Каприз
У меня в глубине сада рос какой-то особого вида куст шиповника с цветами, походившими на розу; или это была давно одичавшая роза. Стоял июль, и шиповник цвёл. Он изливал тонкое, нежное благоухание. Он же был коварным, беспощадным к каждому, кто прикасался к нему небрежно. Но я знал его коварство и принял меры предосторожности, когда отламывал ветку с большим красным цветком. О, если бы кто узнал, как я был тогда одержим той страстью — преподнести Оленьке цветок, походивший на розу, то меня непременно засмеяли бы мальчишки, мои же друзья. Сразу окрестили бы они меня бабником, а это было так низко и совестно.
Но ничего в этом мире не случается просто так, случайно — всё закономерно: либо одно действие вытекает из одного обстоятельства, либо оно, напротив, втекает в то же обстоятельство. Так связываются, переплетаясь, события.
Итак, я бережно нёс в руке цветок. Нёс, как уже говорил, чтобы преподнести Оленьке. И, к моему удивлению, радости моей, увидел её одну за огородами — таково, знать, было обстоятельство. Она играла, укладывая спать куклу, изображая себя взрослой, мамой. Оленька заметила меня и замерла. Я приблизился к ней. Чумазая, в коротеньком, застиранном красном платьице, аккуратно прибранными в косу волосами, смотрела на меня как на дивное явленье, изредка на мгновение бросая взгляды карими глазками на цветок. Наконец она улыбнулась.
— Это тебе, — сказал я, вытягивая вперёд руку, державшую цветок, и предупредил: — Только будь осторожна.
Ей ещё никто не дарил цветов. Я оказался первым её кавалером, кто это сделал. Видимо, Оленька очень любила цветы. Она быстро протянула худенькую смуглую ручонку, и я необдуманно, грубо передал ей цветок. Вдруг она отдёрнула ручонку обратно, и цветок упал на землю ей под ноги. Шипы цветка и впрямь были остры и жгучи, ужалили её — в этом и заключается коварство прелестного цветка. Задрожали у Оленьки губки, захлопала она глазками, наполняемыми слезами, которые одна за другой быстро стекали по личику.
Вот тут-то я и не понял, что на меня нашло: мне отчего-то стало смешно, и я засмеялся. В её глазах я теперь выглядел идиотом или дураком, что, по моему разумению, было единым.
— Дурак! — навзрыд отчаянно крикнула Оленька.
Забыв о коварстве цветка, она топнула по нему босой ножкой. О, это надо было только видеть, сколько гнева и ненависти было в ней, в её только что прелестном, добром личике. Она убегала прочь от меня, прихрамывая и подпрыгивая. Я расхохотался ещё более и заразительнее.
Об этом случае никто так и не узнал. Никто и не догадывался, отчего Оленька меня избегала, не разговаривала со мною. Но я знал верно, насколько великим, серьёзным оказался её каприз, но не обида и не злоба тем более... А мне потом было так совестно.
Свидетельство о публикации №214100601497