Вернулся я на Родину...

         
               
Нет! Нельзя наших людей выпускать заграницу, особенно в такие благополучные страны. После возвращения оттуда еще острее ощущаешь всю убогость нашего быта, скудость снабжения, серость и хамство окружающей публики, невыразительность городской архитектуры. Вновь погружаешься в удушливую атмосферу призывов к сплочению усилий во имя дальнейшего построения социализма, на этот раз - с "человеческим лицом". Вот и теперь наш "меченый" вождь на октябрьском пленуме ЦК КПСС выступил с программной речью, в которой поставил перед народом за оставшиеся до 2000 года 15 лет удвоить потенциал страны, резко увеличить национальный доход и в 2,3-2,5 раза поднять производительность труда, т.е. ровно настолько, насколько по этому показателю мы отставали от США. Опять - "догоним и перегоним Америку!" Меня эти цифры поразили своей малограмотностью. Во-первых, это означало "наращивание темпов" по 8-10% в год, что было совершенно невероятным при застойном образе нашей жизни и производства, а, во-вторых, исходило из предпосылки, что США остановятся в своем поступательном развитии. Абсурд!

               
В начале ноября состоялся пленум ЦК КП Киргизии, на котором Турдукун Усубалиев был снят с должности I секретаря и члена бюро ЦК "в связи с уходом на пенсию". Его место занял Апсамат Масалиев. Горный инженер по образованию он прошел путь от начальника шахтного участка до инспектора ЦК КПСС. Во власти теперь был "наш человек".

Турдукуна многие жалели. Его стараниями Фрунзе стал одним из красивейших городов Союза. Чего стоил только новый аэропорт "Манас"! С полным основанием я считал, что по комфорту, простору и качеству отделки он в то время по праву был красивейшим в стране. А новое здание ЦК и главная площадь республики! А филармония с гранитными бюстами знаменитейших "манасчи" - сказителей бессмертного и безразмерного эпоса "Манас"! Столица республики стала настолько привлекательной, что численность ее населения стремительно росла и подбиралась к 700 тысячам. Сравнение Фрунзе с Москвой, в которой я недавно провел целых четыре месяца, было не в пользу последней. Здесь зелень, чистота, новостройки; там - грязь, газы, облупленные и обшарпанные дома, толчея на улицах и в транспорте! Периферия явно жировала за счет Центра. Было обидно за русский народ, значительная часть которого сознательно и с удовольствием переезжала в Среднюю Азию.
Новые веяния докатились и до нашего факультета. На собраниях и заседаниях Ученого совета в речевом обороте замелькали новые словечки - "интенсификация", "ускорение", "перестройка", "новое мышление". Не до конца понимая смысл и содержание этих терминов, декан Э.Фриев, партийные и профсоюзные лидеры задавали всем один и тот же вопрос - "А как вы перестраиваете свою учебную работу? Как идет перестройка работы кафедры?" - Люди терялись, мямлили и несли околесицу. Когда очередь дошла до меня, я не стал изворачиваться и прямо сказал, что мне перестраиваться ни к чему - я и так работаю с полной отдачей и постоянно обновляю свои учебные дисциплины. Моя самонадеянность была замечена, но не одобрена. Очередная проверка со стороны учебной части нашла, что рабочие программы кафедры не в полной мере соответствуют требованиям "Инструктивного письма Минвуза СССР N12", в связи с чем мне было "поставлено на вид". Ей Богу, до сих пор не понимаю, что сие означает! То ли условное выставление к позорному столбу, то ли - на "Доску почета".

К этому времени мне удалось на треть обновить состав преподавателей кафедры, и я немедленно и жестко потребовал от новичков и старичков привести свои рабочие программы в согласие с требованиями письма И-12. Новичками оказались мои старые коллеги по ИФиМГП, а ныне доценты ФПИ Геннадий Васильков и Балкыбек Жетигенов. Оба были первыми выпускниками нашего факультета, успели поработать на шахтах и в науке, защитили диссертации, перешли в ФПИ и работали на разных кафедрах. Теперь, с их приходом, я мог считать свою главную задачу выполненной сполна - пятеро из шести преподавателей начинали свою научную деятельность в ИФиМГП, а двое - Медведев и я - были выпускниками КазГМИ. Все - свои люди!

Гена в полной мере оправдал мои чаяния, чего нельзя сказать о Балкыбеке. В свое время он был в компании тех, кто не совсем достойным образом сдавал экзамены кандидатского минимума и попал в поле зрения комиссии партийного контроля, о чем я уже писал в  своих записках. Он относился к той, нередко встречающейся, категории людей, жизнь которых состоит из череды скандалов, неприятностей и несчастий. Позднее я оказался в какой-то мере причастным к некоторым из них.
Уходящий 1985-ый год ознаменовался рядом достопамятных событий. В нашей, проверенной временем, компании появились первые пенсионеры - супруги Шабановы. Давно ли Леонид, измученный лекциями, УМК и "нарзаном", мечтал о времени, когда выйдет на пенсию и вплотную займется пчелами. Теперь, когда этот факт свершился, он казался растерянным и выброшенным из привычной жизни.

В ноябре на 91-ом году жизни умер патриарх взрывного дела и мой единственный московский доброжелатель Григорий Прокопьевич Демидюк. Без преувеличения - он был последним из "могикан" старой профессуры, к которому за его последовательную приверженность простейшим взрывчатым составам многие относились со снисходительной насмешливостью. И напрасно. Пожалуй, он был единственным представителем горной науки, кому ученые степени кандидата (1938 г) и доктора (1964 г) наук были присуждены за большой вклад в практику и теорию взрывного дела без защиты диссертаций. В среде снобов от науки этот факт рассматривался как признак его некоторой научной неполноценности.

               
После двухлетнего перерыва в январе 1986 г. мне пришлось поехать на НТС ПО "Каратау" для отчета за прошедший год и XI пятилетку и согласования работ на XII-ую. В 1985 г. наши затраты по этому объекту составили 60 тыс. рублей, а экономический эффект от  внедрения - 109 тыс. Нам было чем гордиться, особенно на фоне плачевных результатов деятельности головного института ГИГХС. При общих затратах на НИР в сумме 1750 тыс. р. экономический эффект от их коллективных усилий составил всего 422 тыс. А.В.Недогон, ставший после смерти А.И.Шеина генеральным директором объединения, весьма нелестно отозвался о работах института и выставил нашу лабораторию в качестве образца для подражания всем участникам НТС.

