Воспоминание

- Я покажу тебе удивительное место за рекой, и там съедим триппу. Ты никогда не пробовал триппу? С ума сойти! За рекой она лучшая в Италии, нет, в мире, ее готовили еще при императорах. Я эти места хорошо знаю, с тех пор, как жена уговорила провести медовый месяц в Риме. Ну, вот тогда я и пропал, - каждый год только в Италию.
- Объясни, почему Тибр такой мутный, заставленный мостами и какими-то обломками и совсем не для людей. На нем же есть тротуары, посмотри, где шире, где уже, но они пустые – наглые чайки и больше ни души. Безобразие – такая история и никакого вида.
- Не знаю. Смотри, сколько мертвых листьев набилось на набережных. В жару они здесь сворачиваются в свитки. Пора переходить на другой берег. Постоянно путаю, по какому мосту. Ага, вроде бы этот, Сикста.

А кто это, Сикст, - папа, император? В тень, в тень, к слипшимся, непонятного возраста домам из бесконечных колонн, арок, асимметрично прорубленных окон и стертых дверей. К домам шоколадного цвета всех оттенков.

- Не останавливайся перед каждым подъездом, нет времени. Вот и академия. Назвали ее рысьей, и изобразили эту тварь всюду. Согласись, такого, как в Риме, зверинца на домах и фонарях, больше нигде не увидишь: волчьи пасти, змеи, крокодилы и львы, а рысь только в академии. И если где найдешь ее в другом месте, скажи мне обязательно. Ты же помнишь слона с обелиском на спине? Здорово, да?

Мы были здесь, за Тибром, три года назад, на Страстную неделю. Заглянули в магазинчик сладостей и потрясающего шоколада. Старая хозяйка такая смешная, болтала по-английски, коверкала слова и кряхтела, пробираясь по заставленному вещами залу.
- Приезжайте ко мне на Сицилию, приезжайте, только предупредите заранее. Я летом в Риме не бываю – жарко слишком, магазин закрываю. А дома здорово. Я сдаю его приезжим, и вам тоже сдам недорого. Советую именно этот шоколад, он не тает в духоте - сицилийский, как и я, из Модики. Такая технология, старинная, проверенная. Зайдите обязательно в галерею Корсини. Не пожалеете, это рядом.
Ну, пошли, раз рядом. Ах, какая лестница белоснежная, залитая разложившимся на старых стеклах светом. Она готовит встречу медленно и торжественно. Вверх, вверх, и после поворота налево лестница не успокаивается и требует подняться еще выше, к залу, где живет рысь. Она здесь всюду: на стенах, стульях и дверях, и под бесконечно белым потолком разносится ее страстное урчание. Но цель – галерея, а главные слова – Корсини, кардинал и пурпур.

- Мне кажется, есть какая-то тайна в размещении картин на стенах. В жизни не обращал на это внимания, ни в одном музее. В галерее все по-другому. Ну, вот смотри: натюрморты строго рядом, отдельно. А на этой стене трое святых, тоже рядом, и смотрят из разных картин, по разным направлениям, но в одну точку, вверх, в небеса. Поразительно.

Думаю, что самое интересное все-таки в этом зале. Посмотри, как чередуются женщины и смерть. Женщин четыре, столько же, сколько стихий: земля, воздух, вода и огонь.

- Кто их рисовал? Розальба Каррера, я ее знаю. Что-то похожее видел, может, даже ее работы. Кто придумал загадочность Джоконды, искусствоведы? У Карреры стихии улыбаются абсолютно так же. Чем-то на чаек смахивают, равнодушием ко всему, возможно. А кто между ними? Калло, Жак Калло. Повешенные, распятые, расстрелянные.
- Я им интересовался раньше. График, причем, поразительный, из времен мушкетеров и Ришелье. По-моему, с Каррерой разница лет в сто. Может, на картинках Калло пятая стихия, смерть? Может, ее имел в виду кардинал, именно потому и приказал развесить все на одной линии и в определенном ритме?

- Да, это действительно любопытно. А не может быть так, что все неглавные стены здесь просто-напросто без всякой особой идеи закрывали ковром из картин, ну, как украшениями, чтобы пустот не было? Horror vacui, ужас пустоты. Типа заставленной вещами викторианской комнаты или старых домов с кучей деталей на фасадах. Может, и это просто horror vacui?

- Не думаю. А что значит «главные - неглавные стены»?
- Насколько знаю, главные стены против окон. На них помещали самое значительное по содержанию и размеру.

И шла по земле война, бесконечная, длиной в жизнь. Тридцать лет кошмара – сожженных виноградников и деревень, разграбленных городов и миллионов трупов. От Праги до Ла-Рошели, от Данцига до Барселоны, всюду. Лживые политики, алчные императоры, амбициозные военные и пурпурные прелаты в сутанах поверх доспехов превратили жизнь в ад.

- У меня появилась идея, послушай. Земля – основа, все из земли, из праха библейского, и уйдет все в землю. Потому вначале стихия земли. Рядом дилижанс, расстреливаемый и разоряемый. Кем? Бог знает. Кто прав, кто виноват, где хорошие, где плохие, - непонятно. Важно, что это хаос и смерть, пятая стихия вечного людского самоубийства.

И дальше – люди, объявленные преступниками (а кто же судьи?), распятые и повешенные. И главное – дерево смерти, не жизни, а смерти, на которое, видишь, палачи старательно волокут очередного.
И пылающий монастырь, подожженный случайно или в наказание,- уже неважно, - завершает историю. А рядом рыжеволосая стихия огня, зорко присматривающая за агонией обители.

Что в итоге? Пепел монастыря, прах веры, который покрывает землю. И помчатся по земле, основе всего сущего, другие дилижансы, и повесят и распнут других людей. И все повторится заново. Вот такой вечный круг жизни-смерти.
Ну как идея?
- Это ты все придумал?
- Нет, ты. Ты же хорошо знаешь, что меня давно уже нет, что я в земле, по которой мчатся дилижансы, всегда слишком поздно узнающие о засаде. Вспомни:врачи ничего не смогли сделать, они тоже сказали, что слишком поздно. Засада! Отвратительно, когда получается что-то «слишком поздно». Три года назад, когда я был еще жив, на Страстную неделю, я впервые привел тебя в галерею. А неглавную стену приметил не я, а ты. Прошло три года, многое изменилось, меня не стало, и ты придумал историю про развеску картин. А триппа была тогда потрясающе вкусной, помнишь?

В зале пусто, и только пурпур света вспыхнул в дверном проеме. Туда внимательно, улыбаясь, смотрели стихии, всегда знающие, что к чему в этой жизни.

- А ты проведал магазинчик сладостей?
- Это невозможно, жарко, и хозяйка сейчас на Сицилии. Ты забыл, она же нас предупреждала. Шоколад из Модики действительно не тает на раскаленном Тибре. Честное слово.