Дела повседневные
Пришла осень, кончился отпуск, начался новый учебный год, принесший с собой извечные школьные и институтские проблемы, возникающие вследствие различий в мироощущениях учителей и учащихся. Наблюдая за молодежью, я все чаще отмечал в ней растущий дух несогласия с нашими требованиями и установками, противоречия во взглядах на текущие события, сопротивление и даже противодействие "правилам внутреннего распорядка", требованиям высшей школы и незыблемым государственным канонам.
На кафедру пришел список бывших студентов, ставших уже дипломированными инженерами, которые сбежали с лагерных сборов. Наши горняки, как и тридцать пять лет назад, получали военную подготовку и сдавали экзамены на офицера артиллерии. Но если мы в свое время проходили лагерные сборы дважды после II и IV курсов, то нынешние мудрецы, по непонятным соображением, перенесли их на лето после защиты дипломов. Сборы проводились в воинской части, расположенной на Курдайском перевале в 80 км от города. Разумеется, парни, уставшие от 15 лет непрерывной учебы и рвавшиеся на свободу, относились к этой затее без особого энтузиазма и часто сбегали в самоволку.
Меня же поражало то обстоятельство, что офицеры военной кафедры вместо того, чтобы навести дисциплину железной армейской рукой, жаловались на подчиненных заведующему кафедрой, которая фактически уже потеряла власть над этими людьми. Но я был обязан реагировать, собрал "сачков" и задал им один вопрос - "Почему вы сбежали? Разве вы не хотите получить офицерский билет?" - Ответ был логичным. - "Мы уже отслужили в армии. Нам не нужны офицерские погоны, и мы вовсе не хотим связывать свою судьбу с воинской службой." - Вот откуда шло пренебрежение молодежи к армии и царящим в ней нравам.
На первых осенних лекциях я, по долгу службы,расспрашивал ребят о том, как прошли их практики, что полезного они увидели на производстве и что им хотелось бы изменить. У молодежи свежий взгляд на жизнь. Ребята с возмущением рассказывали, что в Кузбассе наблюдали случаи курения в шахтах, опасных по взрыву газа и угольной пыли, что в забоях рудных шахт горняки пьют прямо на рабочих местах, что производственная дисциплина слабая, начальство безвольно и безынициативно, что руководители практик от предприятий на них не обращают внимания и не обеспечивают условий для ознакомления со всем технологическим процессом. Мне это было уже знакомо. Я замечал, что практикантов на рудниках и шахтах в отличие от 50-ых годов стало слишком много. Без учета требований производства 53 горных вуза и факультета штамповали горных инженеров в количествах, окончательно обесценивших это высокое звание. А чиновники, вопреки здравому смыслу и элементарной логике, продолжали считать нашу специальность "остродефицитной".
Когда в нашей стране на смену старому правителю приходил новый, материальное положение людей на какое-то время улучшалось. Потом, правда, все возвращалось "на круги своя" и к этому тоже привыкли. Приход во власть Андропова нарушил эту "добрую традицию" - продовольственное положение ухудшилось не только у нас, но и в Москве. Бывая в столице, я по-прежнему останавливался у Цыбульских и имел возможность видеть, что власти подкармливали москвичей "заказами" - продуктовыми пайками, выдаваемыми по месту работы. Перед возвращением домой, я привычно обходил окрестные магазины, чтобы купить что-нибудь домой. Гастрономы "Смоленский" и на Плющихе, магазинчики на Сивцевом Вражке и в тихих переулках за высоткой МИДа - здесь, если повезет, я запасался колбасой, венгерскими курами, новозеландской бараниной, марокканскими апельсинами, конфетами московских фабрик и пр.
За всем этим надо было постоять в очередях, выслушать ядовитые замечания московских старух - "Приезжают тут со всей страны с большими деньгами и хватают все подряд. Обирают нас. Продавец, не отпускайте больше одного килограмма в руки!" - Хвала Аллаху, продавцы не поддерживали подобного местничества. - "Вы, бабуся, не нервничайте. Это не они обирают Москву. Это Москва обобрала всю страну. Они законно возвращают себе свою долю".
На примыкающих к магазинам улочках и тупиках стояли автобусы с номерами ближайших областей России. В них стаскивались мешки и сетки с продуктами и развозились по городам и весям. Командированные из отдаленных областей и республик тоже не отставали и загружались сверх всякой меры. В моем случае это хоть на несколько дней помогало избавить Надежду от мучительных стояний в очередях за суповыми наборами или походов на базары, раздражавшие дикими ценами.
На эту грустную тему наши неунывающие остряки придумали массу анекдотов, из которых я приведу здесь один, сочиненный явно в Одессе. Одесситы пишут письмо Андропову:
- Дорогой Юрий Владимирович! Какой-то паршивый жид написал вам, что в Одессе плохо с мясом! Не верьте ему! С мясом хорошо, плохо без мяса!
Кстати, об Андропове. Он совсем исчез с экранов телевизоров и со страниц прессы. Когда на торжественном собрании в честь 66-ой годовщины Октября докладчиком выступил секретарь ленинградского обкома КПСС Романов, а 7 ноября Андропов не появился на трибуне мавзолея, народ сделал однозначный вывод - Ю.В. плох и грядут перемены.
Несмотря на трудности с продовольствием, убогий выбор промтоваров, нехватку горючего, многолетние очереди и списки на автомашины, холодильники, мебельные гарнитуры, ковры и паласы и прочие предметы обихода, трудящиеся с пониманием отнеслись к его неуклюжим попыткам наладить трудовую дисциплину и покончить с коррупцией на всех уровнях. О серьезности его намерений говорил факт внезапной кончины I секретаря ЦК КП Узбекистана Шарафа Рашидова, которую связывали с разоблачением колоссальных приписок хлопка-сырца. Так был дан толчок знаменитому "Узбекскому делу", спущенному впоследствии, как водится, на тормозах.
С уходом в армию сына наша небольшая квартирка стала казаться нам пустой и просторной. Мы вошли в ту жизненную фазу, когда счастливыми кажутся дни, украшенные письмами от детей. Слава Богу, оба они писали нам регулярно и достаточно подробно. Жизнь Валентины в Болгарии мы знали в деталях. Она мало чем отличалась от жизни рядовых советских тружеников и нашей собственной. Такая же работа, заботы о детях, скромные развлечения, разве что в маленькой социалистической Болгарии не было таких проблем с питанием, как в нашей державе.
Письма Александра открывали нам новую, доселе мало знакомую, страницу жизнеописания страны - армейскую. Лучше всего о ней расскажет сам герой выдержками из некоторых его писем.
"Пишет вам курсант Тангаев А.И. Стою в наряде впервые в жизни. Дежурю в штабе. Охраняю начальство и разное добро. Придется отстоять 24 часа и помыть за это время 7-8 раз полы в 5 комнатах, не считая лестничных площадок. А поспать придется от силы 3 часа. Стою со штык-ножом и в замечательной голубой фуражке - символе ВВС. Буду обучаться здесь до конца октября, а затем распределение по частям.
Наш взвод послали в наряд на кухню, в свинарник и в автобат. В штаб из взвода я попал один.
Солдатская жизнь идет своим чередом. Научился наматывать портянки. Кормят нас 3 раза в день довольно неплохо, но однообразно и не хватает витаминов. Очень много копаем, носим, косим и строим. Около казармы выкопали огромную и глубокую траншею, которую потом заставили закопать до половины.
Сейчас сбегал поужинать. Давали пшенку с ставридой - коронное вечернее блюдо. Увел головку лука, съел и очень доволен.
17 июля было принятие присяги. Теперь я несформировавшийся, но вес-таки воин. Был праздничный концерт, кино. Заплатили первые законные 7 солдатских рублей.
Командиры у нас пока ничего. Учат и требуют, что положено. Мне выдали автомат и штык-нож. Стрельбы из АКМ сдал на отлично."
"Получил от вас посылку - большое спасибо. Съели мы ее быстренько. Набили в спешке животы восточными сладостями. Здесь не разрешают хранить в тумбочках продукты. В следующий раз пришлите штук 5 луковиц и головок 10 чеснока - не больше!!!
Раза два в неделю бегаем в сапогах на 6-8 км. Некоторые мужчины, в особенности - московские, не выдерживают. Приходится их волочь за руки. Также бегали кросс по пересеченной местности в противогазах. Это вообще что-то неописуемое. Воздуху не хватает, а надо бежать с горки на горку много раз. Когда снимаешь противогаз, по-иному смотришь на мир.
Вчера ездили на лесопильный завод, таскали бревна. Каких только работ уже не перепробовали за время краткой службы."
"Был смотр-конкурс. От нашего взвода была поставлена музыкальная композиция, в которой я играл иностранного корреспондента, задающего с апломбом глупые вопросы в таком виде - кирзовые сапоги, брюки-галифе и двубортный пиджак на голое тело.
У нас сейчас свирепствует дизентерия. Из нашего взвода только семеро в карантине."
"Вы спрашиваете кого из нас готовят? Будем работать на радиомаяках. Радиомаяк расположен на УАЗ-452. Экипаж 2 человека.
За участие в самодеятельности сегодня объявили благодарность."
"Я вам писал про эпидемию дизентерии в чисто познавательных целях, дабы вы узнали и про теневые стороны соkдатской жизни. Лекарств я просил не присылать, зная неуемную фантазию и энергию мамича, которая наверняка бы прислала лекарственных средств на весь полк. Вчера пришли из караула, где я по-прежнему стоял на посту N 1 (у знамени части). С понедельника должны поехать на неделю на картошку, так что писать буду реже. Начинаем работать на технике, обучаемся включению, настройке и т.д."
"На днях приезжали артисты из московской филармонии. Сшибали шабашку на выезде. Женщина с обесцвеченными волосами, железными коронками, хрипящим голосом, с придыханием и свистом, пела нам старинные русские романсы. Тем не менее, всем очень понравилось - какая ни на есть, а все же эстрада.
Выступал также скрипач - мужчина с лицом порочного мальчика. Весь эдакий утонченный и бледный. Но играл здорово.
Ездили в Тамбов на разгрузку батарей. Наелись в столовой до умопомрачения на зависть сослуживцам, оставшимся в части.
Тамбов - типичный городок средней полосы со старыми деревянными домами и пьяненькими мужичонками на улицах."
"Опять постригли всех наголо. Это, как мне сказали, старинное развлечение младших командиров перед отправкой курсантов к местам службы. Так что весь наш студенческий взвод теперь бритоголовый.
Насчет распределения. В основном это западная часть СССР - Белоруссия, Украина ... Есть места на Юг - в Одессу, Феодосию. Пока невозможно и предположить - куда занесет.
После приказа, который должен выйти 27 сентября, нам остается служить 1,5 года. По армейской градации мы из "духов" перейдем в клан "молодых".
"К нам в роту привезли 5 новобранцев и, глядя на них, удивляешься - неужели и мы были такими же 4,5 месяца назад. Пацанята из Москвы, Рязани, Череповца. Будучи с ними в наряде на кухне, я наблюдал как они работают и ведут себя. Им по 18 лет. Двое пришли все облитые баландой для свиней (они кормят и ухаживают за ними в наряде), портянки сбились, ноги замерзли, штаны застыли - идут вдвоем и плачут. Сняли их оттуда и поставили тех, кто прослужил полгода."