Недолго мне довелось радоваться этому успеху. Поездка на НТС стоила мне первого в жизни строгого выговора. В конце января состоялось распределение наших выпускников, которое я поручил провести Кучкину. Акция была организована из рук вон плохо. Ректор обозлился и свой справедливый гнев несправедливо излил на меня. Теперь у меня был полный букет взысканий, после чего оставалось ждать последнего - снятия с должности "за несоответствие". Неужто должность зав.кафедрой стала той ступенькой, на которой я достиг своего уровня некомпетентности?

               
25 февраля  открылся XXVII съезд КПСС. Политический доклад Горбачева продолжался так долго, что он несколько раз срывал голос, в связи, с чем председательствующий вынужден был объявлять перерывы. Большинство граждан, еще сохранявших веру в возможность и решимость реформирования системы, умилялось непривычной смелостью, с которой партия в его лице разоблачает объективные и субъективные факторы, тормозящие наше движение вперед. Мне тоже хотелось верить, но весь предшествующий опыт упрямо напоминал о том, что все это уже было. Каждый новый пришелец привычно сваливал неудачи на своего предшественника и обещал народу новую жизнь.

В прениях по докладу я обратил внимание на выступление первого секретаря Московского ГК КПСС Б.Н.Ельцина. Слава о его непривычных деяниях на этом посту успела докатиться до самых отдаленных уголков страны. Москвичи не чаяли души в этом уральском мужике за его демократичность, подвижничество и активную деятельность по улучшению жизни в своем запущенном мегаполисе. В его речи прозвучало не только много вопросов о причинах "застоя", но также были сделаны попытки ответить на них.

Чтобы показать как власть и время меняют людей, приведу одно из его рассуждений:
- “Почему за столько лет нам не удается вырвать из нашей жизни корни бюрократизма, социальной несправедливости, злоупотреблений? Почему даже сейчас требование радикальных перемен вязнет в инертном слое приспособленцев с партийными билетами? Мое мнение: одна из главных причин - нет у ряда партийных руководителей мужества своевременно объективно оценить обстановку, свою личную роль, сказать, пусть горькую, но правду, оценивать каждый вопрос или поступок - и свой, и товарищей по работе, и вышестоящих руководителей - не конъюнктурно, а политически”.

Это было сказано тогда, когда человек рвался к власти. Сейчас, когда я пишу эти строки, Б.Н. - первый президент Российской Федерации, избранный на второй срок, до окончания которого осталось чуть больше года. Его рейтинг упал до нуля, он обустроил себе, чуть ли не десяток роскошных резиденций, довел страну до грани хозяйственного, финансового и социального краха, но не хочет повторить себе собственное "мнение", высказанное на последнем съезде.

               
Когда из Кремля раздается клич - "Ату его!" - жди жертв. В наших краях первый удар был нанесен по президенту Академии наук Мурзабеку Иманалиеву. В "Литературке" под рубрикой "Мораль и право" появилась статья Валерия Выжутовича "Протекция". В хлесткой манере корреспондентов из центра, призванных расчистить провинциальные "авгиевы конюшни", журналист высветил то, что творилось в стенах этого учреждения под властью "специалиста" в области  интегро-дифференциальных уравнений. Целая газетная полоса была посвящена интригам и козням, среди участников которых я обнаружил множество фамилий, знакомых по семнадцати годам, проведенным мною в этом мозговом центре республики.

Яркими красками были расписаны беспринципность и протекционизм, царившие в стенах Академии в период властвования там этого толстячка с наивным лицом и нечленораздельной речью. На XVIII съезде КП Киргизии деятельность Академии была подвергнута резкой критике - "Эти и другие недостатки стали возможными в результате крупных просчетов в подборе и расстановке кадров. При выдвижении членов и членов-корреспондентов Академии наук нередко брали верх приятельские отношения, подхалимство и угодничество". Не было только сказано, что все эти недостатки не родились стихийно, а стали следствием "руководящей и направляющей" роли ЦК КП, указывающего кого и на какую должность избрать.
Досталось не только президенту, но и его вице-. Алимов вынужден был лечь в больницу.

Между тем два события, последовавшие одно за другим, напомнили о возрасте: мне вручили медаль "Ветерана труда" и сняли с воинского учета. Это был намек на то, что скоро пора выходить в тираж - на пенсию, а значит и задуматься над тем, чем заняться в свободное время. К этому времени я очень устал не столько от трудов и командировок, сколько от царящей вокруг бестолковщины и некомпетентности, с которыми приходилось постоянно бороться. Может быть, взять пример с Шабанова и завести на даче пяток ульев? Я много думал об этом, но неудачный опыт моего друга во время отвратил меня от этой идеи. Потратив на пчел и все для них необходимое свыше 2,5 тыс. рублей, он с тоской поведал мне, что это далеко не все. Зная его неспособность доводить любое начатое дело до конца, я подумал, что добытый мед вряд ли оправдает такие затраты. Мои предположения оказались пророческими - Шабанова хватило на два сезона, после чего пчелы передохли от клеща, а их хозяин разорился и с убытком распродал оборудование.

               
26 апреля текущего 1986 г. мир содрогнулся от ужасной катастрофы, произошедшей на IV блоке Чернобыльской АЭС. Как всегда, заграница знала о последствиях аварии гораздо больше, чем мы. Нас предпочитали не расстраивать и не давать повода для сомнений в том, что "советское - значит лучшее". Газеты в сдержанных тонах сообщали, что погибло всего 2 человека, тяжело пострадали 204. Позже сообщили, что умерло еще 6 человек и 35 находятся в "тяжелом состоянии". Только 12 мая в "Комсомолке" появилась первая статья с места события, целью которой было успокоить взбудораженное слухами общественное мнение. Выполняя поручение редакции, корреспонденты Долгополов и Положевец бодро сообщали - "В первых 10-12 км. от границы зоны уровень радиации едва ли повыше, чем в Киеве. Правда, в Чернобыле за 15-18 км. от АЭС он уже отличается от обычного. Хотя и там чрезвычайной угрозы для здоровья не представляет.(!)" - Никаких реальных цифр, привычные общие показатели!

