Цветы у дороги. Глава 6

Обитатели первой комнаты закончили тренировку, освежились в душе и отдыхали на кроватях в темноте, не включая свет.
Бульбак лежал с гитарой на животе и, перебирая струны, тихо и задумчиво напевал  любимую им песню:

Когда воротимся мы в Портленд,
Мы будем кротки, как овечки,
Да только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда…
Что ж, если в Портленд нет возврата,
Пускай несет нас черный парус,
Пусть будет сладок ром ямайский,
Все остальное – ерунда….

- Чес, сука Чес…- перебил свое пение Бульбак, - Мы ведь только недавно сняли с тебя такую паскудную пиявку,
рискуя собственным благополучием, а
ты? Опять лезешь в ж***

-  А чё-ё?… – откликнулся Чес.- Ну,
сделала бы нам минет...
А теперь эта воспетка будет вы******ся,
начальника тут из себя корчить. Надо было опустить ее
 для начала. Нах ты впрягся за нее?

Бульбак молчал. Это значило, что Чес
мог высказать всё, что хотел.

- Ты же, Бульбак, сам говорил, что нормальный человек
 – хищник. Травоядных едят. Все их книжки с
фильмами про любовь и всё такое, стишки и песенки о доброте,
 жалости, всякая такая хрень –  это всё их трава, поле, поле!
 Твои же слова? Пусть они пасутся и хрумчат эту свою травку,
пока их не съедят.
А мы - нормальные здоровые хищники!
И я не понимаю, почему мы должны пожалеть эту сисястую
и не порвать ей задницу, чтоб знала свое место!

- Да… Не даром говорят: «Страна нуждается в героях,*****рождает
дураков», - задумчиво подытожил его рассуждения Бульбак.
Отложив гитару, он сел на кровати и, не обращая внимания на
 эмоциональное напряжение друга, спокойно спросил его:

- Чес, скажи, она – кто? Вот кто она здесь в общежитии?
 Я тебя спрашиваю.

- Обычный бабец, но уже старая и жирная. Не накручивай, Бульбак.
Должна мыть здесь полы, а мы будем таскать ее всей секцией.
 Нормалёк, братан, не кипишуй. Больше ей нечего тут
 ловить, за ней никого нету, а то бы к нам ее
 не кинули, - Чес встал с кровати, напряженно зашагал
 по комнате, выписывая периметр. Так ему было легче
«здраво» рассуждать. - Ее нам  кинули сюда, чтоб мы
заценили эту подачку и были покладистей с местным начальством
 в благодарность за сисястую. И будет она
у нас у всех ******, аж захлебываться, ******,
 как Максутов!!! - Чес радостно хлопнул кулаком по ладони и
остановился, настолько довольный своими доводами,
 что в экстатическом порыве растопырил пальцы перед лицом
Бульбака.

- Пальчики собери, - строго сказал Бульбак. - Баба она взрослая.
 По - любому, умнее сопливых давалок с верхних  этажей тут.
 Максутов знал, что он заслужил. А мы знали, что он никому
 никогда и не скажет, что мы с ним сделали..
Сечешь разницу?  А эта баба никакой вины за собой не имеет,
 а работает пока старательно, честно. Видел, как зачётно этаж
 выдраила? Здесь никто никогда так не мыл. К тому же,
она начисто не понимает, с кем имеет дело.
 Бегом к ментам побежит за справедливостью.
Принесет им, заметь, не только свои праведные вопли - сопли,
 но и сперму твою на экспертизу,
 - Бульбак включил свет и в свою очередь рассмеялся, посмотрев
 на озадаченное лицо друга. -  Тебя возьмут тепленького. И
будут на зоне ***** и *****. Да с твоей гламурной мордой тебя
 еще в ментовке раскинут на вентилятор, бля, в виде
фекально-генитальной массы! Сечешь, нет?
Бульбак выдержал паузу, предоставив
другу время переварить сказанное.

- Чугуний,- Бульбак ткнул в голову друга пальцем. - Ты  тут
 помешивай хоть иногда кашку, а? Воспетку пришлось бы 
 убить после этого и закопать. Сколько вони, риска, сколько
 работы! Сучара, я тебя спрашиваю, РАДИ ЧЕГО?
 