На этом завершилась учебная эпопея нашего сына в Тамбове. О его назначении на "действительную службу" в воинскую часть мы узнали позже и вот каким образом.
В начале декабря в силу благоприятного стечения обстоятельств, произошло событие семейного масштаба из разряда тех, которые надолго остаются в памяти участников. Надя, возвращаясь из поездки в Кишинев, где она принимала участие в торжествах по поводу 100-летнего юбилея академика Димо, в Москве решила остановиться у Цыбульских. Войдя в квартиру, она увидела в прихожей солдатскую шинель, а через несколько секунд оказалась в крепких объятиях нашего сына.
Рассказывая впоследствии об этой неожиданной встрече, она не могла сдержать слез. - "Это было настолько неожиданно, что я растерялась. Саня возмужал, голос стал грубым, мужским, он вырос и поправился, весит 77 кг. После окончания учебного подразделения его хотели направить служить в ГДР, но помешали анкетные данные - сестра живет за границей. Отправили в Белоруссию, в Минск. Там он получит окончательное назначение. Наш сын- дисциплинированный солдат, добросовестно относится к требованиям устава. Много рассказывал о службе в учебке. Его впечатления о порядках в армии не очень радужные. Молодое пополнение приходит разболтанным, ничего не умеющим и нежелающим делать. Офицеры пьют и обворовывают солдатские котлы. Кормежка однообразная и убогая. Щи и супы из рыбных консервов. Вместо учебы и боевой подготовки солдат беспрерывно гоняют то на колхозные поля, то на разгрузку-погрузку вагонов, то на уборку свинарников подсобного хозяйства. Все это мрачно, но я рада тому, что он будет служить в Белоруссии, а не в Афганистане."
Я живо представил себе эту сцену, очень сожалел, что меня в тот момент не было в Москве, и надеялся, что честным служением Отечеству сын заработает отпуск и приедет в родной город.
В конце декабря на совете ДГИ со счетом 15:0 защитил диссертацию Дегтярев. Руководителем у него, также как и у Нифадьева, значился Баранов. Мне была выражена благодарность. Я отнюдь не претендовал на эту роль, но по объему моего участия в тематике, советах по содержанию и редактированию текста мог бы рассчитывать на соруководство. Ну да Бог с ними со всеми. Не впервой.
На небольшом банкете в кабинете зав. отделом Открытых горных работ ИГТМ АН УССР проф. А.Г.Шапаря, когда общество основательно "разогрелось", на меня за затяжку с собственным выходом на защиту обрушились Э.И.Ефремов и В.М.Комир - светила взрывной науки, взошедшие на украинский горизонт после заката Миши Друкованого. К ним не замедлил присоединиться и Баранов. Мне настойчиво советовали срочно завершать работу и, более того, оба взрывника добровольно вызвались быть оппонентами. По их словам мое поведение казалось им не только неприличным, но даже вызывающим. В чем-то они были правы. Напрасно я ссылался на то, что за мной кафедра, ОНИЛ, монография и у меня просто не остается сил на убеждения в научной новизне и практической полезности моей работы. - "Да ты только заяви и представь ее, а дальше все пойдет само собой. Мы поддержим!" - Вся беда в том, что мне некуда было ее представлять. ДГИ был лишен права приема подобных работ, а с МГИ у меня дела никак не склеивались. Чтобы отвязаться от доброхотов, я поблагодарил их за поддержку и обещал крепко подумать.
В качестве воодушевляющего примера мне сказали, что на днях ВАК утвердил-таки докторскую Н.Н.Казакова, заваленную некогда В.В.Ржевским. Более того, в ИПКОНе успешно защитил докторскую В.М.Сенук из свердловского ИГД МЧМ СССР. Последний факт был приведен в качестве примера весьма слабых работ, получивших, тем не менее, одобрение головного академического института исключительно "за выслугу лет" соискателя.
Такие психические атаки выбивали меня из колеи, заставляя в очередной раз пересматривать свои планы. В апреле следующего года по плану мне предстояло 4 месяца провести в МГИ на ФПК (факультет повышения квалификации) и я решил сделать еще одну попытку преодолеть баррикады, воздвигаемые там на пути провинциальных соискателей.
Я давно не виделся с Барановым и не мог не обратить внимания на то, как он изменился - когда-то красивое с резкими чертами лицо оплыло и стало прозрачно-розовым, голубые глаза выцвели, веки набрякли и покраснели. Я спросил его младшую дочь Наташу, участвовавшую в банкете на правах сопровождающего лица, не умерил ли папа свое былое пристрастие к алкоголю, девушка ответила:
- Что вы, И.А., папа стал пить еще больше. Летом он иногда брал пару бутылок водки, уходил на Днепр, выпивал в одиночестве и возвращался домой пьяный и злой как черт. Мы с мамой не знаем, что с ним делать. Он губит себя!
Да, мой шеф губил себя. С ним происходило то, что так искренне и горячо описал Джек Лондон в романе "Джон-Ячменное зерно". Никакой ученый психолог или нарколог не сможет так ярко отобразить трагедию человека, подпавшего под влияние алкоголя, как талантливый писатель на основе собственного опыта.
"Именно хороших людей с кипучим темпераментом, готовых на риск, благородных, отзывчивых, обладающих самыми милыми человеческими слабостями, и ловит в свои сети Джон-Ячменное зерно. ...Он гасит пламя души, топит в вине живость ума, и если не губит разом своих жертв и не лишает рассудка, то так или иначе калечит их, ожесточает сердца, вытравляя все благородное, что было заложено в них природой". - Все это в полной мере относилось к Баранову и происходило на моих глазах.
И еще одна цитата в продолжение первого рассуждения - "И все-таки скажу по опыту зрелых лет: избави меня бог от того большинства обыкновенных людей, которых нельзя назвать хорошими, ибо от них веет холодом, которые не курят, не пьют, не употребляют бранных слов, но зато ничего не осудят, никогда не совершат смелого поступка... Вы их не встретите в кабаке, но не увидите и на баррикадах....У них свои заботы: не промочить ноги, не утомить сердце, не упустить возможности добиться маленького обывательского успеха при своих незначительных талантах." - Были среди моих знакомых и коллег и такие люди. Помню, как однажды на замечание непьющего Сектова о том, что он много пьет и губит свое здоровье Баранов отрезал в духе поговорки - "Кто пьян да умен - два угодья в нем" - Лучше быть пьяным специалистом, чем трезвой бездарью!
Роман Джека Лондона как нельзя лучше соответствовал нашему образу жизни, когда застолье было чуть ли не единственной ее радостью. Как и автор, я в молодые годы не переносил алкоголя и пил лишь потому, что это было законом компании. Бытовала известная поговорка - "Не пьют только больные или подлецы". Но я смог вовремя отказаться от неумеренного потребления алкоголя. К сожалению, многие не смогли остановиться и теперь, когда я подхожу к своему 70-летию, мне все чаще приходится констатировать два факта - кто не нашел в себе сил понять происходящее, тот либо давно спит в сырой земле, либо деградировал.
Новый 1984 г. мы с Надей встречали в полном одиночестве. Дети разъехались, с родственниками отношения в последнее время не складывались, старые друзья, оставшиеся на прежних местах работы, как-то постепенно отошли от нас. Что касается моих новых сослуживцев по ОНИЛ и кафедре, то у меня с ними не было общего прошлого, а значит и не было оснований для сближения. Кроме того, и возраст давал себя знать - пора шумных застолий, горячих разговоров и обильных трапез миновала. Хотелось тишины, спокойствия и уединения.
Год новый - проблемы старые: отчеты, техсоветы, договора, сроки, деньги... И хотя в материальном отношении я теперь был менее зависимым, необходимость выбивать деньги для поддержания лаборатории в прежнем составе продолжала угнетать меня. Я всю жизнь не любил и до сих пор не люблю просить, к чему бы это не относилось, но моя связка с ОНИЛ каждый раз вынуждала ломать себя, отчего я испытывал унижения и страдания.
Якутнипроалмаз вернул наш отчет и потребовал, чтобы для переговоров о дальнейших работах Нифадьев прибыл в Мирный вместе со мной. Как стало известно, на семинаре Горной лаборатории мне предстояло в конкурсном соревновании с представителями ДГИ доцентами Крымским и Бро отстаивать свой вариант комбайна. Не буду вдаваться в детали, скажу лишь, что после бурных дискуссий было принято решение работы по обоим направлениям продолжить и завершить их к концу 1985 г. Таким образом, впереди предстояло два года работы, между тем как накануне поездки я мечтал о том, чтобы прекратить ее вообще. Дело в том, что было много желающих получить деньги, но не было желающих по-настоящему работать. Так получилось и со мной.
В ушедшем году меня надоумили пригласить для работы конструкторов из ОКБ ИКИ АН СССР (Опытно-конструкторское бюро Института космических исследований), которое располагалось во Фрунзе и которое возглавлял бывший сотрудник ИФиМГП и бывший горный инженер-обогатитель Туленды Курманалиев (типичный пример социалистического принципа подбора руководящих кадров, когда сапоги поручают тачать пирожнику). Я обрадовался возможности привлечь к реализации идеи специалистов высокого класса, а так как с Туленды мы были в давних приятельских отношениях, то мне не составило особого труда получить от него разрешение и принять их на полставки.
Два парня средних лет - русский и киргиз - добросовестно выслушали меня, выказали полнейшее понимание сути поставленной задачи и пообещали выполнить требуемое в установленные сроки. Весь год они исправно раз в квартал (так оплачивалась работа полставочников) приходили за деньгами, стараясь получить их в мое отсутствие. Когда я, обеспокоенный отсутствием результатов, звонил им по телефону и требовал отчета, они уверяли меня, что все идет "по плану". Короче говоря, к своей поездке в Мирный я с большим трудом смог получить лишь один лист формата А1 с общим видом комбайна "Алмаз", выполненным в стиле рекламного плаката. Ни расчетов, ни пояснительной записки, ни чертежей! И, тем не менее, придя в положенный срок в кассу и не обнаружив в ведомости за последний квартал своих фамилий, они явились ко мне для выяснения отношений. Разумеется, я их выставил.
Теперь, после оживления интереса к разработке комбайна, я вновь был вынужден искать хорошего конструктора. Вот тут-то я понял, как мало в нашей стране людей, способных к творческой нестандартной работе. После долгих поисков я вышел, наконец, на конструктора из того же ОКБ ИКИ, оказавшегося моим соседом по дому и жившим через стену. Климов был типичным "совслужащим" с неконкретной физиономией ко всему равнодушного человека. Жена от него ушла вместе с ребенком, оставив его в двухкомнатной запущенной квартире с закопченными стенами и вечно сырым потолком.