И только через семь лет "Известия" в статье Аллы Ярошевской "Вина доказана. Суда не будет..." опубликуют "хронику преступной лжи вокруг катастрофы века". В ней приводились иные цифры радиационного фона - от 80-120 до 800-1200 микрорентген в час в Чернобыльском и Полесском районах Киевской области, до 800-1200 в Житомирской, а в районе ЧАЭС - 500 тыс. мкр/час. Были названы и фамилии главных преступников, привычно скрывавших от населения масштабы трагедии - это была вся правящая верхушка Украины: I секретарь ЦК КП В.Щербицкий, председатели ВС Валентина Шевченко и СМ А.Ляшко и министр здравоохранения А.Романенко. В качестве иллюстрации были приведены и их портреты - типичные чиновничьи "ряшки" с высокомерным и равнодушным видом, долженствующим выражать озабоченность и усталость от непомерных государственных забот.
Ложь давно утратила пределы и утвердилась в стране в качестве ее официальной идеологии.
А 17 мая случилась беда нашего местного масштаба - умер Геннадий Петрович Калинин. Это была первая смерть из ряда сверстников нашего круга. Ему было 56 лет. Он окончил МГИ вместе с проф. Кутузовым и мы даже считали их друзьями. И вот Гена успокоился. В маломерной трехкомнатной, бедно обставленной, "распашонке" он лежал огромный и умиротворенный. Глядя на него, я снова возвращался к мысли о том, что если бы он крестьянствовал или работал молотобойцем, то прожил бы не меньше 70-80 лет. Однако малоподвижный образ жизни в сочетании со "злоупотреблением" любимым напитком рано привели этого богатыря к инсульту, параличу и смерти.

               
В жизни есть место не только для неприятностей. Бывают в ней, правда гораздо реже, и приятные события. Группа дипломников, которых мне удалось увлечь идеей разработки комбайна "Алмаз", подготовила не только "комплексный" дипломный проект, но и изготовила его действующую модель. Защита проекта прошла блестяще, вызвав живой интерес у членов комиссии и присутствующих новизной темы, ее квалифицированным изложением и, конечно же, ее реальным воплощением в металле. Модель неоднократно экспонировалась и даже была представлена на выставке творчества молодежи, проходившей на ВДНХ СССР.

Как говорил Наполеон - от великого до смешного только один шаг. Мои дипломники получили заслуженные пятерки, а следом за ними впервые в истории факультета не без моего настояния ГЭК поставил двойку студенту Доеву. Это был уникальный молодой тип. На нашей специальности он учился уже десятый год. Неоднократно отчислялся за неуспеваемость и по протоколам милиции, но каждый раз восстанавливался под давлением со стороны. Его отец - вальяжный осетин и, как ни странно, зав. кафедрой Научного коммунизма Кир.ГУ (Госуниверситета) - делал все возможное, чтобы направить собственного сына на скользкую дорожку тунеядца и правонарушителя.

 Доев-сын давно находился у меня "под колпаком". Я знал, что чертежи ему сделал его друг Зикеев, а пояснительную записку разными почерками переписали с прошлогоднего проекта еще два "кореша", входивших в его группировку. Но как бы то ни было, а формально диплом был представлен к защите. Оставалось надеяться на то, что, не зная содержания работы, он не сможет и рассказать о ней. Так и случилось. Развесив с помощью друзей чертежи, Доев взял указку, подошел к листам и... потерял дар речи. Он не смог даже назвать тему проекта. Напрасно руководитель К.Д.Медведев и другие пытались стимулировать его мыслительные способности. Простояв в полной прострации около получаса, он сдался. Двойка была бесспорной.

На другой день в деканат примчался его папаша и стал жаловаться на меня Фриеву Эльбрусу Хаджимуратовичу - декану факультета. Набор аргументов был традиционным - мальчик нервничал, преподаватели и заведующий несправедливы и относятся к нему предвзято. Фриев тоже осетин. Как младший по возрасту он не мог себе позволить вступить в пререкания, да еще с доктором наук. Весь гнев Доева-старшего обрушился на меня. Сдерживаясь, я старался открыть ему глаза на сына и сказал, что защита бездельника не делает ему чести как руководителю кафедры с таким громким названием.

            В момент апогея скандала в комнату вошел проректор У.Асаналиев и решительно принял мою сторону. Вдвоем мы быстро утихомирили зарвавшегося родителя и вынудили его уйти.
Завершая эпизод, скажу, что Доев уехал без диплома в Джезказган, устроился на подземный участок, вернулся через год на факультет и блестяще защитил проект по 65-ой шахте, поразив ГЭК глубиной своих профессиональных знаний. Хороший урок и ему, и всем нам!
В конце мая я получил десять авторских экземпляров своей новой книги. Теперь я мог считать себя чуть ли не штатным автором издательства "Недра" и быть уверенным в том, что на прохождение новых заявок не надо будет затрачивать так много усилий. Увы! Книга стала второй и - последней. Почему? А потому, что шел 1986-ой год и до полного краха социализма оставалась последняя XII пятилетка. Пришло и вознаграждение за многолетний труд - 1300 рублей! Не очень щедро оплачивает наше государство труды ученых.

А между тем мой второй коллектив - ОНИЛ - вошел в фазу затухания. В июле с подачи ректора ФПИ В.М.Журавлева ее заведующий Володя Нифадьев был рекомендован на партийную работу. Его назначили инспектором отдела науки и вузов ЦК КП Киргизии. Вскоре заведующим этого отдела станет Аскар Акаев, а наш Володя будет выдвинут на роль его заместителя и займет отдельный кабинет в новом здании "Белого дома" на центральной площади столицы. Впервые мой подчиненный и, можно сказать - ученик, обошел меня. Это стало сигналом того, что я достиг своего уровня профессиональной компетентности и пора перестать думать о дальнейшей карьере. Единственное, в чем я мог еще обойти его - это подняться на следующую ступень научной карьеры - защитить докторскую диссертацию.

Лаборатория оказалась в тяжелом кадровом положении. У меня не оставалось выбора и на должность заведующего я вынужден был провести Александра Голопурова. Ни по деловым, ни по научным параметрам он не подходил на эту должность, но "на безрыбьи..."

