День восьмой

И ведь всё это начинается с самого твоего рождения….
С той самой минуты, когда твоя мать скажет тебе: «Посмотри!.. Видишь?.. Это называется….», - и даст первое в твоей жизни определение чему-то конкретному, тем самым разрушив непрерывность твоего восприятия.

Почему она это делает? Потому что по-другому не может и другого не знает. Потому что она уверена, что так будет лучше!
После этого ты спешишь по жизни, бубня себе под нос одно и то же: «Хочу, чтоб было лучше….,  хочу, чтоб было лучше…., - спотыкаешься, падаешь, встаёшь – и опять, - Хочу, чтоб было лучше…., хочу, чтоб было лучше….»

Однако со временем вольно или невольно ты начинаешь понимать, что стадный устой «лучше», в конце концов, оказывается устоем количественным, с характером интригана – лукавца, пускающего пыль в глаза и желающего выдать себя за несокрушимый столп иного качества.

Когда же, осознав это, ты, разочаровавшись, на него плюёшь, то он не в силах укротить свою гордыню, уходит и злобно кричит тебе через плечо: «Да и чёрт с тобой! Не пройдёт и года как ты без меня сдохнешь!»

В такие минуты лопается переливчатый пузырь величия цивилизации, и ты остаёшься один среди бесчисленных определений – разрозненных и бесполезных, что теряют свою силу, лишившись связующей липкости того самого «лучше».

Ты садишься на стульчик и, глядя на то, как события и вещи теряют свою привлекательность, удивляясь, спрашиваешь самого себя: «А собственно, какого хрена мы нагородили весь этот огород?» Причём в данных условиях этот вопрос перестаёт быть риторическим и становится вопросом конкретным и основополагающим, чётким и звучащим по слогам: « Ка-ко-го хре-на?»

Суетливая беготня по мыслям классиков не даёт тебе ни одного шанса на конкретный ответ. Да это и понятно, иначе бы они писали вовсе не противоречивые кровоточащие саги, а чёткие инструкции.

Осознав это, ты закрываешь их строгие портреты потёртыми обложками и откладываешь в сторону. Хождение по комнате из угла в угол, с заложенными за спину руками, также не наводит на светлые мысли.

Однако пошагав, ты вдруг спохватываешься, лупишь себя ладонью по лбу и несёшься в обитель веры. Долго стоишь перед тёплым взором Спасителя, как нашкодивший гимназист перед авторитетом директора. Вглядываешься в его печальные глаза – вдруг он сморгнёт и, вознаградив тебя за терпение, еле заметно улыбнётся.

Так продолжается до тех пор, пока он не утомится от твоей назойливой настырности и не прошепчет у тебя в голове: «Бестолочь! Иди домой. Читай первоисточник!»
Ты страдальчески закатываешь глаза и с благодарностью выдыхаешь: «Ну, конечно! Конечно! Первоисточник! Вот же оно…. Вот! Не убий, не укради…. Ага-ага…. Так…. Дальше….  Угу.… Ну, Слава Богу!»

Однако несколько поостыв, ты вновь спрашиваешь Учителя,
- А зачем всё это? Зачем – не убий, не укради?
И после некоторой паузы, явно намекающей на твоё слабоумие, получаешь краткий и исчерпывающий ответ,
- Затем, чтобы тебе же, дураку, было лучше!

Круг замыкается, и вот уже тот, кто ещё недавно послал тебя к чёрту и приговорил к скорому подыханию, подглядывает в твоё окно и злорадно хихикает в кулачок.

***

   
 … На восьмой день Он поглядел на дело рук своих и на народ свой, и увидел, что тот пребывает в смятении и во взаимной вражде, споря какому из светил следует поклоняться.

По всему мирозданию Он сеял двойные звёзды, находя их кружение завораживающим и величественным. Народ же его потерял покой, выбирая из двух звёзд лучшую.

Пожалев неразумных детей своих, Он отнял с небесной тверди звезду синюю и оставил звезду красную, окрестив её именем Солнце, решив, что пусть будет у них хоть что-то, что невозможно ни с чем сравнить.

После чего Он вновь погрузился в божественность своего одиночества, и…. увидел, что это хорошо….