Дайте закурить

Старик сидел у подножия эскалатора, перед собой поставив консервную банку, и ел оставленное в вагоне кем-то добрым печенье. Оно оказалось песочным и очень нежным, как раз для больных зубов. Пока во рту таяла одна печенка, он, шурша пакетом, запускал руку за следующей.
За бодрящей, развеселой музыкой последовал четкий голос: «Будьте бдительны!..» Остальные слова старик не расслышал. В эту благостную для него минуту все внимание его привлек спустившийся с эскалатора пьяный вдыбу паренек. Что-то, видимо, нашло на него злое, кипучее, и парень с размаху двинул по банке нищенской, и та со звоном полетела, и монетки рассыпались, покатились.
Старику звон показался таким болезненным, что он решил уже, будто сами ангелы спустились за ним с небес и звенят колокольчиками, и простирают руки. Не сразу он осознал произошедшее, замерев с открытым ртом и глядя на разбегающуюся во все стороны, как тараканы, мелочь. Банка же ударилась в стену и отскочила, покатилась, мерзко дребезжа, к эскалатору, там снова ее кто-то пнул, уже нечаянно.
Дед вскочил в приступе ярости и заорал, рванув на груди тряпье:
— Добивай, сука! Добивай!
Пьяный парень попер было на старика, но трезвый приятель, взяв под руку, оттащил его в сторону:
— Завязывай бомжей лупить! Мы на футбол едем! В мусарню захотел?!
— Да я его…

Грязное лицо старика исказила судорога, и слезы, брызнув, прорезали на щеках бороздки. Он думал, что ничего уже не может обидеть его, но этот молодой и пьяный пробудил в нем кое-что, бившее больнее кулаков. И крик этот его отчаянный вырвался будто помимо воли и напомнил о давно, казалось, забытом.

Все лето они с друзьями шлялись без дела днями и ночами, «бомбили» легкие деньги, пили пиво в кабачках и пороли девок на хатах. Его тогда звали Ваней. Лучшее было лето, а как началось! Ваня встретился одним теплым вечером с Дурным и Чирьем, у самого еще клички не было. И шатались они по станции, как волки рыскали. Дурной уверял, что по пятницам работяги получают зарплату и когда они повалят веселый гурьбой по домам, вот тогда-то они кого-нибудь пьяненького-то и выцепят.
Вечер давал прохладу, зашумела листва под легким ветерком, хорошо было и спокойно, и так не хотелось никого щемить. Но как сказать об это ребятам? Он же столько им уже наговорил, расхваливая себя как опытного гопника. На самом деле никакого опыта у него не было: пара школьных драк с приводом в комнату милиции и мелкие хулиганства. А на Васе, который Дурной, висела «условка»: это вам уже не хрен моржовый! Перед такими людьми нельзя ударить в грязь лицом. К тому же больше «работать» и некому: Дурной, как раз по причине своей «условки» и благословил на дело младших товарищей, взяв на себя стороннюю роль организатора и консультанта. Ему, Ване, да Пашке Чирью предстояло проявить себя. Но больше ему, потому что Чирей не первый раз таким занимался и уже успел заслужить доверие.
Станция, однако, пустовала, все «работяги» либо разъехались по домам, либо домой уже не собирались. Но один человек показался в конце платформы. Печально поглядывая куда-то на звезды, прохаживался там он, одну руку засунув в карман, а другой держа бутылку пива, к которой то и дело прикладывался.
Желая поскорей отличиться, Ваня поперся к нему, узнать время и выведать заодно, есть ли у того деньги. Друзья же его остались сидеть на ограде станции, растопырив коленки и сплевывая между них шелухой из-под семечек.