Потолок протекал потому, что давнишний ураган сдвинул листы шифера на кровле и при дожде вода просачивалась между плитами перекрытия. У меня в тот раз тоже приключилось нечто подобное, но я залез на крышу, уложил листы и избавился от течи. Мой же сосед в течение всего времени нашего общения заваливал ЖЭК жалобами и требованиями починить крышу и стоически продолжал жить в сырости и под звонкий стук капель, падающих в расставленные тазы и ведра. До сих пор не могу объяснить, почему не насторожила меня подобная инфантильность, и как я решился заключить с ним договор. Видимо просто от безысходности. Как бы то ни было - я вторично наступил на одни и те же грабли. Результат оказался аналогичным - получив от меня за год около 1000 рублей тов. Климов ограничился несколькими примитивными схемками на миллиметровке.
После этого мне пришлось собрать в кулак все, чему меня учили в институте и самому взяться за расчеты и чертежи. К этому решению я приду после двух лет затяжной борьбы с аферистами из республиканского космического центра, но зато на заключительном отчете по теме в конце 1985 года у меня будет не только около 10 внушительных чертежей агрегата и технологических схем, но также большая фотография его действующей модели в 1:20 натуральной величины, изготовленной моими студентами.
Шел февраль 1984 г. Четыре месяца страна жила без "хозяина". По официальной версии Ю.В.Андропов в октябре прошлого года простудился и занемог. В народе же поговаривали, что в него стреляла дочь Брежнева и прострелила почку. Земля полнилась слухами - суррогатами правды. 10 февраля я возвратился с работы и включил приемник, постоянно настроенный на волну "Маяка". Из динамика полились звуки скорбных мелодий - кто-то "дал дуба". Наблюдательные люди еще утром обратили внимание на то, что в эфир не вышли развлекательные передачи "Утренняя почта" и "Опять 25". Неужели "простуженный Андропов?" Вполне вероятно. Если так, то жалко. Мы чувствовали, что этот человек действительно хотел перемен в нашем обществе. Пусть он начал не с того конца, но массы так устали от затхлой атмосферы затянувшегося брежневского безвластия, что согласны были и на то, чтобы их крепко взнуздали. Все видели пагубное действие всеобщей распущенности.
Наконец в 18 часов местного времени трагичный и дрожащий от глубокой скорби голос диктора известил страну о том, что 9 февраля в 16 ч. 50 м. после продолжительной болезни скончался генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В.Андропов. Первая мысль, которая, не сомневаюсь, одновременно пришла в голову десяткам миллионов наших людей - КТО? Кто сядет в кресло генсека? По моим соображениям - Романов или Алиев. Не исключал и Черненко, хотя здравый смысл подсказывал, что выдвижение на этот пост 72-летнего старика, страдающего одышкой и еле волочащего ноги, означало бы откат в прошлое - к жесткому централизму, диктатуре партии и окончательному подавлению любой инициативы.
Лично мне больше импонировал Романов. Ему 61 год. Он энергичен и полон сил. Руководил ленинградской партийной организацией, которая считалась наиболее прогрессивной и революционной со времен Кирова. Правда, за ним тянулся некий грешок, свидетельствующий о потере чувства меры. Говорили, что свадьбу своего то ли сына, то ли дочери он организовал в историческом Смольном и использовал царский сервиз, взятый из Зимнего дворца.
Что касается Гейдара Алиева, то моя антипатия к нему основывалась на его кавказском происхождении. Я считал, что страна еще не до конца оправилась от злодейств Сталина и Берии, чтобы подставлять шею под топор еще одного авторитета с Юга.
Искушенные в дворцовых интригах люди называли еще одну кандидатуру - Горбачева. Им вторили также "вражеские голоса". Он был почти моим ровесником - 52 года! Сделал блестящую карьеру от комсомольского работника до члена Политбюро. Пришел с периферии, а значит свободен от тенет московской номенклатуры. И все же я не верил в то, что старики в Политбюро решатся на такой шаг. Не потому, что испугаются его молодости и неопытности, а потому, что на его фоне их собственная немочь и дряхлость будут особенно выразительны и отвратительны. Лучшим подтверждением этой мысли служит факт избрания на этот пост того же Ю.В.Андропова, у которого, согласно медицинскому заключению, был целый букет тяжких болячек - "страдал интерстициальным нефритом, нефросклерозом, вторичной гипертонией, сахарным диабетом, осложнившимся хронической почечной недостаточностью." Целый год руководитель такой огромной страны жил на искусственной почке! Если бы обществу ставили диагнозы, то в 1985 году оно было таким же больным, как и его недавно скончавшийся вождь.
Я глубоко заблуждался, считая, что у Политбюро хватит мудрости не выбирать в качестве лидера больного, непопулярного и по-мужски несимпатичного К.У.Черненко. Выбрали! Всем стало ясно, что Кремлю наплевать на страну, народ и мировое общественное мнение. Там живут по своим законам и своим интересам. Утешало только то, что по моим оценкам он едва ли протянет больше 3-4 лет, а за этот срок они там все вымрут.
В день похорон 14 февраля я сидел у телевизора и для истории вел репортаж о всем увиденном. Привожу его с оригинала.
"14 ч. 58 м. Руководители П. и П. поднимаются до уровня трибуны мавзолея. Ждут. 15 ч. Пошли. Первым заходит Черненко. Сейчас он откроет траурный митинг. Куранты бьют полдень. Включен микрофон. Раздалось какое-то бормотанье. Шелестят бумаги. Откашливается. Тихонов (пред. сов. мина), Громыко (МИД), Гришин (секретарь МГК КПСС).
Черненко смотрит на Гришина, тот ему кивает - начинай. Читает с запинками. Голос клокочет, чувствуется одышка, дребезжание. Прокашливается. Плохая дикция. Глотает слоги. Читает "как пономарь" невыразительно, сбивается.
Показ крупным планом членов ПБ. Какие все старые! На морозе лица сморщенные как печеные яблоки.
Громыко - четко, раздельно, звучно - "С именем Ю.В.А. связаны крупные положительные сдвиги в стране ..."
Рабочий Малин. Говорит хорошо, но Черненко представлял его ужасно - не мог четко и внятно прочесть его фамилию. Как только он работал пропагандистом и организатором?
Черненко шмыгает носом и глотает сопли.
Устинов. Зычный, командный, наполненный голос.
А у Черненко монгольские глазки - узкие и подтянутые к вискам.
Устинов шепчет что-то на ухо Черн. Тот сморкается в платок. Камеру отводят. Показывают массы. Над ними в сотнях экземпляров единственный портрет Ю.В.А. Тот, что был 1982 году после избрания генсеком; что висел во всех учреждениях и присутственных местах в 1983 г. и теперь - в траурной рамке. Других изображений не было. Видно плох был настолько, что не помогала и ретушь.
Митинг окончился в 15-35. Гроб несут военные. Черн. и другие только поддерживают и мешают идти носильщикам."
Четырехмесячная стажировка на ФПК при МГИ представлялась мне чем-то вроде длительной командировки в рай - настолько я устал от повседневности бытия. К черту кафедру, дипломников, ОНИЛ! Не я буду учить и спрашивать, учить и экзаменовать будут меня. Я буду слушать лекции по педагогике и психологии высшей школы, вычислительной технике, экономике горной промышленности, философии, АСУ (автоматизированные системы управления) и др. Я буду прикреплен к кафедре Открытых горных работ, заведующим которой числится сам ректор МГИ академик В.В.Ржевский. Меня обучат программированию и работе на современных вычислительных машинах. Все ново и интересно и я смогу, наконец, сделать глоток свежего воздуха.
Москва привычно не баловала провинциалов комфортом и вниманием. Всех приехавших, а нас в этом потоке было около 90 человек, расселили в общежитии аспирантов на Студенческой улице, 33, корпус 5. В комнате площадью 12 кв.м. было три кровати, два стула, один стол, холодильник и репродуктор. Доцент из г. Шахты, ассистент из Новочеркасска и зав.кафедрой из Фрунзе - вот тот контингент, которому предстояло все четыре месяца по очереди пользоваться двумя наличными стульями.
Ограниченный комфорт усугублялся невероятной грязью, оставленной в комнате нашими предшественниками. По всей видимости, администрация городка не утруждала себя заботами по обустройству быта иногородних профессоров, доцентов и простых преподавателей. Мы, в свою очередь, тоже предпочли не ждать милостей от гордых москвичей, а засучив рукава в два дня навели в своей времянке приемлемый порядок.
С питанием мы устроились по-студенчески: завтрак и ужин готовили сами, обедали - в столовой МГИ. Кастрюлю нам пришлось купить вскладчину, а тарелки, вилки и ложки мы реквизировали в столовой городка. Угрызения совести нас не очень терзали - ведь мы не собирались увозить это казенное имущество по домам.
Деканат факультета повышения квалификации имел достаточный опыт работы с подобным контингентом. На первом собрании группы нам пообещали вести жесткий контроль за посещаемостью и успеваемостью, объяснив это тем, что к этому их вынуждает скандал, разразившийся с одним из наших предшественников. А случилось вот что. Доцент N., приехавший из мест достаточно отдаленных, познакомился с такой же курсисточкой, и уговорил ее вместо нудных занятий уехать на Юг и приятно провести время на черноморских пляжах.
Супруга, озабоченная долгим отсутствием писем от мужа, позвонила в деканат и поинтересовалась, где ее благоверный и не замучили ли его до смерти. После того, как ей сообщили о его таинственном исчезновении, она явилась в Москву и устроила погром вплоть до Минвуза СССР. Гастролеров разыскали в Крыму, отчислили с курсов и написали по месту работы с требованием принять меры и возместить ущерб, нанесенный государству. Вот так, за сладкий грех двоих расплачиваться пришлось многим.
Среди довольно зрелых учащихся я обнаружил только одного знакомого и тем оказался Виктор Шестаков. Ему как профессору и доктору наук дали место в комнате на двоих. Его соседом оказался вьетнамец, о привычках и нравах которого Виктор рассказывал с содроганием.
Не думаю, что события этих четырех месяцев были настолько оригинальными, чтобы уделять их изложению много времени и места. Довольно скоро мы втянулись в ритм занятий и пришли к выводу, что ничего существенно нового здесь нам не дают. Как правило, вместо ученых с известными именами лекции нам читали либо их заместители, а то и аспиранты. Наиболее интересными и непривычно откровенными были лекции по экономике, которые нам читал проф. А.М.Матлин. В спокойной и ироничной манере он вскрывал перед нами нелепости плановой экономики, исподволь подводя нас к мысли о том, что она изживает сама себя. Это от него мы услышали откровение - "Экономисты сделали два открытия, принесших много неприятностей человечеству, - придумали деньги и плановое ведение народного хозяйства". В перерывах его обычно окружала целая толпа, задавая острые вопросы, на которые он отвечал без уверток. Я всегда считал, что если аудитория после двух "пар" не потеряла интерес к теме, значит лектор и его материал были на высоте.
