Светопадение испанский цикл
И обкорнали, чтобы на солнце не выгорали.
Так и лишаются тяжести головы.
Costa Dorada, золотое побережье Испании...
здесь с трудом привыкаю
к радостям бытия и короткой стрижке.
В голубое кафе вхожу, как в образ мальчишки.
И остаюсь среди ветеранов на тропе любви.
А за плечами мир разламывается на куски,
он ещё виден в проёме двери,
но мне, как Самсону силу, отстригли память.
Это комната отдыха в земном доме войны.
Мы пьём сангрию в захолустье счастья
и наедине с собой учимся быть настоящими,
потому что самые страшные войны ведут внутри.
Что нас держит вместе, кроме руки?
И того, что ромом горчат все сласти?
За крайним столиком улыбнётся старик.
Безмятежной улыбкой, бесстрастной.
Так улыбаются боги языческие – христианским.
Они мир потеряли, но остались в живых.
Сколько же мне отмерено боли?
Старик расплачивается и молча уходит.
Кафе на пляже – не край мира и не конец света,
не привал, не тупик,
а только
середина пути.
****
Как море утрачивает горизонт, сливаясь с небом,
так я теряю свою суть, ныряя в вечность.
Ночь поглощает всех.
****
Утром тропинка вела меня к морю сквозь россыпи белых цветов.
Пахло солью и свежестью, но не цветами.
Я не запомнила их названия.
Белизна лишена аромата, как невинность – воспоминаний.
Ночью открыла окно – и комнату затопило благоуханьем
невидимых лепестков.
При свете солнца свечи не зажигает даже бог.
****
Время ткёт полотно Вселенной,
художники режут его на холсты.
Картины, совершённые в глубине немоты
предрассветного неба, обретают бессмертие.
В этом мгновении тишины
проступают черты
лика тысячелетий,
как в пророческом сне,
когда в бездну падает Люцифер,
веруя, что летит,
а люди видят восход Венеры,
утренней звезды, богини любви.
Ибо что есть свет,
как не бесконечность падения?
****
Барселона. В кружении теней платановых аллей
два силуэта проявляет свет:
красавец-идальго и девочка-шпингалет.
Этот сон наяву я лелею,
как шедевр, как тайное наважденье...
Её тонкие ножки слоников Дали, чёрное платье-мини,
в вырезе на спине то ли родимые пятна, то ли шрамы.
И абрис выбритой головы в солнечном сиянии,
как в нимбе.
Сотни испанок с длинными жгуче-чёрными волосами
прильнут к его груди – и сгинут в чужих объятиях.
А за неё он вырежет пол-Каталонии.
Как же она смеялась!
Это дьявольский смех, так смеётся сама любовь.
Я бы шагнула за ними за пределы картины, на край света,
но поднимаюсь по трапу в самолёт – в осень, как на эшафот.
И клянусь себе написать роман о городе вечного лета.
Где кричат зелёные попугаи,
собаки за мячиками в фонтаны ныряют,
улочки пахнут горячим хлебом и оливковым маслом,
а на их перекрёстках расстаются только трамваи.
Я теперь знаю: памяти постоянство
постигают в неутолимой тоске по раю,
безвольно отступив под сень платанов,
– став тенью среди теней.
****
Осень – время memento mori,
ежегодная пантомима
природы.
Помни: мы все заменимы,
как клетки сверхчеловеческой крови.
Умрут одни, народятся другие.
Падают листья. И молчанием скорби
опечатан мой город.
Замкнуты все уста:
и летних веранд
кофеен,
и домашних окон.
Осенью я превращаюсь в прах,
замурованный в четырёх стенах.
Пью не пьянея,
не испытываю ни голода, ни насыщенья,
шью плащи по чужим меркам
и ношу на чужих плечах.
Осенью трудно в себя поверить,
это время,
когда моё отражение
рассыпается в зеркалах.
****
Но снится мне Таррагона,
воскресший в Испании Рим.
Как воскресает он всюду в мире,
коронованный временем пилигрим,
образ вечного возращения.
Если бессонными и бесчисленными ночами
созерцать с гостиничного балкона
камни древних развалин,
станешь философом.
Живительно одиночество
покинутых всеми окраин,
мертва толчея мегаполисов.
Окаменевший Пилат смотрит в море,
постигая своё запредельное постоянство.
Больше не дрогнет,
в истине не сомневаются.
Плащ его с кровавым подбоем
на ветру, как на костре времени, испепеляется.
Ветер – враг памяти, пепел – цвет руин.
Я вылавливаю слова из камня,
как сокровища затонувших кораблей из морских глубин.
– Так всё-таки, куда ехать? – спрашивает таксист, –
– Я не знаю, где римский акведук, но знаю, где Pont Diabolo
у реки, поросшей кедровым лесом.
Что ж... Докури последнюю сигарету, смертник.
Поскользнись на камнях моста, упади, в кровь изранься.
Люцифер не признает иных чернил.
Бог и дьявол сливаются в ипостаси
Венеры, римской богини любви.
И ты веришь, что сможешь создать
шедевр из этих тёмных и страстных снов,
превозмогая землю, материю, свет, отчаяние и любовь.
Искусство предназначено для безумцев,
отвергших богов,
придуманных для смирения с непостижимым.
А ты падая освободилась
от их оков.
****
Нить судьбы человечества
парки прядут из наших волос.
И пока умираем – пряжа не кончится.
Кем бы ты ни был, время наматывает на веретено.
Хочется после себя оставить кровь и песок,
а хватает только на пыль и сукровицу.
Пепел вчерашних солнц
не вспомнит, как был очагом Вселенной.
Вырежи из страницы птицу
– улетит, но не превратится в феникса.
Так не сберечь письмо от огня.
Недописанное не горит,
сила – в словах на конце пера.
Свидетельство о публикации №214100701544