Чес молчал, опустив голову.
А что говорить? Бульбак, когда он что-то скажет,
всегда бывает прав, и никогда не бывает
по-другому. А Чесу так хотелось поставить воспетку
на колени, и заставить старательно делать то, что он требовал.
А потом еще распластать голую по полу,
да после разных забав  с хохотом помочиться на нее втроем.
 Вот потеха была бы! Потом ногами пропинать
ее из комнаты в секцию и бросить в след ее одежду.
Ее подхватили бы по комнатам разыгрывать дальше.

Такое бывало здесь не раз, «дело житейское для бабочек, - как
 говорил сам же Бульбак,- девки всегда сами летят на огонек».
По наблюдению Чеса, бабы поразительно быстро привыкают
к жестокому обращению и всякого рода унижению.
Бульбак же сам пел и смеялся в след одной такой:
«Ночная бабочка, ну, кто же виноват?»
А тут вот какую перспективу нарисовал!….
А ведь и правда... Чес лег бы спать после этой забавы,
 вообще забыв о ней. А утром... Что было бы утром?
Или даже уже ночью... Короче, всё, что так обидно нарисовал
 ему Бульбак, могло стать реальностью. Чес  брезгливо сморщился.
Нечего сказать.

 Бульбак расценил молчание друга, как
 достаточную результативность своей речи,
и снова  спокойно запел свою любимую песню:

Когда воротимся мы в Портленд,
Мы судьям кинемся в объятья,
Да только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда…

Что ж, если в Портленд нет возврата,
Поделим золото как братья,
Поскольку денежки чужие
Не достаются без труда...

- Кто у нас сегодня работает? - Бульбак повесил гитару над
 кроватью.- Пойдем, Чес, а Чёрный остается.

-  А я еще думал, нах ты ей «премию»
 выписал? Ни *** себе, мыть за нее
будут целую неделю. И по морде ты от нее получил и не влепил
 ей *****,да так, чтоб одна ноздря из другой вылезла…
Ох, и мозги у тебя, Бульбак! Все наперед рассекаешь и
всегда вовремя, - бормотал Чес, выкладывая из тайника черные
маски с прорезями.

- Она и это расскажет, Чес, как ты балдой тряс. Ну, что, скажут,
 Вовочка- здоровенный  акселерат, отрастил елду, а ума у
Вовочки нету ни ***, - Бульбак говорил и смеялся, пряча
маску в карман, надевая кроссовки.

Чёрный проконтролировал их уход, то есть, проследил,
чтобы в секции никого не было, а когда они ушли в темноту,
 закрыл за ними дверь балкона.
Теперь его задача  – ждать и быть на связи, обеспечивая алиби
 их присутствия в общежитии. Потом принять их так же,
без свидетелей, тихо открыв им балконную дверь, когда вернутся.

Они везде были неразлучны, их всегда можно было видеть только
 втроем, но «на работу» они ходили по двое.
Искать будут двоих, а не их тройку.

Балкон с этой стороны общежития выходил на степь,
безлюдное место до самого горизонта.
 Вон там, подальше, в степи, за холмами, и можно было ночью
закопать эту воспетку, если бы был хоть какой смысл с этим
 связываться.
Они умели работать так, чтобы ни один человек из общаги никогда
 ничего не слышал и не подозревал.
Ну, а если бы кто-то что-то уловил, никто бы ничего  не посмел
 сказать. Здесь все было схвачено прочно.
Грабеж, воровство они называли "работой".
Осознавали ее опасность, но считали ее временной и необходимой
 для дальнейшей успешной жизни.

- Никакая работа не зазорна, - говорил Бульбак, - Работать
 не стыдно, а стыдно сидеть, ничего не делая.
 Люди выбирают, быть им господами  или рабами.
Рабами тоже не зазорно быть, если это хороший раб,
честный и трудолюбивый, отлично выполняет свою работу.
 Рабы необходимы людям.
Но рабы ничего не имеют, кроме своих цепей. А люди, то есть
 господа, они имеют ВСЁ.
Чтобы стать господами, придется для начала поработать на очень
 опасной и грязной работе. Потом мы будем законопослушными
гражданами какой-нибудь страны,-  говорил Бульбак своим друзьям.

Он повторял им такое часто, чтобы дух их не ослабевал,
 и сомнения не беспокоили их ни сейчас, ни в будущем.
Да, у Бульбака были "мозги".
И он скрупулезно обмозговывал все детали каждой операции,
 иногда обсуждая их с Чёрным.

