Лекарство для человечества

Я сделал глубокий вдох и нервозно опустился на стул в двадцатый раз за последние три минуты сорок секунд. Я никак не мог найти себе место, постоянно что-то мешало: то ноги казались слишком длинными с выпирающими, как у подростка, острыми коленями, то по телу пробегала россыпь ледяных мурашек, оставлявших узкую ледяную дорожку вдоль позвоночника, вскоре сменявшуюся горячей испариной. Я чувствовал себя лишним на этом празднике науки и человеческого гения. Пожалуй, я чувствовал себя лишним где угодно.

Перед глазами опять замелькали навязчивые воспоминания, от которых я так давно пытался избавиться. Они проникали в сознание, дрелью высверливая дыры в разуме. Я сморщился, мучаясь от очередного приступа ноющей мигрени, с силой сжал переносицу, стараясь сконцентрироваться, но мягкий запах вельветовых перчаток вызвал резкий приступ тошноты. Я изумленно посмотрел на старые бордовые перчатки на своих руках.

«Разве я их надевал? - Не помню. Чертова память, подводит все чаще...»

На всякий случай я осмотрел себя всего. Нет, в остальном все было в порядке: черный изящный фрак, начищенные до блеска туфли, аккуратно зачесанные волосы, и даже конспект лекции в кармане. Все готово к главному выступлению моей жизни. Только я по-прежнему не готов...

Как и у любого ученого, моя дорога к Стокгольскому концертному залу, где через пять минут я должен прочитать лекцию в качестве нового нобелевского лауреата в области медицины, была длинной. Все началось пятьдесят три года назад, когда в далеком Норильске на уроке биологии, настроив фокус микроскопа, я впервые увидел клетки лука. Эта простая магия поразила меня до глубины души, навсегда превратив в робкого раба познания. Отныне я больше не принадлежал себе, и был счастлив принести жизнь на алтарь науки. Благо, в каком-то смысле она ко мне благоволила.

Я с легкостью окончил школу, попутно собрав приличную стопку различных грамот и наград за участие в олимпиадах. Уже в десятом классе я был зачислен в МГУ, куда, не задумываясь, пошел, а на втором курсе уехал в Оксфорд. Блестящий молодой ученый, выдающееся начало карьеры....

Каково же было мое разочарование, когда там, в Англии, я оказался всего лишь одним из... Одним из молодых, одаренных и перспективных. Одним из многих...

Нет, я не завидовал, острая игла злобы и ненависти к соперникам обошла меня стороной. Я настолько был влюблен в свою прекрасную даму сердца, что каждого ее поклонника воспринимал как лишнее подтверждение ее очарования и красоты. Все эти пожилые лысоватые профессора и молодые прыщавые лаборанты были всего лишь бриллиантами в блеске ее изящной диадемы и пайетками в кружевах ее платья.

Я был безгранично и бессмысленно счастлив, ворвавшись в мир ее безвольных пажей. И именно там я познакомился с Сергеем. Он резко отличался от всех тех, кого я когда-либо видел в стенах исследовательских центров. Молодой, красивый и успешный, он был менеджером от науки. Бесспорно талантливому и даже гениальному, ему все давалось как-то легко и непринужденно. В нашем окружении, он заметно выделялся скоростью мысли и практической жилкой.

Каждое утро свежий, бодрый и одетый с иголочки, он влетал в лабораторию, одаривая всех идеальной голливудской улыбкой и ароматом дорогого парфюма. Он сразу приковывал к себе все внимание, мгновенно превращая врагов в друзей. Во мне же он пробудил восхищение, граничащее с обожанием. Пожалуй, именно такого мужчину, на мой взгляд, должна была выбрать моя прекрасная возлюбленная. И она его выбрала.

Со скоростью пулемета Сергей выпускал статьи и делал поражающее воображение открытия. Любимец публики, он читал прекрасные лекции и даже успевал давать интервью на телевидении. Идеальный мужчина для моей идеальной женщины. В каком-то смысле я и сам был в него влюблен. Я с радостью вошел в его научную группу и через некоторое время мы даже стали лучшими друзьями.

Конечно же, я всегда уступал ему и был только на вторых ролях, но это положение меня полностью устраивало. Ведь он, как никто другой, смог не только приблизиться к моей любимой, но и даже перейти с ней на ты. Он был ближе к ней, чем кто бы то ни было. И быть рядом с ним - значило: быть рядом с ней.