Приближение осени ознаменовалось двумя тяжелейшими катастрофами - землетрясением в районе Плоешти в Румынии, от которого сильно пострадал Кишинев, и гибелью теплохода "Адмирал Нахимов" вблизи Новороссийска. Он затонул от столкновения с сухогрузом в течение 14 минут, в результате чего из 1234 человек, находившихся на борту, погибла почти треть. Не слишком ли много катастрофических явлений для одного года? Похоже, что вместе с перестройкой мы вошли в черную полосу нашей жизни.
Кстати, на эту трагедию общество не замедлило откликнуться анекдотом:
На вопрос комиссии, почему произошло столкновение капитан ответил - "Ускориться-то мы ускорились, а вот перестроиться не успели".
В моей жизни тоже наметились нездоровые явления. Мне пошел 57-ой год. До сих пор я склонен был считать себя абсолютно здоровым. Меня обходили стороной эпидемии гриппа, я ни разу не болел ангиной и гордился тем, что за 33 года своей трудовой деятельности ни одного дня не был на бюллетене. Бывало, правда, заноет поясница, заколет или собьется с ритма сердце, заболит голова (преимущественно - с похмелья). Но однажды утром в туалете я почувствовал резкую боль в мочеточнике и увидел кровь. Сразу же вспомнились рассказы Матвея Образцова и Вадима Цыбульского о их страданиях и операциях по поводу простатита, которым, по статистике, страдают до 60% мужчин моего возраста. И хотя больше это не повторилось, я все же решил посетить уролога. Анализы мочи и крови оказались вполне нормальными, а вот данные флюорографии привели меня в смятение - "очаговый пневмосклероз" и "аортокардиосклероз" - вот что я обнаружил в своей медицинской карте! Итак, я старик, пора перестать "духариться", подумать о своем здоровье и морально подготовиться к пенсии. Прочие параметры тоже не давали оснований для большого оптимизма - давление 130/80, очки + 2.5, вес 76 кг. А всего лишь два года назад, будучи на ФПК в Москве, я весил 84 кг! Вот чего стоили мне постоянные передряги на кафедре и в лаборатории! Я начал разваливаться!

Надежда тоже стала регулярно употреблять сердечные препараты. Их сельскохозяйственная сфера тоже билась в перестроечных конвульсиях - министерство было преобразовано в АПК (Агро-Промышленный Комплекс), происходили какие-то объединения, зарождались новые структуры, поговаривали о ликвидации Института почвоведения... Тридцать лет подряд страна была похожа на путника, пытающегося преодолеть гнилое болото и на каждом шагу проваливающегося из одной трясины в другую. Ни одного просвета, ни одного правильного шага - сплошные провалы. Люди устали от этого бесконечного поиска, озлобились и потеряли себя.

               
В ноябре в "Известиях" было опубликовано скромное сообщение о кончине на 97-ом году жизни бывшего наркома иностранных дел, председателя Совнаркома, члена Политбюро и ГКО (Государственного Комитета Обороны) Вячеслава Михайловича Молотова. Мне доводилось видеть его очень близко на вечерах в период нашего пребывания в Монголии, о чем я уже писал. Должен сказать, что тогда мы и многие наши знакомые сочувствовали ему и его супруге Полине Жемчужиной, считая их жертвами произвола и каприза Никиты Хрущева, приписавшего им создание "антипартийной группировки". Значительно позже его роль и участие в сталинских репрессиях будут обнародованы, их обвинят посмертно и по-человечески несправедливо, не дав возможность оправдаться и защитить свои честь и достоинство. Я слышал, что Молотов написал книгу воспоминаний, но она так и не дошла до широкой публики. Значит, кто-то был в этом заинтересован.

В республике тоже тщательно скрывались глубокие тайны недавнего прошлого. Мой коллега Абдусамат Имаралиев вполголоса рассказал мне несколько закрытых историй, которые я передаю с его слов.
Вновь всплыли слухи об убийстве премьера Ибраимова. Говорят, к его гибели причастны бывший проректор КГУ Усубалиев (сын бывшего I секретаря ЦК КП Киргизии), секретарь Ошского обкома партии Р.Макешев, застрелившийся весной в своем кабинете, и русский парень, которого вскоре после убийства обнаружили повешенным в туалете поезда Фрунзе-Москва. Всех троих в день убийства, якобы, видели вместе на Иссык-Куле вблизи правительственной резиденции.

В конце ноября   на   бюро   ЦК КП  разбиралось  "Дело" Т.Усубалиева. После четырехчасовой речи, в которой он пытался оправдать свои ошибки на высоком посту, его все-таки исключили из членов КПСС. На бюро вскрылось столько неприглядного, подлого и просто страшного, что результаты этого обсуждения постарались от общественности скрыть.

               
Под занавес года я сделал очередную (потерял им счет) попытку продвинуть свою диссертацию. Работу докладывал в МГИ на семинаре кафедры РГПВ в присутствии проф. Кутузова. Обсуждение прошло довольно успешно и работу признали заслуживающей защиты. Однако и на этот раз протокола мне не дали под тем предлогом, что я не прошел предварительного собеседования с академиком В.В.Ржевским.  Пришлось просить аудиенции.  Я оказался в  числе троих,  подобных  мне, искателей "счастья и чинов". 

Процедура встречи была  такой  - следовало  передать  академику  краткие аннотации наших  работ и  ждать  его  волеизъявления.  К этому времени и в этом месте, я имею в виду МГИ, формальные требования к диссертациям, касающиеся формулировок проблемы, целей и задач исследования,  научных положений и выводов и пр. были настолько отшлифованы  и стандартизованы,  что их соблюдение и выполнение представляло собой не менее сложную проблему,  чем сама научная  работа.  И только тогда, когда вы выполняли их в полном объеме, председатель Специализированного  совета,  коим  являлся  В.В., давал  вам  "добро".  После этого вы могли писать автореферат и дорабатывать диссертацию таким образом,  чтобы  ее  введение  и заключение    полностью    согласовывались    между   собой   и соответствовали автореферату. Это было самое важное требование, ибо  ВАК, в первую очередь, интересовала эта сторона работы.

 Что касается содержательной  части,  то  она   носила   подчиненный характер и мало интересовала председателя и членов совета.  Она предназначалась,  в основном,  для оппонентов  и  специалистов, интересующихся  данной тематикой.  Преодолеть такой барьер было невероятно трудно, и требовалась не одна попытка для того, чтобы понять, наконец, чего от вас хотят. Надо ли говорить, что в тот раз ни один  из  нас  не  выдержал  испытания.  Но  зато  стоит описать, как это было.

В приемной в ожидании Ржевского мы сидели втроем. Был конец рабочего дня, когда В.В. возник и, увидев нас, сказал шоферу, сопровождавшему его, - "Подожди немного, я сейчас их отпущу". - Пригласив нас в кабинет, он даже не поинтересовался, кто мы и откуда, собрал наши аннотации, бегло просмотрел их и сказал, что они не соответствуют требованиям их Ученого совета.
- Я вам советую внимательно прослушать магнитофонную запись, в которой мною изложены основные требования к докторским диссертациям, защищаемым в нашем институте, чтобы не отнимать больше времени у меня и моих коллег. До тех пор, пока вы не сформулируете их правильно, разговора у нас не получится. До свидания.

