Пропащий человек

                I

     Зима явилась без предупреждения. Стёкла заиндевели живописными полотнами - вариациями на тему холодов, превращая череду домов в бесконечную выставку художников абстракционистов. Изо рта прохожих вырывался наружу седой пар, стало похоже, что все - от мала до велика - записались в заядлые курильщики. В обледенелые зеркала луж нарциссически любовалось собой ясное декабрьское небо. Все приметы сулили мороз. Вечерний полумрак любопытно заглядывал в окна, заставляя их вспыхивать изнутри слепящим светом электрических ламп.
    Резные металлические ворота тоскливо заскрипели, выпуская с церковного двора пожилую низкорослую женщину, отчаянно пытающуюся застегнуть необъятный пуховик на ещё более необъятном животе.
- Здравствуйте, Варвара Иннокентьевна! – пискляво поприветствовал её высокий женский голос, в сравнении с которым скрип несмазанных дверей выглядел мелодичной соловьиной трелью.
     От неожиданности женщина резко выдохнула, от чего пуговицы повыскакивали из петель, сведя  на нет все труды по застёгиванию зимней одежды.
- А, это вы, Надежда Петровна? Рада видеть вас в добром здравии, - притворно дружелюбно прогнусавила старушка.
- Я вас тоже, - соврала собеседница.
     Женщины типично по-соседски презирали друг друга, и свойственно по-женски не могли отказать себе в удовольствии прыснуть в соперницу ядом. Впрочем, дружба между ними при любых раскладах была бы категорически невозможна. Почему? А почему пингвины не летают? Так уж заложено Матушкой Природой.
     Из всех словесных булыжников, которые так часто бросали наши героини друг другу в огород, краеугольным камнем выделялась тема религии. Баба Варя на своём веку не пропустила ни единого богослужения. И даже когда болела, считала своим долгом отстоять всю службу, страдальчески вперив глаза в потолок. Причащаться она всегда становилась первой, а крестилась так рьяно и усердно, что порой от этого занятия на её плечах и животе появлялись синяки, а на лбу – красная отметина. Однажды Варвара Иннокентьевна перевела в денежный эквивалент все свечи, когда либо поставленные её рукой у святых ликов, и окончательно уверовала в тот факт, что место по правую руку Господню ей гарантировано.
      В свою очередь, Надежда Петровна, будучи натурой болезненного вида и утончённого содержания, долго искала для себя нечто иное, чем запах ладана и батюшкин монотонный бас, поющий о чём-то не слишком понятном на церковнославянский языке. Однажды к ней в дом постучался опрятного вида молодой человек, вручил ей красивую книгу с картинками, и вкрадчиво поинтересовался, не желает ли она вечной жизни. Надежда Петровна желала. А может одинокая разведёнка попросту не смогла отказать единственному мужчине, за долгие годы добровольно заглянувшему на её порог. С тех пор она стала постоянно посещать религиозные собрания, с торжествующим лицом слушать проповеди, хором говорить «аминь», а так же исправно передавать Богу десятину своих скромных доходов через пастыря их баптистской ячейки. 
- А вы всё свою секту посещаете? – прошипела сквозь улыбку толстуха.
-  Не вижу в ваших нападках ничего обидного. «Секта» в переводе означает «школа». Как говорится: учиться, учиться и ещё раз учиться, - неуместно процитировала кровавого вождя баптистка.
- И не боитесь вы геенны огненной?
- А чего мне её бояться? Вы вон добровольно туда шагаете, ещё и улыбаетесь во все 32, или сколько там у вас осталось.
- Сколько ни осталось – все мои. Причастилась бы лучше сходила, или исповедалась. Я вот только-только с исповеди. Все грехи простились. Чиста и безгрешна, словно младенец, - баба Варя поучительно подняла указательный палец вверх и отчего-то блаженно раскраснелась, аки румяный херувим.
- А-а-а! Теперь понятно, почему так затемно домой идёте. Чтобы все ваши грехи переслушать, светового дня мало. А я вот, знаете ли, предпочитаю не грешить. Чтобы потом не отмаливать, - вид Надежды Петровны при этом напоминал вид матёрого фехтовальщика, только что проведшего отличную комбинацию ударов. 
      Варвара Иннокентьевна уже было приготовилась героически отражать атаку соперника, но тут с женщинами поравнялся участковый терапевт, и они вместе зашагали вдоль по улице.
- Здраствуйте, уважаемые. Как ваше давление, Варвара Иннокентьевна? Как Ваш артрит, Надежда Петровна?
- Вашими молитвами, Василий Станиславович.
- Почему же только молитвами? Ещё и медицинскими препаратами. Вера – это, конечно, хорошо. Но силу науки ещё никто не отменял. И раз уж я стою на страже вашего здоровья, можете за него не беспокоиться.
- Что верно, то верно. Только как бы там ваша наука не пыжилась, а мне от радикулита лучше хлестания крапивой по пояснице ничего не помогает, - подколола врача баба Варя.
- Как говорили умные люди: "Si juvatur, natura laudatur, si non juvatur, medicus accusatory", - доктор посмотрел на женщин свысока, хоть и был ростом ниже обеих собеседниц, после чего драматически выдержал театральную паузу и продолжил, - что в переводе с латинского означает буквально следующее: «Если помогает, хвалят природу, если не помогает, обвиняют врача»
     Чрезвычайно довольный своим красноречием, Василий Станиславович громко расхохотался, разбрасывая слюну в радиусе нескольких шагов. Женщины последовали его примеру.
     Не успели собеседники и на сотню метров отойти от церкви, как внимание каждого из них привлек сереющий бугорок под единственным в окрестности рабочим фонарём. В бесформенной фигуре не без труда угадывался человек. Относительно земли фигура вела себя горизонтально.   
- Батюшки, Матерь Божья Мария, Иисус Христос со всем пророками, да это ж Любкин Михасик. Соседки моей непутёвый сын, - развела руками от удивления баба Варя.
- Господи Боже, спаси и сохрани,  - запричитала Надежда Петровна, - в такой мороз в одной майке, спортивных штанах и вьетнамках на босу ногу выйти.
- Валяются где попало, и ничего ведь не берёт их. Нормальные люди после такого с воспалением слегли бы.
- Ой, не говорите.
- Омерзительно, - отчеканил участковый терапевт каждую букву с упором на  первое «О», и запахнул дублёнку. Пойдёмте быстрее. Холодает.
    Возмущению почтенной троицы не могло быть предела. Ах, как они охали! Ох, как они ахали!
     Но только было начали наши герои рассуждать на тему так низко павшей нравственности, как навстречу им попался подтянутый молодой человек, который встретил их улыбкой.
- Здравствуйте, - приветливо произнёс он.
 - Здравствуй! – залпом ответило трио.
     Парень пошёл своей дорогой, не подозревая о наличии трёх сверлящих его спину взглядов со стороны уже известных нам святош и примкнувшего к ним служителя Гиппократа.
- Пару месяцев назад переехал. Приходил ко мне на приём с гастритом. Где – говорю – работаете. Ну, карточку медицинскую нужно же заполнить. А он отвечает, мол, пишите «свободный художник». А по мне, так лодырь и тунеядец. Скоро, очень скоро, предрекаю ему язву. Картинки-то, небось, не очень прокормят.  А что – спрашиваю – рисуете? Не рисую – говорит – пишу. Тоже мне - Достоевский. Человек должен обществу пользу приносить. Пусть не доктором или учителем служить, но там слесарем, агрономом, грузчиком на худой конец. А не бумагу марать да холсты пачкать.
- Верно всё говорите, - поддакнула Надежда Петровна, - испокон так повелось – человек потом и кровью должен добывать себе средства к существованию. Со времён изгнания из Эдема так положено. А то соорудят себе персональный рай, да ходют, зубоскалятся. Глаза бы на них не смотрели. А вы, к слову, видели его картины?
- А чего на них глядеть? Мазня – она и есть мазня. Ван Гог насколько талантливый живописец был, а умер в нищете. Тоже, небось, от язвы. Ну или спился. И этому туда же дорога.
     Варвара Иннокентьевна громко выпустила из носа пар и поддержала беседу:
- И главное, я по-соседски Серёже этому предложила посетить церковь, а он ни в какую. Спасибо – сказал - но я этот, как его … антихрист.
- Аметист, - поправила её Надежда Петровна.
- Атеист, - расставил всё по местам Василий Станиславович, - что сказать? Пропащий человек.
      Компания ещё долго могла бы обсуждать и осуждать других людей, но декабрь брал своё, а потому каждый из них незамедлительно поспешил укрыться от неё под тёплым кровом собственных жилищ.