К сожалению, лекции по педагогике, психологии, философии и вычислительной технике проходили менее интересно, а подчас и просто нудно. Только однажды на лекции по философии на тему о "Развитом социализме", главным теоретиком которого был сам К.У.Черненко, разгорелся спор, быстро переросший в скандал. Своим требованием разъяснить нам, наконец, что это такое мы довели лектора - пожилого еврея, участника и инвалида войны (у него не было ноги), не помню его фамилии - до состояния ярости. Брызжа слюной, он обвинил нас в нигилизме и оппортунизме, сошел с кафедры и больше у нас не появлялся.
Сложнее всего нашим курсантам давалась вычислительная техника. После теоретической части нам предстояло по своим предметам составить задачи, разработать алгоритмы и программы, набить их на перфокарты и прогнать через ЭВМ. На языке программирования PL-1 я составил задачу по определению текущего коэффициента вскрыши для карьеров типа алмазной трубки "Мир" и успешно довел ее до машинного расчета. Пожалуй, это было главным достижением моей стажировки.
По положению мы, трое преподавателей, прикрепленных к кафедре Открытых горных работ, должны были завершить свою стажировку сообщением на заседании кафедры. Доцент В.В.Истомин, добросовестно курировавший нас, сказал мне, что на моем выступлении возможно будет присутствовать сам В.В.Ржевский и я имею, таким образом, шанс изложить свою диссертационную работу. У меня не было с собой графических и табличных материалов и поэтому пришлось ограничиться устным изложением, сопровождая его кое-какими схемами и формулами на доске. После доклада первый вопрос задал сам Владимир Васильевич:
- В СССР в настоящее время есть две общегосударственных программы - продовольственная и энергетическая. Почему вы выбрали для своей диссертации вторую? - Странный вопрос! Мне это и в голову не приходило, и поэтому мой ответ был кратким. – Наверное, потому, что я по специальности не агроном, а горный инженер.
Больше всего вопросов вызвал тезис о том, что главным критерием управления технологическими процессами, согласно моим исследованиям, следует признать не производительность или себестоимость, а показатель их удельной энергоемкости. Минимум удельных энергозатрат будет автоматически означать и минимум себестоимости единицы продукции. Кажется, я сумел убедить в этом всех, но В.В. счел нужным сделать ядовитое замечание:
- Зачем же мы тогда создаем для горной промышленности мощные дорогие машины? Давайте ничего не будем добывать, и в этом случае энергозатраты будут минимальными и равными нулю!
- В таком случае не будет и нужной продукции.
- Ну, хорошо. Поставим вопрос иначе. Давайте, как в Китае, вместо машин загоним в карьер тысячи людей, они будут добывать полезные ископаемые вручную и не надо затрачивать огромные количества энергии?
- В этом случае мы будем использовать биоэнергию. Согласно моим расчетам 1 Джоуль энергии пищевых продуктов стоит в среднем в 500 раз дороже 1 Дж. электрической энергии. Примерно во столько же раз вырастет и себестоимость добычи одного кубометра горной массы.
Эти нелепые вопросы произвели на меня потрясающее впечатление. Я не мог допустить мысли, что академик задает их всерьез, а не пытается загнать меня в тупик. Как бы то ни было, после этого он умолк и предоставил свободу слова своей кафедре. С наиболее ярким выступлением в мою поддержку выступил проф. Ю.И.Анистратов. Отметив, что в плане общей идеи моя работа перекликается с его ранними исследованиями и отличается от них тем, что выполнена на обширном экспериментальном материале, полученном в условиях действующего производства, он дал ей высокую оценку и предложил рекомендовать ее к защите в качестве докторской диссертации. Остальные согласились с этим предложением, в очередной раз воодушевив меня на подвиг. Академик Ржевский в этом уже не участвовал - ушел. Анистратов сказал, что в принципе это уже неважно. Само его присутствие на семинаре следовало понимать как положительное отношение к моей работе и персоне.
По традиции стажировки преподавателей на ФПК в различных вузах Москвы завершались объединенной заключительной лекцией, которая проводилась в актовом зале МГУ, украшенном роскошным панно, выполненным с большим искусством из полудрагоценных камней. К сожалению, мастерство художников и камнерезов не в силах было компенсировать убожество творческого замысла, тема которого не вышла за пределы набившей оскомину советской символики - серпастые и молоткастые красные знамена, ленты и золотые кисти, бюст вождя мирового пролетариата с могучей шеей и взором, обращенным к далеким потомкам.
Первым выступил зам. министра высшего и среднего специального образования СССР Н.Ф.Краснов, донесший до слушателей суровую критику, которой подверглось наше родное министерство со стороны К.У.Черненко. Я, наконец ,услышал о том, что предыдущая реформа средней школы, жертвой которой стали наши дети, фактически провалилась и вузам поручалось принять активное участие в ее очередном реформировании. Между прочим, эта тема уже прошла стадию кухонных разговоров, на которых "новая реформа" начала 60-ых была представлена как тонко задуманная сионистами экономическая и социальная диверсия, приведшая к резкому падению уровня подготовки в стране инженерных и научных кадров.
В докладе об этом не говорилось, но была выражена озабоченность нашим фактическим отставанием от мирового научно-технического прогресса. После общих фраз о дополнительных мерах по совершенствованию системы среднего и высшего образования в заключительной части своего выступления Краснов привычно определил наши главные задачи:
- идейная закалка студентов в духе преданности партии, правительству и генеральной линии построения развитого социалистического общества;
- укрепление кадров преподавателей общественных дисциплин и усиление их роли в деле коммунистического воспитания молодежи;
- усиленное внимание "контрподготовке" студентов по отношению к пропаганде буржуазной морали и растлевающему влиянию западной "культуры".
Вторым выступил президент Академии педагогических наук М.И.Кондаков. Редко доводилось мне, несмотря на большой стаж участия в совещаниях и конференциях, слушать такую блестящую речь. Прекрасный оратор он говорил свободно, красиво, без запинок, повторов и паразитических слов. В его докладе прозвучали вполне конкретные шаги к программе реформирования школы: обучение с 6 лет, повышенное внимание обучению технике и культуре чтения ("кто хорошо и быстро читает, тот учится лучше"), освобождение программ старших классов от ненужного материала, пересмотр математической подготовки ("100 лет учебнику Киселева"), комплексная система воспитания, повышение требовательности к учащимся и преподавателям.
Фамилию последнего докладчика я не разобрал. Он оказался второразрядным чиновником МИДа, которого прислали поделиться с провинциалами второстепенными секретами международной и внутренней обстановки. Что же он сообщил нам такого, о чем мы догадывались, но не были осведомлены. Начал он с того, что при сохранении дипломатических отношений с США никаких официальных контактов с этой державой наше правительство не поддерживает. И если бы не закупки зерна, на которые мы ежегодно вынуждены расходовать около 2 млрд. рублей (9 млн.т), то и торговые отношения между странами сошли бы на нет.
Есть все основания полагать, что на президентских выборах вновь победит Рональд Рейган, который не испытывает симпатий к нашей стране. Этому способствуют ощутимые успехи американской экономики - за 1983 г. валовой национальный продукт и производительность труда в США выросли на 4,5%. Для сравнения: в СССР производительность труда в промышленности составляет лишь 60%, а в сельском хозяйстве - 14% в сравнении с американской. В заключение обзора ситуации в США представитель МИДа в весьма дипломатичной форме высказал свое отношение к американцам и их президенту - "Надо признать, что Рейган играет роль президента блестяще. Он нравится американцам. Несмотря на то, что ему тоже (намек в адрес нашего дорогого К.У.Ч.) 73 года, он выглядит эффектно"
Гонка вооружений, изматывающая нашу экономику, продолжается и в ближайшее время будет перенесена в космос. Мы не намерены отставать и это потребует от народа еще большего затягивания поясов. Дипломатия США выигрывает одну операцию за другой. Мы теряем свои позиции в Африке, осложнились отношения с европейскими странами, Япония заявляет претензии на Курильские острова и даже ее коммунисты поставили свои подписи под требованием возврата Курил.
На востоке зреет еще одна страшная опасность - Китай, который хочет возродить позиции "срединной империи". Обладая достаточно мощным ракетно-ядерным потенциалом, он враждебно настроен к СССР и делает очевидный крен в сторону Запада, способного оказать ему более действенную научно-техническую помощь, чем мы. В ответ на наши попытки наладить прежние дружеские отношения, Китай выдвигает ряд требований:
- прекратить оказание военной и технической помощи Вьетнаму;
- вывести наши войска из Афганистана;
- вывести наши войска из Монголии и открыть ее границы.
Его довольно краткий обзор вверг нас в уныние. Выходило, что наши дипломаты вкупе с партократами завели страну в тупик и сделали из нее мировое пугало столь же безобразное и нелепое, сколь бесполезное и беспомощное. Весьма удрученные услышанным, мы покидали зал молча с невеселыми мыслями о будущем, которое уже давно перестало манить нас своим светлым образом.
Накануне возвращения домой я посетил в ИПКОНе проф. Г.П.Демидюка и имел с ним долгую беседу. Надо сказать, что между нами установились очень теплые отношения - мы регулярно переписывались, он живо интересовался работами ОНИЛ, особенно касающимися разработки новых ВВ. В этот раз он проявил искреннюю озабоченность моими диссертационными делами и даже просил проф. Боровикова из Ленинградского горного института принять мою работу к рассмотрению на открывшемся совете по "Физическим процессам горного производства".
Я был глубоко тронут участием нашего патриарха взрывного дела, которому шел девяностый год. Несмотря на почтенный возраст, он обладал живым умом, твердой памятью и повышенным интересом к новому, что отличало его от многих более молодых ученых
В конце июня, а точнее 21-го, страна узнала о кончине одной из любимейших народом певиц - Клавдии Ивановны Шульженко. Еще ребенком году эдак в 39 или 40 я услыхал по радио молодой, красивый, глубокий и мягкий голос певицы, исполнявшей задорную "Чилиту", нежную "Палому" (Голубку), веселую "Эх, Андрюша". Самым ярким песенным символом войны, неизменно вызывающим слезы у тех, кто пережил эти страшные годы, стал исполненный ею "Синий платочек". Да что говорить - на протяжении более 45 лет своей концертной деятельности она дала стране столько высоких образцов своего искусства, что вошла в плеяду самых выдающихся народных певцов, куда я отношу разве что Шаляпина, Русланову и Лемешева.
В некрологе, напечатанном в "Правде", для нее тоже нашлось много теплых слов, но больше всего меня "тронула" фраза - "В послевоенные годы песни К.И.Шульженко прославляли советский образ жизни, вдохновляли на трудовые подвиги". Я знал наизусть почти весь ее репертуар, любил напевать про себя и для себя, но не припомню ни одной песни в подобном политическом жанре. Более того, ее искусство было настолько лиричным, что совершенно не подходило для застольного исполнения.
Еще при ее жизни на эстраде появилось множество новых молодых артистов, но в соответствии с моей шкалой оценок я согласен включить в этот высокий ряд только Аллу Пугачеву и Юрия Гуляева.