После такого обескураживающего приема я на другой день прослушал его обращение к соискателям, убедился в том, что на слух оно воспринимается плохо, и что не мешало бы издать инструкцию о том, как с помощью правильного набора типовых фраз превратить пустышку в научный труд и получить благодаря этому вожделенную ученую степень.
Я обозлился и решил, что, невзирая на откровенно хамский характер встречи, сделаю еще одну попытку и если она не удастся, то разорву отношения с этим постылым институтом раз и навсегда.

Возвращение в родной город было омрачено двумя печальными известиями. Скоропостижно от инфаркта миокарда скончался зав.лаб. Прогнозирования горных ударов института ФиМГП К.Д.Вдовин. Это был крепкий 56-летний сангвиник, не "злоупотреблявший", регулярно посещавший бассейн и не страдавший неврозами, так как, работая в отделе И.Айтматова, он пользовался его поддержкой и покровительством. Вторая беда пришла в семью моего друга Л.Ф.Шабанова - его супруга Антонина Мироновна лежала в больнице с инсультом. Ей тоже 56 лет. Ну как тут не испортиться настроению? Ведь они мои абсолютные сверстники! Мы все родились в 1930 году и одновременно вступили в критический возраст. Нехороший сигнал!

 Несмотря на неприятный характер этих событий, они не выходили за рамки суровой обыденности, происходящей ежедневно со многими миллионами рядовых людей. В это же время в любимом городе моей студенческой юности Алма-Ате происходили иные события, которые я склонен считать провозвестником грядущих потрясений, приведших к краху идеи и страны, сумевшие воплотить их в жизнь. Я имею ввиду декабрьские события, связанные с внезапной отставкой I секретаря ЦК КП Казахстана, члена Политбюро ЦК КПСС и трижды героя Соц. труда Д.А.Кунаева и назначением вместо него русского мужика из Ульяновской области Колбина. Пленум проводил "Черный ворон" из Москвы Разумовский, специализирующийся на подобных операциях. Совсем недавно он без шума поменял у нас Усубалиева на Масалиева.

С казахами так просто не вышло. Уже через два дня до нас докатились слухи о беспорядках в столице Казахстана. Чтобы лучше передать свои впечатления о событиях, воспользуюсь дневниковыми записями того времени.
"Говорят, что в тот же вечер, когда сняли Кунаева, на площади им. Брежнева началась стихийная студенческая демонстрация под лозунгами - "Да здравствует ленинская национальная политика!" и "Долой ставленника Москвы Колбина!" Далее пошло как всегда - толпа, милиция, перевернутые машины, разграбленные магазины. У нас поговаривают - "резали русских".

Поживем - услышим. Но я на стороне оскорбленного большинства. Кунаев, каким бы он ни был, для народа многие годы был авторитетом - раздутым или действительным - нам не дано знать. И вдруг, не говоря ни слова, ни с кем не советуясь и не считаясь - кумира сбросили с пьедестала. Массы преподнесли хороший урок зарвавшемуся московскому руководству. Аплодирую казахам, ибо русские давно загнаны в угол, абсолютно лишены чувства собственного достоинства и в данной обстановке им глубоко безразлично, кто кого меняет. В любой ситуации удел русских – быть бессловесной жертвой на алтаре грандиозной идеи.

Я лично вижу выход из такого положения только в полной изоляции партии от управления всеми хозяйственными, финансовыми, кадровыми и пр. делами. Если это не произойдет, а это никогда не произойдет, потому что тогда не станет самой системы, то мы обречены на прозябание в хвосте мирового прогресса. Останемся малограмотным сырьевым придатком Европы."

Вот так думал я в конце 1986 г. по поводу этого эпохального события. Это была первая искра, не зажегшая большого огня и задутая все еще мощным партийным ветром, обладавшим колоссальным пропагандистским аппаратом. Вот оценки в газете "Известия" событий 17 декабря.- "...группа учащейся молодежи, подстрекаемая националистическими элементами...", "...ситуацией воспользовались хулиганствующие, паразитические и др. антиобщественные лица...". "Прошедшие собрания..., одобряя решения пленума ЦК КП Казахстана, осудили ничем не обоснованные действия учащихся...Принимаемые действия в этом направлении поддерживаются трудящимися..." - Привычные штампы вместо объективного анализа. Подобная подмена тезисов сослужит властям дурную услугу, приведя вскоре к развалу всего, что родилось 70 лет назад.

Мои политические размышления и настроения нашли отклик в романе Чингиза Айтматова "Плаха". Я нашел, что роман жесток, мрачен и  безысходен  как   наша   действительность.   Особенно колоритна в  нем  фигура  парторга  Кочкорбаева  (в  переводе с киргизского эта фамилия означает "бараний вождь"), подавляющего всех демагогическими рассуждениями о роли партии и выступающего в качестве ее полномочного представителя и защитника  интересов государства. В  "Плахе"  Айтматов продолжает тему беззащитности    маленького человека,  начатую в "Буранном  полустанке".  Однако финал этого  романа  еще более мрачен и не оставляет надежды на торжество справедливости.  Все разорено,  погибла  семья,  отец своими руками убивает маленького и горячо любимого сына, в лице ненавистного Базарбая уничтожает зло и уходит в тюрьму.  Ничего сзади - ничего впереди!

Заключительным аккордом несчастливого года стало сообщение о взрыве 24 декабря на шахте "Ясиновской" в Донбассе. Туманно сообщалось о том, что "имеются жертвы" и только от нашего коллеги Гоши Маврицкого, работающего в Госгортехнадзоре, мы узнали, что погибло около 30 человек.
               
В январе   1987   г.   состоялась   еще   одна  встреча  с В.В.Ржевским. Он вновь раскритиковал мою аннотацию и сказал, что, судя по содержанию диссертации, ее надо защищать не по специальности "Открытые горные работы", а по "Физическим процессам горного производства". Замечание я признал справедливым, но это означало необходимость если не коренной переделки, то изменения ряда формулировок. Опять неудача и еще одна перепечатка. На этот раз я обозлился не столько на него, сколько на себя. Я вспомнил свой же принцип - если у тебя что-то не складывается, ищи причину в себе. Пора отнестись к собственной работе более ответственно. Хватит надеяться на то, что я возьму своих оппонентов измором и они сдадутся!

