Истоки

       Где души истоки? В той звенящей тишине жаркого дня на пустынном перекрестке возле водной колонки родного села? Эта тишина, кажется, первое яркое воспоминание о жизни в царстве Детства, немного бесшабашного, босоного, с запахами акации, черемухи, пионов, ночной фиалки, цветущих садов и душевного покоя. Но в той детской голове девчонки толпились и выстраивались, как теперь можно означить, философские рассуждения о мире и жизни в нем.  Позже, в темноте Взрослого мира,   Марика частенько жалела, что не записывала те свои мысли, с довольно зрелыми рассуждениями. Но память их стерла, и не дает возможности для сравнения чистого мира мысли детства и темного мира взрослости. В многом знании много печали. Но до осознания этой мудрости от того момента осознания себя в ПЕРВОМ ощущении звенящей тишины было далеко. Однако, как быстро промчалось это «далеко»!
      А может быть, эти истоки в том  дворе, полном цветов и запахов, семейного мира, друзей с улицы, костра, до самого неба; гуляний, с постоянным оглядыванием на «нельзя», по люцерновым полям: какое же это счастье – раскинуться на траве и просто любоваться голубым небом с белыми облаками и п-л-ы-т-ь вместе с ними куда-то,  где так же, как вокруг и впереди, одно теплое и доброе?! Мир в душе – это такое кратковременное благо, которое так быстро, а мы и не знали, теряется…
     Истоки  и в маминых бессонных ночах над ученическими тетрадками, в ее руках, шьющих очень красивое платье для куклы Марики, потом и для нее самой (какая же Марика была, оказывается, модница!), и в постоянно что-то созидающих (в том числе и мебель для кукол Марики и ее сестер)руках любимого дедушки.
     Истоки, истоки - в чем же они, если человек во многом изменяет им, меняясь сам. Сердце все в том же поле, среди маков и зелени, душа рвется в тогдашнюю, как казалось, умиротворенную сельскую жизнь, но тело и разум – в городской среде. Им нравится Москва, движение и скорость, а чувства остаются там, прислонившись к теплым каменным ступенькам, ведущим вверх, к Орлу, хранителю небольшого кавказского городка.
      «Препарируя» свою душу, Марика из всех своих художественных переживаний в ее началах по-прежнему обнаруживает поэзию и образы М.Ю.Лермонтова.
     Однако логос берет свое, душа надломлена, противоречива, выбор сделан и нет, он зависел и не зависел от воли Марики. Знания не принесли счастливого мироощущения, слишком отличен в них, по сравнению с представлениями и образами, живущими в истоках, человек. Сколь много весит оценка оного одним великим Леонардо! Берет оторопь и становится страшно от истины, которая в этом высказывании заключена.
     Как связать светлость, умиротворенность мироощущения в истоках души и темность, черствость, надломленность в ней, уже сегодняшней? Найти ответов можно много и противоположных в том числе. Однако не понять, все-таки, эту странную диалектику души,  не дойти до сути данного феномена: Марика часто вспоминает такую же звенящую, прерываемую лишь щебетаньем кузнечиков, тишину своего одиночества в поле спелой пшеницы – куда же она ушла?Или ушла сама Марика?
 Где бы ни были соответственно  хронотопу  ее тело и разум, который адекватно реагировал на содержание окружающего мира, часть своей, все еще чувствующей души, Марика частенько заставала в том, ей единственно известном, всегда в ней настоящем, ощущении счастья жизни - том одиночестве - песне души в стрекотанье кузнечиков в летнем поле спелой пшеницы. Этот пронзительный и приятный стрекот, казалось, не имевший никакого отношения к девочке, оставленной на время отцом, пошедшим в полевую бригаду, и никакой системы, настолько сжимал некой неосознаваемой тоской  детское сердце, что оставил эту часть души ее там навсегда. По прошествии многих лет Марика поняла язык насекомых. Они призывали остаться, прилепиться навсегда к этому краю, земле, небу и тишине.
    И куда же вы всё зовете нас, облака? И куда же все рвутся наши мысли, ведь чувства оказываются правыми? Неужели всех нас так ничему и не научает былина о Садко: где б ты ни был, и какие бы красоты и дива тебя не окружали, слаже, дороже, теплее своей сторонушки нет?!
  Но ветер сменяет картинки калейдоскопа, и мы всё еще куда-то торопимся. Оглянемся, а вокруг - многоголосая, многоязычная пустыня, и так болит, так ноет брошенная в том, самом родном и единственном для каждого, то ли пшеничном, то ли ковыльном поле, то ли тайге, то ли горах неотъемлемая часть души. И, может быть, именно эта боль - тоска и не позволила Марике стать лживой, лицемерной, акулой, хищницей в облике человеческом? А та звенящая тишина теплого дня так и осталась для нее главной ценностью.