Страшный суд

Поэт Али бен Салам, живший в Кордове в девятом веке, во времена третьего халифата, обращаясь к своим ученикам, сказал однажды: "Если вы хотите рассказать свою историю с самого начала, начните её с сотворения мира". Однако, если опустить первые шесть дней творения, изгнание Адама и Евы из садов Эдема, всемирный потоп и историю великих и загадочных цивилизаций древней Месопотамии, а также рассвет и закат античности, и наконец эстетическую деградацию постмодернистского индустриального общества, то - следуя далее выбранному маршруту - попадаешь прямиком на Страшный суд. Правда, в места для зрителей.
Над входом в зал заседаний, как и положено, вывеска: СТРАШНЫЙ СУД. А внизу мелким шрифтом: "Выставка картин современных и средневековых художников в Манеже".
Развешанные по стенам картины, написанные преимущественно в красных и черных тонах, оставляют, надо сказать, совершенно удручающее впечатление. На большинстве из них обнаженные тела в неестественных позах, огромные чаны с кипящей смолой, скелеты, какие-то отвратительные, шныряющие повсюду, волосатые твари и страшные, крылатые судебные исполнители с холодным оружием в руках. Короче, ужас и мрак.
Правда, в этой череде, на дальней от входа стене, у самого окна с фикусом, висела одна картина совершенно иного содержания.
На картине этой изображалась обыкновенная улица где-то в районе новостроек. Одинаковые серые дома, заклеенные у парадных оборванными объявлениями. Покрытая грязью мостовая. Дворничиха в оранжевой безрукавке с синеватым лицом. Длинная очередь к пивному ларьку. Огромная дымящая заводская труба и рота тощих солдат, которых красноносый старшина ведет к бурому кирпичному зданию с вывеской "Баня".
В этой картине, казалось, не было ничего особенного. Но, может быть, именно поэтому наводила она такую тупую тоску и скуку, что в пору от нее было только застрелиться.
Хотя все же была в картине одна деталь весьма незаурядного свойства. У самого перекрестка, напротив погасшего светофора, прислонившись к стене дома, стоял мужчина средних лет с лицом постным и унылым. Он был в поношенном коричневом пальтишке и с драным бухгалтерским портфелем в руках. Типичный товаровед заштатного магазина каких-нибудь скобяных товаров. Причем, взгляд у этого товароведа был отчего-то растерянным и даже испуганным. Однако, этот мужичок тоже не был незаурядной деталью висевшей у окна картины. Деталь же эта состояла в следующем. Стена дома, к которой он прислонился, была с одной стороны, как и положено ей быть, шлакоблочной и серой. А с другой стороны - вовсе нет. С этой, другой стороны, была она не больше не меньше, как полупрозрачной стеной между мирами. И за этой стеной явно просвечивала какая-то совершенно иная жизнь. Причем удивительно красивая. Правда что за ней происходило, понять было невозможно, так как просвечивали через эту полупрозрачную стену, лишь какие-то неясные очертания, в основном туманно-голубых и розовых тонов. Единственной же частью потустороннего мира, которую можно было сквозь стену разглядеть достаточно отчетливо, была спина этого самого унылого товароведа, которая в другом мире и находилась. Причем с той стороны, спина эта была ангельская, с большими белыми крыльями, и свисали с этой спины какие-то невиданные роскошные одежды. А в нашем сером промышленном мирке, ангел этот, подойдя вплотную к стенке и деформировав ее пространственно-временной континуум своим мощным крылатым телом, превратился вмиг в заштатного работника прилавка, который, еще помня о своей прошлой жизни, сейчас с ужасом взирал на мерзкий серый городской пейзаж.
Хотя возможна здесь и другая интерпретация. Судя по названию выставки "СТРАШНЫЙ СУД", ангела этого, за какие-то поступки несовместимые с ангельским званием, подвели к этой стенке и, частично, пинком, выпихнули наружу. Чтобы, вкусив все прелести жизни "там" он особенно не зазнавался и ничего из себя не строил. Причем выпихнули с таким условием, что как только он свой буйный нрав умерит, так может, значит, возвращаться обратно. Так как на самом деле, никто его из небесного ангельского мира и не выпроваживал. А просто подвел к окошечку, чтобы он туда глянул, и, через миг, в ужасе отшатнувшись, быстренько пришел бы в нормальный ангельский вид. Вот такая была картина. И внизу подпись: А. Мордыхаев. "Страшный суд" А чуть подальше - "автопортрет".
Честно признаться, я о таком художнике никогда не слышал. И картин его прежде не видел. Однако, СТРАШНЫЙ СУД Мордыхаева понравился мне несравненно больше, чем панорамы кисти Синьёрелли или Лохнера. Потому что, хоть где-то и пугают нашим вонючим, промышленным мирком разных зарвавшихся ангелов, но мы к нему уже вполне привыкли. И чувствуем себя здесь очень даже ничего. С другой же стороны, очень трудно поверить, что во всей этой грустной панораме только один А. Мардыхаев является временно падшим ангелом. А остальные - исключительно аборигены. Скорее всего, все мы с господином Мардыхаевым родственники, а следовательно, все родом оттуда. Поэтому грядущий Страшный суд, которым пугают в церкви, надо полагать, уже состоялся. И приговор давно вынесен и приведен в исполнение. Только интересно бы узнать, какой срок нам дали. И еще одно искуствоведческое замечание. Согласно общей теории относительности Альберта Энштейна - один миг там равен трем тысячелетиям здесь. В контексте Страшного суда художника Мардыхаева, это, пожалуй, самое печальное открытие за всю историю изгнанного из рая человечества. Однако, что такое три тысячелетия в сравнении с вечностью...


Рецензии