такими же смелыми товарищами, клянется защищать ее до последней капли крови. Постепенно голод не оставляет другого выбора, кроме как умереть в стенах города или шпагой проложить себе путь через отряды, осаждавшие город. Он выходит и вступает в бой с французами. В то время, когда он отчаянно сражался, его серьезно ранил в обе ноги мушкетный снаряд. Он упал без сознания на землю. Так закончилась для Игнатия последняя его кампания, где он сражался со шпагой, его отвага должна была проявиться на другом поле, и он больше не появится на поле, где слышно бряцание оружия и грохот артиллерии.
Мужество раненного воина вызвало уважение врага. Подняв его с земли, где он истекал кровью, они отнесли его в больницу Памплоны и ухаживали за ним, пока не стало возможным перенести его на носилках в родовой замок. Трижды его раны открывались. Стиснув зубы и сжав кулаки, он сопротивлялся боли. Ни стона не вырвалось из него под пыткой ножа хирурга. Но медленно тянувшиеся недели и месяцы, когда он ждал заживления ран, доставляли его пылкому духу больше боли, чем скальпель дрожащим ногам. Прикованный к кровати, он досадовал на вынужденное бездействие.  Чтобы скоротать часы, ему приносили рыцарские романы и военные рассказы. Когда заканчивались одни книги, приносили другие, несколько отличного жанра. На этот раз прикованному к постели рыцарю принесли жития святых. Когда он читал их, перед глазами проходила трагическая жизнь ранних христианских мучеников. Затем шли монахи и отшельники Фивской пустыни и Синайских гор. С пылким воображением он внимательно читал о переносимом ими голоде и холоде, о победах над собой, о битвах с нечистым духом, о замечательных видениях, которых они были удостоены, о блестящих наградах, которые они получали в почитании на земле, а также о радости и высоком положении на небе. Он страстно хотел посостязаться с этими героями, чья слава была такой яркой и непорочной, что по сравнению с ней меркла военная слава. Его энергия и тщеславие были безмерны как всегда, но теперь они были направлены по другому руслу. С тех пор его жизнь изменилась. Он слег как «рыцарь пламенеющей шпаги», говоря словами его биографа Виера, а встал как «святой горящего факела».
Перемена была неожиданной и разительной, она имела большие последствия не только для Игнатия и многих людей его возраста, но и для миллионов людей во всех странах мира и во все времена после этого. Тот, Кто положил на постель пламенного солдата императора, поднял с нее еще более пламенного солдата Папы. Слабость от потери крови, болезненное состояние из-за длительного уединения, раздражение из-за сильных затянувшихся страданий, соединенные с повышенной чувствительностью и умом, питаемым чудесами и видениями до тех пор, пока энтузиазм не перерос в фанатизм, частично объясняют преобразование, происшедшее в Игнатии. Хотя равновесие его разума было, к сожалению, нарушено, проницательность, стойкость и отвага остались. Освобожденные от оков спокойного рассуждения, эти качества развились как никогда. Крыло земного тщеславия было сломлено, но он мог лететь на небо. Если земля была закрыта для него, то небесные владения открыты, и его героизма ждали более достойные подвиги и блестящие награды.
Было взято сердце солдата и дано сердце монаха; прежде чем покинуть свою комнату, Игнатий дал обет быть рабом, борцом и рыцарем Марии. Она стала госпожой его души, и по примеру покорных рыцарей он немедленно отправился к ее раке в Монсерат, повесил оружие перед ее образом и всю ночь созерцал его. И вспомнив, что он солдат Христа, Великого Царя, который покорил весь мир, решил не есть другую еду, не носить другую одежду, кроме той, что была у Царя, и переносить те же лишения и ночные бдения. Отложив плюмаж, кольчугу, щит и шпагу, он надел сутану монаха. «Завернутый в грязные тряпки, с железной цепью и власяницей на голом теле, покрытый грязью, с нечесаными волосами и нестриженными ногтями он ушел в мрачные горы в окрестностях Манрессы, где была темная пещера, в которой поселился на некоторое время. Там он подвергал себя всевозможным епитимиям, а плоть умерщвлению подобно ранним отшельникам, чьей святости он подражал. Он боролся с нечистым духом, разговаривал с голосами, слышными только ему, постился несколько дней подряд, пока не ослаб до такой степени, что упал в обморок, и однажды его нашли у входа в пещеру полуживым, лежащим на земле.
Пещера в Манрессе живо напоминает нам келью в Эрфурте. Тот же аскетизм, бдения, умерщвления плоти, умственное напряжение, агонии, которые испытывал Игнатий Лойола, за несколько лет до этого проходил Мартин Лютер. До сих пор путь основателя ордена иезуитов и путь борца протестантизма был одинаков. Оба ставили перед собой высокие стандарты святости, оба были готовы пожертвовать ради этого жизнью. Но в точке, куда мы пришли, пути этих двух людей расходятся. До сих пор оба в поисках истины и святости шли по одной дороге, но теперь Лютер поворачивает к Библии, «светильнику, сияющему в темном месте», «истинному пророческому слову». Игнатий Лойола, с другой стороны, предался видениям и откровениям. По мере продвижения Лютера свет вокруг него сиял еще ярче. Он повернулся лицом к солнцу. Игнатий обратил свой взор внутрь своего омраченного ума и подтвердил выражение одного мудреца: «Тот, кто сбился с пути разума, остается в собрании мертвых».
Найдя его почти без признаков жизни у входа в пещеру, сочувствующие друзья отнесли его в город Манресса. Так как он продолжал истязания и умерщвление плоти, которые совершал в уединении, его тело заметно ослабло, но это компенсировалось более частыми небесными видениями, которые поддерживали его. В Манрессе он поселился в келье доминиканского монастыря, и так как он собирался в паломничество в Иерусалим, то начал готовиться к святому странствию путем ужесточения епитимий. «Он бичевал себя три раза в день, - пишет Ранке – поднимался на молитву в полночь и проводил семь часов каждый день на коленях».
Едва можно сказать, что этот удивительный случай является просто примером ослабленного состояния тела и возбуждения порочного ума, когда еще не иссякла жажда  приключений и признания. Более близкое рассмотрение этого случая покажет, что в нем было и пробуждение совести. Было чувство греховности, ужасные последствия и страшное воздаяние. По всей вероятности, Лойола также испытывал смертные ужасы и адские муки. Он провел три дня в Монсерате, исповедуя грехи прошлой жизни. Но при более тщательном исследовании своей жизни он обнаружил, что упустил много грехов, он вновь подробно исповедовался в Монсерате. Он обретал покой только на короткое время, затем возвращалось чувство греховности,  и до того увеличивались его душевные страдания, что вновь приходили мысли о саморазрушении. Подходя к окну кельи, он готов был выброситься из него, когда внезапно его пронзала мысль, что этот поступок мерзок Всемогущему, и он отшатывался, крича: «Господи, я не сделаю ничего, что может оскорбить Тебя». Однажды он проснулся от сновидения. Теперь я знаю, сказал он себе, все страдания – нападки Сатаны, я мечусь между побуждениями доброго духа, который хочет, чтобы я имел покой, и мрачными предложениями злого духа, который постоянно пытается вселить в меня страх. Я покончу с этой борьбой, забуду прошлую жизнь, и не буду теребить свои раны. Лютер среди таких же ужасных бурь пришел к подобному решению. Проснувшись как будто от кошмарного сна, он поднял глаза и увидел Того, Кто понес его грехи на кресте, и как моряк, который прижимается к скале среди бушующих волн, Лютер успокоился, потому что бросил якорь своей души на основание Всемогущего. Но Пианке пишет, говоря о Лойоле и выбранном им пути: «не было решимости восстановить мир в душе, это было обязательством, взятым решением воли, а не убеждениями, которому неминуемо нужно подчиняться. Ему не нужна была опора на Писание, оно основывалось на вере, которую он питал непосредственным общением с миром духов. Это не могло бы удовлетворить Лютера. Лютер не принимал ни озарений, ни видений, все это, по его мнению, было вредным. Он принимал только простое, написанное, очевидное «Слово Божие».
С того часа, когда Игнатий решил не вспоминать своих грехов, его духовный горизонт, как он думал, начал проясняться. Все мрачные ужасы отступили в прошлое, которое он предал забвению. Горькие слезы высохли, тяжелые вздохи больше не были слышны в стенах монастыря. Он был взят, как он понимал, в более тесное общение с Богом. Небеса открылись, чтобы он мог иметь более ясное понимание божественных тайн. Правда, Святой Дух открыл их на заре человечества через избранные и доверенные каналы и написал их на страницах озарения, чтобы все могли изучать их по непогрешимому источнику. Но Игнатий не искал истин в Библии. Избранный из сынов человеческих, он получал их, как он думал, через откровения специально для него. Увы! Его час пришел и ушел, но врата, которые должны были впустить его на небо, были закрыты, и впредь он должен был жить фантазиями и мечтами.
Однажды ему было дано знать, что он увидит Спасителя лично. Ему недолго пришлось ждать обещанного откровения. На мессе его глаза открылись, и он увидел истинного Бога Саваофа. Какое еще доказательство  пресуществления было нужно, когда весь процесс  показан ему? Спустя некоторое время его телесным очам также просто явилась Дева. Таких посещений было не менее тридцати. Однажды когда он сидел на ступеньках церкви св.Доминика в Манссере, напевая гимн Марии, он неожиданно впал в транс и видел символ невыразимой тайны Троицы в виде «трех клавиш музыкального инструмента». Рыдая от радости, он вошел в церковь и рассказал о чуде. В другой раз, когда он шел берегом Лобрегата, орошающим Манрессу, он остановился, сел и долго смотрел на воду; ему открылись многие божественные тайны, такие, что «другие люди – пишет его биограф Маффей – с трудом могут понять после многих занятий, ночных бдений и чтения многих книг»».
Это повествование приводит нас к истокам протестантизма и ультрамонтанства. Источник первого – Слово Божие. Ему Лютер присягал и перед ним повесил свою шпагу, как истинный рыцарь, когда его посвящали в сан. Источником другого было омраченное тщеславное воображение и упрямство. Отсюда соответствующие плоды, свидетелями которых стали три последних столетия. Один принцип собрал вокруг себя благородное войско, одетое в доспехи чистоты и истины. По пятам другого шла мрачная армия иезуитов.




                Глава 2



                Первые последователи Лойолы



Видение двух лагерей – Игнатий посещает Иерусалим – Запрещено обращать в веру – Возвращается в Испанию – Решает сделать христианский мир полем своей деятельности – Поступает в школу – Отправляется в Париж – Два товарища – Петр Фабер – Франциск Ксаверий – Лойола подвергает их суровому образу жизни – Они становятся его учениками – Первые девять последователей Лойолы – Их обет в церкви Монмартра – Книга духовных упражнений – Дисциплина – Четыре недели созерцаний – Тема на каждую неделю – Духовные упражнения и Святой Дух – Посещает Венецию – Отправляется в Рим – Проект законов – Булла, учреждающая орден

Среди удивительных видений, показанных Игнатию Лойоле в откровениях, было видение двух огромных лагерей. Центром одного был Вавилон, и над ним парил мрачный символ князя тьмы. Небесный Царь поднял знамя на горе Сион и сделал Иерусалим своим центром. В войне эти два лагеря были символами, и исход ее имел большое значение как никогда раньше; Лойола был избран, как он думал, одним из главных полководцев. Он очень хотел попасть в центр действий. Путь туда был долгим. Нужно было пройти обширные моря, мрачные пустыни и враждебные племена. Но у него была железная воля, безграничный энтузиазм и, более того, Божье призвание – так ему казалось в галлюцинациях. Он вышел без гроша в кармане (1523 г.) и, прося хлеб по дороге, пришел в Барселону. Там он сел на корабль, который высадил его на берегу Италии. Оттуда, пройдя пешком, спустя несколько месяцев и бесчисленных испытаний он благополучно вошел в ворота Иерусалима. Но «Святой Город» встретил его не так, как он ожидал. Лохмотья, нечесаные волосы, которые почти скрывали изнуренное лицо, не соответствовали великому поручению, которое привело его к этим берегам. Лойола намеревался сделать один то, что целые армии крестоносцев не могли сделать объединенными усилиями. Глава католиков в Иерусалиме видел в нем скорее нищенствующего монаха, чем воина, и, несомненно, боялся того, что если он развяжет войну против Полумесяца, то спровоцирует фанатизм турок и привлечет орды неверных. Он приказал ему воздержаться от своих планов под страхом отлучения от церкви. Встретив сопротивление, Лойола вернулся в Барселону в 1524 году.
В родной Испании его ждали насмешки и оскорбления. Соотечественники не увидели великих целей, вынашиваемых под лохмотьями. Также они не могли предвидеть замечательный путь, бессмертную славу, которые должны были появиться из этого убожества. Но, ни на мгновение Лойола не сомневался в своем великом предназначении. Он обладал умением, известным только тем, кому суждена великая роль, превращать препятствия в источник помощи, и извлекать новый опыт и бесстрашие из разочарований. Изгнание со «святых полей» научило его тому, что христианскому миру, а не Азии, суждено было стать ареной его борьбы, и что ему предназначено вести борьбу не с неверными Востока, а с растущей армией еретиков в Европе. Но встретиться с протестантом на его земле, и бороться с ним его оружием было более трудной задачей, чем обращение сарацин. Он понимал, что пока ему недостает необходимых знаний, хотя было еще не поздно приобрести их. В возрасте тридцати трех лет он поступил в школу в Барселоне, и, сидя рядом с мальчиками, он начал изучать латынь. Выучив язык, он перешел в университет Алькала (1526 г.) изучать богословие. Через некоторое время он начал проповедовать. Обнаружив у него большое рвение в распространении принципов и отсутствие учеников, мужчин или женщин, инквизиция арестовала его, посчитав его самого и его цели мистическими. Орден иезуитов был на грани пресечения в зародыше. Но не найдя в Лойоле ничего еретического, св.отцы отпустили его, взяв обещание хранить мир. Он отправился в Саламанку, и там тоже столкнулся с трудностями. Не было приятно грызть гранит канонической науки, но она способствовала укреплению его дисциплины. Она обострила его осторожность и проницательность, не умеряя пыла. Твердо держась своей цели, он покинул родину и, отправившись в Париж в 1528 году, поступил в колледж Санта-Барбара.
В Париже он стал более практичным, но пыл его энтузиазма все еще горел. Через епитимии, занятия, видения в состоянии транса и редкие исследования он шел в незыблемой вере и твердой решимости в свое небесное призвание быть вождем мощной духовной армии, которой он должен стать и создателем и которая должна вести борьбу до победы с отрядами протестантов. Жизнь Лойолы в Париже с 1528 по 1535 годы совпадает с самыми большими религиозными волнениями во французской столице. Обсуждения ежечасно велись на улицах, в залах Сорбонны и за королевским столом. Лойола, вероятно, был свидетелем волнений и трагических сцен, о которых мы уже рассказывали. Он, возможно, стоял у костра Беркле, он, несомненно, с презрением смотрел на салоны Лувра, открытые для протестантской проповеди; он понимал, что Франция была потрясена днем листовок, и, возможно, принимал участие в кровавых погромах великого дня искупления. Легко понять, что среди таких настроений ревность Лойолы разгоралась с каждым днем, но он не торопился к действиям, пока все не было готово. Удар, который он задумал, должен быть сильным, и чтобы его нанести, нужно было время, терпение и мастерство.
Случилось так, что два юноши жили в одной комнате с Лойолой в колледже Санта-Барбара. Один был Петром Фабером из Савойи. Его юность прошла среди стад его отца. Величие безмолвных гор возвысило его прирожденное благочестие до религиозного исступления. Однажды ночью, молясь на коленях под звездным небосводом, он дал обет Богу учиться. Другим товарищем Лойолы был Франциск  Ксаверий из Памплоны в Испании. В течение 500 лет его предки были известными воинами, а у него было стремление стать ученым, чтобы прославить свой дом, добавив к ратной славе славу ученого. Лойола решил, что эти двое, скромный савойец и имеющий знатное происхождение наваррец, будут его первыми учениками.
Как скульптор выбирает камень, и затем опытным глазом и пластичной рукой с помощью резца, раз за разом удаляет все лишнее, пока, наконец, статуя не приобретет окончательную и совершенную симметрию, так что мертвый камень, кажется, начинает дышать, так и будущий генерал армии иезуитов продолжал формировать и изменять двух товарищей, Фабера и Ксаверия. Первый был мягким и пластичным, и легко принимал форму, придаваемую ему рукой мастера. Другой был твердым, подобно скалам на его родине, но терпение и талант Лойолы, в конце концов, взяли верх над фамильной гордостью и надменностью духа. Он, прежде всего, завоевал их расположение бескорыстными услугами, затем вызвал их восхищение подвигами аскетизма. После этого он поделился с ними грандиозными планами и зажег их стремлением осуществить их вместе с ним. Посвятив их в планы, он ввел их в курс дисциплины, целью которой было дать им сильные качества тела и духа, помогающие исполнить высокое призвание командиров армии, каждый солдат которой должен быть испытан и закален в огне, как и он сам. Он требовал от них частой исповеди, он строго относился к их участию в Евхаристии.  Одно упражнение тренировало в них покорность, другое воспламеняло в них ревность. Таким образом, два кардинальных качества, которые Лойола требовал от своих последователей, развивались бок обок. Им также предписывалось умерщвление плоти. «Он заставлял их поститься три дня и три ночи. Во время суровых зим, когда повозки ездили по замершей Сене, он не разрешал Фаберу ни малейшего ослабления дисциплины». Так он смирял их гордыню, учил их презирать богатство, смотреть в лицо опасности и пренебрегать роскошью, приучал к холоду, голоду и труду, короче, делал их мертвыми ко всем страстям, кроме «священной войны», в которой они должны иметь при себе оружие.
Начало было положено; были взяты первые рекруты в армию, которая быстро превратилась в мощное войско, развернувшее свои мрачные флаги и одержавшее зловещие победы в каждой стране. Можно представить радость Лойолы, когда он смотрел на этих двух людей и формировал их по своему подобию. Мастер, слепивший двоих, мог слепить и других – любое число. Список вскоре пополнился еще четырьмя учениками. Их имена, тогда неизвестные, но просиявшие позже, - Яков Лайнес, Альфонс Сальмерон, Николас Бобадилья и Симон Родригес. Первые три были испанцами, четвертый – португальцем. Всего их было семь человек, после присоединения еще двоих, стало девять, и они решили предпринять первый шаг.
В 1534 году, 15 августа, Лойола с девятью товарищами вошел в подземную часовню собора на Монмартре в Париже. Месса велась Фабером, который был рукоположен в священники, и вся группа после обычных обетов целомудрия и бедности, принесла торжественную клятву посвятить свою жизнь обращению в веру сарацин, или, если обстоятельства не позволять осуществить эту попытку, положить свою жизнь у ног Папы. Они скрепили клятву, причастившись гостией. Этот день был выбран потому, что это был праздник Успения Девы Марии, а это место было посвящено Марии, царице святых и ангелов, от которых, как Лойола твердо верил, он получил свою миссию. Армия, набранная таким образом, была небольшой, но великой. Она была небольшой при пересчете и великой при взвешивании. По возвышенности цели и силе веры, используя слова в мирском смысле, она обладала силой, перед которой ничто на земле, кроме одного принципа, не могло устоять.
Чтобы проявить родительскую заботу о воспитании этого младенца Геркулеса, Лойола заранее приготовил книгу под названием Духовные Упражнения. Это с вод правил, чтобы научить людей занятиям своего «обращения». Оно состоит из четырех основных созерцаний, и кающийся человек, находящийся в уединении, должен полностью погрузить ум в разные темы созерцания по очереди в течение семи восходов и заходов солнца. Это можно назвать путешествием от врат разрушения к вратам рая, разбитое на этапы так, чтобы можно было пройти его за короткий отрезок времени в четыре недели. В мире мало таких удивительных книг. Она сочетает самоотречение и умерщвление Брахмы с аскетизмом отшельника и экстазом схоласта. Как и Коран, она претендует на откровение. «Книга упражнений» - пишет иезуит – истинно, была написана Божьим перстом и дана Игнатию святой матерью Божией».
Духовные Упражнения, как мы уже говорили, были сводом правил, следуя которым можно было добиться в себе большой перемены, которая  на библейском и богословском языке называется «обращением к Богу». Книга показала, что автор – большой знаток человеческого сердца. Описанный метод был ловкой имитацией процесса верования, тревоги, просветления и покоя, через которые Святой Дух ведет душу, претерпевающую настоящие изменения. Божественное преобразование в то время происходило в нескольких тысячах случаях в протестантском мире. Лойола подобно древним жрецам, соревновавшимся с Моисеем, пытался своими чарами сделать то же чудо. Давайте посмотрим, как он действовал.
Человек должен был, прежде всего, отойти от мира, полностью изолировав себя от жизни. В мрачной тишине своей комнаты он должен был предаваться созерцанию четыре раза в день, первый раз на рассвете, последний в полночь. Чтобы настроить душу на воображение, комната специально затемнялась, а на стенах развешивались картины ада и других ужасов. Мысли кающегося должны были непрерывно заняты грехами, смертью и судом на протяжении первой недели уединения. Он должен размышлять о них, пока «не увидит адский огонь, не услышит стоны, крики, богохульства, не ощутит червя совести, короче, не дотронется до того огня, который жжет нечестивых».
На второй недели он должен отвести взор от ужасного зрелища и перевести его на Божественное Воплощение. Теперь уже не стоны погибших доносятся до его слуха, когда он сидит в затемненной комнате, а пение ангелов, возвещающих о рождении младенца и «Марии, молча соглашающейся на работу по искуплению». Его учат изливать благодарность и хвалу у ног Троицы, и созерцание на эту тему переполняет его душу.
Третья неделя должна свидетельствовать о торжественном акте зачисления души в армию Великого Полководца, который «преклонил небеса и сошел» в Своем Воплощении. Перед фанатиком два города – Иерусалим и Вавилон – в каком он будет жить? Два знамени развернуто перед ним, под какое он встанет? Вот, широкий и красивый вымпел свободно полощется на ветру. На золотой ткани девиз: «Гордость, Честолюбие, Богатство». Вот, и другой. Но как отличается девиз, написанный на нем: «Бедность, Целомудрие, Послушание». Со всех сторон слышны крики: «К оружию!» Он должен сделать выбор, и сделать его сейчас, так как седьмое солнце третьей недели клонится к закату. Он выбирает завоевать вечный венец под знаменем Бедности.
Вот, наступает четвертая и последняя неделя, и с ней большая перемена в субъектах созерцания. Он должен откинуть все мрачные мысли, все ужасные образы, ворота преисподней должны быть закрыты, а ворота новой жизни открыты. Для него наступило утро, пришла весна, и он должен окружить себя светом, цветами и ароматами. Это воскресение духовного творения; он должен отдохнуть, и ощутить в этом отдыхе прелюдию вечной радости. Такое состояние ума он должен выработать, пока семь солнц восходят и заходят над ним. Теперь он достиг совершенства и может сражаться в армии Великого Полководца.
Почти тот же курс духовной дисциплины проходили Уиклифф, Лютер и Кальвин, о чем уже рассказывалось в нашей книге, пока они не стали полководцами в армии Христа. Они начинали в кромешной темноте, в ней им было дано откровение «Распятого»; обхватив руками веры Древо Искупления и прильнув к нему, они вошли в покой и вкусили грядущую радость. Как похожи, и как все-таки не похожи два пути! На одном кающийся находит Спасителя, на которого он опирается, на другом он хватается за правило, с помощью которого работает и работает так методически и постоянно, как деталь механизма. Начиная в определенный день, он заканчивает с ударом часов точно, когда седьмое солнце четвертой недели садится за горизонт. Мы прослеживаем на одном пути действие воображения, обучающее укреплять страстность, пока человек не сможет совершать самые дерзкие предприятия и переносить самые ужасные страдания. На другом пути мы видим вмешательство Божественного Посредника, который насаждает в душе новый принцип, а затем дает новую жизнь.
Война, на которую Лойола и его девять товарищей записались, когда 15 августа 1534 года они принесли обет в церкви на Монмартре, должна была вестись против сарацин на востоке. Они действовали по первоначальному плану и поехали в Венецию, где узнали, что план нельзя осуществить. Война, которая только что разразилась между республикой и Портой, закрыла ворота Азии. Они приняли это за указание на то, что поле их деятельности должно быть в западном мире. Повернув, они направили стопы в Рим. В каждом городе, через который они проходили по пути в Вечный Город, они оставляли о себе репутацию святости, трудясь в больницах и общаясь с простым народом на улицах. Когда они приближались к Риму, некоторые из его товарищей пали духом, но Лойола был ободрен видением, в котором Христос явился ему и сказал: «Я окажу тебе покровительство в Риме». Надежда, которую вселило это видение, не должна была пропасть. Войдя в ворота столицы христианского мира и бросившись к ногам Павла III, они встретили самый радушный прием. Папа посчитал предложенную ими помощь своевременной. Большая опасность угрожала в тот час папству, когда половина Европы бунтовала, старые монашеские ордена стали ни к чему неспособны. Казалось, что эта неожиданная помощь была послана с небес. Были составлены и одобрены Папой правила и устав нового ордена. Две особенности устава нового ордена особенно понравились Павлу III. Первой особенностью был обет беспрекословного послушания. Орден клялся подчиняться Папе, как армия подчиняется генералу. Его члены предлагали ему не каноническое, а военное послушание. Они пойдут в любое место, в любое время, по любому поручению, какое он не соблаговолил бы им дать. Короче, они были скорее солдатами, чем монахами. Вторая особенность заключалась в том, что любое служение должно совершаться даром; никогда они не попросят ни гроша у папского престола.
Было решено, что новый орден будет носить имя Общества Иезуитов. Лойола скромно отклонил честь считаться его основателем. Он утверждал, что Сам Христос продиктовал ему устав в пещере Манрессы. Он был истинным Основателем: чье имя должен носить орден, как не Его. Булла, учреждавшая орден, была издана 27 сентября 1540 года и имела название Regimini Militantis Eclesia. Она гласила, что люди, зачисленные в эту армию, должны «носить знамя Христа, владеть Божьим оружием, служить одному Господу и римскому понтифику, Его викарию на земле».






