Степаныч

               


               

Если в  поселке  Светлореченск  пройти вдоль улицы  Береговая то почти в конце ее  вам в глаза бросится небольшой, но  удивительный  домик Николая Степановича  Бурова, бывшего военного, побывавшего за время службы не в одной горячей точке, исколесившего, почитай, полмира.  Когда  жена Николая  вдруг  заболела, он списался из вооруженных сил, уже будучи  в высоких  чинах. Благо его возраст позволял ему уйти в отставку. Они переехали   в пригородный поселок – Татьяне нужен  был свежий воздух. Через  пять  лет  Татьяна умерла, а с ним  остался  пятнадцатилетний  сын, Пашка. Больше Николай не  женился, хотя  претенденток  было немало. Николай  доучивал  сына, приучал его к труду, учил уважению к старшим, заботе к младшим, любви к  животным, к чистоте и порядку, пониманию прекрасного и уродливого, учил  доброте и порядочности и, конечно, справедливости. Хотя, что  значит – приучал. Этим всю  жизнь  занималась  Татьяна, учительница по профессии. Так что  Николаю оставалось лишь продолжить развивать   заложенные навыки и проверять результат  на деле.
-Степаааныыыч… - раздался голос у калитки. На крыльцо вышел высокий, поджарый, с явно военной выправкой  мужчина.  Пышная  седая шевелюра обрамляла загорелое, как будто высеченное из дерева лицо, на котором в первую  очередь  выделялись его  большие серые глаза, умные, пытливые, но с какой-то  затаенной болью…
-Здравствуй, Наталья. Что ты мне  сегодня принесла?
Почтальонка Наталья, крепкая, молодая,  очень  даже симпатичная женщина, как  будто не слыша вопроса, залюбовалась мужчиной. Она и не скрывала, что  он ей  давно нравится, Степаныч не проявлял ни  малейшего  интереса к ней, как  к  женщине. Впрочем, и  другие  женщины его не интересовали, хотя он всегда был  с ними  галантен, предупредителен и вежлив.
Наталья, как бы  очнувшись и немного смутившись, протянула ему   конверт и две  газеты. Конечно, все  это  она  могла просто  положить в аккуратный, необычный и  очень красивый   почтовый ящик, но  соблазн  лишний раз увидеть эти  безумно   любимые серые глаза, услышать  этот  твердый, но  такой  желанный  голос… Все  притягивало взор у калитки этого двора, начиная с хозяина и заканчивая самим домом – аккуратным, с резными  наличниками, белоснежными ставенками, черепичной, терракотового цвета крышей, резным из металла надтрубником для  рассечения и гашения искры, коньком на вершине крыши, витражным большим  окном на чердаке, деревянными белоснежными в  три  ряда кружевами – подзорами на  фоне удивительно нежно- голубого цвета стен.
Крыльцо дома – это лебединая  песня деревянного зодчества: резная  решетка представляла собой переплетение растительности и сказочных  животных и птиц. Двор   был  чистый, аккуратный и каждая постройка во дворе несла свою незыблемую  функцию и, конечно украшала этот  двор.  Весь инструмент, который может  понадобиться сельскому умельцу  аккуратно лежал и висел   в сарайчике, который и сарайчиком-то  назвать  язык не поворачивался: не всякий  дом в поселке с ним   мог соперничать по красоте и  крепости. Четко распланированные аккуратные  дорожки  были  вымощены кирпичом и  засыпаны по щелям мелкой щебенкой. Остальная часть  двора утопала в  зелени и цветах, а  дальше огород, такой  же красивый и ухоженный. Никто  бы не поверил, что  здесь уже  тринадцать  лет нет  женщины и вся эта красота  - дело рук Степаныча.
-Спасибо, Наталья, - коротко, по-военному  сказал  Степаныч и  сразу углубился в чтение письма от  сына. Письмо писали всей  семьей Павла.  Тут  и  Алена  сделала тёплую приписочку, приглашая  папу, как она  его  называла, в гости. Степаныч  поднял,  выпавший из  письма  листок. 
-Внучок прислал, - догадался Степан и его глаза на миг потеплели и увлажнились. Внук Лешка, первоклассник, с несколькими  словами  любви прислал  рисунок, где он, Лешка в  военной  форме и с  ружьем.
-Растет  смена, - подумал Степаныч и скупая слеза предательски  навернулась  на  глаза.