Суровая действительность постоянно напоминала нам о себе неприятными сюрпризами. Вот и теперь, сразу после возвращения, мне пришлось проводить в жизнь решение комиссии Минвуза республики по упорядочению оплаты труда сотрудников ОНИЛ. Чего греха таить - структура лаборатории была довольно странной: в ней числились четыре отдела, чьи заведующие получали такую же зарплату, как и зав. лабораторией - по 340 и 310 рублей в зависимости от научного стажа. Меня вынудили подать рапорт, в котором заведующим ОНИЛ назначался Володя Нифадьев с окладом 310 рублей; должности зав.отделами ликвидировались, а вместо них назначались руководители тем с окладами старших научных сотрудников 250 рублей. Эта реорганизация означала начало конца лаборатории
Не очень воодушевляли и встречи со старыми приятелями из ИФиМГП. Марат Терметчиков, с которым мы встретились на даче, выглядел каким-то потухшим. Не стало прежнего задорного смеха, лик его сделался грустным и задумчивым. Рассказал, что долго болел, было подозрение на рак легкого, но завершилось все пневмонией. Считает, что лучшие годы прожиты и впереди ничего не светит. В еще более худшем настроении и состоянии находится Гена Калинин - когда-то его верный собутыльник и друг. К его постоянным диабету и гипертонии добавился инсульт, который привел к частичному параличу. Ходит с палочкой. Озабочен тем, что после трех месяцев пребывания на бюллетене его могут отправить на пенсию. А ведь они мои сверстники - Геннадию 54, а Марату 53 года!
А моя матушка, которой шел 76-ой год, никак не хотела считать себя старой. Она все еще работала горничной в гостинице "Пишпек", получала почетные грамоты за отличную работу, сувениры от знатных клиентов в благодарность за чуткое отношение и культурное обслуживание. Эдита Пьеха выспрашивала у нее, как ей удалось до таких лет сохранить легкость фигуры, цвет лица и веселый характер и жаловалась на своего Броневицкого, который после концертов вместе с музыкантами ансамбля "Дружба" проводил ночи в оргиях, а утром рвался к ней и устраивал скандалы. При расставании она подарила матушке альбом с долгоиграющей пластинкой с надписью - "Валентине Николаевне - сердечные пожелания". Автограф матушка взяла на память, а пластинку отдала мне, сказав, что "терпеть не может ее пение".
Популярнейшие артисты эстрады, выступавшие на сцене в качестве вздорных старушонок Маврикиевны и Никитишны, очарованные ее заботой и вниманием, подарили ей свою фотографию с трогательной надписью - "Дорогой Валентине Николаевне и ее сыну с благодарностью за маму, такую внимательную, ласковую и добрую к 2-м старушкам, которые очень ее полюбили". Отсюда я сделал вывод, что матушка с некоторым запозданием все же признала, что ее сын отнюдь не "лутоня", каковым она меня считала с детства, и возможно даже с гордостью рассказывала обо мне своим жильцам.
Несмотря на почтенный возраст, матушка любила путешествовать. С туристическими группами она успела побывать в Венгрии, Чехословакии, объездила Север и Юг страны, а в этот год очередной отпуск решила посвятить поездке на Дальний Восток по маршруту Никольск-Уссурийский - Владивосток. Видимо уже тогда в мае 1984 г. она почувствовала едва уловимое, но неумолимое дыхание приближающегося конца, ощутила зов родной земли с забытыми и заброшенными могилами предков, испытала острую потребность встретиться с еще живыми подругами своей юности и пройтись по крутым улицам своего любимого города. Много позже моя двоюродная сестра Женя, всю жизнь прожившая во Владивостоке, рассказывала, как в последний приезд с тетей Валей бродила по улицам старой части города, как она подолгу стояла у старинных домов, с которыми у нее, очевидно, были связаны какие-то воспоминания, гладила ладонью их стены и в глазах у нее стояли слезы.
За повседневной суетой и заботами мы, и в первую очередь - я, не замечали перемен, произошедших в матушке. Она по-прежнему была предупредительна со мной, не общалась с Надеждой, безумно скучала по Саше, с которым вела регулярную переписку и отправляла в каждом конверте по пяти рублей, и тайно страдала из-за конфликта с Валентиной, случившегося исключительно по вине тетушки Нины, принимавшей слишком активное и не всегда доброе участие в наших семейных делах. А между тем календарь отсчитывал последние месяцы ее далеко не счастливой и такой одинокой жизни.
В июле я вынужден был лететь аж в Якутск. Сотрудник ОНИЛ Александр Гаврилович Голпуров, работавший со мной еще в ИФиМГП, завершил, наконец, работу над кандидатской диссертацией и договорился о ее защите в Институте проблем Севера. Это был мой последний соискатель, завершавший короткий список тех, кто получил ученую степень при моем непосредственном участии и помощи. В связи с привычкой анализировать последствия своих поступков и действий не могу лишить себя удовольствия оценить результаты моих усилий и в этой сфере.
В Якутске я был впервые и этот город оставил в моей памяти только такие воспоминания - "Вечная мерзлота не пускает воду в недра и она стоит на не асфальтированных улицах. Деревянные дома покосились, вокруг них растет осока и камыш, грязно и неуютно как бывает в сибирских деревнях. Свалки, поленницы дров, деревянные тротуары и мостки, зловонные канавы. Базар - кавказцы и узбеки. Виноград 20 р. кг, черешня - 15, яблоки - 8, арбузы дольками - по 10, лук репчатый - 6. Цены - бешеные, но люди, преодолевая помехи, везут в эту даль то, чего не привозит государство, обладающее колоссальными возможностями".
Однако пора вернуться к проблемам, составляющим основное содержание нашей жизни и деятельности. На кафедре возникла очередная кадровая проблема - Шергазы Мамбетов, бывший деканом факультета и почасовиком кафедры, ушел на повышение, получив назначение на должность проректора по вечернему и заочному обучению. Вышел из строя А.Г.Поляков, у которого в возрасте 69 лет случился инфаркт мозга. Медведеву исполнилось 64 года и его здоровье тоже не позволяло надеяться на активную деятельность. Гоша Маврицкий, бывший выпускник нашей кафедры, оставленный на преподавательской работе из-за своих успехов в баскетбольной команде ФПИ, не выдержал нищенского существования на зарплату старшего преподавателя без степени (180 р.) и перешел инспектором в Госгортехнадзор.
Приходилось ломать голову о подборе новых кандидатур, учитывая при этом, что в наших условиях преподаватель должен выполнять не только учебную нагрузку, но быть пригодным на роль куратора и достаточно здоровым для участия в сельхозработах. Кроме того, ввиду явно престарелого состава кафедры, желательно, чтобы новички были не старше 35 лет и, что особо важно, были представителями "коренной нации". Кроме перечисленных выше официальных требований я, как заведующий, добавлял еще одно, на мой взгляд, наиболее существенное, новичок должен обладать не только ученой степенью, но и практическими навыками работы на горном производстве. Чтобы учить - надо самому знать свое дело "из первых рук". Многие из этих условий были взаимоисключающими и поэтому несложно представить трудности, с которыми мне пришлось тогда столкнуться.
В сентябре совершенно неожиданно прилетел в краткосрочный отпуск ефрейтор А.И.Тангаев. Отпуск ему дали за активную комсомольскую работу и образцовую воинскую службу. В кителе и брюках с голубым кантом, в фуражке с голубым околышем наш сын выглядел потрясающе. Когда он внезапно появился перед бабушкой Валей и тетушкой Ниной, то старушки чуть не попадали в обморок, прослезились, смотрели на него восхищенными глазами, долго не могли успокоиться и вспоминали, как совсем недавно носили его на руках. Сын возмужал, подрос, посерьезнел и ... огрубел.
В его суждениях и высказываниях стало больше категоричности и меньше такта. На материнские жалобы по этому поводу он отвечал, что отвык от опеки и излишней заботы о себе. Короче, мы поняли, что отныне перед нами не мальчик, но муж и с этим надо считаться. Две недели отпуска пролетели быстро. Наш сынок вновь вернулся к своим обязанностям по обеспечению взлета и посадки боевых самолетов на военном аэродроме далекого белорусского городка Лунинец. Ему предстояло отслужить еще 9 месяцев.
Надо отдать должное нашему сыну - за время учебы в Тамбове и действительной службы в Лунинце он вел с нами регулярную переписку, посвящая нас во все тонкости своего армейского быта. Я уже приводил выдержки из его писем из Тамбова. Теперь самое время рассказать о некоторых деталях его боевых дежурств и жизни "на точке".
"Сегодня 17 октября. За тот срок, который прошел со дня прибытия в в/ч 40810, ничего существенного не произошло. Распорядок в армии не изменился и добрые традиции по-прежнему в силе".
"Сейчас итоговая проверка, пока получаю высшие баллы. Была московская комиссия, проверила аппаратуру и объект. У нас самый лучший. С такими кадрами дадим отпор любому агрессору!!!
P.S. Потихоньку собираю и сушу грибки, когда иду на обед, завтрак и ужин через лес и поле. Собрал и нажарил шампиньончиков, подосиновичков и пр. Жарим иногда картошечку."
"Сдал итоговую проверку, в ходе коей доказал высокое звание отличника боевой и политической подготовки. Проведено отчетно-выборное собрание, на котором я выбран заместителем секретаря бюро ВЛКСМ РТО. Секретарь - наш прапорщик. Это добавилось к тому, что я уже член комитета ВЛКСМ части, редактор "Боевого листка", член Ленинской комнаты, член редколлегии стенной газеты. Вот такие новости за месяц после отпуска.
А пока занимаюсь с аккумуляторами, обеспечиваю полеты и сегодня засолил капусты. Сперли в столовой 5 вилков и морковки, вот и попробуем, что получится. Учу потихоньку английский и опять толстею".
"У меня сейчас наряды и караулы. Полеты закончились. Пацаны уехали домой. Теперь мы - самое старшее поколение. Ни одного сержанта во всей части, одни ефрейторы - 5 человек. Вот и ходим дежурными по роте и 1 раз в месяц в караул. Вчера пришел из караула. Был помощником начальника, т.е. сменял посты. Всю ночь ездил за рулем ГАЗ-66, пригодились полученные навыки, т.к. расстояние между двумя крайними постами 3,5 км, а сменять часовых через каждые 2 часа".
"В соответствии с приказом МО СССР ефрейтору Тангаеву присвоено звание специалиста 2 класса, т.ч. теперь "незаменимый специалист". Недавно участвовал в вечере, посвященном 40-летию Великой Перемоги над немецко-фашистскими захватчиками, где читал стихи (желание творческой деятельности "необычайно" развилось во мне за последние полтора года, начиная с учебки, где играл в спектакле). Также провел беседу на тему "Страна моя" (основные стройки пятилетки, гос. бюджет и т.д.)".
"Уже сдана последняя итоговая проверка, в ходе которой вновь выявлено высокое качество знаний ефрейтора Тангаева А.И. О демобилизации пока нет никаких намеков, но в связи с большим объемом строительных работ предпочтение отдается июню месяцу".
Вот то немногое из многих писем Александра, на основании которого можно получить представление о его службе в рядах Советской Армии. Еще далеко было до разложения, дедовщины, массового дезертирства и групповых убийств в воинских частях. Нашему сыну повезло - он отслужил свое в спокойной обстановке и его миновал Афганистан, искалечивший тысячи парней не столько физически, сколько морально.