                Глава 3


                «Конституции»


Грандиозные  планы Лойолы – Генерал армии – Избран Лойола – «Конституции» - Известен только нескольким избранным – Власть генерала – Диктатор – Только он может принимать законы – Назначает всех офицеров и др. – Структура – Шесть основных дивизий – Тридцать семь провинций – Дома, колледжи, миссии и пр. – Рапорты генералу – Его взор охватывает весь мир – Организация – Подготовительные испытания – Четыре класса – Послушники – Второй послушник – Безжалостная тренировка – Безразличие – Ученики – Коадьюторы – Монахи, давшие обет – Обет – Послушание

Долгожданное желание Лойолы сбылось, его усилия, неудавшиеся в прошлом, наконец, увенчались успехом. Папская булла положила начало официальному существованию ордена; то, что Христос сделал на небе, Его наместник санкционировал на земле. Но Лойола был слишком умным, чтобы думать, что все осуществилось. Он понимал, что работа только начинается. В небольшой группе вокруг себя он видел ядро армии, которая будет увеличиваться, пока однажды не будет как звезды на небе и не водрузит знамя победы во всех странах. Ворота востока были пока закрыты для него, но западный мир не всегда будет сдерживать победу его духовного оружия, он покорит оба полушария и распространит владения Рима от восхода до захода солнца. Такие планы раскручивал в тот момент Лойола, у которого под монашеской сутаной было тщеславие Александра Македонского. Однажды собрав товарищей, он обратился к ним, как пишет его биограф Буур, с длинной речью, говоря: «Разве мы не можем сделать вывод, что призваны завоевать для Бога не только один народ, одну страну, но все народы, все земные царства?»
Лойола создавал армию для завоевания всего мира. Он понимал, что должна быть сильной даже самая слабая часть, и поэтому он заботился об укреплении каждого звена, строгой дисциплине и верности каждого солдата этого могучего войска. Это можно было гарантировать только, заставив каждого перед зачислением пройти сквозь испытания, которые отсеют, проверят на опыте и предельно закалят. 
Но сначала общество Христа должно было избрать главу. Должность была предложена Лойоле. Он скромно отклонил предложение, как Юлий Цезарь корону. После четырех дней молитвы и покаяния его ученики вернулись и смиренно попросили его быть их главой. Игнатий, посчитав это проявлением воли Божьей, согласился. Он стал первым генералом ордена. Лишь несколько царских скипетров давали такую реальную власть, как это избрание дало Лойоле. Настанет день, когда сама тиара поклонится перед более сильной властью, представленной шапочкой генерала иезуитов.
Вторым шагом было создание «Конституций» общества. В этой работе Лойола принял помощь Лайнеса, самого одаренного из неофитов. Понимая, что Игнатий посадил древо иезуитства в духовном винограднике по Божьему указанию, следовало ожидать, что Конституции общества будут исходить из того же источника. Конституции были объявлены откровение Божьим и вдохновением Святого Духа. Это дало им абсолютный авторитет среди членов общества, и проложило дорогу для замены самого христианства Конституциями и канонами общества Христа. Каноны и наставления не были опубликованы, о них даже не сообщали всем членам общества; они стали известны только для некоторых, а в полном объеме для избранных. Их печатали в колледже общества в Риме или Праге; если они были бы напечатаны где-нибудь еще, то всему изданию была бы гарантирована безопасность. «Я нигде не нашел, – пишет м-е де Лашалоте – чтобы конституции иезуитов когда-нибудь видел или рассматривал какой-нибудь суд, светский или церковный, какой-нибудь правитель, и даже суд лорда-канцлера Праги, когда было подано прошение о их напечатании. Предпринимались все меры предосторожности, чтобы сохранить их в секрете. В течение века их скрывали от мира; и по чистой случайности они были вытащены на свет из тьмы, в которой они так долго находились.
Нелегко, и даже невозможно понять, какое число томов конституций иезуитов было написано. М-е Луи-Рене де Лашалоте, генералальный прокурор короля Людовика XV в отчете о конституциях иезуитов, данном бретонскому парламенту, пишет о пятидесяти томах в формате ; листа. Это было в 1761 году или 221 год после основания ордена. Этот устав, уже тогда огромный, если учитывать все буллы и бреве, адресованные обществу, и все предписания генерала, можно отнести к постоянно пополняющемуся законодательству. Сомнительно, что кто-нибудь из общества был настолько смел, чтобы полностью их изучить, и настолько сообразителен, чтобы примирить его противоречия и непоследовательность. Благоразумно воздерживаясь от хождения по лабиринту, из которого он вряд ли выберется, он просто спрашивает, не чем говорится в конституциях, а что прикажет генерал.  Практически, желание начальства является уставом для иезуита.
Сначала рассмотрим полномочия генерала. Первая булла Павла III, учредившая общество, дала «Игнатию Лойоле и девяти его товарищам-священникам право составлять конституции и практические правила, а также менять их. Таким образом, законодательная власть была в руках генерала и его компании, то есть у «конгрегации», представлявшей их. Но когда Лойола умер, и Лайнес вместо него стал генералом, одним из первых его действий стал созыв конгрегации, и принуждение ее отдать генералу всю законодательную власть. Это венчало автократию генерала, так как пока он составлял законы для других, никто не мог составить законы для него. Он действует без всякого контроля, без ответственности и без закона. Правда, в некоторых случаях общество может дать генералу отставку. Но оно не может иметь его полномочий, пока не будет созыва конгрегации, а только он может ее созвать. Весь орден со всей его властью заключался, фактически, в нем.
Своими полномочиями генерал может распоряжаться и управлять всем обществом. Он может составлять особые конституции для улучшения общества, и может изменять, отменять их, делать новые, датируя их, любым по его желанию, временем. Новые правила должны приниматься, как подтвержденные апостольской властью, не с того времени, когда они были составлены, а со времени их датирования. Генерал предписывает всем архиепископам, главам церковных общин и другим членам любого звания полномочия, которые они должны иметь, место, где они должны работать, служение, которое они должны исполнять; он может отменить или утвердить их действия по своему желанию. Он имеет право назначать  провинциалов и ректоров, принимать или исключать членов, указать какую предложенную должность им принимать или не принимать, менять определение наследства. Даже то, что он дает деньги своим родственникам, может повлечь его отстранение от должности, «он может давать пожертвования любого размера, какое он посчитает  нужным для славы Божьей». Он облачен полномочиями полного управления и распоряжения колледжами общества. Он может отправлять миссионеров во все части света. Когда он приказывает от имени Иисуса Христа на основании послушания, он командует, чтобы наказать смертные грехи и проступки. Из его ордена никто не подавал прошения Папе. Он может освобождать от обета, может исследовать совесть членов общества; напрасно вдаваться в подробности, общество – это генерал.
Как мы сказали, только генерал имеет власть принимать законы, постановления и декларации. Эта власть теоретически ограничена, но практически абсолютна. Было заявлено, что суть общества (Substantia Institutionis) непреложна, то есть вне полномочий генерала. Но никогда не было определено, что относится к сущности основ права. Много попыток предпринималось, чтобы решить этот вопрос, но, ни к какому окончательному решению не пришли, и до сих пор этот вопрос остается без ответа, а власть генерала остается без ограничений.
Теперь рассмотрим организацию общества. Монархия иезуитов охватывает весь земной шар. Ее главой, как мы уже рассказывали, является правитель, который руководит всеми, но не подчиняется никому. Сначала идут шесть главных дивизий, называемые ассистенциями, сатрапами или княжествами. Они охватывают пространство от Инда до Средиземноморья: в частности Индию, Испанию и Португалию, Германию и Францию, Италию и Сицилию, Польшу и Литву. За пределами этой области иезуиты организуют миссии. Главы этих шести дивизий действуют, как адъютанты генерала, они являются его штабом или кабинетом министров.
Шесть дивизий подразделены на тридцать семь провинций. Над каждой провинцией поставлен глава, называемый провинциалом. Провинции в свою очередь делятся на разные дома или учреждения. Сначала идут дома давших обет, возглавляемые провостом. Затем идут коллегии или дома испытуемые или учеников, возглавляемые ректором или старшим. Где нельзя установить этого, возводятся «резиденции» для проживания священников, которые объезжают район, проповедуя и выслушивая исповедников. И, наконец, можно отметить «миссионерские дома», в которых иезуиты живут незамеченными, как белое священство, но ищут всевозможные способы, чтобы работать в интересах своего общества.
Из своего кабинета в Риме генерал наблюдает за иезуитами во всем мире вплоть до самых отдаленных районов. Ничего не происходит, чего бы он ни видел, и ничего не произносится, чего бы он ни слышал. Остается отметить с помощью, каких средств, приобретаются такие почти сверхчеловеческие умственные способности. Каждый год список домов и членов общества с именами, способностями, положительными качествами и недостатками кладется перед генералом. Кроме годового отчета каждый из провинциалов должен присылать ежемесячный отчет о состоянии провинции. Он должен подробно информировать генерала о политической и церковной обстановке. Каждый ректор коллегии должен отчитываться раз в три месяца. Главы домов резиденции и домов испытуемых должны делать то же самое. Короче, из каждой области его огромных владений приходили отчеты раз в месяц или три месяца. Если дело в отчете касалось человека, не состоявшего в обществе, то конституции предписывали провинциалам и старшим писать шифром. «Такая предосторожность предпринималась из-за врагов – пишет  м-е де Шалоте. Является ли система иезуитов враждебной по отношению ко всем правительствам?»
Таким образом, для генерала иезуитов мир лежит «обнаженным и открытым». У него тысяча глаз и тысяча ушей. Когда он отдает приказ, он может выбрать самого подходящего исполнителя из бесчисленного войска, готового исполнить его просьбу. Прошлая жизнь, положительные и отрицательные качества каждого члена общества, таланты, характер, наклонности, вкусы, тайные мысли, все строго исследуется, подробно записывается и кладется на стол генералу. Это равняется тому, что если он сам бы присутствовал, видел и говорил с каждым членом.
Все сословия, от дворянина до поденщика, от процветающего банкира до сапожника и гончара; все профессии, от сановника и ученого профессора до монаха в сутане; все ранги образованных людей, от философа, математика и историка до школьного учителя и репортера местной газеты являются членами общества. Перед главнокомандующим стоит выстроившееся войско, готовое к постоянному служению, чья численность огромна, а дарования различны. По его слову уходят, по его слову приходят, по его поручению быстро пересекают моря и горы, замерзшие пространства, раскаленные пустыни. На его пути может быть эпидемия, война или смерть, но послушание иезуита не становится меньше. Выбрав одного, генерал посылает его в королевский кабинет министров. Выбрав другого, он открывает перед ним двери парламента. Третьего он записывает в политический клуб, четвертого ставит за кафедру в церкви, который исповедует веру, чтобы предать ее, пятому он приказывает войти в салон литераторов, шестого он посылает принять участие в евангелической конференции, седьмого сажает у домашнего очага, восьмого посылает к туземным племенам, где, говоря на чужом языке и нося грубую одежду, он выполняет волю своего командира среди лишений и скорбей. Нет личины, которую иезуит бы не носил, нет хитрости, которую иезуит не использовал бы, нет предлога, которого иезуит бы не сочинил, нет веры, которую иезуит бы не исповедовал, если только он перестанет быть истинным солдатом армии иезуитов, и завершит работу, на которую был отправлен. «У нас есть люди», – воскликнул радостно генерал, когда он просматривал длинный список философов, ораторов, государственных деятелей и ученых, готовых служить ему в государстве и церкви, в лагере и школе, дома и заграницей. «У нас есть люди, готовые, если потребуется принять мученическую смерть».
Никто не может быть принят в общество Иисуса, пока не пройдет суровой и длительной подготовки. Давайте посмотрим на некоторые подразделения этой огромной армии и дисциплину подготовки в каждом из них. Существуют четыре класса иезуитов. Начнем с нижнего. Только что принятые являются новициями, это самое низкое звание. Тот, кто хочет быть принятым в орден, проходит тщательную проверку своих способностей, характера, семьи и прежней жизни, и если оказывается, что он не подходит для  служения в обществе, то его сразу отчисляют. Если его пригодность вероятна, он принимается в Дом Первого Испытания. Здесь ему запрещается всякое общение со слугами в доме и родственниками вне его.  Ему дается на рассмотрение краткое изложение Институций, но никогда не показывают весь свод законов и постановлений. Если у него есть состояние, то ему говорят, что он должен отдать его бедным, то есть обществу. Пристально наблюдают за его манерой поведения, здравым суждением и деловыми качествами, здоровьем и энергией; кроме того его послушание подвергается суровому испытанию. Если он проходит испытание экзаменаторов, то допускается до причастия и переходит в Дом Второго Испытания.
Здесь дисциплина строже. Послушник сначала посвящает некоторое время исповеданию грехов и созерцанию. Затем он проходит служение в больнице, где учится состраданию, помогая бедным и ухаживая за больными. Для возрастания в этой добродетели он определенное время просит милостыню на хлеб, переходя от дома к дому. Так он учится жить на скудное содержание и спать на жесткой постели. Чтобы совершенствоваться в самоотречении ему дают на некоторое время самые унизительные и неприятные задания по дому, где он живет. Когда курс заканчивается, его приглашают показать свои способности на других, руководя мальчиками в христианском учении, выслушивая исповеди, или открыто проповедуя. Этот курс должен длиться два года, если старший не найдет нужным сократить его по причине большого рвения или необычного таланта.
Период испытания закончен, кандидат на принятие в орден иезуитов предстоит перед супериором, снабженный сертификатами от тех, под чьим присмотром он проходил шесть опытов или испытаний, свидетельствовавших о его поведении. Если свидетельства удовлетворяли супериора, то испытуемый зачислялся в Идифиренты, но пока не в общество иезуитов. Предполагается, что у него нет права выбора места для служения в благородном корпусе, куда он хочет войти, Он полностью отдает это решение супериору; он в равной степени готов стоять во главе и в ногах организации, выполнять самую черную и самую почетную работу, играть свою роль в известных салонах, окруженных роскошью и блеском, или выполнять свою миссию в лачугах бедняков среди нищеты и грязи, оставаться дома или идти на край света. Иметь предпочтение, даже невысказанное, считается впасть в смертный грех. Послушание не только буквальное значение его обета, но и урок, которое обучение записывает в его сердце.
Еще одно испытание закончилось, и принятый испытуемый может принять три простых обета – бедности, целомудрия и послушания, которые с некоторыми изменениями он должен обновлять два раза в год. Испытуемый принимается в класс учеников. У иезуитов есть свои коллегии, хорошо обеспеченные богатыми поклонниками, и испытуемый посылается в один из них, чтобы получить наставления о великих таинствах общества. Его умственные способности строго тестируются и тренируются. Согласно проявленным способностям, мастерству и успехам в учебе ему в свое время назначается должность в ордене. «Желаемыми и рекомендуемыми качествами учеников – говорится в конституциях – являются такие как, яркий талант и здоровое тело».  Это – избранные люди, цвет войска, но генерал имеет абсолютную власть принимать их или освобождать от обязанностей согласно ожидаемым результатам их пригодности в продвижении проектов общества. Закончив курс сначала как простой ученик, потом как принятый ученик, он вновь дает три обета и переходит в третий класс Коадьюторов.
Коадьюторы делятся на светских и духовных. Светский коадьютор никогда не принимается в святой орден. Они остаются служить на самых низких постах. Они становятся поварами, носильщиками и снабженцем в колледже. Для этих и подобных профессий надлежало любить добродетель и совершенство и «служить обществу предусмотрительным служением Марфы». Духовный коадьютор должен быть священником с соответствующим образованием, помогая обществу принятием исповедей и наставляя в христианском учении. Генерал обычно выбирал ректоров колледжей из духовных коадьюторов. У них было еще право, они могли собираться с конгрегацией и решать важные вопросы вместе с членами, давшими обет, но они не имели право голоса на выборах генерала. Пройдя самые жесткие испытания для совершенствования смирения и послушания, и отдав в казну общества все состояние, которым он владел, духовный коадьютор, кандидат на высшую степень, допускается к принесению обета, который по форме и содержанию похож на уже приносимые им, с той разницей, что в нем генералу отводиться место Бога. «Я обещаю – говорится в клятве – Всесильному Богу в присутствии Его непорочной матери и всей небесной иерархии и тебе, отец, генерал общества иезуитов, занимающий место Бога», и т.д. С этой клятвой, приносимой на пороге общества, он входит в его внутренний круг и причисляется к Давшим Обет.
Действительные члены в основном составляют общество. Только они знают самые тайные секреты, только они имеют самую сильную власть. Но совершенства в иезуитстве нельзя достичь без потери мужественности. Волю, рассудительность, сознание и свободу, все это кладет иезуит у ног Генерала. Это огромная жертва, но для него генерал является Богом. Теперь он приносит четвертый или особый обет, в котором он обязуется отправиться без лишних вопросов, задержек или антипатий в любой регион земного шара с любым поручением, с которым Папе будет угодно отправить его. Он обещает это Всесильному Богу и генералу, наместнику Бога. Для него нет уже мудрости, справедливости, правильности приказа, он даже не позволяет ни на минуту подумать об этом, для него есть только приказ генерала, а приказ генерала является приказом Всемогущего Бога. Супериоры находятся «над ним на месте Божьего Величия». «В Конституциях есть не менее 500 мест, - пишет де Лашалоте – где используются подобные выражения: Мы всегда должны видеть в генерале Иисуса Христа; должны подчиняться всем его распоряжениям, как исходящим от Самого Бога». Когда поступает приказ от супериора, человек, к которому он относится, «не должен ждать, пока тот не закончит письмо» - говорится в Конституциях – «он должен мгновенно согласиться, так чтобы святое послушание могло быть совершенным в нас в каждом деле – в исполнении, в желании и разуме». Послушание называется «могилой души», «блаженной слепотой, которая заставляет души видеть дорогу к спасению», а членов общества учат «приносить в жертву свою волю, как овец на заклание». Иезуит должен быть в руке своего сурепиора, «как топор в руке дровосека» или «как посох в руке старика, и который служит ему, где и как он хочет». Короче, Конституции предписывают, что «те, кто хочет жить в послушании, должны принять, что супеоры руководят ими по божественному провидению, как если бы они были трупами, которые не сопротивляются, когда их переносят и делают с ними что угодно». Анналы человечества не знают другого примера такого законченного деспотизма. Нам не известны другие примеры такой многочисленной организации с такими ответвлениями, и, однако, с такой совершенной централизацией и сплоченностью.
Мы отчасти проследили длительные и суровые испытания, которые должен пройти каждый член общества, прежде чем быть принятым в класс избранных, занимающих высокое положение в обществе. Прежде чем вступить на порог внутреннего круга иезуитства, кандидат должен три раза пройти тяжелейшие испытания – во-первых, как испытуемый, во-вторых, как ученик, и, в-третьих, как коальютор. Считается ли его обучение законченным, когда он принят в действительные члены? Нет, он в четвертый раз должен пройти тот же ужасный процесс. Его снова бросают в горнило и держат в огне, пока гордость, упрямство, своеволие и любовь к легкой жизни, то есть пока рассудительность, душа и сознание не будут очищены, и тогда он выйдет полностью очищенный, без примесей и закаленный, «вполне пригодным сосудом» для использования генералом, готовым без колебаний исполнять самые ужасные его приказы и предпринимать с невозмутимостью самые трудные и опасные предприятия, порученные им. Говоря словами известного писателя: «Говорите о муштре и дисциплине!», спросим, почему муштра и дисциплина, которая дала Александру Македонского людей, прошедших с победой от Македонии до Инда, Цезарю людей, прошедших с победой от Рима до необитаемой Каледонии, Ганнибалу людей, прошедших от Карфагена до Рима, Наполеону людей, чьи достижения превзошли по блеску всю славу солдат Македонии, Карфагена и Рима, и Веллингтону людей, которые повергли в прах весь цвет рыцарей Наполеона? Почему муштра и дисциплина всех их вместе взятых по жесткой суровости ни на минуту не сравнится с муштрой и дисциплиной, которая формировала людей, для того чтобы они стали полноценными членами военной организации иезуитов?»
Так Лойола видел военные корпуса, необходимые, чтобы бороться с армией протестантов и повернуть вспять идущий поток света и свободы. Освещенные божественным огнем, ученики Евангелия сразу же достигли полного самоотречения и возвышенности души, которые позволили им смотреть в лицо опасности, переносить страдания  и вознести знамя возрожденного Евангелия над пустынями и океанами среди голода, эпидемий, казематов, дыб и костров. Тщетно было думать о победе над такими воинами, если не подготовить бойцов такого же самообладания и духа, и Лойола взялся за дело. Он не мог облечь их в доспехи света, он не мог вдохновить их святым и непобедимым мужеством, источник которого вера, также он не мог зажечь их души любовью Спасителя и радостью вечной жизни так, чтобы они презирали временные страдания. Но он мог дать им фальшивку, он мог зажечь их фанатизмом, вдохновить их амбициями Люцифера, и таким образом, развратить и сделать бесчувственными их души с помощью порочных принципов и длительной и жесткой тренировки, чтобы они стали нечувствительными к угрызениям совести и боли, и жаждали бы страданий и смерти. Таково было оружие людей, которых он посылал на борьбу.