Наталья, глядя  на  Степаныча, который  сейчас  был   очень  далек  от нее, вздохнула и медленно  пошла  дальше. Ей казалось, что и сумка  стала  тяжелей и  ноги непослушней…
Мяукнул  где-то  котенок. Степаныч  огляделся и увидел  Пушка,  Муськиного сыночка.  Пушок   был  один в один  как Муська в  детстве, а  Муську внучок три года  назад  достал из  какой-то  грязной  лужи, принес ее жалкую и мокрую и, конечно, грязную и голодную.
Они с   Аленой отмывали ее, сушили, кормили. Уже через  месяц это  был веселый, очень ласковый клубок, а когда выяснили, что  это  девочка, назвали Муськой.  Так  решил  Алексей. Степаныч, держа в   руках Пушка, вспоминал  этот день и улыбался: грязный котенок, грязный Лешка, хлопочущая Алена, которой потом пришлось и   Лешку отмывать и  одежду его стирать. А два  года  назад, но уже  зимой Степаныч подобрал   маленького  щенка, который уже едва скулил  от холода  на  берегу реки, куда Степаныч регулярно  ходил на  рыбалку.  Присмотрелся и обнаружил  какую-то  шевелящуюся  тряпку.  Он  поднял ее, развернул и ахнул: маленький, черно-рыжий комочек уже едва  подавал признаки жизни. Степаныч схватил  удочку, сунул  щенка  запазуху и помчался  домой, даже  рыбу у  лунки  оставил, не  до  нее   было. Когда  щенок  отогрелся и  был накормлен из  соски, его потянуло  на сон.  Помнит Степаныч, как вошла  Муська, когда   щенок уже спал.  Степаныч  замер: - Как  она примет нового члена семьи?
Муська обнюхала кутенка и  легла  рядом, прикрыв малыша  лапкой.  Так  и стала  она ему  временной   матерью. Выводила его  во  двор, приучая ходить  только  по  дорожкам и ни в коем  случае не  лезть в цветники  или на грядки.  Ее щенок  понимал  сразу.  Степаныч озадаченно следил  за уроками  Муськи   и думал: - А кто же тебя-то  этому  научил? Он замечал, что  Муська никогда не копалась в  грядках, как  это  делают обычно кошки, а  облюбовала себе отхожее место в  невысоком, но просторном  ящике с песком. Теперь  к ящику  она приучала  щенка. Степаныч этому  радовался и песок периодически менял. Щенка Степаныч  назвал  Февралем, так как  найден  он  был в   феврале на  реке Светлая, протекавшей недалеко  от его дома. В Светлореченске было  две реки, но та, что  с  другого конца поселка звалась Каменка.  Она была  мелкая и каменистая и летом часто  пересыхала в иных местах, зато  Светлая всегда  радовала глаз и  одаривала   жителей поселка рыбой, а  Степаныча еще и   Февралем  одарила.
Вскоре, когда  Муська свободно проходила  под  животом   Февраля, кошка поняла, что ее  материнские  функции   закончились и теперь Февраль ухаживал и  защищал ее, а однажды прямо – таки  вырвал ее из  стаи  бродячих  собак, которые плотным  кольцом окружили  Муську. Правда его хватанул  за ногу какой-то пес, но  Муська была спасена.
Степаныч  долго  залечивал  ногу Февралю и к ветеринару его возил на велосипеде, благо  корзина  была  вместительная. Наконец Февраль  поправился и все  пошло  по-прежнему.
В мае к отцу приехал  сын  с семьей,  навезли ему всяких подарков, зная, что  у   него  одиннадцатого  День  рождения. Уехали  девятого вечером – на  работу с утра, да и Лешке в школу. А одиннадцатого Степаныч, как обычно готовил  завтрак  для всех своих  питомцев, раскладывал его, а те, как  будто зная, что  у  хозяина  День рождения, сидели чинно в  ряд и следили  за  Степанычем, водя носом.
_ Да ладно вам, ешьте …
Вдруг послышались  странные  звуки со  двора. хозяин прислушался:
-Кто  это  там у него разбойничает?
Вышел во двор, а  там, в цветнике копается  маленький, розовенький поросеночек.  На шее, сбившийся  набок, розовый  бант, концы которого этот свинтус успел  копытцами втоптать в землю. Февраль  конечно же выскочил вслед  за  хозяином, почувствовав неладное, не спеша  вышла  Муся.