Несмотря на общую закомплексованность и полуголодное существование, наш народ не терял чувство юмора и продолжал высмеивать своих вождей. Глядя на еле передвигавшегося и задыхающегося Черненко, люди замечали - "В СССР в настоящее время два вождя - один "вечно живой", а второй - еле живой". Но более остроумным стал анекдот с участием нового, после Василия Ивановича, героя - чукчи.
- В ЦК КПСС раздается звонок. Референт снимает трубку - "Кто говорит? - Говорит чукча. Вам генеральный секретарь ЦК КПСС нужен? - Ты что, совсем глупый? - Да. И очень старый!"
К сожалению, наша система отшлифована так, что в ней невозможно ни выбрать толкового, ни убрать бестолкового руководителя. А вот в Индии на днях в собственной резиденции убили красивую женщину, мудрого политика и верного друга нашей страны Индиру Ганди.
Конец високосного 1984 года был отмечен большими морозами. Во Фрунзе температура опустилась до - 24;. В нашей квартире было не выше + 14. Напряжение в сети упало настолько, что телевизор перестал работать. В такие периоды настроение у трудящихся падает до критической отметки и все с нетерпением ждут нового года, надеясь на то, что уж в нем-то появится хоть какой-нибудь просвет.
Увы, новый 1985-ый год начался для нашей семьи с самой большой неприятности, которую только можно себе представить - с болезни и смерти матушки. Умерла она 27 февраля. В этом разделе своих воспоминаний я не буду детально останавливаться на этом печальном событии, ограничусь цитатой из дневника, посвященной самой процедуре и организации похорон.
“6 марта. Дни 28 февраля и 1 марта были очень тяжелыми. Но они были бы намного хуже, если бы не десятки друзей, товарищей и просто сочувствующих. Помогли всем - от гроба и могилы, до поминального обеда. На поминках было около 90 человек: из ОНИЛ, с работы Нади, из гостиницы, старые, старые знакомые, которых я не видел с 1948 года. Приходили Асаналиев, Фриев, Марат и др. сотрудники из ИФиМГП. Принесли денег и массу цветов, оказали всяческую помощь. Беда и горе сплачивают людей и как это облегчает их перенесение! Распорядителем, очень чутким и требовательным, был Яша Додис. Мы пообещали друг другу, что распорядителем на наших похоронах будет тот, кто переживет другого. Я бесконечно благодарен всем, кто проявил хоть малейшее внимание в день похорон 1 марта.”
Вот так мы проводили в последний путь мою матушку – женщину такую же самоотверженную, многострадальную и несчастную как все русские женщины, как весь русский народ.
Еще одно печальное известие пришло из Днепропетровска - тромбофлебит, которым Е.Г.Баранов начал страдать еще во Фрунзе, довел-таки, его до операционного стола. Ему отрезали правую ногу выше колена, предотвратив, таким образом, неминуемую гибель от сплошной закупорки сосудов тазового пояса. Казалось, его богатырскому организму не будет износа, но водка сделала свое черное дело. Глядя на него, я всегда думал о том, что могучей крестьянской породой он был предназначен для физического труда, которого всегда чурался.
Отшумел, отгромыхал неугомонный профессор! Теперь прочь былые обиды и распри - больше всего ему нужна была моральная поддержка, которую могли оказать только мы - его старые друзья и соратники.
Не зря говорят - "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Бедная Зинаида Васильевна потом призналась нам, что, несмотря на всю тяжесть по уходу за искалеченным мужем, только в эти восемь лет вплоть до его смерти в 1993 г. она впервые за все годы семейной жизни наслаждалась тишиной и спокойствием.
Не прошло и десяти дней с матушкиных похорон как по радио и ТВ зазвучали траурные мелодии. Еще не было официального заявления, но на факультете заговорили о том, что К.У.Ч. приказал долго жить. Действительно, 11 марта пришло сообщение о его смерти. Таким образом, по анонимному замечанию текущая XI пятилетка имеет символ трех "П" – “Пятилетки Пышных Похорон”. Мы уже достаточно поднаторели в этих церемониях и когда объявили о том, что председателем похоронной комиссии назначается самый молодой из членов Политбюро М.С.Горбачев, все поняли, вот он - новый вождь нашей страны. Слава Богу! Эти старики смертельно надоели всем не только своими сморщенными и унылыми физиономиями, но и своими частыми похоронами.
Прислушиваясь к содержанию траурной речи с трибуны мавзолея, я обратил внимание на его многозначительную, с моей точки зрения, фразу - "Пора кончать с пустословием..." - Это уже кое-что.
На фоне "всенародного" траура состоялся смотр кафедры. Ректор устроил мне разнос за состояние лабораторной базы и дал срок привести все в надлежащий порядок до конца учебного года. Как поступают в этом случае дисциплинированные советские руководители? Они заявляют по-райкински - "Бу сделано!" Точно также поступил и я. Ведь не станешь же убеждать во всем осведомленного ректора, что для этого нужны свободные помещения, материальные и денежные средства, а также время, для того, чтобы составить новые "лабораторки", утвердить их на Советах и издать в типографии. Тем не менее, согласно "Принципу домино" я спустил пса на своих преподавателей и обязал их в течение двух месяцев переработать и обновить содержание лабораторных и практических работ.
Меня давно ждали иные дела и я, наконец-то, смог вырваться в командировку в Москву и далее - на Кольский полуостров. В Москве состоялись встречи в издательстве "Недра", после которых рукопись моей книги ушла в перепечатку и далее - в набор. В каталоге на 1986 г. ее выход был запланирован на первый квартал. Редактор Т.И.Королева уверила меня, что книга будет издана по разряду "улучшенного качества".
В Кировске в объединении "Апатит" состоялись довольно трудные переговоры, в результате которых в программу работ на XII пятилетку были включены пункты, касающиеся изготовления приборов для измерения энергоемкости бурения, установок для осушения обводненных скважин и поисковые работы по созданию патронированных водоустойчивых ВВ.
Карьер "Центральный" за 8 лет, истекших с моего первого посещения в 1976 г., углубился по крайней мере на 100 м., вследствие чего резко возрос водоприток во взрывные скважин. Некоторые скважины на нижних горизонтах стали почти артезианскими. Проблема была чрезвычайно острой не только для этого карьера. С нею мучились не только у нас, но и по всему миру и нигде до сих пор не было найдено радикального решения. В этих обстоятельствах наша идея создания осушающе-зарядного агрегата с использованием энергии выхлопных газов дизельного двигателя БелАЗа была принята с большим энтузиазмом. План был сверстан, но вопрос финансирования работ оставался пока открытым.
Пять лет наша дочь жила за границей, а я ни разу не побывал у них в гостях. Надежда один раз была, но и то по делу - в связи с рождением внучки Наденьки. Валентина обижалась, писала, что к другим детям родственники ездят так часто, что успели утомить своими визитами. Она же устала объяснять всем, что мы деловые люди и по горло заняты государственными проблемами. Наконец мы решились. Валентина оформила приглашение для нас с Надеждой и одновременно на Вадима и Инну Цыбульских.
Тому, кто не захватил порядков выдачи виз для поездок за границу в социалистическом обществе, придется набраться терпения, чтобы познакомиться с ними на основе моего горького опыта.
В мае я начал оформлять выездное дело с заявления на имя ректора. Прежде его должны были подписать председатель профкома и секретарь парткома института. Последний долго читал и крутил мое заявление, несколько раз повторив - "Ну что ж поделаешь? Что тут поделаешь?" - Я молча в упор смотрел на него и мой взгляд был, очевидно, настолько тяжелым и нелюбезным, что он, в конце концов, отважился и поставил подпись. Ректор был более смелым человеком, не побоявшись того, что я вдруг пожелаю сбежать из страны, он без лишних вопросов подписал заявление.
После этого я сдал его в ОВИР для получения заграничного паспорта с визой. Лето проходило в полной неопределенности. Кончалась вторая неделя моего отпуска и мое терпение стало иссякать. Несколько раз я ходил в районное отделение милиции и республиканское управление МВД, которые должны были дать мне разрешение на выезд - тщетно. В средине августа Цыбульские уже отдыхали на черноморском побережье Болгарии, а я, проклиная всё и вся, изнывал от жары во Фрунзе, убивая время на ремонте своей большой трехкомнатной квартиры, доставшейся мне в ужасающем состоянии.
В средине июня состоялось долгожданное событие - после "дембеля" вернулся домой наш сын. Наша новая квартира после прежней показалась ему огромной. Еще бы! Три комнаты 22, 16 и 15 кв. м., высокие "сталинские" потолки - 3,2 м, довольно просторная "совмещенная" ванная, кухня 6,5 кв. м, застекленная лоджия и балкон, плюс еще два сарая во дворе. Выделенную для него комнату мы успели побелить, однако сыну наша инициатива пришлась не по душе. Сбегав в магазин, он купил обои по своему вкусу, вместе с мамой отмыл и зачистил стены, а мне оставалось только наклеить их, в чем к этому времени у меня накопился достаточный опыт.
Приятно, когда после двух лет житья вдвоем и тяжкого безвременья болезни и кончины матушки в дом возвращается молодой, энергичный и любимый человек - особенно если это ваш ребенок. Нельзя стареть в одиночку. Необходимо, чтобы рядом с вами всегда была молодежь. Мы снова почувствовали себя молодыми и загорелись желанием посмотреть мир, хотя бы для начала - социалистический. Но не так-то просто в нашей стране получить разрешение на выезд.
После восьмого! визита в МВД я оставил майору, которому видно тоже порядком надоел, номер своего служебного телефона и сказал, что больше ходить к ним не намерен. На другой день он позвонил мне и сообщил радостную новость - "Пока ничего нет, но дня через два зайдите". - В таких обстоятельствах с особой остротой понимаешь всю безжалостность государственной машины и свое полное ничтожество в общении с ней!
В начале сентября, после трехмесячных мытарств, мне сообщили, что в выезде мне отказано по причине наличия у меня допуска к секретным материалам по форме 2 и в связи с тем, что по роду работы я связан с разработкой новых ВВ. Разумеется, я страшно расстроился, но против лома (КГБ) нет приема.
Каково же было мое удивление, когда через пару дней на кафедре раздался звонок и знакомый, но уже сочувствующий, голос известил меня - разрешение дано! Далее все завертелось в бешеном темпе. Выстояв огромную очередь из немцев и евреев, выезжающих на свои исторические родины, я, наконец, получил паспорт с визой; обменял в банке 450 рублей на 450 левов; купил за 60 р.+ 10 "сверху" билет на Москву; заказал на 13 сентября билет на поезд из Москвы в Софию; купил на базаре пару роскошных, душистых таджикских дынь и 10 сентября улетел один. В это время Надя, которая совсем недавно стала заведующей лабораторией «Бонитировки почв», была в Ташкенте на съезде почвоведов с заказным докладом и должна была приехать позднее. Она ехала второй раз и проблем с выездом у нее не было.