                Глава 4


                Моральный кодекс иезуитов – Пробабилизм и пр.


Иезуит отрезан от страны – от семьи – от собственности – даже от Папы – Цель оправдывает средства – Первая великая заповедь и моральные принципы иезуита – Когда человеку можно любить Бога? – Вторая великая заповедь – Учение пробабилизма – Иезуиты-казуисты -  Паскаль – Направление намерения – Показательные случаи, данные богословами-иезуитами – Удивительное свойство учения – Благочестивое уничтожение!

Мы пока не рассмотрели прекрасное и совершенное снаряжение войска, отправленное Лойолой на войну с протестантизмом. Ничего не осталось необдуманным, непредусмотренным в том, что могло помочь нанести поражение противникам и увенчать их самих победой. Они освобождались от всяких обязательств природного или Божественного закона. Любая стратегия, уловка или личина считались законными для людей, ради которых была стерта граница между правильным и неправильным. Они могли принимать столько форм, сколько принимал Протей, и менять окраску столько раз, сколько хамелеон. Они стояли в одиночестве и в стороне от человеческой расы. Прежде всего, они были отрезаны от своей страны. Обет обязывал их идти в ту страну, куда пошлет их генерал, и оставаться там, пока он не позовет. Их родиной было общество. Они были отрезаны от семьи и друзей. Обет учил их забывать отчий дом, и считать себя святыми только тогда, когда будут вырваны с корнем всякие привязанности и желания, которые природа насадила в их груди. Они были отрезаны от собственности и богатства. Хотя общество было неимоверно богатым, его члены лично ничем не владели. Они не могли даже лелеять надежду, что когда-то разбогатеют, понимая, что приняли обет бедности на всю жизнь. Если случалось, что умирал богатый родственник и оставлял им наследство, то генерал снимал с них обет бедности и отправлял обратно в мир на то время, которое было необходимо, чтобы вступить в наследство. Но как только они это сделали, они возвращались под тяжестью трофеев и, возобновив обет иезуита, клали каждый грош вновь приобретенного состояния к ногам генерала.
Более того, они были отрезаны от государства. Они были освобождены от всех гражданских и национальных отношений и  обязанностей. У них была более высокая конституция, чем национальная, а именно Конституции, которые составил Лойола и вдохновил Дух Божий. Они были подданными высшего монарха, чем правитель страны – своего генерала. Мало того, иезуиты были отрезаны даже от Папы. Так как если генерал был «наместником Всемогущего Бога», он занимал место выше «Его викария». Так было в действительности: так как вскоре члены общества иезуитов не стали признавать никаких законов, кроме собственных, и, хотя в образовании они провозглашали своей целью защиту и славу папского престола, но когда они окрепли, вместо служения тиаре, они заставляли тиару служить обществу, и главной целью своего существования сделали богатство, власть и владения. Они были папством в папстве – папством, чья организация была совершеннее, чьи инстинкты были более жестокими, чья обработка была более секретной и чье господство более разрушительным, чем старое папство.
Такое место занимало общество иезуитов. Глубокая и широкая пропасть отделяла их от других сообществ и интересов. Свободные от любви к семье, от родственных уз, от долга родине и от закона, равнодушные к радости, которую губят, и к страданиям, боли и бедам, которые причиняют, члены общества были свободны бесконтрольно добиваться ужасной цели, которая заключалась в свержении любой другой власти, уничтожении любых других интересов, кроме их собственных, приведение человечества к полному рабству, чтобы на руинах свободы, праведности и счастья подняться до высшего безграничного господства. Но мы еще не обрисовали всех уловок, которые иезуиты осторожно использовали для выполнения невыразимо дерзких и дьявольских планов. Посреди этих пропастей нашим глазам открывается еще более глубокая пропасть. Радость освобождения от людской власти и земных законов приносила небольшое удовлетворение. Ничто не могло удовлетворить их жажду свободы, кроме полной отмены нравственного закона; и ничто не могло успокоить их гордыню, кроме попрания ногами небесного величия. Сейчас мы подошли к вершине морального кодекса иезуитов.
Ключевой фразой их морального кодекса является известный принцип – цель оправдывает средства. Перед этим принципом отступает вечное разделение добра и зла. Не только исчезает строгость и санкции людских законов, но и отбрасывается авторитет и величие Декалога. Нет такого потенциального преступления, подлости и жестокости, которые не оправдал бы этот принцип. Мало того, преступления становятся обязательными и святыми, если они совершаются «во славу Божию», под которой иезуит понимает честь, интересы и прогресс своего общества. Короче, иезуит может делать все, что ему заблагорассудится, не обращая внимания на человеческие и Божьи законы. Это тяжелое обвинение, но, к несчастью, слишком много свидетельств этому, и трудность заключается в том, чтобы выбрать из них.
То, что Папы пытались сделать своей властью, а именно, сделать так, чтобы грех перестал быть грехом, иезуиты-богословы  сделали с помощью казуистики. «Первая и главная заповедь в законе, - сказал тот же Бого-Человек, который провозгласил ее с горы Синай – возлюби Господа Бога твоего». Иезуиты-казуисты освободили людей от обязанности любить Бога.
Сочинение Эскобара содержит разные взгляды известных богословов общества иезуитов на этот вопрос. Когда человек должен иметь любовь к Богу? Вот, некоторые ответы: Суарес говорит: «Достаточно человеку любить Его перед смертью, не определяя конкретного времени. Васкес считает, что достаточно любить в момент смерти. Другие считают, когда человек принимает крещение, а третьи, когда он кается, а четвертые – по праздникам. Но наш отец Кастро-Палао опровергает эти мнения и справедливо. Гуртадо де Мендоза притязает на то, что человек должен испытывает это раз в год. Наш отец Конинк полагает, что человек призван к этому раз в три, четыре года. Генрикес – раз в пять лет. Но Филитий утверждает, что от человека нельзя требовать этого каждые пять лет. Когда же? Он оставляет вопрос мудрым. «Нам не столько завещано любить Его, - пишет отец Сирмонд – сколько не ненавидеть Его».  Так иезуиты-богословы обходят первую и главную заповедь.
Вторая заповедь в законе: «Возлюби ближнего своего как самого себя». Эта вторая важная заповедь встречает не больше почтения у иезуитов, чем первая. Их мораль разбивает вдребезги обе скрижали завета; она делает тщетной любовь к людям наравне с любовью к Богу. Существуют многочисленные способы, с помощью которых это можно осуществить.
Первый из них – так называемый пробабилизм. Этот способ позволяет человеку совершать любой поступок, даже если он нарушает нравственный или Божий закон, без всяких угрызений совести, сожаления и чувства вины перед Богом. Что такое пробабилизм?  Чтобы ответить, мы предположим, что человек задумал сделать какой-нибудь поступок, в законности которого он сомневается. Он находит два мнения на этот счет, одно, по всей вероятности, за то, что поступок законный, и другой, не менее вероятной, говорящее, что поступок греховный. По закону иезуитов человек свободен действовать согласно вероятному мнению. Этот поступок, вероятно, правилен, и, вероятно, неправилен, тем не менее, он может смело совершать его по принципу пробабилизма. Важно задать вопрос, что делает мнение вероятным? Иезуиту легко сделать мнение вероятным. Если один богослов высказался в его пользу, хотя ряд богословов осудили его, или человек может придумать какую-нибудь сносную причину для данного поступка, мнение о его законности становится вероятным. Едва можно назвать действие, на которое не было бы дано разрешение, и еще труднее найти человека, чье самое плохое изобретение не нашло бы веской причины для того, что он задумал. Поэтому невозможно найти дела, как бы оно не противоречило естественному свету и закону Божьему, которое не могло быть сделано под прикрытием чудовищной догмы пробабилизма.
Мы не удовлетворяем свои желания в сатире и не навлекаем на себя обвинение в лжесвидетельстве такой картиной богословия иезуитов. «Человек может делать то, что считает приемлемым – пишет Эммануэль Са об обществе иезуитов – согласно вероятному мнению, хотя противоположное мнение может быть более вероятным. Все, что необходимо, так это мнение одного авторитетного богослова». Более известный богослов Филитий из Рима подтверждает его слова. «Допустимо – пишет он – следовать менее вероятному мнению, даже если оно менее безопасно. Таково обычное рассуждение современных авторов». «Из двух противоположных мнений – пишет Павел Лайманн – относительно легальности и нелегальности любого действия человека, каждый может следовать на практике или в действии того мнения, которое предпочитает, хотя самому деятелю оно может показаться менее вероятным в теории». Он добавляет: «Образованный человек может дать противоположные советы разным людям согласно двум противоположным вероятным мнениям, пока он сохраняет осторожность и благоразумие». Мы можем сказать с Паскалем: «Эти иезуиты-казуисты дают нам свободу выбора во всех случаях!» Да и нет – девиз этого богословия. Это настоящее лесбийское правило, которое формулируется согласно тому, что хотим им измерять. Если находим поступок греховным, то моралист иезуит поворачивает к нам одну сторону кодекса, а если законным, то поворачивает другую сторону. Таким образом, добро и зло в нашей власти, мы можем назвать один и тот же поступок грехом или обязанностью, как хотим или считаем выгодным. Украсть чью-то собственность, опорочить репутацию, отнять невинность или пролить кровь ближнего является вероятным злом. Давайте представим от этого некоторую пользу, тогда это будет вероятным благом.   Писатели-иезуиты ради тех, кто плохо понимает и медленно постигает свободу, данную им, дали подробный отчет и списки действий, которые считаются греховными, противоестественными и омерзительными с нравственной точки зрения всех народов, но которые с точки зрения их морали не являются таковыми. Они объясняют, как эти действия можно безопасно совершить в подробностях с роскошными иллюстрациями, которым иногда утомительно, иногда нескромно следовать.
Можно подумать, что такой свободы достаточно. В чем еще может нуждаться иезуит? Или что еще может он иметь, понимая, что с помощью одного изобретения он может преодолеть любой человеческий и божественный барьер и совершить самые ужасные преступления в самом крупном масштабе и никогда не чувствовать угрызений совести и не бояться наказания? Но такая безграничная свобода делания зла не устраивала сынов Лойолы. Они страстно желали, если возможно, еще более безграничной свободы. Они хотели освободиться от фантазий благой цели ради зла, которого они жаждали, и быть свободными во грехе, не беспокоясь ни о какой цели вообще. Они добились этого методом направления намерений.
Это новая область этической науки, неизвестная векам, которые не удостоились греться в освещающих лучах общества иезуитов. Она проста и удобна. Они говорят, что душа совершает поступок, насколько она нравственна или безнравственна. Что касается участия тела, то нельзя говорить ни о добродетели, ни о пороке. Поэтому пока рука проливает кровь, а язык клевещет или обманывает, душа может абстрагироваться от того, что делает тело, и заниматься каким-нибудь святым делом, или созерцать выгоду или преимущество дела, которым, как она знает или, по крайней мере, догадывается, тело в данный момент занимается. Душа не испытывает ни вины, ни стыда, и человек не может быть призван Богом к ответу за убийство или кражу, или клевету, и не может навлечь за это неудовольствие. Мы не смеемся, мы просто констатируем нравственность иезуитов. «Мы никогда – пишет отец-иезуит в Письмах Паскаля – не испытываем формального стремления к греху, имея один план прегрешения. И если кто-то будет утверждать, что не имеет другой цели, кроме греха ради греха, мы сразу же с ним порвем, такое поведение дьявольское. Это относится ко всем, независимо от возраста, пола или положения. Но если человек не такой испорченный, мы пытаемся научить его методу направления намерений, который просто состоит из представления себя конечной целью действий, неким приемлемым объектом. Не то, чтобы мы не прилагали усилия, пока можем, отговаривать людей от запрещенного, но когда не можем предотвратить поступок, мы, по крайней мере, очищаем мотивацию, и, таким образом, корректируем порочность с помощью благой цели. Такой путь придумали наши отцы, чтобы допустить акты насилия, к которым обычно прибегают люди для защиты своей чести. Им не оставалось ничего делать, как повернуть намерение желания мести, которое является преступным, к намерению желания защитить честь, что вполне допустимо. И таким образом, наши богословы выполнили долг перед Богом и человеком. Разрешив это действие, они потворствуют миру, а очищением намерения они удовлетворяют Евангелие. Этот секрет, сэр, не был известен древним; этим открытием мир целиком обязан нашим богословам. Надеюсь, что вы сейчас это понимаете».
Давайте возьмем несколько показательных случаев, но так, как иезуиты-казуисты сами их преподносят. «Военный – пишет Реджинальд – может потребовать сатисфакции на месте от человека, оскорбившего его не с намерением причинить зло, но чтобы защитить свою честь. Лессиус замечает, что если человека ударили по лицу, он должен, несомненно, иметь намерение отомстить за себя. Он имеет законное намерение покрыть позор, и, возможно, ответить на оскорбление немедленно даже с помощью шпаги. «Если враг расположен причинить вам зло, - пишет Эскобар – вы не имеете права желать ему смерти под действием ненависти, хотя вы можете уклониться от зла». А Гуртадо де Мендоза говорит: «Мы можем молиться Богу, чтобы Он посетил быстрой смертью тех, кто склонен преследовать нас, если нет другого способа избежать этого».  «Священник – пишет Гаспар де Гуртадо – может, не имея смертного греха, желать смерти арендатора своей бенефиции, а сын смерти отца, и радоваться, когда это случится, если это из-за прибыли, а не из-за личной неприязни». Санхес учит, что законно убивать противника на дуэли или даже тайно, когда он намеревается лишить нас чести или собственности несправедливо в судебном процессе, через юридические хитрости, и когда нет другого пути, чтобы сохранить их.  Также правильно тайно убить ложного обвинителя, его свидетеля и даже судью, который судить в их пользу за взятку. «Самое праведное убийство!» восклицает Паскаль.