Поросенок, уставившись на пришельцев, не сразу понял, кто здесь в  гостях. Стали  ловить незваного гостя, и когда поросенок сам кинулся под ноги  к Степанычу, тот его  ухватил за  бантик, к  которому   была приколота скрепкой  записочка: - С Днем   рождения! И без подписи.
-Это кто же мне такую свинью подложил? - вслух произнес  Степаныч, но  раздумывать  долго не стал, догадка пришла сама:
-У Баженовых недавно свинка  опоросилась, а  он часто  там  бывал, помогал по  дому вдове, погибшего в аварии Сереги.
-Ну и что  мне  с тобой  делать? Ты и  часу не побыл, а уже все цветники мне перекопал.
Как бы в  подтверждении этих слов, гавкнул Февраль.
-Вот и  Февраль  тобой недоволен. Ну что, ребята, будем выпроваживать  гостя или  возьмемся  воспитывать?
Февраль в ответ  дважды  гавкнул, подошел  ближе к хозяину, который сидел на корточках и лизнул розовый визжащий подарок.
-Принял, значит, - резюмировал Степаныч.
Подошла Муська, потерлась  об ногу Степаныча и что-то  промурлыкала. Тут  выскочил  Пушок, запрыгнул на колено Степаныча и уставился на поросенка.  Тот хрюкнул   на Пушка, котенку явно  это не понравилось и  он, выгнув спину, стал  шипеть  на  гостя.
-Ну  ладно, ладно…  Большинством  голосов оставляем гостя  себе, тем  более, что это  подарок ко Дню  рождения.
Соорудив  на летней   кухне поросенку   временный  загончик, Степаныч сказал:
-Ну, ребята, воспитывайте, а я  буду  только  кормить….
Февраль  радостно  залаял, а  Муська тут же начала процесс воспитания, ударив по  пяточку поросенка, когда тот  попытался выскочить за пределы, отведенные  для него.
-Назовем  его  Зефиром – уж  больно  он  розовый и праздничный.
Февраль  тут же согласился, пролаяв что-то  свое, Муське  было всё  равно, как  будут звать воспитанника, а  Пушок все  ходил осторожно и  шипел, отпрыгивая.
-Ну,  ты уж, Пушок, привыкай к Зефиру,- и пошел подогревать  молоко  новому члену  семьи.
Дни  становились  длинные, теплые.  Кругом  подросла  молодая  трава, одуванчики   закивали  желтыми головками, цветы  распускались на клумбах, подрастали  овощи на грядках – одни быстрей, другие медленней. Подрастал  помаленьку и  Зефир.  Он  бегал  по  двору, но всегда неизменно  рядом  были  Муся и  Февраль.  Когда Зефир  совершал  поползновения на  цветы или  грядки, его воспитатели немедленно пресекали эти  попытки, приучая  бегать  только строго  по  дорожкам. Отхожее место  ему  определил  Степаныч. За сарайчиком была  земля с песком  и  остатками угля, вот  там-то  Зефир  и  отводил душу, превращаясь за час в чумазого свина, Потом  Февраль  выгонял его  оттуда и вел к корыту с водой, уже согревшейся на солнце.  В корыте чумазик снова превращался  в розовенького Зефира, а уж  Муся, когда Зефир нежился на  травке доводила чистоту  до конца.  Только  Пушок не участвовал в этом воспитательном  процессе, а  чаще провоцировал Зефира  на  неадекватные  действия.  Однако и  он после кормления поросенка стал  облизывать его пятачок, оставляя его чистым, внося  свою лепту в  общесемейный лозунг: «Чистота -  залог  здоровья!»
Степаныч  долго не мог понять, почему поросенок   всегда  такой  чистенький, но когда прихватил Мусю и Пушка  за процессом умыванием  Зефира, от  души  расхохотался.
В конце июля настала  тринадцатая годовщина со  дня смерти  Татьяны. Степаныч  собирался на кладбище к  жене. Приготовил  поминальный обед.  Замер в нерешительности и прошел в  зал, где на самом  почетном месте в красивой  раме висел портрет жены. Татьяна не  была красавицей, но мягкий, теплый  взгляд, добрая, располагающая улыбка создавала всю  атмосферу уюта и благополучия в ее семье.
Её  любили все: муж, сын, коллеги, школьники, соседи. Как-то недавно сын спросил  отца:
-Пап, а  почему ты не  женишься? Столько  хороших  женщин вокруг  тебя?
-Запомни, сынок: жена, как и Родина, у  настоящего  мужчины  должна  быть одна!