               
Частые и долгие выступления М.С.Горбачева на тему о необходимости реформ взбудоражили страну, расколов общество на их сторонников и противников. Интеллигенция и молодежь вступили в ожесточенную схватку с организованными корпоративными силами тьмы в лице партийного аппарата, органами госбезопасности и армией чиновников, хорошо устроившихся вокруг государственных кормушек, закрытых распределителей, санаториев, медицинских учреждений, элитных учебных заведений и пр. Они привыкли брать себе все самое лучшее, оставляя народу прожиточный минимум и возможность годами стоять в очередях за "дефицитом".

Первым результатом перестройки стала "гласность". В газетах, по телевидению и радио появились материалы и зазвучали такие выступления, которые совсем недавно считались крамольными и подпадали под расстрельные статьи УК. Проснулся живой интерес к политическим передачам и статьям, люди выползли из затхлых кухонь и осмелились обсуждать острые вопросы на собраниях и в коллективах. На этом фоне откровенно выделялись те, кто пытался осторожничать и жить по принципу - "как бы чего не вышло". Они боялись попасть в списки неблагонадежных и верили в то, что это провокация, которая проводится с целью выявления противников режима. Символом их опасений и сокровенных чаяний стал стих
Товарищ, верь! Пройдет она
Всесокрушающая гласность!
                И вот  тогда  госбезопасность
Припомнит наши имена!
Я принял идеи Горбачева без малейших колебаний, ибо увидел в нем своего единомышленника. Однако меня настораживали его неумеренное многословие и отсутствие ясной стратегической цели в реформировании системы. По существу это была не перестройка, а снос старого здания при отсутствии проекта и материалов для сооружения нового. В горячих спорах о путях перехода на новые рельсы я придерживался принципа последовательного решения самых трудных проблем страны по такой схеме.

1.Продовольственная проблема. Коллективное сельское хозяйства показало свою полную несостоятельность. Ее можно решить только путем передачи земли в частную и кооперативную собственность. С этого надо было и начинать.

2. Жилищная проблема. Государство, несмотря на все усилия в течение 30 лет, так и не сумело ее решить. Следовательно, надо отдать это дело на откуп частным и акционерным компаниям с привлечением огромных средств населения, лежащих в сберкассах.

3.Проблема обеспечения населения товарами повышенного спроса - автомашинами, холодильниками, стиральными машинами и т.д. и т.п. Ее решение возможно только с привлечением иностранного капитала и технологий. Надо открыть широкую дорогу для зарубежного участия и инвестиций, как это было сделано с Волжским автозаводом.

Таким образом, будь я на месте Горбачева, я бы провозгласил не перестройку, а постепенное реформирование системы. Увы, М.С. решил иначе, по-русски - сжечь старую избу и на ее месте поставить новую, но по-прежнему - без фундамента. Бог и история ему судьи!


             Жизнь полна событий, но чаще всего они совершаются где-то в стороне от нас, приходя к нам в качестве официальной информации или сплетен. Но вот одно из них, страшное в своей циничности и безобразности, прошло совсем рядом со мной. Более того, источник этого зла, потрясшего весь город, оказался в стенах моей кафедры. Ввиду крайней неординарности случившегося, расскажу о нем подробнее.

Главным "героем" случившегося оказался мой коллега старший преподаватель кафедры Балкыбек Жетигенов. В начале февраля он пришел на работу расстроенный и рассказал следующее. У его друга председателя Киргизпотребсоюза Чилибаева - личности республиканского масштаба - убили дома 12-летнего сына, нанеся ему несколько ножевых ран. Труп мальчика затолкали под кровать. В газете появилось соболезнование родителям. Примерно через месяц по городу распространился слух о том, что на киргизском кладбище рядом с могилой хана Байтика, что находится вблизи села Чон-Арык,  нашли убитую молодую женщину, в которой опознали дочь известного на всю республику скульптора Садыкова. Слух прошел и затих.

Рано утром 1-го марта Балкыбек появился на работе опять вне себя и огорошил меня письменным заявлением с просьбой об увольнении "по собственному желанию". На мой недоуменный вопрос он ответил, что решение вызвано семейными неурядицами с его новой женой, бывшей намного моложе его. Так как через несколько дней он должен был ехать на ФПК, то я посоветовал ему не спешить, уехать на несколько месяцев в Москву, успокоиться, а после возвращения вновь вернуться к этому вопросу. Заявление я у него забрал и положил в стол до возвращения. Балкыбек согласился и уехал.

Буквально на следующий день наш штатный "информатор" городских новостей Абдусамат Имаралиев огорошил меня известием о том, что оба этих, вроде бы не связанных между собой, убийства - дело рук одного негодяя, каковым является...сын Балкыбека от первого брака. Я был потрясен. Теперь мне стали понятны причины тяжкого душевного состояния, в котором находился наш товарищ. Дальше - больше.

Оказывается Жетигенов-младший, звали его Бектур, работал в IV поликлинике хирургом и баловался наркотиками. Он был вхож в семью Чилибаева как близкий знакомый. Семья была достаточно обеспеченной, имела видеомагнитофон и много других дорогих вещей, очень приглянувшихся Бектуру. Он одолжил у своего сослуживца А.Кадочникова машину, приехал на ней к дому, где жили Чилибаевы и попытался открыть входную дверь. В этом ему помог несчастный Белек, раньше времени вернувшийся из школы. Бектур не стал менять своего коварного плана, напал на мальчонку, убил его тремя ударами подвернувшегося ножа, а труп затолкал под кровать. Кроме магнитофона он взял из квартиры кожаный плащ, часы "Сейко" и другие вещи - всего на сумму около 3 тыс. р.

Причина преступления была элементарной - хирургу срочно понадобились деньги на очередную дозу.

Самат рассказал также, что на похоронах убийца превзошел все мыслимые аморальные нормы - нес гроб с телом убитого им ребенка.

Видимо нераскрытое преступление утвердило убийцу в безнаказанности. Через некоторое время Бектур на "Москвиче", принадлежавшем его матери (бывшей жене Балкыбека), приехал к своей знакомой Чинаре Садыковой, пригласил ее провести с ним вечер, предварительно захватив из дома денег. Замужняя женщина приняла приглашение без колебаний, прихватив с собой 650 р. Бектур увез ее на окраину села и, по заключению экспертизы, изнасиловав с особой жестокостью, убил и забрал деньги.

Изуродованное тело на другое утро нашли чабаны. На опознание тела пригласили мать, которая сразу же указала на вероятного убийцу.