Одинаково увлеченные, мы с легкостью находили общий язык во всех областях. Единственным камнем преткновения в нашей дружбе стали противоположные взгляды на конечную цель исследования. Главной мотивацией Сергея, что бы тот ни делал, была коммерческая выгода. Он бы никогда не стал заниматься тем, что не считал прибыльным. Ни одно, даже самое интригующее открытие не пробуждало в нем никакого интереса до тех пор, пока оно не сулило получение приличной суммы денег, и ничто на свете не могло его переубедить.

Меня же манила загадка как таковая, ее чарующая тайна и интригующая игра. Я всегда был готов делать исследования ради исследований. Мы проводили часы и даже дни в жарких дискуссиях о предназначении ученого и его месте в современном мире. Каждый с пеной у рта отстаивал свою позицию, пытаясь побороть оппонента. Эти споры больше напоминали кровавую корриду, где каждый из нас был то быком, то тореадором, коварно загоняющим соперника в смертельные тиски логических ошибок, но они никогда ничем не заканчивались. Да нам и не хотелось, чтобы они закончились. Мы были молоды, гениальны и счастливы...

Однажды все резко изменилось. В наших долгих поисках мы наконец-то напали на след чего-то по-настоящему нового. Невероятное, немыслимое открытие, способное избавить человечество от большинства известных заболеваний, в том числе таких смертоносных палачей, как рак и СПИД. Огромный прорыв и вселенское достижение, оказавшиеся у нас в руках.

Проводя многочисленные эксперименты и разрабатывая химическую формулу, мы даже боялись вслух говорить об успехах и результатах, перекидываясь электронными письмами. Казалось: стоит озвучить перспективы этого препарата, все сразу же развалится и мы останемся у разбитого корыта. Сергей настолько увлекся этим исследованием, что переехал жить к нам в лабораторию. Он практически полностью перестал спать, есть, превратившись в бледный призрак самого себя. Предвкушая огромную выгоду, он забросил все прочие разработки, сутками работая только над этим препаратом. Порой я даже замечал отблеск безумия в его глазах, но тут же отгонял от себя эту мысль.

Через два года экспериментов, мы наконец получили первые результаты. Препарат действительно работал. Но была одна проблема, которая могла уничтожить все. Для получения препарата нужна была свежая мозговая ткань особи того же вида. Чтобы омолодить одного человека, нужно было с помощью специальной камеры изъять мозг у другого.

Мы использовали все возможные методы, предприняли бесчисленное количество попыток, пытаясь заменить мозговую ткань одного вида другим. Мы экспериментировали с мышами, свиньями, кроликами и шимпанзе... Да с кем мы только не экспериментировали! Но результат всегда был один: если нужно вылечить мышь, то придется убить мышь, если макаку, то макаку.

Последний наш эксперимент проходил на гориллах. Мы увеличили камеру, чтобы теперь в нее могла протиснуться большая обезьяна. Мы провели в лаборатории более 24 часов. Все сотрудники совершенно вымотались и, сжалившись, мы отпустили всех домой спать, оставшись только вдвоем. Но в очередной раз мы получили те же результаты. Зараженная горилла, получившая препарат с мозговыми клетками сородича, чувствовала себя прекрасно, а остальные моментально умирали.

Констатировав смерть очередного подопытного, я устало вздохнул. Глаза слипались, тяжелая голова гудела, а руки были по локоть испачканы в крови и различных химикатах. Я вышел из своего кабинета, подошел к камере, с тоской посмотрел на обезглавленное тело гориллы и нажал кнопку очистки. Камера зажужжала и принялась за грязную работу. Идти в соседнюю комнату к Сергею не хотелось. Я знал, что это была катастрофа. Столько лет мучений, и все зря. На данном этапе мы не могли сделать ничего. Мы попробовали все варианты. Альтернатив просто не было.

Подавленный тяжелым грузом разочарования, я отправился к нему, готовясь к тому, что моему другу сейчас очень нужна моя поддержка.

Я постучал по дверному косяку, но Сергей не откликнулся. Он сидел спиной ко мне за монитором, что-то быстро печатая. Пальцы хаотично бегали по клавиатуре, извлекая ритмичный стук.