Больше на эту тему  разговоров не  было.
Степаныч, глядя на портрет   любимой  женщины, прошептал:
-Как  же мне  тебя не  хватает, родная…
Тут в  зал  вошли все: Февраль, Муся, Зефир, Пушок, как бы  осознавая  серьезность  ситуации.
-Ну  ладно, пошли, ребята!
Странное  шествие, во  главе  со  Степанычем,  несшего в руках пакет, замыкалось  Пушком, который  то и дело  отвлекался на всякие интересные  для него предметы.
Вот и кладбище. Степаныч прошел вглубь, ориентируясь на недавно   окрашенную витую оградку на могиле Татьяны. Придирчиво  осмотрел   оградку, памятник – ничего не нарушено, все в порядке: цветы благоухают, березка распустила сережки, калина цветет кипенно- белыми   дисками.  Чисто  символически  он  поправил свежие венки, цветы, сорвал  желтый  листочек. И присел  на скамейку, сделанную, как и всё  остальное своими  руками. Развязал  узелок, достал блины, колбасу, яйца, любимое вино  Татьяны – Хванчкара. Вино  налил в два стакана, на  один положил  по  русской традиции хлеб и поставил его на могилку. Разделил все продукты  между своими спутниками и  только  тогда выпил свой стакан вина. Остатки  вылил рядом с  могилкой. Видимо  так  было  заведено. Даже на свой  день  рождения он не пил и вообще никогда ничего не пил, а  сегодня  надо….
Зефир уже пристроился возле памятника, благо  ласково пригревало солнышко, но  Февраль прогнал его  за оградку, дважды  гавкнув, видимо  напомнил  Зефиру, чтобы он не вел себя по-свински. Домой возвращались в  том  же порядке. Вдруг  Февраль  замер и насторожился. Муська  тоже  занервничала.  Эта тревога передалась Степанычу и  он пошел  туда, куда смотрел Февраль.  Там, в  траве, трепыхался  галчонок. Он не мог взлететь и испуганно  бил  одним  крылом.
-Видимо кто-то  пристреливал  ружье,- сразу же   по  ране понял  Степаныч.
Дома, осмотрев внимательно  галчонка, Степаныч  понял, что не сможет ему помочь: крыло  перебито в   двух  местах.  Он  завернул  его в  белое полотенце, положил в корзину велосипеда  и  скорей к ветеринару.
-Степаныч, а  галчонок-то  тебе  зачем? – спросил  Петр Иванович, местный  ветеринарный фельдшер
-Так  живая же тварь, Иваныч…
-Ну, ну, - задумался  фельдшер.  Потом решительно понес его на хирургический стол, приготовил все необходимое для предстоящей  операции.
Через  сорок минут  Степаныч вынес в коробке из-под  лекарств, которую ему презентовал  фельдшер, своего галчонка. Осторожно  положил  пациента в корзину.
Дома его  ждали все  прямо  у  ворот. Увидев  велосипед, Февраль  радостно  залаял, Муська прыгнула на столб забора, подняв победно хвост, а Зефир просовывал розовый пятачок между штакетинами и что-то  радостно хрюкал, хрюкал – радовался наверное.
Подскочил Пушок и как  только Степаныч  ввел  велосипед во  двор, прыгнул  на сиденье, заглядывая в корзину.
Все  ребята нормально.  В нашей семье прибавление…
-Степаааныыыч.. –  послышался знакомый голос почтальонки. 
-Пенсию  тебе принесла.
-Ну что ты, Наталья! Я бы и  сам пришел.
-Да куда же тебе  от  такого семейства идти.  Получи.
Надо сказать, что  пенсия у  Степаныча   была приличная, с  доплатами  за  ранения и горячие точки, о  которых  он никогда, никому не говорил, даже сыну  с невесткой.
Незаметно июль сменился  августом.  Вечерело.  По  дорожкам бегали Пушок с  Зефиром, в коробочке выздоравливал галчонок Пуля, высовывая из  коробки свой  любопытный нос,
Кошки  грелись в  последних  лучах солнца, а  Степаныч с Февралем  собирались на  рыбалку. Черви  заранее накопали, удочки проверили.
-Ну что, Февраль, пошли! А ты, Муся, за  главного остаешься.  Следи за  порядком.
Муся  широко   открыла глаза, обвела двор  взглядом  и,  что-то промурлыкав, снова зажмурилась, говоря тем:
- Ну, куда я же  денусь, послежу….