                Глава 5


      Учение иезуитов о цареубийстве, убийстве, лжи, воровстве и др.


Взгляды иезуитов на цареубийство – Отчет м-е де Лашалоте парламенту Бретани – Влияние учения иезуитов, показанное историей – Учение о двоемыслии  – Искусство приносить ложную клятву, не согрешая  – Седьмая заповедь – Учение иезуитов о богохульстве – Убийство – Ложь – Воровство – Показательный случай, рассказанный  Паскалем – Все заповеди Декалога сделаны напрасными – Мораль иезуитов – осуществление зла грехопадения


Три главных правила кодекса иезуитов, о которых мы рассказали  в предыдущей главе, а именно, (1) цель оправдывает средства, (2) неопасно совершать любой поступок, если он вероятно правильный, хотя может быть вероятно неправильным, и (3), если кто-то знает, как правильно направить намерение, то не существует такого нравственного поступка, которого нельзя было бы совершить, возможно разрешение на широкую деятельность, и добавление будет излишне и невозможно. Но если свободу, которой эти принципы наделяют иезуита, нельзя расширить, то ее практическое применение можно еще больше акцентировать. Человека, который не пользуется ей в полном масштабе, можно поощрять, несмотря на оставшиеся у него угрызения совести или тупость умственного восприятия, чтобы помочь себе полностью использовать предложенные права «во славу Божию». Его должны учить не просто на общих правилах, но на частных примерах, как можно грешить и оставаться безгрешным, как нарушить закон и не получить наказания. Более того, сыны Лойолы являются царями мира и единственными наследниками всех богатств, почестей и удовольствий мира. И какой бы закон, традиция, священный сан, царская особа ни стояли между ними и их законным господством над человечеством, они имеют право сбросить их и втоптать в грязь, как мерзость и заклятое. Моральные принципы иезуитов должны применяться, как против правителей, так и крестьян.
Писатели-иезуиты пытались изо всех сил отстаивать и всячески аргументировать защиту и придание законной силы указам об убийстве отлученных от церкви, то есть протестантов и королей. Доказательств много, и они тягостные. М-е де Лашалоте отчитывается перед парламентом Бретани о результатах исследования законов и учения иезуитов и сообщает, что по этому вопросу в их учении наблюдается полное и шокирующее единодушие. Следуя такому же логическому пути, вся армия авторов-иезуитов приходит к такому же ужасному выводу, а именно, убийству монархов, которым Папа провозгласил приговор об отлучении. Если бы он просто принял низложение своей власти, и не пытался бы сопротивляться и мстить за потерю трона, его жизнь была бы вне опасности, но если он «упорствует в непослушании», - пишет м-е де Лашалоте, сам папист и обращаясь к папскому парламенту – с ним можно обращаться как с тираном, и каждый может убить его.  Такой ход рассуждений имели все авторы общества, которые писали на эти темы с полным знанием дела – Беллармин, Суарес, Молина, Марианна, Сантарель – все ультрамонтанисты без исключения со дня основания общества».
Но разве писатели этой школы не выражали свое отвращение к убийству в несдержанных выражениях? Разве они громко не кричали о святотатстве прикосновения к ним, которых церковь помазала елеем как царей? Короче, разве они не запрещали и не осуждали цареубийство? Да, правда, но они протестовали с горячностью, которая может вызвать подозрения. Римская церковь могла взять назад свое помазание. И когда она лишала царя его звания, он становился законной жертвой благословленного ею кинжала. На каком основании иезуиты заявляют, что убийство того, кто больше не является царем, не называется цареубийством? Суарес сообщает нам, что когда царь низлагается, то он не считается больше царем, а тираном, «следовательно он теряет власть, и с этого момента может быть убит по закону». Не менее непреклонным является мнение иезуита Мариана.
О князе он пишет: «Если он отменит религию своей страны и пустит врага общества в государство, я никогда не сочту неправильным действие человека, который в интересах общества, попытается убить его…Полезно, чтобы князья знали, что если они будут угнетать государство и станут нетерпимыми к его  порокам и скверне, они рискуют своей жизнью. Предать их смерти не только похвально, но и достославно. Исторжение ядовитого и вредного рода из человеческого сообщества достойно славы.
Где бы иезуиты ни насаждали свои миссии, ни открывали семинарии и ни учреждали коллегии, они осторожно внедряли эти принципы в умы молодежи, таким образом, сея семена будущих волнений, революций, цареубийств и войн. Плоды зла появлялись то раньше, то позже, но они никогда не преминули появиться на горе народам и ужасу правителей. Жан Шатель, покушавшийся на жизнь Генриха IV, учился в колледже Клермон, в котором профессором богословия был иезуит Гирнард. В комнате будущего цареубийцы была найдена рукопись Гирнарда, в которой кроме прочих опасных статей этот отец оправдывал не только убийство Генриха III Клементом, но и поддерживал то же действие против ла Берно, так он называл Генриха IV. Это послужил причиной первого изгнания ордена из Франции, как отвратительного и дьявольского общества. Решение парламента, принятое в 1594 году, предписывало «всем священникам и студентам колледжа Клемон и всех других, называющих себя обществом иезуитов, как совратителей молодежи, нарушителей общественного спокойствия и врагов короля и государства выселить в три дня из своих домов и колледжа, и в пятнадцать дней выслать из королевства».
Зачем останавливаться на письменных свидетельствах вероломных и убийственных принципах иезуитов, когда их дела ярче свидетельствуют об истинной природе и действии их принципов? Нам надо только посмотреть вокруг, чтобы увидеть на каждом шагу печальные памятники их учения. К какой бы европейской стране мы обратимся, чтобы не проследить путь иезуитов по их кровавым следам? Какую страницу современной истории мы  откроем, чтобы не прочитать о свежих доказательствах того, что папская доктрина об убийстве отлученных правителей не канула в прошлое, но действует в настоящее время? Мы видим, как Генрих III падает от их кинжала. Генрих IV погибает от благословленного ими оружия. Король Португалии умирает по приказу этого ордена. Великий принц Орантский отправлен на тот свет их агентом, застреленный в дверях своей столовой. История свидетельствует о многих убийцах, посланных в Англию, чтобы убить Елизавету Английскую. То, что она избежала всех махинаций, является одной из загадок истории. Не только во дворцы монархов вползали они со своим учением об убийствах и покушениях; даже самое святилище Пап они осквернили кровью. Мы видим Клемента XIV, подписывающим приказ об изгнании иезуитов, и вскоре после этого месть застигает его, и он умирает от яда. Мы видим, как в Пороховом Заговоре они намеренно планируют уничтожить одним ударом титулованное и нетитулованное дворянство Англии. Им мы обязаны гражданскими войнами, которые много лет орошали кровью прекрасные провинции Франции. Они начали события ужаса Варфоломеевской ночи. Филипп II и иезуиты несут ответственность за «Непобедимую Армаду», которая вместо огромного разрушения и хаоса по планам авторов, по благому Божьему провидению стала средством потери сокровищ и упадка престижа Испании. Какой урожай заговоров, волнений, бунтов, революций, пыток, отравлений, убийств, цареубийств и кровавых боен пожало христианство из семян, посеянных иезуитами! Мы не уверены в том, что уже видели последнее и величайшее из их преступлений.
Мы можем из любопытства взглянуть на иезуитов в плане других вопросов их морального долга. Давайте возьмем их учение об умственной резервации. Ничего нельзя вообразить себе что-нибудь гнуснее и в то же время опаснее. «Доктрина двусмысленности – пишет Блэквел – существует для успокоения больных католиков и наставления всех набожных людей». Она особенно полезна, когда они живут среди неверующих или еретиков. В языческих странах, таких как Китай и Малабар, они исполняли языческие обряды и молитвы, оставаясь в душе католиками. Они учили новообращенных почитать прежних богов наружно, на основании правильного намерения и благочестивого обмана, скрывая под одеждой крестик.
Двоемыслие они принесли в светскую жизнь, как и религию. «Человек может поклясться, - пишет Санхес – что не делал чего-то, хотя, на самом деле, делал, внутри себя думая, что он не делал этого в такой-то день или до своего рождения, или размышлял о каком-нибудь другом похожем случае, и тогда слова, произносимые им, не имели смысла, применительно к данному случаю. Это очень удобно во многих случаях, и это всегда заслуживает оправдания при необходимости, когда дело касается здоровья, чести или имения». Филитий в Нравственных Вопросах спрашивает: «Ошибочно ли пользоваться двоемыслием в клятве? Я отвечаю, во-первых, само по себе употребление двоемыслия в клятве не является грехом…Это обычное учение согласно Суаресу». «Является ли двоемыслие лжесвидетельством или грехом на суде?»» спрашивает он далее. «Это – не лжесвидетельство», отвечает он. «Как в случае с человеком, который внешне дал обещание без намерения обещания. Если его спросят, обещал ли он, он может отрицать, имея в виду, что он не связан обещанием, и таким образом, он может поклясться».
Филитий спрашивает опять: «С какой предосторожностью применять двоемыслие? Когда начинаем, например, клясться, мы должны произнести приглушенным голосом ограничение: что сегодня, а затем громко продолжать, я ничего такого не ел; или я клянусь, потом вставить: как я говорю, и продолжать громким голосом, что я не делал этого или того; таким образом, вся речь правдива». «Что за прекрасный урок искусства говорить правду самому себе, и лгать или ложно клясться другим!»
Мы не будем комментировать учение иезуитов  по седьмой заповеди. Доктрины общества, относящиеся к целомудрию, скрыты от разоблачения  чудовищным развратом.  Мы проходим мимо него как мимо открытой могилы, чье зловонное дыхание убивает каждого, кто вдохнет его. Пусть все, кто ценит чистое воображение и радость непорочной совести, остерегается исповедальни, как чумной комнаты или тропы, на которой затаился смертельно опасный скорпион. Учение иезуитов, смертельное везде, здесь является ядом, который отравляет плоть, кости и душу.
Какую заповедь Декалога не отвергают иезуиты? Нам заповедано бояться «великого и грозного имени Господа Бога». Иезуит Бауни учит произносить на него хулу. «Если кому-то сильно захочется проклинать и злословить Творца, можно сказать, что этот грех простителен». Это слишком, но Каснеди пошел дальше. «Делайте то, что говорит вам ваша совесть, - говорит этот иезуит – если вы думаете, что получили повеление от Бога лгать и богохульствовать, тогда богохульствуйте». Мы уже видели свободу цареубийства, данную иезуитами, не меньшую свободу дает их богословие на совершение убийства. Реджинальд пишет, что законно убить лжесвидетеля, понимая, что другой должен быть убит им.  «Родители, которые пытаются отвратить детей от веры, - пишет Фагундес – могут быть убиты детьми». Иезуит Амикус учит, что для церковника или члена ордена правомерно убить клеветника, когда нет других средств защиты. Эйрулт распространяет это право на мирян. Если кто-то предъявит импичмент правителю или судье, и если тот не сможет отклонить обвинение, то его можно убить тайно. Он подкрепляет свое мнение авторитетом Баруеса, который дает ту же свободу на право обороны с небольшим уточнением, что клеветник должен быть сначала предупрежден, чтобы воздержался от клеветы, а если нет, то может быть убит не открыто, чтобы не было скандала, а тайно.
Подобного же рода свобода, разрешающая иезуитам забирать собственность ближнего. Санкционируется беззаконие любой формы. Поощряется обман, подделки, кража, ограбление, чтобы снабдить человека готовыми оправданиями его преступления, и особенно, чтобы убедить сторонников их учения в том, что если они будут придерживать намерений по инструкциям, то им не надо будут бояться расплачиваться за преступления в дальнейшем. Иезуит Эммануэль Са учит, «что не является смертных грехом взятое тайно у того, кто дал бы по просьбе»; что «не является кражей небольшая вещь, взятая у отца или мужа»; что если кто-то неуверен в собственности вещи, эта неуверенность позволяет оставить вещь у себя. Если кто-то по острой необходимости или, не причиняя большого убытка, берет дрова из чужой поленницы, он не обязан возвращать их. Если кто-то воровал небольшие вещи в разное время, то он не обязан возмещать их, пока кражи не составят значительную сумму денег. Но если вор чувствует, что возмещение ему не по силам, он может успокоиться, когда узнает, что некоторые св. отцы отрицают это на основании пробабилизма.
Отцами благоприятно рассматривается случай с купцами, чья прибыль не растет так быстро, как им хочется. Франциск Толе говорит, что если человек не может продать вино по хорошей цене, то есть с хорошей прибылью, то он может разбавить вино водой или уменьшить меру, а продавать как чистое вино полной меры. Конечно, даже было бы законно разбавлять вино или ухудшать качество других товаров торговли, или уменьшать вес и продолжать торговать, как будто весы верные, а товар хороший. Только торговец поддельным товаром с неверными весами должен быть осторожен, чтобы не сказать ложь, или если ему придется говорить двусмысленно, он должен делать это согласно правилам, изложенным св.отцами, чтобы могли сказать о том, что не является правдой, не обманывая.
Домашних слуг св. отцы также взяли под защиту своей казуистики. Если слуге покажется, что оплата недостаточна, или еда, одежда и прочие необходимые вещи не соответствуют тому, что получают слуги в других домах,  он может компенсировать разницу, взяв из хозяйской собственности соответственную сумму. Так советовал Валери Реджинальд.
Однако надо быть осторожным, чтобы ученик не использовал урока против учителя на практике. История Жана Дальбе, рассказанная Паскалем, показывает, что св.отцам не так нравились эти доктрины на практике, как в теории, когда они сами страдали от них. Дальба был слугой св.отцов в колледже Клермон на улице Сен-Жак. Считая, что его оплата не соответствовала услужению, он украл у хозяев некоторую сумму для компенсации, никогда не думая, что они будут считать преступником того, кто следовал их указаниям. Однако они бросили его в тюрьму за воровство. Его привели на суд 16 апреля 1647 года. Он признался суду в том, что взял несколько оловянных тарелок, но утверждал, что этот поступок нельзя считать воровством на основании учения отца Бауни, которое он и представил судьям, а также удостоверение от другого отца, под руководством которого он изучал эти случаи состояния совести. Исходя из этого, судья      м-е де Монруж вынес следующее решение: «Обвиняемый не может быть оправдан на основании сочинений этих отцов, содержащих беззаконное, пагубное и противоречащее всем естественным, Божественным и человеческим законам учение, которое может разрушить семьи и оправдать жульничество и неверность в семьях»; этого сверхпреданного ученика «высечь перед воротами колледжа Клермон, исполнитель этого должен сжечь все сочинения св.отцов о воровстве, и им запрещено учить этому под страхом смерти».
Мы превзошли бы все разумные пределы, если процитировали бы даже одну десятую «моральных принципов» иезуитов. Нет ни одного греха или преступления из длинного списка, который не санкционировала бы их казуистика. В лице их отцов нашли покровителей и защитников гордость, тщеславие, алчность, сибаритство, взяточничество и целая армия пороков, которых мы не можем точно установить. Все алхимики средневековья хвастали тем, что их искусство позволяет им управлять сущностью вещей, и  превращать зло в добро. Но еще более темное искусство иезуитов действует в обратном порядке; оно превращает добро во зло.  Их мерзкая алхимия превращает добродетель в порок. По сравнению с моралью иезуитов нет другой такой разрушительной силы, которой подвержен мир, и которая проникает так глубоко и безнадежно разрушает. Ураган сметает все на своем пути, оставляя землю голой и бесплодной без единого дерева или куста; но спустя годы она вновь одевается в зелень и украшается цветами, и становиться приятной для глаз как прежде. Землетрясение разрушает жилища человека и проглатывает большие города; но человек переживает шок, и когда губитель уходит, архитектор восстанавливает дворец и перестраивает разрушенный город, и о катастрофе забывают при большем великолепии и мощности восстановленных сооружений. Революция может опрокинуть троны, отменить законы, разбить вдребезги структуру общества, но когда ярость фракций проходит, из хаоса появляется порядок, законы приобретают силу, и учреждения, разрушенные в безумный час, восстанавливаются в час спокойной мудрости, наступивший после этого. Но хаос, привнесенный иезуитами, безнадежен. В нем нет ничего нейтрализующего, ни укрепляющего, только одно зло. Он направляет свою разрушительную силу не на труды или  установления человека, но на самого человека. Он поражает словно чумой не тело человека, а его душу. Он подвергает разложению и разрушению не часть человека, но его всего. Он разрушает совесть, уничтожает знания, отбирает саму способность различать добро и зло, и помещает человека в тюрьму, откуда никакая тварная сила не может его освободить. Грехопадение исказило образ Божий в человеке, исказило, но не полностью стерло или уничтожило. Иезуитство, более ужасное, чем грехопадение, изгладило из души образ Божий.  Оно не оставило и следа от «знаний, праведности и истинной святости», в которой человек был создан. Оно вырвало с корнем нравственный устав, данный Богом человеку. Полная победа иезуитов не оставила бы ничего духовного, нравственного, интеллектуального, ничего истинно человеческого на земле. Человек превратился бы в животное, побуждаемый лишь инстинктами и страстями, более дикие, чем у тигра. Общество стало бы просто волчьей стаей, беззаконной, жаждущей чужой крови и постоянно в поисках жертвы. Даже иезуитство само погибло бы, уничтоженное своими последователями. Наконец, наша земля стала бы огромной гробницей, двигающейся вокруг солнца по орбите, ее недра безрадостны, ужасны и пусты, как недра безмолвного космоса, по которому она движется.