- Что ты делаешь? - в качестве вводного слова поинтересовался я.

- Статью пишу...- резко отозвался Сергей.

- Какую?

- Какую- какую? Мы такую работу проделали, нужно ее срочно опубликовать. Возможно, даже под нобелевку попадем! - его голос был непривычно бодрым и веселым.

- Я тебя не понимаю, - я быстро подошел к Сергею, все еще не видя его лица.

- Что ты не понимаешь? Публиковаться надо. Мало ли: не успеем...- он крутанулся на кресле и развернулся ко мне. Его мимические мускулы расслаблялись и сокращались в произвольном порядке, глубокие темные круги под глазами казались провалами в бездну, а сами зрачки сияли безумием. Он судорожно кусал губы, на которых уже была видна кровь, и упорно не смотрел на меня.

- Ты с ума сошел?! - оторопел я. - Ты понимаешь, к каким последствиям это может привести? Ты правда хочешь на всю планету заявить, что теоретически мы можем вас вылечить, если вы привезете нам своего соседа? Мы его тут же обезглавим и вольем вам в кровь его мозги. Так и представляю заголовок: принеси мозг- получи здоровье в подарок! Ты свихнулся?!

Он промолчал. Казалось, что он вообще меня не слушает.

Ярость и непонимание пульсировали в моих венах. Господи, да я тоже расстроен, что все пошло насмарку, что ничего не получилось. И годы исследований оказались пустой тратой времени. Но это же не повод сходить с ума и сообщать о чем-то подобном общественности.

- Какого хрена ты молчишь?! - заорал я, наклоняясь и стараясь поймать его взгляд.

- Да не могу я ! Не могу! Не могу молчать! - он резко вскочил и посмотрел мне в глаза. Он был полон решимости и сумасшествия. - Я не могу отказаться от этих исследований! Я положил жизнь на них. Мы их опубликуем. Мы ученые, не наша ответственность решать, что будет дальше с открытием!

- Ага, решил вторую ядерную бомбу запустить?! Ты хоть представляешь, что с этим миром будет? Да все уроды захотят себе здоровье, и не поскупятся ничем ради этого. Людей будут убивать только ради лекарства. А что с нами будет? Мы же уже никогда не будем жить как раньше? Нам никто не даст обычной жизни!

- И что? Это уже не наша ответственность. Мы сделали свою работу, мы должны получить за нее награду! И ты меня не остановишь!

Он побледнел, на лице выступил холодный пот, его затрясло. Я невольно отступил назад. В этом безумце я никак не мог узнать своего доброго и всегда владеющего собой друга. Он был жалок и нуждался в лечении. Я протянул руку, чтобы его успокоить, но он резко отпрянул и больно ударил меня по протянутой руке.

- Либо ты со мной, либо уходи... - прошипел он, скалясь.

- Это и мое исследование. Я не могу уйти. Успокойся, тебе нужно поспать. Завтра успокоишься и мы это обсудим.

- Я не буду успокаиваться! - заорал он. - Вон! Иди вон! - он указал дрожащим пальцем на дверь. - Ты меня не остановишь!

- Я не уйду, наполовину это мое исследование. Я не дам тебе права на его публикацию! - у меня оставался последний козырь.

Его лицо превратилось в гримасу ужаса и ненависти. Ладони сжались в кулак. Тело сотрясала судорога, он перестал себя контролировать. Он слегка присел и резким рывком бросился на меня, я почувствовал жесткие хлесткие удары, острую боль, и кровь заливающую глаза. Он бил меня без жалости и сожаления. Один удар. Второй. Третий. Я видел кровь на костяшках его пальцев. Время замедлилось, мое сознание тонуло в тумане сладкой патоки. Еще немного и я бы умер.


Я начал падать, пытаясь нащупать какую-нибудь опору. Ладонь дотронулась холодного стекла. Стараясь спастись, я схватил какую-то колбу, и швырнул ее в Сергея. Хрупкое стекло разлетелось сотнями маленьких искорок и его лицо скрылось в облаке дыма. Щелочь начала разъедать кожу, он дико заорал и схватился за лицо. Я услышал шипение и почувствовал мерзкий запах, который, как нашатырь, прояснил мое сознание. Собравшись, я схватил тяжелый ящик и с силой опустил его на голову друга. Он охнул и тяжело осел на пол. Его лицо было похоже на тарелку с геркулесовой кашей.