Болгарию, также как и Монголию, серьезные люди не считали "заграницей". Однако для меня это был первый и, главное, самостоятельный выезд в Европу. Рядовые советские люди имели возможность посещения даже капиталистических стран, но только в составе организованных туристических групп, каждая из которых в обязательном порядке сопровождалась агентами КГБ, не спускавшими глаз со своих соотечественников. Мне претило такое заорганизованное времяпрепровождение под бдительным оком тайных агентов, и я ни разу не соблазнился подобной поездкой. Теперь я был сам по себе и радовался представившейся возможности лично убедиться в справедливости слов из популярной песни сороковых годов о том, насколько - "Хороша страна Болгария" и действительно ли - "Россия лучше всех!". Чтобы сохранить и передать свежесть своих первых впечатлений от этой поездки, воспользуюсь своими путевыми заметками.
11 сентября. Вылетел 10-го рейсом 610 Фрунзе-Уфа-Москва и в 4 часа утра был уже у Цыбульских. Самолет пришел с опозданием на 1,5 часа. Какая-то пассажирка не явилась на посадку после дозаправки самолета в Уфе и мы сидели до тех пор, пока не разыскали ее багаж и не сняли с самолета.
Сходил в "Метрополь" за билетами. Взял на 12-ое до Софии во II класс (58 р.) и обратно в I класс (93 р.). Дал в Казанлык телеграмму о выезде. Сходил в издательство "Недра" и угостил редакцию дыней. Море восторгов! Вторую решил везти с собой.
Вечером в 21 ч. уехал с Киевского вокзала.
13 сентября. Весь день в пути. Опаздываем. После Киева проехали Казатин, Жмеринку, Тирасполь. Около 22 ч. прибыли в Кишинев, а в 23 - в Унгены. Здесь проверили паспорта, декларации и поменяли вагонные тележки на европейскую колею. Границу с Румынией пересекли глубокой ночью.
14 сентября. Часа в 3 ночи по московскому времени (2 - по европейскому) нас проверяли румынские таможенники и пограничники. Открывали в вагоне все, что возможно открыть и шарили. Поезд стоял на станции Соколов, оцепленный румынскими солдатиками в ботинках, зеленой форме с белыми ремнями и в блинообразных фуражках. После наших бравых пограничников, подтянутых и строгих, у этих вид несолидный.
Наконец тронулись. Я долго стоял у окна. За Прутом (довольно узкая речонка), осталась тщательно отработанная контрольно-следовая полоса с нашей стороны, а за нею и вся страна. Унгены ярко освещены, в Румынии - редкие огоньки, кромешная тьма. Лег спать.
Рано утром поезд прикатил в Бухарест. Никто не выходил. Нас загнали на какой-то дальний путь, где мы долго стояли. Оцепления не было видно. Наблюдал за народом. Была суббота, но люди спешили по своим и государственным делам. И город в районе вокзала, и люди - все однообразное, серое, безликое. Тронулись задом наперед и потянулись унылые пейзажи с кукурузными полями, свекольными плантациями, виноградниками. Все довольно скудное от длительной засухи. Часам к 12 прибыли в Джурджу, где к нам прицепили болгарский тепловоз. В 12-20 пересекли Дунай. Что сказать о знаменитом "Голубом Дунае"? Он не очень уж и широк. Между Джурджу и Русе - менее 1 км. Вода зеленоватая, мутная, с разводами пленки от нефтепродуктов. В общем - клоака ряда развитых европейских стран. Время, индустрия, экология!
Сразу после пересечения Дуная пошла совсем иная страна. Уютная, веселая, ухоженная, очень зеленая. Народ здоровее и жизнерадостнее на вид. На вокзале в Русе нас просто приветствовали таможенники. Ничего не проверяли. Можно было выходить, начинать знакомство со страной. Но мы не торопились. Остальной путь до Горной Оряховицы я простоял у окна, впитывая виды и уже начиная восхищаться чистотой и своеобразием маленьких городков, сел и хуторов.
Вместо 13-30 по расписанию прибыли на вокзал Гор.Орях. в 14-40. Меня встретил Вадя. Побежал, купил билеты на 15-15 до Казанлыка через Дыбово, купил по "бире" (пиву) и "кошковалу" (бутерброд с сыром). Поели, выпили, поехали. После пересадки в Дыбово минут через 20 были в Казанлыке, а еще через четверть часа обнимали всех, кто нас ждал - Валеню, Митю, Инну, Надюху. Валеня расцвела и похорошела, Надюха подвижная, с живыми глазенками, очень симпатичная.
Поужинали, посидели, поболтали. Валеня решительно перераспределила подарки, я осмотрел квартиру, принял душ - легли спать.
15 сентября. Выезд в ближайшие окрестности. На базаре купили арбуз (40 стотинок кг.), батон и поехали в сторону городка Шипка под перевалом. Сходили в храм-памятник русским офицерам и солдатам, павшим при обороне перевала. Поставили свечи за упокой отца, матушки, Георг. Яков. и Лиды. Под храмом в подвалах надгробия над сотнями русских и болгар-ополченцев.
Возле храма набрали маслят. Вернулись домой, нажарили, обсуждали будущие планы. Решили в понедельник 16-го ехать в Пловдив, т.к. там консульство, а меня в ОВИРе предупредили о необходимости регистрации там.
16 сентября. В половине девятого я с Цыбульскими выехал в Пловдив через Карлово. Поскольку около часа пришлось ждать поезд, побродили по этому небольшому городку. Затем добрались до Пловдива и пошли осматривать этот очаровательный город. Пловдив буквально стоит на обломках римского владычества. В центре среди улицы в оформленном раскопе открыт римский амфитеатр и рядом работает кафе "Римский цирк", где мы выпили кофе, пива и съели по бутерброду. Выше на горе идет реставрация более крупного амфитеатра, откуда открывается отличный вид на город. Затем поднялись на соседнюю гору к памятнику "Алеше" - советскому солдату. Оттуда дошли до вокзала и поехали домой.
В поезде познакомились с болгарами, возвращавшимися из ГДР. Они работают на заводах, знают, в первую очередь, Валеню, а через нее и Митю. Ехали весело, болтали по-русски, по-английски, добавляя болгарские слова. Пили "Плиску" и пиво.
17 сентября. Этот день мы решили посвятить ближайшей достопримечательности - знаменитому Габрово. Утром опять выехали втроем. Ехали автобусом через Шипкинский перевал. Величественный памятник и памятники на могилах видели лишь издали. Автобус шел без остановки. После перевала пошли вниз и вскоре очутились в длинном, вытянутом по ущелью, уютном городке. Недалеко от автовокзала увидели всемирно известный и единственный в своем роде музей "Юмора и Сатиры".
Увидев, что Цыб. отправились по магазинам, я откололся от них и решил снять на слайды наиболее достопримечательные места. А их здесь - на каждом шагу! Каждая улочка, уходящая в гору или параллельная склону - настоящее сокровище старинного градостроения. Каждый дом своеобразен, а все вместе они создают уникальный архитектурный облик города. После обеда, который прошел под аккомпанемент перебранки супругов Цыбульских, мы умерили свой пыл. Побывали в магазинах, 2,5 часа побродили по музею, посидели в кафе у вокзала, где мы с Вадей выпили по бутылочке (125 гр.) "Мастики". Инна шипела и отравляла атмосферу в радиусе 10 м. Домой приехали поздно, усталые, довольные.
18 сентября. Этот день мы посвятили Старой Загоре. Валеня с Митей и Надюхой уехали на завод. Вадя завел ревущий (с прогоревшим глушителем) "Москвич" и мы втроем поехали туда. Вначале походили по городу, который произвел очень приятное впечатление своими парками и скверами. Немного побродили по магазинам и поехали к нашим сватам. Состоялась трогательная встреча. Яна бросилась ко мне. Она стала большой, красивой - только волосы потемнели. Сваты нас покормили, а потом мы с обеими Янами долго бродили по городу. Вечером, снабдившись разными дарами болгарской земли - "пипером", помидорами и пр. поехали домой.
19 сентября. В этот день мы никуда не ездили. Бродили по Казанлыку, сходили во Фракийскую гробницу (копию настоящей), а потом посетили художественный музей, экспозиция которого на 95% состоит из импрессионистских и абстракционистских творений.
Вечером были гости - ветеринар Стефан с женой. Он - веселый разбитной малый, она - молчаливая, очень симпатичная и изящная женщина.
20 сентября. В этот день Цыб. уезжали в СССР. С утра приехал Стефан и повез нас с Вадей (Инну он невзлюбил за злость и "борьбу с пьянством") на свои фермы. Осмотрели, попили горячего молочка. Потом "святое семейство" загрузилось огромным количеством сумок и рюкзаков и ринулось поближе к Гор.Оряховице. Я прошелся по городу, кое-что купил, а затем предался отдохновению - читал "дюдики", пил пиво, ловил кайф.
Пришла телеграмма о приезде Нади 21-го и необходимости ее встречи в Г.Ор. Встречать поеду я.
21 сентября. Утром я поехал на "автогару", сел в автобус Казанлык - Гурково - Велико-Тырново и покатил по новому маршруту. Поездка интересна тем, что маршрутный автобус с главной трассы заходил во все маленькие селения и я получил возможность познакомиться с "глубинкой". Она также чиста, уютна и красив,а как и всё в этой стране. В В-Тырново я прибыл к половине двенадцатого. Так как до поезда было еще 2 часа, а до Г.Ор. езды всего 15 минут, я побродил по этой древней и неповторимой столице старой Болгарии. Пофотографировал и поехал на "железопытну гару" (жел.дор. вокзал). Зря спешил! Там я просидел до 18 часов, т.к. поезд N13 опаздывал на 4,5 часа! Стыд! И это советский международный!
Наконец она приехала. Голодная! Пошли в ресторан, перекусили и стали думать, как попасть в Казанлык (более 100 км). В 20-30 сели в автобус до Габрово. В 22-10 приехали туда, но, увы, далее ехать было некуда. Поздно! "Вокзал закрыт, автобусы не ходють, в такси не содють". Решили ждать до утра.
Примечание. В отличие от нашей Родины здесь вокзалы на ночь запирают. Гостиницы рядом не было, да если бы она и была, мы со своими скудными валютными средствами не считали себя вправе тратить их на цивилизованный ночлег. Люди мы не гордые - перебьемся и так. Сели на скамейку возле вокзала и пытались подремать. Однако вскоре к нам подъехала патрульная милицейская машина. Молодой "мент" проверил наши паспорта и пожелал спокойной ночи. Они еще раз приезжали к нам, чтобы убедиться, что мы на месте и нас никто не обидел.
Рано утром мы автобусом выехали в Казанлык.
22 сентября. Часов около 8 утра мы были дома. Состоялась трогательная встреча мамы, бабушки, к тому же еще и тещи с дочерью, внучкой и зятем. После краткого отдыха дочь повела обнищавшую маман по магазинчикам "намалени цени" (уцененкам) и одела старушку как игрушку и всего на 80 левов. Обмыли вещички, посидели.
23 сентября. Занимались домашними делами, ходили по магазинам за покупками, ремонтировали "Москвича" для предстоящей назавтра поездки по живописным местам Болгарии.