                Глава 6


                «Секретные инструкции» иезуитов


Солдат-иезуит во всеоружии – Секретные инструкции – Как создавать первые группы – Научены переманивать приходских священников – Посещать больницы – Выяснять состояние некоторых областей – Делать покупки под другим именем – Привлекать молодежь – Выживать старые ордена – Как устанавливать дружбу с важными людьми – Как управлять правителями – Как направлять их политику – Руководить их посольствами – Назначать им слуг и пр. – Научены проявлять большое смирение

До сих пор мы говорили о создании и обучении мощной армии, которую Лойола призвал к существованию для борьбы с протестантизмом. Тогдашний руководитель, бывший не только ярым фанатиком, но и практичным расчетчиком, перед тем как послать своих солдат, позаботился снабдить их подходящим оружием против борцов, с которыми они встретятся, и для будущих кампаний. Война, в которой они должны участвовать, велась против истины, против знания и свободы. Где найти оружие для успешного проведения подобной борьбы, как не в старом арсенале софизма? Схоласты, этакие Вулканы средневековья выковали оружие молотами умозрений на наковальне утонченности. Сделав их острыми по краям и несравненно гибкими, они складывали их и хранили на случай грядущего дня битвы. К этому оружию и прибег Лойола и руководители, принявшие от него командование. Недовольные оружием, оставленным им схоластами, иезуиты-богословы снова положили его в огонь. Они нагревали его в печи семь раз, пока каждая частичка правды, приставшая к ним, не очистилась и они получили абсолютную гибкость и необыкновенно  острый край. Теперь они годились для рук, которые должны были владеть ими, и были достойны дела, в котором их должны использоваться. Они  будут пронзать щит и шлем, тело и душу.
Давайте посмотрим на солдата Лойолы, когда он стоит во всеоружии, которым снабдил его генерал. Как прекрасно он вооружен для битвы. «Чресла его препоясаны умственным и словесным двоемыслием», на нем «броня» пробабилизма, его ноги обуты в готовность распространять «секретные инструкции». «А паче всего, взяв щит» намерения и правильно направляя его, он «может отразить все стрелы» человеческих угрызений совести и божественных угроз. Он «берет шлем надежды» на рай, который, вероятно, был обещан ему за заслуги. В руках он сжимает обоюдоострый меч слепого фанатизма, которым он пробивает себе дорогу с чудовищной смелостью сквозь истину и праведность. Истинно, человек, которому приходится выносить нападки таких солдат и отражать удары оружия, должен помнить о древнем предостережении: «Примите всеоружие Божие, чтобы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять». Инструкции иезуитов резкие, практичные и точные. Прежде всего, их учат выбирать лучшие места на великом поле, которые они все в свое время покорят и которыми завладеют. Это поле – христианский мир. Они должны начать открывать монастыри или колледжи в главных городах. Если занять главные центры с большим населением и богатствами, то потом легко занять и небольшие поселения.
Если кто-нибудь спросит, с каким поручением пришли благие отцы, их научили отвечать, что «их единственной целью является спасение душ». Что за благочестивое поручение! Кто не захочет первым пригласить в свой дом и посадить за свой стол людей, чьи цели такие бескорыстные и священные? Они должны быть осторожны, чтобы показать смиренное поведение, они должны часто посещать больницы, постели больных и тюрьмы, Они должны проявлять огромное милосердие, и так как у них самих нет ничего, чтобы отдавать бедных, они должны «ходить повсюду», чтобы получить хотя бы «мельчайшие частички». Эти благие дела не потеряют своей награды, если только они позаботятся делать их открыто. Люди начнут говорить о них и скажут: Какой смиренный, благочестивый и милосердный орден этих отцов из общества иезуитов! Как не похожи  они на францисканцев и доминиканцев, которые раз в день заботились о больных и бедных, но сейчас забыли о благочестии прежних дней, и стали гордыми, праздными, расточительными и богатыми! Так «новички», говорится в Инструкциях, вытеснят прежние ордена и заслужат «уважения и почета как лучшие и самые замечательные в окрестности». Кроме того, они вели себя уважительно по отношению к приходским священникам и не совершали никаких священных обрядов, пока сначала смиренно не попросят разрешения у епископа. Это обеспечивало им благосклонное отношение, и располагало белых священников защищать их. Но постепенно, когда они втерлись в доверие к людям, они стали менее подобострастны к священству.
Отдельный иезуит приносит обет бедности, но все общество не приносит такого обета и может обладать собственностью любого размера. Поэтому, занимаясь спасением душ, они высматривают богатых людей. Они выясняют, у кого в окрестностях есть имение, а также размер их годового дохода. Они должны добиться этих имений через дарение, в случае неудачи, через приобретение. Когда это происходит, они «получают все, что заслуживает внимания, хотя покупка производится под чужим именем, через друзей, так чтобы наша бедность казалась еще больше». Пусть наши главы провинций «приписывают доходы другим более отдаленным коллегиям, чтобы ни правитель, ни люди не догадались о нашей прибыли». Этот способ имеет много преимуществ. Каждый день их акры будут расти, однако, их внешняя бедность будет оставаться прежней, и поток пожертвований и наследств не уменьшится, хотя море, куда стекаются все эти реки, никогда не будет полным.
Среди многочисленных обязанностей, возложенных на иезуитов, особое внимание уделялось воспитанию молодежи. Именно с помощью этого рычага они  добились блестящих успехов. «Нашептываете людям, что пришли наставлять их детей в вере даром». Куда бы ни приходили иезуиты, они открывали школы и собирали вокруг себя молодежь, но, несмотря на их рвение в деле образования, знаний не прибавлялось. Ум отказывался развиваться, а талант раскрываться под их руководством. Такие королевства, как Польша, где они стали привилегированными и единственными наставниками молодежи, вместо того чтобы занять более высокое место в области знаний, скатились к интеллектуальной немощи и потеряли свое место в сообществе наций. Иезуиты, кроме латыни, немного дали своим ученикам. Книги по истории, философии и естественным наукам были запечатаны для них. Они посвящали своих учеников в тайны пробабилизма, искусства направления намерений. Молодежь шла по этому пути, а старики не сворачивали с него. Они укорачивали интеллект, сужали понимание, но добились своей цели. Они снова поставили печать римской церкви на многих европейских странах.
Вторая глава Инструкций называется: «Что нужно сделать, чтобы добиться благосклонности и близких отношений с влиятельными людьми?» Быть в хороших отношениях с монархами и князьями является делом такой важности, что ради этого ни один камень не останется не перевернутым. Инструкции по этому поводу, как и следовало ожидать, полные и точные. Члены общества Иисуса должны, прежде всего, внушать правителям и влиятельным людям, что они не обойдутся без их помощи, если хотят удержать благополучие государства и управление землями. Если правители исполнены самомнением о своей мудрости, св.отцы должны найти способ развеять вопиющее заблуждение. Они должны окружить их избранными исповедниками общества, но, ни в коем случае, не давить на совесть царских кающихся грешников. Они должны относится к ним «мягко и приятно», чаще давая опиум, чем раздражающие средства. Они должны изучить их наклонности. Если в вопросе супружества, они захотят, что часто бывает с правителями, заключить союз с родственниками, то их нужно разубедить, намекнув на разрешение от Папы, или найти какое-нибудь смягчающее средство против этого греха из фармакологии их богословии. Они могут сказать им, что такие браки, хотя и запрещены для простонародья, но иногда позволительны правителям «ради славы Божьей». Если монарх склонен к какому-то предприятию, например к войне, исход которого вызывает сомнения, то они должны приложить все усилия, чтобы быть советниками в этом вопросе таким образом, что если дело будет успешным, они получат похвалу, а если нет, то вся вина падет на одного короля. И, наконец, когда около трона освобождается место, они стараются, чтобы оно было занято одним из верных друзей общества, о чьей собственности им приказано иметь списки во все времена. Это поможет продвигать свои интересы при дворе, брать на себя временами посольские полномочия. Это позволит им взять дела в Европе в свои руки и заставить правителей думать, что они для них необходимы, показывая каким влиянием, они обладают при дворах других суверенов, особенно, как велика их власть в Риме.  Ни в коем случае, нельзя упускать мелких услуг и подарков. Такая мелочь – верный способ открыть сердца правителей. Обязательно, говорится в Инструкциях, окрашивайте людей, которых не любит правитель, в те же цвета, в какие окрашивает их его ревность и ненависть. Кроме того, если правитель неженат, удачным политическим приемом является выбор жены из красивых и благородных женщин, известных в обществе. «Это известно по опыту Австрийского дома – говорится в Инструкциях – и королевств Польши и Франции и многих других княжеств».
«Мы должны прилагать усилия, - говорится в Инструкциях с удивительной простотой, но с твердой уверенностью, что эти слова найдут отклик в душах членов общества Иисуса – мы должны прилагать усилия, чтобы посеять разногласия среди влиятельных людей и провоцировать подстрекательства к мятежу или делать другое угодное правителю. Если тот, кто является главным министром короля, нашего друга, противится нам, а король оказывает ему всяческое покровительство и дает ему титулы, то мы должны явиться перед ним и оказать высочайшее почтение в глубочайшем смирении».
Определив приемы манипуляции правителями, Инструкции далее предписывают методы использования в своих интересах других влиятельных особ государства, чтобы с помощью их репутации получить доход и выгодные должности. «Если это светские правители, - говорится в Инструкциях – мы должны прибегать к их помощи и дружбе в борьбе против наших врагов, и к их благосклонности к нашим прошениям и прошениям наших друзей, к их авторитету и власти в приобретении домов, усадеб, садов и строительного камня особенно в тех местах, где слышать не хотят о нашем поселении там. Авторитет этих правителей служит к успокоению народа и наших недоброжелателей».
Они не менее прилежны в оказании почтения епископам. Их авторитет высок везде, и особенно в таких государствах, как Германия, Польша и Франция. Расположенные к ним епископы, могут предложить в дар «новые церкви, алтари, монастыри, организации и в некоторых случаях бенефиции белого духовенства и каноников с предпочтительным правом проповедования во всех больших городах».  Когда епископы помогают им таким образом, иезуитов учат, что в таком деянии не менее выгоды, чем добродетели, так как это делается для общества Иисуса и они должны отплатить реальными услугами, а не как в других орденах, которые ничего не приносят взамен их трудов, «кроме песнопений».
Любить ближнего и говорить о нем хорошо, думая о себе смиренно, не было слабостью иезуитов. Они громко провозглашали о собственных добродетелях, как и о недостатках братьев-монахов. Их Инструкции предписывали им «запечатлевать в душе любящих нас правителей, что наш орден совершеннее других орденов». Они должны выжить соперников, говоря монархам, что нет другой мудрости, компетентной в государственных делах, кроме их мудрости. Если они хотят, чтобы их государство блистало знаниями, они должны отдать школы учителям-иезуитам. Они особенно внушали правителям, что они перед Богом обязаны советоваться с ними в распределении почестей и вознаграждений, а также при назначении на важные должности. Более того, у них всегда был список имен влиятельных людей всего христианского мира, для того чтобы они могли сместить или оставить их на своих местах, как им будет выгодно. Но это тонкое дело делалось так скрытно, чтобы в нем не было видно их руки, и не заподозрили, что изменения исходят от них.
Пока они медленно и упорно поднимались до управления королями и королевствами, им приходилось учиться скромному поведению и простоте жизни. Гордость должны носить в сердце, не на лице, нога должна ступать мягко, чтобы, в конце концов, наступить на шею правителя. «Пусть наши члены, находящиеся на службе у правителей – говорится в Инструкциях – имеют немного денег, несколько предметов мебели и довольствуются небольшой комнатой, и смиренно общаются с людьми невысокого положения. Будучи уважаемыми, они должны осторожно убеждать правителей не делать ничего без их совета в духовных или светских делах».




                Глава 7



     Иезуиты руководят богатыми женщинами и наследниками
                именитых семейств



 Как привлекать богатых женщин в часовни и исповедальни иезуитов – Удерживать от мысли о втором замужестве – Склонять к вступлению в общество и завещать состояние обществу – Сыновья и дочери вдов – Как узнавать о доходах и наследниках дворянских домов – Иллюстрация из Испании – Брать долговые расписки – Инструкции хранятся в тайне – При обнаружении отрицаются – Как Инструкции вышли на свет


Шестая глава Инструкций рассматривает «Методы установления дружбы с богатыми вдовами». В начале новой главы невольно приходит одна мысль, насколько широк диапазон объектов, которым общество Иисуса уделяет внимание. Важнейшие вопросы не выходят за пределы их сил, а мельчайшие не ускользают от их внимания! От советов монархам и руководства министрами государства они с равной сноровкой обращаются к заботе о вдовах. Инструкции по этому вопросу детальны и разработаны до такой степени, что говорит о важности, которую общество придает исполнению  долга по отношению к этому классу клиентов.
Правда, некоторые открыто признавали, что сомневаются, являются ли действия в этом вопросе совершенно бескорыстными, начиная с ограничений, накладываемых на класс людей, взятых под защиту. В инструкциях не говорится «вдовы», но «богатые вдовы». Тем более в этом случае вдовы нуждаются в защите от юридических уверток и  алчных приемов. А как св.отцам лучше защитить их, как не принять меры по помещению их тел и их имущества за надежные стены монастыря. Там стервятники и хищники порочного мира не смогут сделать их своей добычей. Но давайте посмотрим, как они действуют. Сначала для начала операции выбирается св.отец соответствующих качеств.  Что касается возраста, он не должен быть старше среднего возраста, у него должен быть свежий цвет лица и приятная речь. Он должен навестить вдову, сочувственно коснуться ее положения, а также ловушек и опасностей, которые открываются перед ней, и намекнуть на братскую заботу, которое общество, чьим членом он является, радо предоставить всем в ее положении, готовым предать себя под его руководство. После нескольких таких визитов вдова, вероятно, появится в одной из часовен общества. Если это случится, следующим шагом является назначение вдове духовника из общества. Если эти деликатные шаги преодолены, дело можно считать успешным. Теперь обязанностью духовника будет следить, чтобы грешная мысль о повторном замужестве не пришла ей в голову. С этой целью он должен нарисовать перед ней картины прекрасной свободы, которую она обретает во вдовстве, и в контрасте обрисовать заботы, неприятности и деспотизм, которые может принести второе замужество. В поддержку этих картин духовник уполномочен пообещать избавление от чистилища при сохранении святого вдовства.  Чтобы поддержать благорасположение ума объектов такого попечения, Инструкции указывали, что было бы желательно организовать молельню в ее доме с алтарем, и часто проводить мессу с исповеданием. Украшение алтаря и разные обряды будут занимать время вдовы и не допустят мыслей о вторичном замужестве. Доведя дело до этой стадии, благоразумно поменять ее доверенных лиц, заменив их людьми, преданными обществу. Количество религиозных услуг должно быть увеличено, особенно исповеданий, «так как – говорится в Инструкциях – знание их прежних грехов, поведения и намерений может служить руководством для подчинения их нашей воле».
Такие шаги должны привести вдову к дверям монастыря. Небольшое продолжение осторожной и умелой тактики – все, что нужно, чтобы благополучно приземлить ее внутри его стен. Духовник теперь должен подробно рассказать о покое и необычной святости монастыря – что он уверенно ведет к раю. Но если она не захочет постричься в монахини обычным способом, ее убеждают вступить в какой-нибудь религиозный орден, например Паулина, «так как после принятия обета целомудрия, всякая опасность повторного брака отпадает».  Милостыня – царица всех добродетелей, «без которой она не может наследовать царствие небесное», так внушается ей. «Тем не менее, она не должна подавать милостыню любому, но только по совету и с согласия духовного отца». При таком руководстве нетрудно понять, в чью казну, в конечном счете, поступят земли, имения и доходы вдов.
Но св.отцы считали неблагоразумным оставлять такой вопрос в неопределенности, и поэтому седьмая глава уделяет большое внимание «Способам удержания в наших руках управления имениями вдов». Чтобы оградить от мирских мыслей, особенно от мыслей о замужестве, время вдов должно быть занято религиозными обрядами. Им нужно рекомендовать сократить расходы и подавать больше милостыни «церкви Иисуса Христа». Для них назначается сообразительный духовник. Их часто посещают и развлекают приятной беседой. Их убеждают выбрать святого покровителя, например Франциска или Ксавьера.  Необходимо обеспечить, чтобы было известно все, что они делают, окружив их людьми по рекомендации общества. Простительно, что мы не приводим слов св.отцов из четырнадцатого раздела этой главы. Этот раздел дает своим протеже большую свободу действий, «при условии, если они будут щедрыми и благосклонными к нашему обществу, и все будет выполнено умело и без скандала». Но основная цель – заставить их отдать свои имения обществу. Это поможет достичь совершенства сейчас, и в будущем получить еще более высокую награду в виде канонизации. Но если случится так, что из любви к родным или по другой причине они не одарят «бедных друзей Иисуса» земными благами, и придет время им умирать, «церковь Иисуса Христа» предъявит родным свои притязания на них и убедят их «пожертвовать во славу Божию на колледжи, которые еще несовершенны, подарив лампы, и на строительство других учреждений и домов, в которых мы, бедные слуги общества Иисуса, все еще нуждаемся, чтобы все было доведено до совершенства». «Пусть также поступают и с правителями – говорится далее в Инструкциях – и другими нашими благодетелями, которые строят роскошные здания или создают учреждения, убеждая их, во-первых, что пожертвования, которые они дают нам относятся к вечности, что они станут совершенными образцами благочестия, что мы будет их особенно поминать, и что в грядущем мире у них будет награда. Но если им возразят, что Иисус родился в хлеву, и ему некуда было главу приклонить, и что мы, его друзья, не должны получать удовольствие от тленных благ, мы должны твердо сказать им, что сначала церковь была в таком состоянии, но сейчас по Божьему провидению она поднялась до монархии. Если в прежние времена церковь была лишь разбитой скалой, то теперь она стала огромной горой».
В следующей восьмой главе, сеть раскидывается еще шире, вокруг ног сыновей и дочерей набожных вдов. Схема махинаций и обольщения, разворачиваемая в этой главе отличается лишь незначительными деталями, которую мы уже перед вами раскрыли. Поэтому мы переходим к девятой главе, где находим, что схема расширяется, и в ней более открыто провозглашается жадность и вымогательство, которые, конечно, благословляются ради конечной цели. Глава называется «Средства пополнения доходов наших колледжей». Короче, этими средствами является ловкий и постоянный обман, хитрость и грабеж всех классов. Сеть раскинута почти без маскировки над всем обществом, для того чтобы имущество, наследство и владения всех слоев населения – правителей, крестьян, вдов и сирот – могло быть стянуто в монастыри иезуитов. Мир – лишь большой заповедник для сильных звероловов общества Иисуса. «Прежде всего – говорится в Инструкциях – мы должны прилагать большие усилия ради славы Божьей под руководством супериоров, которые являются единственными судьями в этом случае, и которые трудятся, чтобы церковь Божия могла достичь высочайшего величия».
Для достижения столь почтенной цели тайные Инструкции предписывают св.отцам часто посещать богатые знатные дома и «выяснять осторожно и умело, не могли бы они оставить что-нибудь нашей церкви, чтобы получить прощение грехов себе и своим родственникам». Духовники – а только способные и красноречивые люди должны назначаться духовниками к правителям и государственным деятелям – должны знать имена и фамилии своих исповедников, имена их родных и друзей, если хотят чего-нибудь добиться и распоряжаться тем, что они уже имеют или предполагают иметь. Они должны выяснить есть ли у них братья, сестры или другие наследники, выяснить их возраст, склонности и образование. «Они должны убедить их, что все эти вопросы способствуют очищению совести».
В следующих инструкциях есть необычная простота. Они даны в манере человека, который часто повторял их установку: «во славу Божию», что, в конце концов, уверовал в нее:
«Глава провинции должен посылать опытных людей во все те места, где есть любое значительное число богатых людей с тем, чтобы они дали своим супериорам правдивый отчет».
«Пусть управляющие нашей коллегии соберут точные сведения о домах, садах, каменоломнях, виноградниках, поместьях и другой собственности каждого, кто живет по соседству, и если возможно узнают, какое у них отношение к нам».
«Далее нам следует знать о положении каждого человека, его доходах, собственности и пунктах завещания, что можно сделать на исповеди, во время встреч, увеселений и через наших верных друзей. Когда духовник случайно натыкается на состоятельного человека, от которого он надеется получить выгоду, он обязан немедленно известить об этом по возвращении».
«Они также должны узнавать, где возможно получить собственность,  владения, благочестивые дары и подобное в обмен за зачисление их сыновей в наше общество».
«Если в богатой семье только дочери, их нужно ласково заманить стать монахинями, в случае чего небольшая часть их имения будет оставлена в их пользование, а остальное будет нашим».
«Главного наследника семьи надо всеми средствами уговорить вступить в общество. Чтобы он не боялся угроз родителей, его надо научить, что Богу угодно, чтобы он предпринял этот шаг без ведома и согласия родителей. Такого надо отсылать подальше на период испытания».
Эти указания особенно выполнялись в Испании, и это среди прочих причин послужило уменьшению населения в когда-то сильной стране. Автор, который много лет жил на этом полуострове и имел возможность наблюдать это, пишет: «Если у дворянина двое или трое сыновей и много дочерей, духовник семьи советует отцу оставить старшего сына дома, а остальных, как сыновей, так и дочерей, отослать в монастырь, хваля монашескую жизнь и говоря, что уход из мира является самым верным путем на небеса…Отцы таких семейств, радуясь сокращению домашних расходов и обеспечению своих детей, отсылают их в уединение монастыря, которое на самом деле является сосредоточием мира. Обратите внимание, что один к двадцати их наследник умирает неженатым и бездетным. Имение и все остальное переходит ко второму наследнику, который является монахом или монахиней, и так как они не могут употреблять слов meum et tuum (мое или твое), все переходит обществу. Это является причиной того, что многие семьи исчезают, их имена стираются из памяти, монастыри переполнены, в королевстве мало людей, а монахи, монахини и монастыри богатеют».
Далее св. отцам советуют получать большие суммы денег по долговым распискам. Преимущество этого метода заключается в том, что когда держатель расписки умирает, его легко убедить разорвать расписку в обмен на спасение души. Во всяком случае, он вероятнее сделает такой дар, чем завещает ту же сумму золотом. Еще одно преимущество в займе таким образом состоит в том, что может сохраняться притворство их бедности. Владельцы четверти и половины собственности графства будут все еще «бедными друзьями Иисуса».
Приведем еще одну цитату из Тайных Инструкций. Она включает ряд благочестивых советов, и, в каком-то отношении, является наиболее характерной из всех. «Пусть супериор хранит эти тайные советы с большой осторожностью, пусть их сообщают лишь доверенным людям и только по частям. Пусть учат им других, когда те уже достаточно послужили обществу. И пусть не говорят о них, как о правилах, но как о проявлении их благоразумия. Если они попадут в руки чужого человека, который придаст им злой смысл или истолкование, пусть настаивают, что общество придает им другой смысл, что подтверждается примерами людей из нашего общества, которые ничего о них не знают».
Прошло время, прежде чем случайно все открылось. Но в начале семнадцатого века военные события  вытащили Тайные Инструкции из тьмы, в которой авторы надеялись скрыть их от мира. Герцог Брунсвикский, разграбив иезуитский колледж Падерборна в Вестфалии, преподнес подарок из их библиотеки капуцинам того же города. Среди подаренных книг был том Тайных Инструкций. Говорят, что еще одну книгу нашли в иезуитском колледже в Праге. Вскоре после этого появились перепечатки и переводы в Германии, Голландии, Франции и Англии. Как и ожидалось, отрицалась подлинность этого произведения, так как любое общество достаточно хитрое, чтобы составить такую книгу, является достаточно хитрым, чтобы отрицать ее. Только четвертому, высшему ордену иезуитов сообщались эти инструкции. Другие, которые не знали об их письменной форме, клятвенно отрицали существование этой книги, но их протест мало что значил по сравнению с очевидным свидетельством другой стороны. Полное совпадение методов иезуитов во всех странах давало основание для предположения, что они действовали по общим правилам, а точное совпадение методов и тайных советов, говорило о том, что они были их правилами. Гретца, известный член общества, утверждал, что Secreta Monita является подделкой иезуита, который был с позором выгнан из общества в Польше, и опубликовал ее в 1616 году. Но лживость этой истории была доказана находкой в британском музее работы, напечатанной в 1596 году, за двадцать лет до предполагаемой подделки Secreta Monita.
После первой находки в Паденборне экземпляры Secreta Monita были найдены в других библиотеках, как было сказано, в Праге. После этого было много изданий на многих языках, поэтому мысль о тайном сговоре отпадает. Все издания совпадают, за исключением нескольких незначительных разночтений. «Эти наставлении – пишет м-е Лестранж – противоречат правилам, конституциям и инструкциям, которое общество открыто провозглашает в книгах, написанных по этому предмету. Поэтому мы без особого труда полагаем, что главной ролью их генерала (за малым исключением) является двойная игра, а также двойное правило – одно для личного употребления, а другое для выставления напоказ перед миром».