Мужчина был одет просто: в темные брюки и рубашку с коротким рукавом. Кажется, то, что ушла последняя электричка его не сильно расстроило, он был огорчен чем-то еще.
Ване заметил это и решил, что если с мужиком поговорить, как следует, то он и сам согласиться угостить их всех пивом и не надо будет никого бить, и грусть пройдет, и всем лучше будет. Он спросил у него прикурить, и тот молча протянул ему зажигалку. Ваня взял ее в руки и зажег с таким видом, будто собирается от горящего динамита прикуривать, где-то он видел такое в фильме. Он подражал героем боевиков почти бессознательно, не в силах справиться с дурью восхищения, захватившего все его юное и слабое существо.
Ваня начал неловко, и мужик сразу смял его разговор, сказав, что пить с ним не будет. Слегка расстроенный, Ваня поплелся к своим, сказал им, что нет денег у мужика.
— «Нет», говоришь? — с усмешкой выхаркнул Дурной и толкнул в бок Чирья. — Ну че? Твой выход, брателло! Шуруй!
Мужчина тем временем отдалялся от станции кустами, но ушел еще не далеко. Чирей догнал его, разбежался и ударил ногой в спину. Сзади плелись Ваня с Дурным.
— Чирей прыгнул, а ты что?! — сказал Дурной, и Ваня тоже побежал, засуетился вокруг, не решаясь ударить. К его счастью, и не нужно было, у Чирья хватало ног, втиснуться некуда, молотил, как кикбоксер по мешку.
— Хорош! – крикнул Дурной, видя, что мужик давно отключился. — Тащите его!

Ваня с Чирьем схватили мужика за ноги и за руки и потащили в кусты, подальше от рельсовой дороги. Голова его висела, и Ваня боялся задеть ее ногой, да и тяжело было тащить, в овраге он оступился, скользнул по траве, и напоролся животом на какую-то ветку, его чуть-чуть царапнуло по нежной коже, но Ване, в страхе, показалось, что это отключенный мужик пырнул его.
— А-а-а! – заорал он дурным голосом. — Пацаны, не бросайте меня!
Дурной с Чирьем насторожились.
— Ну-ка, задери рубашку, чего у тебя там? — прохрипел Дурной в темноте. Чирей в этот момент, не теряя время, обшаривал карманы:
— А говорил денег нет!
Ваня задрал свою толстовку, Дурной подсветил фонариком от телефона и, если бы ему не стало так смешно, он бы, наверно, врезал Ване за кипиш.
— Ахах! Порезал, бл..дь, говорит! Пошли отсюда!
Не в силах сдерживать смех, парни потрусили скорее, подальше от места преступления, оставив мужика в отключке в кустах. Ваня однозначно прошел проверку, смешной он оказался, с таким не соскучишься, будет над кем подшутить. Ребята рванули в круглосуточный, затарились пивом с водкой и взяли коробку конфет для одной шалавы.
— Рафаэлло любит, сука, — отрекомендовал ее Дурной.
Вытащив ее из дома, пошли Чирью на хату, предки на дачу свалили еще вечером, и теперь квартира была в их распоряжении. Ваня продолжал веселить всех, он очень быстро напился и полез в окно.
— Не разобьешься, придурок! — кричал ему хохочущий Чирей. — На первом этаже живем же, дура!
Потом Ваня заблевал ванную и завалился спать.
Утром он проснулся от того, что на нем сидела Катька Калиничева, или попросту: Калина, как звали ее парни, и дергала у него из-под мышек первые волоски. С кухни доносились голоса Дурного и Чирья, они пили пиво и смотрели футбол в повторе.
— Что ты делаешь? — промычал сонный Ваня. — Где я?!
— У Чирея дома, не помнишь ничего?
— Нет…
— Ха-ха, у тебя и на сосочках волосы! — шаловливые руки Калины полезли ему под толстовку.
— А ну слезай! Блевану сейчас!
Катька с хохотом скатилась с парня:
— А ты девственник еще, да?!
— Отвали! — Ваня побежал в туалет под хохот шалавы, и там, над унитазом, изрыгая из себя, он вспомнил вдруг: «Добивайте, суки!» Это были единственные слова мужика, которые он расслышал в той суматохе, когда Чирей лупил его, а сам он прыгал вокруг, изображая сотрудничество. Теперь они резанули его по мозгам болью воспоминания.

Старик пришел в себя, когда кто-то наступил ему на руку. Он ползал, собирая машинально монетки с грязного пола, а вдали слышался все еще надрывный смех пьяного парня, которого друг уводил подальше отсюда. Они торопились на футбол, а старик смотрел им вслед, трясясь от злой обиды.
— Будьте бдительны! – вещал бодрый голос. – Не поддавайтесь на провокации!