Я ошарашенно смотрел на него. Господи, что мне делать?! Если он выживет, он точно меня убьет. Он не простит мне этого. Его лицо, его прекрасное холеное лицо, которое он так любил. Он сошел с ума. Спятил! Он точно меня убьет.

Страх наполнил все мое тело, я чувствовал себя маленьким щенком, посмевшим огрызнуться на огромного волка, вождя стаи. Первый выпад мне удался и я смог ранить противника, но тот скоро очухается, и все вернется на круги своя, он меня уничтожит, разорвет на куски в назидание всей остальной стае. Я ощутил совершенно животный страх и рабское желание подчиняться. Больше всего на свете мне хотелось поджать хвост, подползти к вожаку, громко скуля, и попытаться вымолить прощение. Но я знал, что это бесполезно. Вожаки не прощают.

Трясясь от ужаса и отчаянной дерзости, я схватил его за ноги и потащил. Тяжелое тело не хотело поддаваться, но страх придал мне сил. Несколько десятков метров, и я запихнул друга в камеру, и, зажмурившись, нажал на кнопку. Камера начала работать, нужно было только добавить остальные составляющие вакцины и подставить емкость. До получения панацеи осталось несколько минут...

Окончание того вечера я почти не помню... Оно в большей степени восстановлено по полицейским отчетам. Но должен признать, что страх наказания активизировал все скрытые возможности моего разума и превратил меня в злобного гения. Я не стал избавляться от тела, убрал комнату, спрятав все следы преступления, и доработал камеру... Воспользовавшись инструментами друга, а также его особенным стилем сборки, который знал в совершенстве, я смог разместить внутри камеры кнопку включения. Благо, всеми ее модификациями занимался именно он. Несколько отпечатков пальцев и прощальная записка на компьютере... Покончить собой во имя науки, как благородно.

Когда я вышел из лаборатории в тот вечер, я почти не дышал. Казалось, что кто-то нажал на паузу, остановив видеозапись, и так и не хочет запускать ее обратно. Я ждал, что на утро в дверях меня встретит полиция и обвинит в убийстве, но этого не произошло...

Не произошло это и через месяц. Невероятно, но полиция поверила в версию самоубийства, чему в значительной мере способствовали результаты вскрытия. Оказалось, что у самого Сергея была четвертая стадия рака.. Не знаю, знал он об этом сам или нет. Надеюсь, что знал.

Еще через месяц я смог вернуться к работе в лаборатории. Сначала было страшно, но потом я привык и перестал вздрагивать при упоминании его имени.

Через какое-то время мы даже получили разрешение и попробовали препарат на одной неоперабельной девочке. К всеобщему восторгу, она выжила. Прекрасная милая добрая девочка, она пообещала заниматься благотворительностью...

Естественно, что после этого все коллеги долго упрашивали меня написать статью. Сначала я сопротивлялся, но слезы на глазах девочки и ее матери меня убедили. Наверное, все так и должно было произойти...


Я снова встал со стула и принялся мерить комнату шагами. Никогда не любил публично выступать. Сергею это удавалось гораздо лучше... Он всегда ходил на все презентации от лица нашей научной группы. Вдруг дверь отворилась, и подтянутый дворецкий, похожий на ворона, пригласил меня следовать за собой. Вслед за ним я прошел по темному коридору кулис под шквал аплодисментов. Яркий свет ослепил меня и я оказался на огромной сцене. В зале был аншлаг, увидев меня, все присутствующие встали и зааплодировали мне стоя.

Собравшись с духом, я медленно подошел к кафедре, выложил конспект и закашлялся. В горле застрял комок. Я сделал пару глотков воды, успокаиваясь, и дрожащим голосом заговорил:

- Добрый вечер, дамы и господа! Счастлив вас приветствовать на своей лекции. Но хотел бы начать выступление с минуты молчания в честь моего друга, коллеги и великого ученого Сергея Мушкавина. Его великая жертва навсегда останется для нас символом самоотверженности ученого... Сергей, ты был лучшим из нас...Мы помним...Мы скорбим..