Чёрный был вторым по значимости лицом в этой группе.
Его умение быстро брать любую высоту домов, ловко открывать
любую форточку, проникая в квартиры первым, было  решающим
 фактором в деле накопления очень уже большой суммы денег за короткий срок.
Он открывал напарнику дверь, а дальше хозяйничали вместе,
 работая в масках и перчатках.
Никогда никого не убивали.

Однажды при внезапном появлении Чеса и Чёрного в масках,
хозяин квартиры так перепугался, что у него случился сердечный
 приступ. Его не стали грабить, хотя он сразу показал,
 где у него, что лежит. Вызвали "скорую" и сбежали.
 Бульбак одобрил такой поступок друзей.
Этот момент был предметом их гордости, доказывающим, что они
 работают, а не просто занимаются разбоем.
 К тому  же, убивать из-за суммы, которая, в сущности,
 ничего не решает – это смешно и глупо.
Правда, ребята не знали, что человек этот умер, «скорая» спасти
 его не успела.
Свою «работу» они оправдывали тем, что нынешние олигархи
наворовали куда больше, чем они, «ограбили вообще всю страну».

- Нет честных путей для создания большого капитала, - говорил
Бульбак.
Они не ходили по ресторанам, берегли «каждую заработанную
 копеечку», но питались с некоторым шиком, потому что пища
"должна быть благородной, а от свинячего корма захрюкаешь,
 как свинья, потеряешь уважение к себе», - говорил Бульбак.
Поэтому везде, где они «работали»,  обязательно прихватывали
дорогую или просто хорошо приготовленную пищу.
 У них всегда был запас хороших вин и самой изысканной снеди
 в холодильнике.

По их планам оставалось пройти еще два года этого самого
 опасного этапа «работы», окончание которого они планировали
 праздновать вместе с окончанием лицея.
Дальше виднелась им очень сложная, но " куда менее опасная дорога
 бизнеса", как рассчитал Бульбак.

Жители шестого этажа к каждому из этой тройки относились
 по –разному.

Первым впечатление на всех произвел Чёрный.

Это было, когда ребята еще только поступили в лицей и,
 поселившись на шестом этаже, знакомились.
Поздно вечером, когда этаж был закрыт на замок, они собрались
в первой секции и поспорили на бутылку пива, кто быстрее всех
спустится по балконам вниз и поднимется обратно.
Сначала было оживленно и весело в секции, а потом надоело ждать,
 так как спускались и поднимались очень долго.
К тому же один чуть не сорвался.
 Хотели уже из-за этого прекратить состязание.

Но вдруг из комнаты №1 вышел Чёрный.
Он перемахнул через перила и, пока ребята вышли на балкон
посмотреть на спуск Нигера, он был уже на земле.
 Такая скорость  казалось невозможной, но это был факт.
Все сгрудились на балконе, чтобы увидеть, как он поднимается,
 но разглядеть это в деталях никто не смог…
Общее впечатление было такое, что он взлетел вверх рядом
с балконами, как большая черная птица.
Зрелище получилось пугающим своей необычностью.
К тому же лицо Чёрного не было добрым и располагающим.

Он молча взял бутылку пива с подоконника и ушел в свою комнату,
 из которой доносилось неспешное пение Бульбака:

Что ж, если в Портленд нет возврата
Пускай купец помрет со страху.
Ни Бог, ни Дьявол не поможет
Ему спасти свои суда.
Когда воротимся мы в Портленд,
Клянусь, я сам взбегу на плаху,
Но только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда!

Ребята делились впечатлениями почему – то шепотом,
потом тихо  разошлись по комнатам.

На следующий вечер Нигер поставил в секции доску и тренировался
 в метании ножей в неё.
Слышно было, как он прыгает, бегает при этом.
Конечно, всем захотелось посмотреть, но ребята увидели,
как Чёрный бросил нож в самый край приоткрытой двери,
рядом с глазом Гайфунина. 
Двери все сразу закрылись. Любопытных больше не было.

Эта тренировка длилась недолго и не каждый день.
 Так что можно было переждать. Если кто-то оказывался в мойке
 или в туалете, то он привычно ждал, сидя там где-нибудь
 на трубе или унитазе. Никто не спешил пройти через секцию
 в свою комнату, когда Нигер метал там ножи…

(продолжение следует)

Марина Славянка