                II

     В это же время атеист Серёжа, по совместительству лодырь и тунеядец, уже стоял над коченеющим тщедушным тельцем Михася, осторожно, но сильно, шлёпая того по щекам.
- Что ж ты так набрался, бедолага? На улице не май месяц. Обледенеешь
     Следует заметить, собеседник из особы в подобной стадии алкогольного опьянения бывает так себе. Михаил приоткрыл щёлочки-веки и буркнул что-то не вполне разборчивое.
     Свободный художник взвалил пьяницу на плечи и потащил эту непосильную ношу в сторону дома. На полпути пассажир очнулся ото сна и попытался учинить скандал, не понимая, куда и зачем его транспортируют. К счастью, силы довольно быстро покинули буяна, и драки не произошло.
- Неблагодарное ты существо, - пыхтел Сергей, - я из-за тебя на свидание опаздываю, а ты драться. Не хорошо это. А … что с тебя взять? 
     Через несколько минут в доме бабы Любы прокрякал старенький совдеповский звонок.
- Кто там? – тревожно поинтересовалась женщина.
- Вечер добрый. Вам прибыла ценная бандероль. Получите, распишитесь.
     В открывшуюся дверь ввалилось грузное тело, следом, тяжело дыша, шагнул румяный паренёк.
- Чем вы сына кормите, уважаемая. В нём живого веса центнера полтора.
- Где же ты опять налакался, гнида эдакая? – заламывала руки старушка.
- Где пил, там уже пить нечего. Иначе там бы и осталось ваше чадо. Куда положить?
- Да, пусть на полу спит. Тронь – драться начнёт. Отогреется – сам перелезет.
- Вы хоть одеялом накройте, всё ж теплее будет. Ладно, побегу. До свидания.
- До свидания. Спасибо тебе за это сомнительное счастье.
- Какое есть.
     Замок заикаясь щёлкнул за его спиной несколько раз. Сергея обдало пронизывающим холодом. Бетонное крыльцо обледенело. Пришлось приложить усилия, чтобы не упасть. Погода вела себя крайне недружелюбно.
     За происходящим наблюдала из окна своего уютного убежища Варвара Иннокентьевна. Она допила горячий чай, пережевала кусочек лимона, и посмотрела вслед удаляющемуся парню.
- Тьфу, пропащий человек, - прохрипела она, поморщилась, и задёрнула занавеску.