Вот какого мальчика воспитал наш коллега. Самат добавил также, что Бектур дошел в своем падении до того, что угрожал отцу. Невольно вспомнились и давние скандальные обстоятельства, с помощью которых Балкыбек стал кандидатом наук. Согрешив и не покаявшись, человек не только всю жизнь несет на себе тяжкий крест, но передает его по наследству своим детям.

Естественно, что такое концентрированное преступление требует принятия определенных мер. Мне намекнули, что кафедра должна поставить перед ректоратом вопрос о соответствии Жетигенова должности преподавателя вуза. Мне было жалко Балкы и я постарался отодвинуть решение, сославшись на его отсутствие. Авось за это время все утрясется. Его непосредственной вины в случившемся нет, отец за сына не ответчик, к тому же вокруг совершается столько преступлений, что если наказывать за них еще и родственников, то мы точно вернемся в 37-ой год.
Бектура расстреляют, но потеряв одного ребенка, Балкыбек с молодой женой не будет долго горевать и настрогает еще четверых.

               
Лихорадка перестройки особенно сильно трепала бюджетные организации и больше всех - Академию. В мае состоялось долго откладывавшееся годичное собрание, которое по темпераменту выступлений и скандалам одни назвали спектаклем, другие - КВН. Временно исполняющий обязанности президента ставленник Москвы Лаверов В.Н., приехавший во Фрунзе "за ловлей счастья и чинов" (он, как в свое время Авершин, Деменев и Алимов был "избран" на вакантное место академика АН Кирг.ССР), на этом собрании должен был быть утвержден в этой должности.

 Однако, в отличие от времен беспрекословного диктата ЦК, на этот раз не обошлось без альтернативных кандидатур. С горячей речью выступил наш Усенгазы Асаналиев. Суть его выступления сводилась к следующему - "Зачем нам какой-то Лаверов в качестве президента, когда есть Я. Лаверов не имеет своей школы, он чужой человек и, к тому же, не очень большой специалист!" - Разбушевавшегося самовыдвиженца пытались подправить Алимов и другие выступающие, но он остался при своем мнении.

Сам же Алимов жаловался на то, что ему не дают работать (он лишился мощного покровителя в лице Усубалиева), несмотря на то, что он очень любит Киргизию и ее науку. В опале оказался и бывший шеф моей Надежды дважды академик Аман Мамытов. Все это стало недвусмысленным признаком произошедших перемен - власть и влияние ЦК зашатались и его ставленники лишились былой поддержки. На смену им шло новое поколение, запрограммированное на слом всего старого, а что будет дальше - то "война план покажет". Главное - завязать драку, так, кажется, любил говорить Наполеон.

Сенсацией не только текущего года, но и ряда последующих лет стал дерзкий проступок мальчишки из ФРГ Матиаса Руста, преодолевшего нашу ПВО и посадившего свою легкую "Сессну" на Красной площади. Говорят, он сделал это на пари и выиграл. Это была такая великолепная пощечина нашим толстомордым мудакам в лампасах! Сняли с должности начальника ПВО, отправили на пенсию министра обороны маршала Соколова. Я был в восторге!

               
Незаметно, если не предаваться тяжким воспоминаниям, подкралась и прошла знаменательная дата - 1 апреля. Исполнилось 5 лет моего пребывания в многотрудной должности заведующего кафедрой. У меня не было оснований и желания бороться за повторное избрание на этот неблагодарный пост и поэтому я договорился с ректором о том, что с 1 июля подаю документы на должность доцента кафедры, а с 1 октября ухожу на шесть месяцев в творческий отпуск для завершения диссертационных дел. Освобождающееся место заведующего кафедрой займет Шергазы Мамбетов, которому надоело возиться с вечерниками и заочниками.

Похоже, что в нашем ФПИ тоже началась кадровая перестройка. На партийном собрании института, кстати, они теперь стали открытыми и почти обязательными для всех преподавателей, проректор по учебной работе "покатил бочку" на ректора, обозвав его ставленником Усубалиева и бывшего секретаря ЦК КП по идеологии Карыпкулова, зажимщиком критики и единовластным диктатором. На мой взгляд, только последнее обвинение имело под собой основания - В.М.Журавлев действительно сосредоточил в своих руках всю власть, не очень доверяя своим помощникам из числа представителей "коренной национальности".
Следуя рекомендации Ржевского, я стал искать подходящий совет по специальности "Физические процессы горного производства" и позвонил Баранову. Он обрадовал меня новостью - в Кемерово при институте Угля СО АН СССР открылся нужный совет, в портфеле которого всего одна докторская диссертация. В июле я был уже там. Встретили меня, не в пример МГИ, приветливо и заинтересованно. Без проволочек взяли диссертацию на ознакомление и назначили ее официальное рассмотрение на семинаре в сентябре. Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Домой я возвращался убежденный в том, что на этот раз я вышел на финишную прямую.

А дома меня ожидали кардинальные решения по ОНИЛ. Лаборатория под прежним названием съежилась до численности 7 человек с годовым фондом заработной платы в 20 тыс. рублей, переданным нам приказом Министерства промышленности минеральных удобрений (в нашем сокращении - Минмуд). Прочие темы, финансируемые предприятиями других министерств, было приказано перевести на кафедру. Фактически это означало начало конца коллектива.

Оставаясь в отпуске по основной работе, я продолжал за полставки заниматься делами ОНИЛ и выезжать на объекты. В сентябре я съездил в Жанатас и подписал у генерального директора А.В.Недогона справку об экономической эффективности исследований на сумму 644 тыс. рублей, столь необходимую для приложения к диссертации.

В Объединении мне со смехом рассказали довольно грустную историю о "героях" декабрьских событий в Алма-Ате. В Жанатасе существует колония строгого режима, в которую и привезли 30 этих "декабристов". Поместили их в камеры вместе с отбывавшими срок уголовниками. Новички, считавшие себя "политическими узниками", возмутились и потребовали отделения. Протест руководство колонии оставило без внимания, но уголовники решили их наказать за высокомерие. Ночью на них накинули подушки и...изнасиловали, превратив в "машек". Смех, в котором нельзя было не заметить одобрения поступку уголовников, звучал по всем кабинетам. Лишь отдельные интеллигентствующие лица высказывали опасения, что групповой гомосексуализм может закончиться заражением несчастных СПИДом. Об этой, прежде неизвестной, болезни заговорили совсем недавно. Впервые, кажется в 1982 г, о ней написала газета "За рубежом", сообщив версию о том, что якобы вирус вырвался из тайных лабораторий США, где разрабатывалось бактериологическое оружие. Слух оказался провокацией наших спецслужб и не подтвердился. Однако независимо от политических границ болезнь стала стремительно распространяться по земному шару и недавно достигла нашей благословенной страны.