                Глава 8


                Рассеяние иезуитов по всему христианскому миру



Великая борьба – Достаточное вооружение – Уверенная победа – Освобождается от епископской юрисдикции – Прием в Италии – Венеции – Испании – Португалии – Франциск Ксавьер – Франция – Германия – Внедрение в Австрию – В Кельн и Ингольштадт – Потом распространяются по всей Германии – Их школы – Ношение крестов – Возрождение папской веры

Солдаты Лойолы готовы к походу. До начала кампании мы видим, что главнокомандующий собрал их и определил поле сражения. Христианские народы восстали, их задача покорить их, связать цепями и положить у ног папского престола. Они не должны дрогнуть. Данного им оружия достаточно для долгой войны, на которую он их посылает. Облаченные в оружие, владея им, как он научил, они прогонят знания, как ночь прогоняет день; свобода погибнет там, где пройдет их нога; и в прежней тьме они смогут восстановить упавший трон римского властителя. На тяжелой службе оплата будет высокой. Как спасители трона, они будут выше его. И, хотя они работают в глубочайшем смирении и  бедности, в конце концов, все серебро и золото христианского мира будет принадлежать им. Они будут владеть его землями и дворцами, а также телами и душами его жителей. И ни в чем, что желает их сердце, им не будет отказано, если они будут подчиняться ему.
Число иезуитов быстро росло, и мы сейчас последуем за ними в их путешествиях по Европе. Странствуя небольшими группами, вдохновляемые всецелой преданностью своему генералу, они наученны всякому искусству, которое может помочь им в их миссии. Они внедрились за несколько лет во все христианские страны. Их присутствие выдавало изменение течения протестантизма, которое до этого было на подъеме.
Они принимали любой облик, поэтому не было места, куда бы они ни проникли. Они неслышно входили в покои монарха или кабинет государственного деятеля. Они невидимо сидели на соборе или генеральной ассамблее и участвовали в обсуждениях и дебатах. Не было языка, на котором они ни говорили, не было исповедания, которого они ни исповедовали. Таким образом, не было народа, среди которого они не могли бы жить. Не было церкви, членами которой они не могли бы стать, и чье служение они не могли бы нести. Они испытывали ненависть к Папе вместе с лютеранами, проклинали Торжественную Лигу вместе с ковенантами. У них были свои образованные и красноречивые люди в салонах вельмож и при дворе королей, ученые для обучения молодежи, неотточенные, но готовые ораторы для разглагольствования перед толпой и простые неученые монахи для посещения крестьянских домов и ремесленных мастерских. «Я знаю этих людей – писал Иосиф II Австрийский в письме Шоселю, премьер-министру Людовика XV – я знаю этих людей, а также на что они способны, все планы, которые они вынашивают, труд, который они прилагают для распространения тьмы на земле, а также их усилия, чтобы править Европой и запутывать  ее от мыса Финистере до Шпицбергена! В Китае они – мандарины, во Франции академики, придворные и духовники, в Испании и Португалии гранды, в Парагвае короли. Если двоюродный дед Иосиф II не был бы императором, мы увидели бы в Германии  Малагриду или Альвирос».
Для того чтобы они могли свободно ездить в любой город или диоцез, они выходили из-под епископской юрисдикции. Они могли приезжать и уезжать, когда хотели, и совершать разные служения, не отчитываясь никому, кроме супериора. Сначала такому установлению сопротивлялись некоторые прелаты, но, в конце концов, все смирились, и это способствовало широкому и быстрому распространению иезуитских корпусов.
Необычный успех сопровождал их первые попытки в Италии. Предназначенный для простонародья, орден нашел такой же прием у правителей и знати. В Парме самые знатные семьи занялись «Духовными упражнениями». В Венеции Лайнес толковал Евангелие от Иоанна для знатного собрания, а в 1542 году в этом городе был основан иезуитский колледж. Горожане Монтепульчиано сопровождали Франциска Страдо, просящего на улицах милостыню. Главы города стучали в двери, а его последователи собирали милостыню. В Фаенсе им удалось остановить протестантское движение, которое началось с красноречивого Бернардино Очино и с организации школ и обществ помощи бедным. Они вернули народ назад к папству. Но это лишь несколько примеров из великого множества.
В странах Испании и Португалии их успех был даже больше, чем в Италии. Его основатель, сын этой земли, вдохнул в орден дух, который распространялся среди испанцев как инфекция. Некоторые знатные гранды вступили в его ряды. В провинции Валенсия собирались толпы, чтобы послушать иезуитского проповедника Араоза, так что никакой собор не мог их вместить, и кафедру для него ставили на открытом воздухе. Из города Саламанка, где в 1548 году они открыли свое служение в небольшом захудалом домишке, иезуиты разошлись по всей Испании. Двое из членов общества были отправлены к королю Португалии по его собственной просьбе, одного он оставил духовником, другого отправил в Индию. Это был Франциск Ксавьер, который там приобрел себе, как пишет Ранке, «имя апостола и славу святого». Они вскоре приобрели огромное влияние при дворах Мадрида и Лиссабона. Они были духовниками вельмож и советниками монарха.
Иезуитам было труднее прокладывать дорогу во Франции. Они очень хотели открыть колледж в том городе, где первый из них принес обет, но любая попытка была встречена решительным сопротивлением парламента и духовенства, которые ревностно относились к своим огромным правам. Война между Гизами и гугенотами, наконец, открыла им дверь. Лайнес, который к тому времени стал генералом, увидел благоприятную возможность и в 1561 году добился своей цели, хотя при условии отказа от особых прав общества и подчинения епископской юрисдикции. «Обещание было дано, но с оговоркой в уме, которая освобождала от выполнения». Они немедленно основали колледж в Париже, открыли школы – где преподавали умные учителя – и насадили иезуитские семинарии в Авиньоне, Роде, Лионе и других местах. Их интриги держали страну разделенной и разжигали гражданские войны. Генрих III был убит их агентом, затем они покушались на жизнь Генриха IV. Это преступление привело к первому их изгнанию из Франции в 1594 году, но вскоре они снова прокрались в королевство под видом торговцев и кустарей. Наконец, они открыто были приняты монархом, за эту услугу они отплатили, убив его на улице столицы. При их правлении Франция продолжала истекать кровью и пребывать в агонии, переходя из одной беды в другую, пока порочная отмена Нантского эдикта не заставила страну встать на колени. Так она стояла более полувека, пока кое-как избавилась от немощи и поднялась, чтобы встретить страшный удар революции.
Обратимся к Германии. Здесь римская церковь понесла первые потери, и здесь при иезуитах ей было предназначено начать одерживать победы, которые вернули ей столько, сколько она потеряла. Со времени подъема протестантизма прошло одно  поколение. Шел 1550 год, сыновья людей, собравшихся вокруг Лютера, вышли на сцену, когда появился авангард огромного захватнического войска. Они пришли тихо в простом одеянии, внешне смиренные и покорные, но позади них были костры, эшафоты и армии Франции и Испании. Их тихие слова находят ужасных отклик в огромных бурях войны, которые за тридцать лет опустошили Германию.
Фердинанд I Австрийский, размышляя об упадке католической веры в Германии, послал к Игнатию Лойоле за ревностными учителями для наставления молодежи в его владениях.  В 1551 году тринадцать иезуитов, включая Леже, прибыли в Вену. Им дали содержание, университетские кафедры. Они пробрались до верха, пока не захватили управление семинарией. С этого часа начались преступления и несчастья в Австрийском Доме.
Небольшая группа последователей Лойолы проникла в Кельн. Через несколько лет они обосновались в городе. Когда прошли первые трудности, они начали оказывать влияние на общественное мнение, пока Кельн не стал, так называемым, «северным Римом». Почти в то же время иезуиты стали процветать в Ингольштадте. При первом появлении в этом университетском городе их прогнали, профессора боялись их как конкурентов, но в 15556 году они появились снова, и вскоре стали иметь большое влияние, что и следовало ожидать от города, где была еще свежа память д-ре Экке. Их баталиям не менее шумным, чем его, было суждено сделать для папства гораздо больше. Из этих трех центров – Вены, Кельна и Ингольштадта – иезуиты распространились по всей Германии. Они учреждали колледжи в главных городах для сыновей князей и знати, открывали школы в городках и деревнях для обучения более низких слоев общества. Из Вены они распространились по всей Австрии. У них были школы в Тироле и других городах у подножья этих гор. Из Праги они ответвились в Богемию, потом проникли в Венгрию. Их колледжи в Ингольштадте и Мюнхине позволили им завладеть Баварией, Франконией и Швабией. Они имели монастыри и школы от Кельна по всей Рейнской Пруссии, а создав колледж в Шпрее, ониоказывали влияние на университет в Гейдельберге, прибежище самых образованных людей немецкой нации.
Куда бы ни приходили иезуиты, сразу становилось заметным возрождение папской веры. За короткий период в десять лет их организации процветали во всех странах, где были созданы. Их система образования была доступной для всех классов. Пока они изучали точные науки и пытались соперничать с самыми известными протестантскими профессорами, таким образом, привлекая молодежь в их школы, они составили удивительный катехизис для бедных. Они были отличными учителями латыни и добивались такого успеха, что даже протестанты забирали детей из отдаленных школ и отдавали их иезуитам».
Учителям нередко удавалось воздействовать на молодежь в этих школах своей преданностью папской вере. Далее сыновья протестантов приводились на исповедь, и мало-помалу склонялись к следованию папским обрядам. Им запрещалось прикасаться к запрещенной церковью еде в дни поста, хотя остальные члены их семей ее употребляли. Они также начали выделяться ношением папских символов. Ранке отмечает, что ношение крестиков и розарий было первым признаком течения в сторону Рима. Начали оживать забытые обряды, стали извлекаться захороненные мощи и выставляться на общее обозрение. К прогнившим костям вернулось прежнее почитание, и вновь расцвела святость увядших облачений. Святые церкви смело выдвинулись вперед, в то время как святые Библии отошли в сторону. В храмах свет свечей заменил Слово Жизни, новейший стиль служения был позаимствован из Италии, на помощь движению были привлечены музыка и архитектура в стиле Возрождения. Традиции, которых не видели со времен дедов, начали соблюдаться новым поколением. «В 1560 году молодежь из иезуитской школы Ингольштадта шла колонной в паломничество в Эйхштадт, чтобы получить укрепление для конфирмации от росы на могиле св.Вальпурга». Мысли и чувства, насаждаемые таким образом в школах с помощью проповеди и исповеди, распространялись среди всего народа.
Пока иезуиты занимались семинариями, Папа орудовал в политической сфере. Он прибегал к разным приемам, чтобы завоевать князей. Герцог Баварский Альбрехт V получил в дар одну десятую часть собственности духовенства. Это склонило его на сторону Рима, и он принялся усердно и успешно восстанавливать папство в прежней чистоте и силе на своих территориях. Иезуиты превозносили праведность герцога, который стал вторым Иосией и новым  Феодосием.
Папы хорошо понимали, что они никогда не смогли бы восстановить прежние порядки и уставы церкви без помощи светских правителей. Кроме герцога  Альбрехта, который во многом способствовал восстановлению римского влияния во всей Баварии, церковные правители, управлявшие большой частью Германии, усердно принялись за работу по восстановлению. Для их наставления и руководства был послан иезуит Канисиус, человек безупречного поведения, приятного обращения, чье рвение сочеталось с благоразумием. Под его руководством они предварительно приняли эдикты Трентского собора. Они требовали от всех профессоров колледжа принятия папской веры. Они требовали такого же обещания от простых учителей и врачей. Во многих частях Германии никто не мог работать по профессии, пока не засвидетельствует свою принадлежность к традиционной церкви. От епископов требовалось более бдительное руководство духовенством, чем за последние двадцать лет. Протестантские проповедники были изгнаны, и в некоторых частях выселено все протестантское население. Протестантским вельможам было запрещено появляться при дворе. Многие ушли в отставку, но другие купили возвращение ценой отречения от веры. Этими или подобными действиями протестантизм был побежден, можно сказать, на родине. Если он и не был полностью вырван с корнем, то с тех пор влачил жалкое существование. Его лист увядал, а плод погибал в зловонном воздухе, в то время как католицизм пускал свежие и крепкие побеги. За приходом иезуитов в Германию последовало целое столетие несчастий. Беды, принесенные ими, завершились, в конце концов, тридцатилетней войной. На протяжении жизни одного поколения над Фатерляндом гремела гроза сражений. Но Бог их отцов не оставил немцев. Ему было угодно привести из далекой Швеции Густава Адольфа и его рукой спасти остатки протестантской свободы в этой стране. Таким образом, иезуитам не удался план покорения всей Германии, им пришлось довольствоваться управлением тех частей, к сожалению больших, которые в самом начале дали им во владения церковные правители.





                Глава 9



                Коммерческие предприятия и изгнание 


Англия – Польша – Кардинал Госиус – Сигизмунд III – Развал Польши – Миссии иезуитов в Индии – Число людей, обращенных ими – Миссии в Абиссинии – Королевство в Парагвае – Торговые организации в Вест Индии – Случай с отцом ЛаВалетте – Банкротство – Суд – Конституции вышли на свет – Изгнаны из папских владений – Запрещены Клементом XIV – Папа неожиданно умирает – Орден восстановлен Пием VII – Иезуиты управляют Папой