24 сентября. Зять повез тещу и тестя в Ст.Загору на свидание к старшей внучке. Она, в основном, жила у сватов. Пока женщины радовались встрече и хлопотали, Митя повез меня и Димитра на дачу. Это что-то около 7 км. от дома в горах. Большой участок с виноградником, черешнями, грушами, сливами и т.д. Однако засуха и здесь отразилась на урожае. Вместо 1000 кг. винограда Димитр ожидает не более 400. Мы с Митюхой побродили по окрестностям, нарвали орехов. Затем все поехали обратно.
25 сентября. В 11 ч., запасшись продуктами, мы на машине отправились через Шипку в Велико-Тырново. По пути заехали и ознакомились с заповедной деревней старого болгарского быта Етер. Оригинально! Проехав Габрово, повернули на старое село Боженци. Пробыли там довольно долго. На обратном пути в лесу пообедали. После прибытия в В.-Тырново оставили машину около университета им. Кирилла и Методия, в котором работает друг и дальний родственник Мити скульптор и художник Коста. Митя договорился с ним о ночлеге. После этого мы с Надей пошли осматривать город. Посетили "Царевец" - древнюю цитадель на высокой скале в самом центре бывшей столицы. Там идут раскопки и реставрационные работы. Вид и впечатление великолепные! Особенно вечером, когда стены замка и церковь "Вознесения" освещены цветными прожекторами. Когда стемнело - вернулись к Косте.
Коста - высокий, худой, интересный, с шапкой кудлатых черных волос. Интеллигентный, тонкий, умный. Работает старшим ассистентом. Жена в больнице - на сохранении. Дома художественный беспорядок и грязь. На стене дареная картина в синих тонах - в голой мрачной комнате на расшатанном стуле сидит худая голая женщина - призрак былого. Впечатление своеобразное. Картина притягивает взгляд своей выразительной безысходностью.
Здорово выпили. Покушали и легли спать. Коста ушел спать в мастерскую, а мы втроем - на двухспальной кровати хозяев.
26 сентября. Утром Коста стал нашим гидом по селу Аранбаси, расположенном над В.-Тырново. Тоже своеобразный памятник болгарской старины. Оттуда мы поехали домой, заехав по пути в живописнейшее зеленое ущелье меж крутых известняковых обрывов. Здесь расположен Дряновский монастырь и знаменитая пещера "Бачу Киру". Ввиду выходного дня доступ в пещеру был закрыт. Но нам повезло. Когда мы поднимались к ней по крутой и узкой тропинке, Митя увидел и поднял паспорт, принадлежавший, как оказалось, мальчишке, исполнявшему роль гида. Сначала он принял нас холодно и отказался показать пещеру, однако когда Митюха показал ему паспорт и сказал, что не отдаст его, пока он не выполнит нашу просьбу - парень сдался. Он провел нас по длинным карстовым лабиринтам и на неплохом русском языке прочел заученную наизусть лекцию о достопримечательностях этого уникального природного объекта.
На обратном пути домой мы подробно осмотрели "шипчинский перевал" - место одного из жестоких сражений Русско-Турецкой войны конца прошлого века. Величественное, трагическое место, на котором только от морозов "шипкинского сиденья" замерзло около 10 тыс. русских. А еще были августовские 7-дневные бои! Гид сказала, что в Болгарии более 450 памятников русским освободителям.
После Шипки Митя поехал другой дорогой и завез нас на Бузулуджу, где состоялся I съезд организаторов БКП (намного раньше, чем РСДРП). Оттуда мы поехали домой.
27 сентября. Вчетвером - Надя, Валеня, Митя за рулем и я через всю восточную Болгарию покатили на Запад к Черному морю. Там, напротив города-острова Несебр, расположена "станция" - пансионат заводов им. Ф.Энгельса, где работают Валеня с Митей. "Станция" представляет собой высокую башню с уютными номерами и столовой на первом этаже. Устроились, поужинали. Валеня с Митей ушли в ночной бар (32 лева за вход + бутылка шампанского + кофе), а мы с Надей прошлись по ночному побережью, залитому огнями гостиниц и ресторанчиков, любуясь ночным морем и наслаждаясь теплым бризом.
28 сентября. Пока наши молодые спали, мы с Надей отправились осматривать старый Несебр, стоящий на одноименном острове, и соединяющийся с материком дамбой. Кругом история - руины башен, стен и церквей и заново отреставрированные сооружения. Кругом море, солнце, толпы туристов, дыхание прошлого и смрад современности. Вернулись к обеду. Я пошел купаться, а остальные поехали на "Слънчев бряг" пошляться по магазинам. Остыв в не очень теплой воде и на прохладном ветру, грелся на песке и читал "дюдики".
29 сентября. С утра было солнечно, тепло. После завтрака пошли на море, купались, насобирали мидий, решили забрать их с собой в Ст.Загору. После обеда расстались с гостеприимным пансионатом и поехали домой через Бургас. Осмотрели парк и центр города. Поехали в Ст. Загору, поужинали и распрощались со сватами.
30 сентября. Утром, расцеловав Валеню и Надюху на прощанье, заправили машину и покатили в Софию. Дорога была для меня новой и интересной. Выехав из Каз. в 11 ч., мы, с учетом небольшой остановки на обед, приехали в столицу в 17-30. В микрорайоне Люлино разыскали квартиру двоюродной сестры Митюхи, которую также зовут Янкой, и остановились у них на ночлег. Хозяин Мирчо показал нам вечернюю Софию. Осмотрели центр, побывали на вечернем богослужении в русской церкви, полюбовались огромным памятником освободительной войне 1877-78 гг. с конной статуей Александра-II.
1 октября. Встали рано. Поехали в центр. Пока Надя с Янкой покупали мне в дорогу продукты, мы с Митюхой успели осмотреть церковь-памятник им. А. Невского и храм Св. Софии. Поражает то, что и этот город стоит на развалинах седой старины. В подземных переходах - плиты древнеримских улиц, остатки стен, мозаики, надгробия и пр. Вверху - византийские церкви, турецкие мечети, православные храмы.
В 11 ч. мы прибыли на вокзал, а в 11-30 я в спальном вагоне I класса поехал в Россию. Обратный путь прошел без приключений и 3-го с опозданием на 1,5 часа я прибыл на Киевский вокзал, где меня встречали Вадя и... Саня!
Вот таким коротким, но, тем не менее, впечатляющим, был мой первый визит в Болгарию. Знакомые и сослуживцы часто задавали мне вопрос - "Ну как там - в Болгарии?" Отвечая на него, я постепенно сформулировал свой взгляд на те различия между нашей и "ихней" жизнью, которые больше всего поразили меня. Первое наиболее яркое впечатление заключалось в том, что в отличие от нас, в этой стране кроме права на труд было в полной мере реализовано и право на отдых. Всюду и всегда на улицах и тротуарах под яркими навесами работали кафе, "бирарии" (пивные), "сладкарницы" (кондитерские) и прочие заведения для культурного отдыха трудящихся, где можно было выпить от газводы до "ракии", съесть бутерброд или курицу, жареную на гриле. Разительный контраст с нашей убогой "заботой о человеке", родившей обычай "соображать на троих" в кустах за магазином или в общественном туалете, "пить из горлышка с устатку и не евши". В то время как на родине свирепствовал "Указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом", в Болгарии пили везде, но нигде не было видно пьяных.
Вторым ярким впечатлением, были доброжелательность и воспитанность граждан этой страны. Мне ни разу не пришлось быть свидетелем скандалов и грубости в общественном транспорте и иных местах, характерных для нашего общества. Даже в толчее пересадки, когда люди с чемоданами и сумками торопятся сесть в поезд во время краткой остановки, никто не работает локтями, все улыбаются и лишь изредка раздается вежливое - "извинявайте". На улицах спокойного Казанлыка или шумной Софии водители уступают дорогу пешеходам и с улыбкой пропускают их. И уж совершенно непостижимым для нас явлением было полное отсутствие уличного хулиганства, воровства и преступности. Люди не боялись оставлять свои машины возле домов и на улицах, ходить по ночам и оставлять своих детей без надзора.
И, наконец, совершенно непривычным было наблюдать в магазинах такой ассортимент продовольственных товаров, который у нас принято считать "изобилием". На прилавках было все - от овощей и фруктов, до свежих мяса и рыбы и их производных в виде колбас, ветчины и пр. "деликатесов". Мы были счастливы тем, что нашей дочери не приходится думать о том, где купить продуктов и чем накормить свою семью. Здесь этой проблемы, отравлявшей нашу жизнь, несмотря на наши солидные заработки, не существовало. Вместе с тем мы имели достаточно оснований для того, чтобы понять, что это благоденствие является прямым следствием нашей нищеты. Болгария того времени была одной из витрин социалистического содружества и жила за счет дотаций СССР. Позже, когда в результате распада соц.лагеря она выпала из этой обоймы, жизнь в ней резко изменилась в худшую сторону, а виновниками этого оказались, разумеется, мы - русские.
Несмотря на короткий срок нашего пребывания, мы успели заметить, что в Болгарии не все было гладко, как может показаться на первый взгляд. Я отметил две существенные социальные проблемы: дискриминацию болгарских турок и цыган. Турок, оставшихся в стране после пяти вековой оккупации, было около миллиона. Правительство Тодора Живкова взяло курс на их полную ассимиляцию, обязав записываться болгарами, менять фамилии и имена на болгарские и отказаться от мусульманства. Закрывались мечети. Это не могло не вызвать протеста и многие стали уезжать на историческую родину. Вскоре проявились и неприятные последствия этого решения. В первую очередь пострадало сельское хозяйство так как турки оказались лучшими земледельцами и животноводами, чем представители коренной нации.
Цыгане Болгарии были совсем не такими, какими мы привыкли их видеть у себя дома. Это был мелкий, некрасивый, грязный и жалкий народец, живший скученно в обособленных "гетто" за высокими заборами. Одно такое гетто находилось невдалеке от дома, где жили наши Дачевы. Я хотел зайти туда, чтобы сделать несколько снимков, но Митя предупредил меня, что это не только не принято, но и опасно. Цыгане в Казанлыке выполняли только черную низкооплачиваемую работу - мыли улицы, собирали и вывозили мусор, занимались мелким извозом. Замурзанные детишки попрошайничали, копались в мусорных контейнерах. То ли по традиции, то ли по той же дискриминационной политике они почти не ходили в школу и не имели никаких перспектив на образование. Естественно, что после краха социализма они оказались на самом дне общественной жизни и стали основным ядром стремительно разросшейся преступности в этой некогда благополучной стране.
Таким образом, даже в этой, на первый взгляд вполне благополучной, республике "народной демократии", зрели ядовитые ростки, приведшие в конце концов к краху идей социализма.
Заканчивая это "лирическое отступление", должен признать, что первый же визит в эту страну убедил меня в справедливости тезиса - "Хороша страна Болгария". А что касается второго - "А Россия лучше всех", то в этом я позволил себе усомниться.
Свидетельство о публикации №214100600948