В “Литературной газете” появилась статья группы наших врачей, которые считают СПИД благом, способным избавить общество от наркоманов и педиков, являющихся его основными разносчиками и жертвами. Еще более авторитетное заключение по этому поводу сделал президент США Р.Рейган. В “ЛГ” за 9 сентября 1987 г. было опубликовано такое его высказывание - "Эта болезнь ниспослана Америке свыше, дабы истребить сброд, отбросы общества - и укрепить семью." Жестоко, но верно. Я с ним согласился тогда и продолжаю оставаться убежденным в этом до сих пор.

Вторым явлением, начавшим с недавних пор серьезно беспокоить общественность, особенно нашего среднеазиатского региона, стало распространение ислама. Дискредитация коммунистической идеологии, вызванная ее неспособностью решить насущные нужды общества и отдельных граждан, привела к стремительному высвобождению доселе зажатого религиозного сознания. В "Советской Киргизии" была опубликована статья "Двоедушие", в которой указывалось на распространение исламских настроений среди партийных руководителей Иссык-Кульской области. Да и в самой столице даже среди моих старых знакомых и радикальных прежде коммунистов к этому стали относиться весьма благодушно. Однажды на даче ко мне заглянули на огонек Марат Терметчиков и Саганалы Барсанаев. Оба были навеселе, но не отказались от предложения провести дегустацию моих выдержанных вин из черной смородины и малины, в изготовлении которых мне не было равных в обоих институтах. Разговор коснулся внеурочных занятий моих гостей и Марат со смехом рассказал, что коммунист Барсанаев, оказывается, очень популярен среди старых киргизов так как слывет лучшим чтецом Корана и его часто приглашают для отпевания усопших. За это он получает неплохой "бакшиш". Здорово, не правда ли?

Следует признать, что перестройка пробудила в людях смелость к свободному изложению своего мнения по любому вопросу. Стоило зайти на любую кафедру или в деканат, как деловой разговор незаметно переключался на обсуждение вольных тем, в которых высказывались самые нелепые и противоречивые взгляды на происходящие события и перспективы их развития. Наш декан Фриев, будучи кавказцем и посему откровенным апологетом Сталина, заканчивал спор традиционным предложением - "К стенке надо таких ставить!"- Другие, преимущественно из пожилых вроде профессоров Иванова и Вертунова, предлагали более мягкие меры - "Таких надо сажать в тюрьму!"- Мои попытки доказать, что каждый может иметь свою точку зрения, но обязан подчиняться интересам дела и общества, находили молчаливую поддержку только среди молодежи.

               
Наконец-то стали заметны сдвиги и в сфере науки. С 1 января предполагалось ввести новую номенклатуру научных должностей и окладов к ним. Вместо двух категорий - м.н.с. и с.н.с. отныне будет 5! Младший н.с. с вилкой 140-200; научный с. 160-250; старший н.с. 200-300; ведущий н.с. 240-350 и главный н.с. 270-400 рублей. На последнюю должность мог претендовать только доктор наук и посему при аттестации я прошел в качестве в.н.с. с верхним пределом оплаты 350 р. Это означало, что с нового года я буду получать за научное руководство ОНИЛ 175 р. Частично это компенсировало материальный ущерб, вызванный потерей 64 рублей, причитавшихся мне за заведование кафедрой. Суммарную зарплату можно было бы считать вполне приличной, если бы с этими рублями не происходило то, что позже стали называть доселе неслыханными в стране терминами - девальвация и инфляция.

В октябре я вновь был в Кемерово и докладывал работу на семинаре отдела. Присутствовало 27 человек, вел семинар проф.  В.М.Горбунов. После выступления, которое длилось 35 минут, мне задали массу вопросов, свидетельствующих о том, что тема сообщения была для присутствующих не просто новой, но живо интересовала их. Впервые за многие годы в выступлениях и оценках преобладали не критические, а конструктивные замечания и предложения. Общая оценка работы была положительной и тем самым резко отличалась от той, что давали ей в МГИ. До сих пор я не могу забыть заметок на полях, сделанных доцентом кафедры Открытых горных работ МГИ Н.Н.Медниковым - "Сумбур", "Болтовня", "Чепуха".
Такие оценки кому угодно способны испортить настроение, но одно из сделанных им замечаний показало, что этот представитель московской высшей школы имеет смутное представление о физическом содержании понятий "работа" и "энергия".
- Почему в вашей работе вы используете понятие энергии? Ведь энергия это способность производить работу, которая является произведением силы на путь? Вот и пишите A=F*s.
- Но я везде говорю об электрической энергии и энергопотреблении и в этом случае гораздо проще пользоваться выражением - энергия равна произведению мощности на время, т.е. E = N*t.
Мое разъяснение поставило его в тупик, и я понял, что еще больше отвратил его от себя. Выступая тогда на семинаре в МГИ, он сказал, что я плохо владею основами физики, и он не считает меня и мою работу готовыми к защите. Вот вам уровень головного института!
В Кемерово все было иначе. Я впервые возвращался домой с официальным протоколом в руках, в котором указывалось, что работа удовлетворяет требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям, и может быть принята к защите после ее доработки с учетом сделанных замечаний.

В институте Угля я познакомился с молодым и энергичным ученым секретарем, доктором технических наук Вячеславом Николаевичем Вылегжаниным. Он сказал мне, что редакция журнала "Физико-технические проблемы разработки полезных ископаемых" из Новосибирска попросила его дать рецензию на мою статью, которую я посылал им еще в 1983г. В статье излагался принцип единого энергетического подхода к анализу и оптимизации технологических процессов открытых горных работ. Прошло четыре года! Я давно перестал надеяться на ее публикацию и вот неожиданное сообщение нового человека о том, что статья ему понравилась, и он предложил редакции немедленно ее опубликовать. Анекдот! В ответ на его восторженный отзыв я вручил ему экземпляр своей новой книги и сказал, что с ее выходом статья потеряла актуальность и ее не следует печатать. В заключение нашего разговора Вячеслав, сославшись на отсутствие в институте специалистов, предложил мне переехать в Кемерово, чтобы организовать и возглавить отдел открытых горных работ. Предложение было заманчивым - институт новый, Кемерово - город приятный, к тому же - это Россия. Категорично я отказываться не стал и обещал вернуться к этому вопросу "после успешной защиты".