О приходе иезуитов в Англию, об их приемах, о носимых ими личинах, о посеянных ими раздорах, о сетях, разложенных ими для правителей и об их замыслах по свержению протестантской церкви мы будем иметь возможность рассказать, когда будем говорить о протестантизме в Великобритании. А пока рассмотрим их путь в Польше.
Кардинал Госиус открыл иезуитам ворота этой страны. До сих пор Польша была процветающей страной, единой внутри и сильной за рубежом. Ее литература и наука за полвека до этого поднялась до высокого положения, что поставило Польшу в один ряд с просвещенными странами христианского мира. Она отличалась толерантностью, которая тогда  она не была известна большинству стран Европы. Иностранные протестанты убегали сюда от преследований, которым они подвергались на родине, принося в страну, приютившую их, свое мастерство, богатство и энергию. Ее торговля стала развиваться, городское население выросло и разбогатело. Итальянские, немецкие, французские и шотландские протестантские общины были в Кракове, Вильно и Познани. Такой была Польша, пока нога иезуита не вступила на ее землю.
С того часа, когда последователи Лойолы пришли в страну, Польша начала приходить в упадок.  Иезуиты стали главенствовать при дворе. Король Сигизмунд III полностью отдался под их руководство. Никто не мог надеяться подняться в государстве, не оказывая им уважения, воспитание молодежи было полностью в их руках. Результаты быстро стали сказываться в упадке литературы, в растущей немощности национального мышления. Дома права попирались в лице протестантов, за рубежом страна унижалась через внешнюю политику, навязанную иезуитами, которые навлекли на страну презрение и враждебность соседних держав. Интриги и фракции внутри страны, бессильная и высокомерная внешняя политика продолжались до тех пор, пока все не закончилось естественным разделением Польши. У дверей иезуитов лежит падение некогда просвещенной, процветавшей и могучей нации.
Не столь интересно следовать за иезуитами в страны, находящиеся за пределами христианского мира, разве только их действия в этих районах помогут нам пролить свет на их принципы и тактику. Идя по их следам среди языческих  и диких народов, невозможно сдержать восхищения их пламенеющей ревностью и неутомимой отвагой, а также удивление их поразительно быстрым успехом. Как только нога миссионера-иезуита ступала на новый берег, и он говорил, возможно, через переводчика свою первую проповедь в языческом городе, как количество обращенных исчислялось десятками тысяч. Говоря об их миссиях в Индии, их историк Сахимус пишет, что «десять тысяч человек были крещены за один год». Когда в Индии в 1559 году была организована иезуитская миссия, Тонес доставил королевские письма португальскому наместнику короля и губернаторам, поручая им оказать помощь миссионерам для обращения в веру индусов. Это заметно ускорило дело. Нужно было только установить место, где местные жители собируться на религиозный праздник, окружить их солдатами, которые стоя с наведенными мушкетами, предлагали им крещение, как альтернативу. Обряд совершался сразу после принятия альтернативы. На следующий день крещенных учили крестному знамению. Таким чудесным и быстрым способом проходила евангелизация острова Гоа!
Подобными методами они пытались насадить папскую веру и установить господство в Абиссинии, а также в Мозамбике (1560 г.) на противоположном берегу Африки. Один из пионеров, Овиедо, пришедший в Эфиопию, писал Папе так: «Он доводит до сведения Его святейшества, что с помощью 500 или 600 португальских солдат смог привести империю Абиссиния в подчинение понтификату, когда обнаружил, что окружающие страну территории богаты чистейшим золотом и обещают дать богатый урожай душ; он уверен, что Его святейшество тщательно рассмотрит этот вопрос». Императора Эфиопии завоевали лестью и чудесами. Местных христиан ужасно преследовали, тысячи были убиты, но когда, наконец, король выявил зачинщиков этого варварства, замышлявших покушение на его жизнь и трон, они были немедленно выгнаны из страны.
Завладев территорией Парагвая, португальским владением в Южной Америке, иезуиты основали там королевство и стали его правителями. Сначала они относились к местным жителям по-доброму, научили их полезным ремеслам, но постепенно изменили политику и довели их до рабства, заставляя работать на себя. Выдавая парагвайскому крестьянину из продукции, произведенной его трудом, лишь необходимое для пропитания и одежду, св.отцы складывали остальное в хранилища, построенные для этой цели. Они тщательно скрывали от Европы этот, казалось бы, неиссякаемый источник богатства, чтобы не делиться ни с кем этими сладостями. Тем временем они продолжали извлекать из него огромные суммы для осуществления своих махинаций в Старом Свете. Золотом, выжимаемым из парагвайских крестьян, они нанимали шпионов, подкупали придворных, открывали новые миссии и поддерживали пышность и блеск своих организаций, с помощью которых ослепляли народ.
Их организации в Бразилии составляли основу богатой торговли, главными складами которой были Санта-Фе и Буэнос-Айрес. В связи с этим случай с отцом Лавалетте (1756 г.) является самым примечательным.  Он был генеральным инспектором и апостольским префектом в миссиях Вест Индии. Он организовал служение на Св.Доминго, Гранаде, Св.Лучии, Св.Винсенте и других островах и составил законопроект об обмене с Парижем, Лондоном, Бордо, Нантом, Лионом, Кадисом, Леггорном и Амстердамом. Его суда, нагруженные богатствами, включавшие, кроме колониальной продукции, черных рабов, «постоянно пересекали океан». Торгуя в кредит, они заявляли, что дают обществу не только товар, но и гарантию. Их метод ведения дела был необычным. Они игнорировали договоры, которым подчинялись другие купцы. Законы нейтралитета ничего не значили для них. Они нанимали суда, которые использовались как торговцами, так и пиратами, и плавали, под каким им угодно было, флагом. Однако, наконец, приключилась беда с этими отцами, которые, как говорится в одной фразе, получали «лучшее от обоих миров». Братья Лионсе и Гуфр из Марселя приняли от них счета на полтора миллиона ливров, для покрытия которых должны были отправлены на Мартинику два судна с товаром стоимостью в два миллиона. К несчастью для св.отцов суда в море были захвачены англичанами.
Дом Лионсе и Гуфр попросил у супериора иезуитов в Марселе четыре тысячи ливров в оплату их долга, чтобы спасти их от банкротства. Св.отец ответил, что общество не несет ответственности, но предложил братьям Лионсе и Гуфр молитвенную помощь, подкрепленные мессами, которые будут служиться за них. Мессы не восполнили сундуков, опустошенных иезуитами, поэтому купцы обратились с жалобой в парламент, требуя указа об уплате долга. Жалоба была рассмотрена, иезуитам вынесли решение оплатить счета, выписанные их агентом. В этот критический момент умер генерал общества; отсрочка была неминуема; новый генерал послал, что смог собрать, но прежде чем деньги дошли до Марселя, Лионсе и Гуфр обанкротились и вовлекли в беду клиентуру во всех частях Франции.
Когда наступил крах, и гласности невозможно было избежать, иезуиты отказались платить долг, заявив, что защищены Конституциями от претензий кредиторов. Дело получило общественную огласку. После нескольких официальных заявлений иезуиты заняли окончательную позицию в споре, к которой в недобрый для них час, они  прибегли в защите. Они сказали, что их правила не разрешают им торговать, и за провинность отдельного члена нельзя наказывать все общество. Они находятся под защитой Конституций. Парламент распорядился принести эти документы. До этого они хранились в тайне. Их положили перед парламентом 16 апреля 1761 года. Результат был катастрофическим для иезуитов. Они проиграли дело и стали более ненавистными, чем прежде. Разоблачение показало людям, что иезуиты составляют организацию, основанную на самых чудовищных принципах и вооруженную самым опасным оружием для достижения своей цели, которая заключается в том, чтобы установить власть на руинах общества. Конституции послужили основанием  в 1762 году для указа о запрещении ордена во Франции. Не следует удивляться, что для государств и гражданского общества этот орден был слишком тяжелым бременем, когда мы вспоминаем, что даже Папы, для чьего престола они были столпом, периодически издавали указ об их запрещение. Казалось странным, что первая стрела была выпущена против иезуитов рукой Рима. Буллой, изданной в 1741 году, Бенедикт IV запретил им торговлю и использование индейцев как рабов. В 1759 году Португалия, обнаружив, что она находится на грани краха из-за их интриг, избавилась от них. Этому примеру вскоре последовала и Франция, как уже говорилось. Даже в Испании со всей ее преданностью папскому престолу все иезуитские организации однажды ночью 1767 года были окружены войсками, и вся братия в количестве 7 000 человек была схвачена, посажена на корабли и отвезена в Италию. Сразу после этого подобное изгнание ждало их в Южной Америке. Неаполь, Мальта и Парма были следующими, кто изгнал их со своих земель. Однако сокрушительный удар был еще впереди. Клемент XIII, до этого их верный друг, вняв, наконец, единодушным требованиям католической курии, созвал тайный конклав для запрещения этого ордена. В бреве его преемника говорится, что «необходимы шаги для предотвращения противоборства христиан и убийства друг друга в лоне общей матери Святой церкви». Клемент умер неожиданно накануне дня, назначенного для конклава. На освободившийся престол был возведен Лоренцо Ганганелли с именем Клемент XIV.  Ганганелли был человеком прилежным, образованным, непорочных нравов и истинного благочестия. От схоластики он перешел к св.отцам, оставив отцов, он занялся изучением Священного Писания, откуда он узнал, на какой Скале кинуть якорь веры. Клемент XIV в течение нескольких лет пытался честно, но ошибочно реформировать орден. Усилия были безрезультатны. В 1773 году 21 июля он издал знаменитую буллу «Dominus ac Redemptor noster», которой он распускал и навсегда аннулировал орден как организацию» в тот момент насчитывавший 22 000 членов.
Булла представила длинный список обвинений против иезуитов. Если бы это обвинение исходило из-под пера протестанта, оно  бы не считалось свободным от преувеличений, но исшедшее от папского престола оно считалось истинной правдой. Булла Клемента обвиняла их в подстрекательстве к бунту и восстанию, в заговоре против епископов, в принижении обычных монашеских орденов и в захвате религиозных фондов и организаций разного плана не только в Европе, но и в Азии, и в Америке с опасностью для человеческих душ и к удивлению всех народов. Она обвиняла их в участие в торговле, и что вместо того, чтобы пытаться обратить к вере язычников, они проявляли интерес только к собиранию золота, серебра и драгоценных камней. Они вставляли языческие обряды и традиции в христианское служение; они игнорировали указания церкви; они заменяли мнения апостольского престола ошибочными мнениями, и явно подрывающими нравственные устои. Вслед за ними в эти страны приходили мятежи, волнения и преступления. Короче, они нарушали церковный мир так неисправимо, что предшествовавшие понтифики: Урбан VII, Клементы IX, X, XI и XII, Александры VII и VIII, Иннокентии X, XI, XII и XIII и Бенедикт XIV тщетно пытались восстановить гармонию и согласие, которые они разрушили. Стало понятно, что невозможно восстановить в церкви мир, пока существует этот орден. Отсюда и необходимость буллы, которая лишила иезуитов «всякой должности, служения и ведения дел», забрала у них «дома, школы, больницы, имения», убрала «все их статуи, обычаи, указы, традиции и постановления», и объявила отменить и запретить «власть генерала, супериора провинции, инспектора и других глав этого ордена». «Настоящее предписание останется в силе отныне и навсегда».
Огромная необходимость заставила Клемента XIV издать эту буллу. Он хорошо знал, насколько непростительна гордость общества и опасна его месть. От него не было скрыто, что его может постигнуть наказание за постановление о запрещении общества. Отложив перо, после того как поставил подпись на булле, он сказал тем, кто окружал его, что подписал себе смертный приговор. Папа был тогда крепкого здоровья, его здоровое тело и хорошее физическое состояние сулили ему долгую жизнь. Но в Италии стали распространяться нехорошие слухи о том, что понтифик скоро умрет. В апреле следующего года он начал слабеть без видимой причины; его болезнь усиливалась; медицина была бессильна; он медленно умирал в течение нескольких месяцев. Смерть наступила 22 сентября 1774 года. «За несколько дней до смерти – пишет Карачиолли – его кости потрескались и высохли, как  дерево, подрубленное у корня, высыхает и сбрасывает кору. Ученые, призванные набальзамировать тело, обнаружили лицо серовато-синим, губы черными, живот вспученным, конечности высохшими и покрытыми фиолетовыми пятнами. Сердце сократилось в размере, все мышцы сжались, а позвоночник распался. Они намазали тело ароматными веществами, но ничто не могло перебить зловоние».
         Запрещение, которым Клемент XIV ударил по обществу иезуитов, было вечным. Но «навсегда» буллы длилось на самом деле лишь незначительный период между 1773 и 1814 годами. Этот короткий отрезок времени был заполнен ужасной грозой французской революции. Иезуиты говорили о павших тронах и оскверненных алтарях, как о знаках Божьего гнева за запрещение ордена. Несмотря на буллу Клемента, иезуиты никогда не прекращали существовать и действовать. Они принимали активное участие в бурях, сотрясавших мир. На революционных собраниях и ячейках, в военных советах и комитетах, на полях сражений были они, невидимо, но мощно направляя ход событий. Их задачей было, если власть не будет им служить, деморализовать общество и сделать управление невозможным, а из хаоса создать новый мир. Таким образом, общество иезуитов, которое перестало существовать до революции, как люди думали, снова развернулось в полную силу сразу после нее, готовое начать работу по формированию и управлению народами, которые были наказаны, но не просвещены. Едва Пий VII вернулся в Ватикан, он восстановил орден иезуитов буллой от 7 августа 1814 года. Во главе его был поставлен Тадеус Борзодзовский. И снова братство гордо вышагивало в своих черных шапочках. Спустя короткое время во всех странах Европы, не исключая Ирландию и Англию, стали процветать их колледжи и семинарии. Их численность, увеличенная за счет братств «Св. Викентий де Поль», «Братья христианского учения» и другими присоединившимися к ордену обществами, стала еще больше, чем прежде. Их значимость возросла в связи с тем, что борьба между «орденом» и «папским престолом» закончилась – в любом случае временно – закончилась покорением папства, на которое они воздействовали, для которого писали указы и у которого забрали власть.





                Глава 10


               
                Реставрация инквизиции



          Провал ратисбонской конференции – Что делать дальше? – Восстановить инквизицию – Павел III – Караффа – Его жизнь – Распространение протестантизма в Италии – Хуан де Вальдез – Его союзы с Чиая –  Петр Мартир Вермигли – Бернардино Очино – Галеззо Караччиоли – Витторио Колонна и др. – Пьетро Карнезечи и др. – Неаполь или Женева возглавят движение реформатов?

Есть одно оружие у иезуитов, которое мы еще не упоминали. Нельзя сказать, что об этом оружие не знали в прежние времена, но оно вышло из употребления. Его пришлось восстанавливать и подгонять в связи с новой острой необходимостью. Немалая доля успеха, сопутствовавшего действиям иезуитов, принадлежала его использованию. Этим оружием была инквизиция.
В предыдущей главе мы рассказывали о попытке примирения протестантских и католических церквей, сделанной на съезде в Ратисбоне. Для согласования двух вероисповеданий была проложена дорога в Рим через вливание свежей крови в колледж кардиналов. Гаспаро Контарини, сенатор Венеции, который был известен своими взглядами на оправдание по вере, мало чем отличавшимися от взглядов Лютера, был облачен в кардинальский пурпур. Так как кресло Доджа было недалеко, Контарини уговорили приехать в Рим и употребить свой авторитет и таланты на сомнительный эксперимент реформации папства. По его совету некоторые церковники, придерживавшиеся почти тех же взглядов, были причислены к Коллегии кардиналов, среди них был Садолето, Джиоберто Караффа и Реджинальд Поул.
В конце концов, новые выборы только создали основу для более ожесточенного и кровавого сопротивления протестантизму. Это было в будущем, а между тем были приняты меры по реформации, ради которой произошла смена среди кардиналов. На ратисбонский съезд были отправлены делегаты с инструкциями соглашения на такие уступки реформаторов, чтобы не навредить фундаментальным принципам папства и не лишить тиару ее власти. О результате мы рассказали в предыдущих главах. Когда делегаты вернулись с сейма и рассказали Павлу III, что все их усилия по достижению соглашения между двумя вероисповеданиями были тщетны, и что в христианском мире не осталось страны, куда бы ни пришел протестантизм, Папа с тревогой спросил: «Что же тогда делать?» Кардинал Караффе и Хуан Альварес де Толедо, епископ Бургосский, кому был обращен вопрос, немедленно ответили: «Восстановить инквизицию».
Это предложение соответствовало мрачному характеру, несгибаемым взглядам и жесткому фанатизму людей, от которых оно поступило. Караффе и Толедо были старыми доминиканцами, того ордена, которому Иннокентий III поручил создание «Священного трибунала» при первом его учреждении. Люди непорочной и строгой жизни, они были готовы переносить сами и причинять другим любые страдания и боль, но не позволить свергнуть римскую церковь. «Восстановить инквизицию – сказал  Караффе – пусть  верховный суд заседает в Риме и имеет отделения по всей Европе. Здесь в Риме последователи Петра должны уничтожить ересь всего мира». Иезуиты-историки позаботились сообщить нам, что предложение Караффа было поддержано особым напоминанием из трудов основателя ордена Игнатия Лойолы. Булла, реставрировавшая инквизицию, была опубликована 21 июля 1542 года.
 «Священная канцелярия» возродилась с неизвестными до сих пор ужасами. Она теперь обладала большой властью. Ее юрисдикция распространялась на все страны, и не было ни одного человека в христианском мире любого сословия и положения, которому бы ни надлежало держать ответ на ее суде. У трона не было протекции, у алтаря не было защиты. Увядший старик или цветущий юноша, матрона или девица могли быть в любой час схвачены ее служителями и допрошены в темном подземелье, где за столом с распятием и свечой сидел инквизитор с безжалостным лицом, прикрытым черным капюшоном, вокруг лежали орудия пыток. Никакого сострадания не проявлялось, пока самые тайные мысли не вырывались из груди, так как для инквизитора было ниже своего достоинства проявлять сострадание к терзаемой жертве. Таковы были указания Караффы.
Жизнь человека, восстановившего инквизицию, очень интересна, она не только поучительна, но и печальна. Караффа был членом Часовни Божьей Любви, которая являлась небольшим кругом умеренных реформатов, собиравшихся в Трастевере в Риме, и занимала согласно Реформе римской церкви среднее положение между борцами и группой последователей Евангелия, собиравшихся в Чиая в Неаполе, и о которой мы расскажем ниже. Караффа «вкусил благое слово Божие и силу мира грядущего». Но он подавил благотворные побуждения Святого Духа и борение своей совести, и от самого порога Покоя, который он искал в Евангелии, он бросился в руки непогрешимой церкви. Невозможно, что при такой биографии, Караффа играл бы незаметную роль. Он принялся даже с бо;льшим рвением исполнять ужасную работу по оживлению инквизиции,  чем Павел III, при котором он служил, и кого он стал преемником. «Караффа – пишет историк Ранке – не терял ни минуты для осуществления этого эдикта, он считал потерей времени ожидание средств из апостольской сокровищницы, и, хотя не был богат, арендовал дом за свои деньги для немедленных действий. Там он устроил комнаты для канцелярии и тюрьму для осужденных, снабдив последнюю крепкими засовами и замками, с казематами, цепями, дыбами и другими ужасными орудиями его канцелярии. Он назначил комиссаров в разные страны».
Решение о реставрации инквизиции было принято в переломный момент для Италии и всех стран к югу от Альп. Рассвет протестантизма забрезжил около самого папского престола. От города Феррара на севере, где дочь Людовика XII, которая переписывалась с Кальвином, давала приют в своем дворце всем последователям Евангелия, до Парфенопы, которая смотрела со своих гор, покрытыми фигами и алое, на спокойные воды залива, свет светил так ярко, что давал надежду на блеск грядущего дня после кромешной тьмы. Известная как страна Ренессанса, Италия, казалось, станет страной протестантизма. У подножья  Фисоля и во Флоренции, на которую Космо и блестящая группа схоластов часто смотрели сверху вниз, когда беседовали о Платоне, были люди, которые получили лучшие знания, чем те, которым учил греческий мудрец. В Падуе, Болонье, Лукка, Модене, Риме и других городах былой славы, некоторые их знатных семей приняли Евангелие. Люди высокого положения в государстве и сана в церкви, деятели наук, ораторы, поэты и некоторые знатные дамы, известные не только своими талантами, но и знатным происхождением, не стыдились причислить себя к последователям веры, которую исповедовали в Аугсбурге князья-лютеране, и которую Кальвин распространял из небольшого города на Лемане, привлекая внимание всего мира. Но из всех протестантских групп, появившихся в Италии, ни одна не могла сравниться по социальному положению, талантам и преданности вере с группой, собравшейся вокруг Хуана де Вальдез на прекрасном неаполитанском побережье.
Этот выдающийся испанец должен был покинуть двор Карла V и родину ради Евангелия. Вилла Вальдеза была расположена на западном берегу неаполитанского залива, недалеко от могилы Вергилия, с видом на спокойное море, живописный остров Капри и на противоположный берег, на котором Везувий с облаком белого тумана  на вершине обозревал города, одетые 1 400 лет тому назад саваном из пепла и помещенные в гробницу из лавы. Здесь его друзья часто собирались для обсуждения артикулов протестантского вероисповедания  и укрепления принадлежности к Евангелию. Среди них был Петр Мартир Вермигли, настоятель собора св.Петра у Алтаря. В пустыне католицизма настоятель испытывал жажду, но не мог найти воды для утоления души. Вальдез привел его к источнику, откуда мученик напился и более не испытывал жажды. В свою очередь он с жаром повел других к тому же живому потоку. Еще одним членом этой протестантской общины был Казерта, неаполитанский вельможа. У него был молодой родственник, полностью предавшийся увеселениям блестящей жизни Неаполя; его и привел Карзета к Вальдезу. Это был Калеаццо Караччиолли, единственный сын Марко из Вико, который принял Евангелие всем сердцем. Когда буря разметала замечательную общину, к которой он присоединился, оставив богатый дворец, родовое имение, добродетельную жену, дорогих детей и все почести и, прильнув к кресту, отправился в Женеву, где, по словам Кальвина, «он доволен своей незначительностью, и живет скромно согласно обычаям общины – ни более, ни менее чем все мы».
В 1536 году в этом избранном обществе появился еще одни член. Бернардино Очино, знаменитый оратор Италии, пришел в это время проповедовать о Великом Посте. Родом из Сиены он надел сутану ордена св.Франциска, которую потом сменил на одеяние более строгого ордена капуцинов. Он был настолько красноречив, что Карл V  сказал о нем: «Этот человек может заставить камни заплакать». Его речи были исполнены принципами протестантской веры, его красноречие притягивало огромные толпы народа в церковь св.Джиованни Маджиоре, где он проповедовал. Его вступление в общину Вальдеза придало ей большую силу, так как проповедник ежедневно разбрасывал семена Божьей истины среди простого народа. И не только среди них, так как люди всех сословий собирались послушать красноречивого капуцина. Среди слушателей можно было видеть Джулию де Гонзага, вдову герцога Траджетто, самую красивую женщину Италии, и, что заслуживает большей похвалы,  самую скромную и истинную христианку. Была и Виттория Колонна, маркиза Пескаро, также известная своей красотой, и не менее известная своими талантами и добродетелями. И был Пьетро Карнесеччи, патриций из Флоренции, бывший секретарь Клемента VII, а теперь последователь, а позже и мученик ради Евангелия. Такие известные мужчины и знатные женщины занимались распространением протестантизма в Неаполе. Оно включало элементы власти, что обещало в будущем принести хорошие результаты. Это было созвездие звания, таланта, риторики, гения и тактичности, подходящее для всех классов общества, и составлявшее такую организацию или «Комитет», который мог начать и в нужное время закончить реформацию Италии. Разорение, нанесенное готскими народами, и еще большое разорение папства были на грани восстановления. И природная красота, известная в Италии с ранних времен, и духовная красота, более высокая, чем когда-либо, вот-вот должны быть восстановлены в ней. Именно в это время, когда Кальвин начал трудиться в Женеве, борясь с пантеистическими либертинцами за надежный оплот для реформации, небольшая фаланга преданных протестантских борцов собралась на неаполитанском берегу.
Из двух движений южное казалось более обещающим. С человеческой точки зрения оно имело все предпосылки для успеха. Здесь на родной земле собрался весь цвет древней нации, чтобы выполнить благородную задачу пробуждения мощных сил, которые дремали, но не умерли, в лоне народа, который принес искусство, науку и цивилизацию западу. Все необходимые силы и дарования были представлены в небольшой общине, собравшейся для славного дела. Это малочисленное войско было славно именами, включая людей древних родов, знатного происхождения, большого состояния, превосходного образования, поэтического дара и вызывающего восхищение красноречия. Они могли обратиться к славному прошлому, к еще не погибшим традициям, память о которых могла быть полезной в борьбе против существующего ига. Это было большим преимуществом по сравнению с условиями движения в Женеве, небольшом городке, не имевшем славы  ни наук, ни искусств, с грубым, беззаконным и надменным народом. Это была маленькая территория, со всех сторон окруженная сильными и враждебными монархами, которые стояли с вытянутой рукой, чтобы ударить протестантизм, если он поднимет голову. И самое странное в этом было то, что движением руководил только один известный человек, и он был иностранцем, изгнанником, незнатного происхождения, невысокого положения и небогатым. Движение в Женеве не могло быть успешным, а движение в Неаполе не могло провалиться, так бы мы сказали. Битва за протестантизм была не для власть имущих. Мир нуждается в повторных уроках, победу приносят истинные принципы, а не знатные имена. Молодая лоза, посаженная у башен древней Парфенопы, и которая пустила многообещающие ростки в золотистом воздухе античной области, должна была умереть, в то время как лоза, пустившая корни в тени Альп, должна была разрастись под сильными порывами ветра швейцарских гор, и раскинуть свои побеги по всему христианскому миру.


                Глава 11


                Пытки инквизиции


Сокрушительный удар – Три класса Италии – Побег Петра Мартира Вермигли – Побег Очино – Караффа стал Папой – Мученики Моллио и Тиссерано – Крушение итальянского протестантизма – Выдающаяся эпоха – Три движения – Инквизиция в Нюрнберге – Камера пыток – Ее обстановка – Башня Макса – Следственная камера – Разные орудия пыток – Подземные казематы – Железная дева – Ее дело – Похороны умерших


Восстановление инквизиции решило вопрос с реформацией Италии. В то время, когда страна поднималась, она от такого удара вновь мгновенно свалилась в прежнюю пропасть. Сразу стало ясно, что реформация веры должна проводиться в борьбе и страданиях, а Италия не была достаточно сильной, чтобы идти сквозь кандалы, казематы и эшафоты к желаемой цели. Она понимала, что награда была огромной, но цена высокой. Палавичино признался, что только инквизиция спасла Италию от протестантизма. Вопрос веры разделил Италию на три класса. Основная масса народа совсем не задумывалась по этому поводу и не намеревалась выйти из католической церкви. Их не пугало восстановление инквизиции. Был еще один большой класс, который вышел из римской церкви, но не имел ясности дальнейшего открытого исповедания протестантизма. Если бы они попали в руки инквизиции, то все бы сожалели о них, понимая, что они слишком нерешительны, чтобы избежать или встретить ужасы Святщенной Канцелярии. Третий класс, несомненно, следовал выбранному ими курсу. Они  не могли вернуться в церковь, которую считали неверной, перед ними не было выбора, кроме побега для спасения своей жизни, или ожидания смерти на костре инквизиции. Ужас был велик, но протестанты не думали, что их враги прибегнут к таким жестоким мерам. Многие убежали, и их можно было найти в каждом большом городе Швейцарии и Германии. Среди них был Бернардино Очино, на чьи красноречивые проповеди несколько месяцев назад собирались соотечественники всех сословий, и чьим слушателем был сам император, когда приезжал в Италию. Очино убежал только тогда, когда получил повестку из Священной Инквизиции Рима. Побег был равносилен смерти для оратора. Он оставлял арену блестящих побед, которые не надеялся повторить на чужой земле. Остановившись на вершине горы Сант-Бернар, он посвятил несколько мгновений чувству сожаления, что было естественно, так как покидал то, что не надеялся более увидеть. Затем он направился в Женеву. Но, увы, лучшие дни красноречивого монаха прошли. В Женеве  взгляды Очино заразились и омрачились новой философией, которая начала пронизывать атмосферу молодой школы пантеизма.
За ним последовал Петр Мартир Вермигли. Он осуществлял управление монастырем своего ордена в Лукке, когда с огромной силой обрушилась буря. Он привел хозяйство в порядок и убежал. Но потом выяснилось, что хотя еретик сбежал, ересь осталась, его убеждений придерживались многие монахи из Лукки. То же самое было с орденом, которому принадлежал Очино, а именно, орденом капуцинов. Папа сначала думал запретить оба ордена, видя в этом единственное средство. Петр Мартир, в конце концов, поехал в Страсбург, для него нашлось место в университете, где светильник продолжал светить до конца. Хуан де Вальдез умер прежде, чем разразилась буря, прогнавшей за Альпы многих людей из этой выдающейся группы, собравшейся вокруг него в Посилиппо, и не  увидел страшных дней, пришедших на приютившую его страну. Но большинству людей, принявших протестантскую веру, не удалось убежать. Их заточили в тюрьмы Священной Канцелярии по всей Италии. Некоторых из них держали в темных камерах много лет в ожидании покаяния, других быстро освобождали через мученическую смерть. Реставратор инквизиции, некогда реформатор Караффа, взошел на папский престол с именем Павел IV. Суровость Священной Канцелярии не уменьшилась при новом Папе, но понадобилось двадцать лет, чтобы с помощью пыток и костров уничтожить протестантов Италии.
Из тех, кто умер мученической смертью, мы назовем двоих – Моллио, профессора из Болоньи, известного по всей Италии своей ученостью и непорочной жизнью, и Тезеранно, родом из Перуджи.  В 1553 году                15 сентября в Риме с большой пышностью собралась ассамблея инквизиции, состоявшая из шести кардиналов и епископальных советников. На суд была приведена колонна заключенных с горящими свечами в руках. Все из них покаялись, кроме Моллио и Тизеранно. Когда им разрешили говорить, Моллио выступил, как пишет м-е Кри, «со смелой и горячей обличительной речью, которая пригвоздила их к своим местам, и в то же время задела за живое». Он обвинил судей в похотливости, алчности, кровожадной жестокости и в заключении сказал: «Зачем мне жаловаться на ваш приговор и призывать вас, жестоких тиранов и убийц, к ответу на страшном судилище Христовом в последний день, где ваши пышные титулы и убранство не будут ослеплять, а ваши стражи и пыточные механизмы не будут устрашать нас. Во свидетельство этого возьмите назад то, что вы дали мне», Сказав это, он бросил горящий факел, который держал в руке, на землю и потушил его. Скрежеща на него зубами, как палачи первых христианских мучеников, кардиналы приказали немедленно казнить Моллио и его товарища, свидетельствовавших о своей вере. Их отвели в Кампо дель Фьоре, где они стойко встретили смерть.
Восемь лет, прошедших между 1534 и 1542 годами являются знаменательными в летописях протестантского христианства. Эта эпоха видела рождение трех движений, которым суждено было оставить отпечаток на будущем Европы и ослабить конфликт в христианстве. В 1534 году иезуиты впервые принесли обет в церкви Монмартра в Париже. В 1540 году их общество было учреждено папским указом. В 1542 году Павел III выпустил буллу о восстановлении  инквизиции. В 1541 году Кальвин вернулся в Женеву, чтобы подготовить духовную армию для борьбы с иезуитами, поддерживаемыми инквизицией. Совпадение этих дат, одновременное появление трех инструментариев поистине потрясающе, и является одним из доказательств, встречающихся в истории, об Оке, следящим за тем, что происходит на земле. Никогда никакая сила не начинает разрушать мир, пока не будет другой более мощной силы, которая превратит зло в добро.
Мы подошли к одной из самых значительных эпох. Иезуитство, доведение заблуждений до совершенства, и инквизиция, высшая степень силы, поднялись и напали на полноценный протестантизм. Идя по следам борцов, мы попадем в горы вальденсов, города Франции, болота Голландии, равнины Германии, в Италию, Испанию, Англию и Шотландию. По всему христианскому миру прокатилась волна этой великой битвы, бросив один народ во тьму рабства, подняв другой до света свободы и заставив забыть об ужасных преступлениях гонителей и деспотов в свете патриотов и мучеников. Теперь мы приступим к описанию этой борьбы. Между тем мы расскажем об одном из немногих следствий, которые сохранились до сих пор почти в том же состоянии, в котором они проводились, когда Священная Канцелярия активно действовала. Это позволит нам ярче представить ужас оружия, которое Павел III дал в руки иезуитам, и Божественную крепость веры, которая позволила исповедникам Евангелия выстоять и победить страх. Обратимся к Нюрнбергу, городу в Баварии. Мы уже говорили о рвении, с которым правитель Баварии герцог Альбрехт принялся за реставрацию католицизма. Чтобы ускорить процесс, он учредил Священную Канцелярию в каждом большом городе своего владения. Инквизиция Нюрнберга все еще остается ненормальным и чудовищным памятником в центре города, где памятники изящных искусств, творения непревзойденного гения встречаются на каждом шагу. Сначала опишем камеру пыток.
Дом с таким названием примыкает к императорскому замку, который с высокого места смотрит на город сверху вниз. Его готические башни, украшенные скульптурами фасады и причудливые фронтоны расположены по обоим берегам текущего внизу Пегница. Этот дом мог быть караульным помещением замка. Он получил свое название, Камера Пыток, не потому, что здесь применялись пытки, а потому что в этом помещении были собраны все орудия пыток из разных отделов инквизиции, которые прежде существовали в Баварии. Одного взгляда достаточно, чтобы увидеть весь чудовищный аппарат, с помощью которого приверженцы Рима пытались утверждать свои догмы. В глаза входящему бросается коллекция отвратительных масок. Эти твари были чудовищной формы и дьявольской природы.  Глядя на них, мы начинаем понимать, насколько утонченным был тот дух, который изобрел систему насилия, принимавшую во внимание как тело, так и дух жертвы. Смотря на них, чувствуешь, словно неожиданно попал в грязное и низкое общество, и опустился до такого же морального уровня, что и создания, изображенные перед ним. Испытываешь унижение достоинства и теряешь стойкость духа. Прокурор, несомненно, рассчитывал на эффект, произведенный на сознание жертвы этими чудовищами, что они морально подорвут ее, и она не устоит. При отсутствии сильного духа несчастный заключенный, войдя сюда и увидев себя в окружении неземных и чудовищных созданий, должен был почувствовать, что он злой еретик, как назвал его прокурор, и как будто ад уже открыл свои врата и выслал навстречу ядовитых тварей. Эти ужасные изображения говорили без слов о том, что находившийся под проклятием впредь будет обитать с проклятыми существами.
Переходим в камеру, где нашему взору открываются более ужасные вещи. Она вся увешана орудиями пыток, они так многочисленны, что потребовалось бы много времени, чтобы их перечислить и еще больше времени, чтобы их описать. Мы должны разбить их на группы, так как невозможно рассматривать их по одному и подробно останавливаться на том, как действовало каждое и каким способом использовалось для своей ужасной цели. Было орудие для зажима пальцев, пока кости не растрескивались. Было орудие, которое загоняли под ногти, пока ужасная боль не пронизывала все нервы подобно горящему пламени. Были орудия для вырывания языка, глаз и ушей. Были железные цепи с игольчатым шаром на конце для вырывания плоти из спины, пока не обнажатся кости и сухожилия. Были железные ящики для ног, которые сдавливали конечности с помощью винтов, пока плоть и кости не превращались в массу. Были кровати, утыканные острыми шипами, на которые клали жертву и перекатывали ее из стороны в сторону, при каждом движении в несчастного врезалось множество шипов. Были железные ковши с длинными ручками для жидкого свинца или кипящей смолы, чтобы вливать в горло жертвы и превратить ее тело в огненный котел. Были рамы с отверстиями для рук и ног, устроенные так, что когда человек просовывал в них конечности, его тело сгибалось в неестественном и болезненном положении, страдания увеличивались с каждой минутой, пока человек не умирал. Были сундуки полные мелких, но искусно придуманных орудий для выщипывания, прокалывания и терзания самых чувствительных частей тела и доведения боли до такой степени, что человека оставляли разум и жизнь. На полу и стенах помещения были другие, большего размера орудия для таких же пыток – для раздирания, нанесения увечий и продления агонии живых людей, но это мы увидим в других казематах, которые предстоит посетить.
Первым впечатлением от посещения этой камеры был всеобъемлющий ужас. Казалось, что перед нами проходили изувеченные страдальцы, безмолвные в своем великом горе, с плотью, свисающей с багровых сухожилий и пустыми глазницами. Самые чудовищные сцены, изображенные гением Данте, казались не страшными по сравнению с похожими на привидения группами людей этой камеры. Первым побуждением было бежать, чтобы картины боли людей под пытками, которых заставляли умирать сотнями смертей за один раз, не остались в сознании навсегда.
Рассматриваемые нами вещи не являются моделями орудий, использованных Священной Канцелярией, это – подлинные орудия. Перед нами орудия, которыми рвали, раздирали и убивали сотни тысяч мужчин и женщин, многих святых и исповедников Господа Иисуса. Такова была ужасная реальность для людей шестнадцатого века, которую им пришлось испытать, чтобы не отречься от надежды на вечную жизнь. Это причиняло боль плоти и крови, но плоть и кровь не вынесла бы этого, если бы не Дух Всемогущего Бога.
Оставляем камеру пыток, чтобы посмотреть на здание инквизиции. Проходим полмили на восток, держась северной стены города, пока не доходим до старой башни, называемой на наречье Нюрнберга башней Макса. Звоним в колокольчик, подвешенный у дверного косяка. Появляется экскурсовод со связкой ключей, фонарем и полудюжиной свечей. Фонарь должен освещать наш путь, а свечи зажигаются и ставятся на поворотах в темных подземных переходах, по которым мы собираемся пройти. Если, к несчастью, погаснет фонарь, свечи подобно маякам в узком морском заливе выведут нас на дневной свет. Выбрав из связки самый большой ключ, экскурсовод вставляет его замок массивной двери, перед которой стоим, поворачивает его, и дверь с глухим скрипом петель открывается перед нами. Начинаем спускаться. Проходим один пролет лестницы, второй пролет, и вот, спускаемся по третьему пролету. На мгновение останавливаемся. Темнота кромешная, так как сюда никогда не пробивался луч света, но свет фонаря показал, что мы стоим у входа в горизонтальный, узкий коридор. Когда свет падает на стены и потолок, мы видим, что коридор, по которому идем, выдолблен в скале. Через несколько шагов мы оказываемся перед массивной дверью. При тусклом свете видим старую дверь, покрытую пылью и частично изъеденную червем. Пройдя по коридору еще три шага, оказываемся перед второй дверью. Открываем и закрываем ее, как и первую. Продолжаем путь, третья дверь останавливает нас. Мы так же открываем и закрываем ее. С каждым шагом спускаемся глубже в скалу и отделяемся от внешнего мира. Мы замкнуты в полнейшей темноте и ужасном безмолвии. Мы начинаем понимать, что такими, вероятно, были ощущения некоего несчастного последователя Евангелия, пораженного знакомством со Священной канцелярией,  которого вели по ночным улицам Нюрнберга к башне Макса, спускали вниз по пролетам лестницы, а потом по горизонтальной шахте в скале.  Через каждые несколько шагов массивная дверь с замками и засовами закрывалась за ним! Он, вероятно, чувствовал, насколько далеко он был от человеческого сострадания и помощи. Ни один крик, хотя и очень громкий, не мог долететь до человека сквозь скалистый потолок. Он всецело был во власти тех, кто привел его сюда.
Наконец, мы подошли к боковой двери узкого корридора. Мы остановились, повернули ключ и старинная дверь, глухо скрипя при повороте давно неиспользовавшихся петель, открылась, чтобы впустить нас. Мы оказались в довольно просторной камере, площадью около двенадцати квадратных футов. Это была следственная камера. Небольшое возвышение шло вдоль одной стены помещения. Здесь заседали три инквизитора, один богослов, другой казуист и третий гражданский. На возвышении было только распятие или образ Спасителя на кресте, который сохранился до нашего времени. Шесть свечей, которые обычно горели перед «святыми отцами», естественно, не горели, но фонарь осветил мрачную обстановку помещения. Посередине стояла горизонтальная дыба или пыточная кровать, на которой жертва растягивалась до тех пор, пока кости не отходили одна от другой. Такая рама становилась местом страданий, которые прекращались лишь тогда, когда наступала угроза смерти.
У стены камеры стояла вертикальная дыба, которая была проще, но не менее эффективной, чем горизонтальная в качестве орудия пыток. Это была железная цепь, намотанная на вал, и поднимавшая жертву к сводчатому потолку. Два больших камня, привязанные к ногам жертвы и к цепи, рывком тянули ее вниз, вследствие чего вырывались конечности. В это время  вальцы с зубцами впивались жертве в спину, превращая ее в кровавую массу.
Здесь также стояла рама, о которой мы упоминали выше, покрытая острыми зубцами. На нее бросали связанного по рукам и ногам страдальца, чтобы механизм мог изувечить его и отдать мертвенно бледного, распухшего, истекающего кровью, но все еще живого.
Повсюду наготове висели более мелкие орудия пыток. Были винты и зажимы для пальцев, ошейники с шипами для шеи, железные сапоги для ног, кляпы для рта, тряпки, чтобы закрывать лицо и для медленного просачивания воды, капля за каплей, по горлу человека, подвергавшейся такому виду пытки. Были валики с зубцами для терзания рук и спины; были железные бичи, пинцеты и щипцы для вырывания языка, разрывания ноздрей и ушей, обезображивавшие тело, пока на него не становилось страшно смотреть. Были и другие вещи, дать название и употребление которых может только знаток. Если бы у этих орудий был язык, и история этой камеры могла быть написана, какой страшный это был бы рассказ!
Предположим, что человек прошел через все это, что исповедника растягивали на пыточной кровати, резали, ломали, терзали и, однако, силой, данной ему свыше, он не отрекся от Спасителя, «под пытками не принял освобождения». Какое еще наказание имела в резерве Священная Канцелярия для тех, от кого под пытками не вырвали покаяния? Ужасные казематы дают ответ на этот вопрос.
Возвращаемся по узкому коридору и проходим немного вперед. Через каждые несколько шагов дверь, первоначально крепкая и массивная, снабженная большими железными ручками, сейчас же старая и покрытая плесенью, которая при открывании издает громкий скрип среди полной тишины. Много поворотов, но на каждом ставим зажженную свечу, чтобы не рисковать и не потерять  навсегда путь обратно в мир. Несколько ступенек вниз, осторожно, так как фонарь едва освещает пол. Вот, большая сводчатая  камера, полностью вырубленная в скале, кроме потолка, который сделан из тесаного камня. Там стоит железная фигура Девы, а на противоположной стене на крюке висит лампа, которая при зажжении освещает внушительные размеры «св.Девы». При приведении в действие пружины фигура раскрывает в объятии руки, которые напоминают двери буфета, и видно, как изнутри они утыканы острыми предметами длиной не менее фута. Некоторые из ножей помещены на уровне глаз тех людей, кого образ заключает в объятия, другие установлены так, чтобы пронзить уши и мозг, третьи грудь, а четвертые живот.
Человек, прошедший ужасные испытания следственной камеры, но не отрекшийся, должен быть проведен по извилистому коридору, по которому шли мы, и введен под эти своды, где первое, что бросится ему в глаза при свете тусклой лампы, будет Железная Дева. Его поставят перед фигурой. Палач коснется пружины, Дева откроет объятия, и несчастный будет брошен в них. Еще одна пружина, и Дева сомкнет в объятиях жертву. Крепкая деревянная балка, прикрепленная к стене подвижным шарниром, а другим у рук железной фигуры, приводится в действие винтом. Когда балка отталкивается, усаженные остриями руки Девы медленно, но бесповоротно сжимаются вокруг человека и делают свою работу.
Когда чудовищное дело закончено, палачу не надо самому вынимать из объятий Девы изувеченное  тело жертвы. Быстрое и тайное извлечение было предусмотрено. При действии третьей пружины пол под фигурой раздвигается, и тело жертвы падает в отверстие перпендикулярной шахты скалы. Внизу этой ямы на большой глубине можно различить мерцание воды. Под подвалом, где стояла железная Дева, был сделан канал. Когда она сделала свое дело с теми, кого отдавали ей на милость, она отпускала их, и они быстро падали и погружались в канал, несший их в Пегнец, из Пегнца в Рейн, из Рейна в море, чтобы покоится рядом с пеплом Гуса и Иеронима.