Lupus mutat mentem... Волк меняет душу...

     - Ох, и надоела мне эта «кумпания»! - сказала бабушка Уля, входя в дом после дойки.
    Мы с сестрой переглянулись, ничего не поняв, но промолчали, приняв слова бабушки за обычное ворчание.

        Но дед Тихон, сидевший за столом и щелкавший на счетах, строго сказал:
        - Ты, бабка, если что говоришь, так разъясняй, пожалуйста, что ты хотела сказать.
    Дед был директором лесозавода и привык к ясности излагаемой мысли. Выходец из хохлов Воронежской губернии, он говорил своим подчиненным: «Ты скажи мне так, чтобы я понял: шо, як и до чого». (То есть: «Что, как и почему»).
        Сбежав от коллективизации на Северный Кавказ, он уже через год возглавил небольшой лесопильный завод в Чечне и с тех пор работал на этой должности всю свою жизнь, переезжая с одного места на другое. Его обычно переводили на предприятие, где дела шли совсем плохо, и он наводил там порядок в самый короткий срок. Причем, дед любил с гордостью упоминать, что все его образование — это три класса церковно-приходской школы.
        И сейчас, отодвинув счеты в сторону и подняв очки на лоб, он ждал, когда бабушка разъяснит нам свое ворчание.
       - Я говорю про твоего друга Люпу, который собрал вокруг себя такую «кумпанию», что я даже корову подоить спокойно не могу. КопОшатся под ногами где не попадя и норовят стащить все, что плохо лежит. Нынче хватилась — крем пропал, которым я руки перед дойкой мажу! Смотрю, а они его по полу сарая таскают, раздербанить норовят.
        Мы с сестрой рассмеялись: теперь нам стало ясно, о какой «кумпании» шла речь …
       Дело в том, что ранней весной дед принес из лесу волчонка...
       Он был совсем маленький и слепой. Взглянув на него бабушка посмотрела на деда, как на неразумного дитя и спросила:
       - И что мы с ним будем делать?
       - Подпустим к Каштанке, она его и выкормит … А потом он привыкнет и будет обыкновенной домашней собакой...
       Он осторожно убрал трех щенят нашей миниатюрной собачки Каштанки и положил ей под бок волчонка. Но та , вскочив вдруг с места, бросилась в угол, сжалась в нем комочком и стала жалобно скулить.
    - Ясно, - сказал дед, вновь беря волчонка на руки, - когда-то пришлось ей в лесу волчий дух почуять. А, может, и удирать от них... Ну, что же, пойдем на поклон к Марусе …
    Кошка Маруся, тоже недавно окотившаяся, к нашему удивлению, сразу облизала волчонка и откинулась на спину. А тот сходу ткнулся ей в брюхо и стал жадно сосать, дрожа от возбуждения и опасения, что у него могут отобрать пищу, которую он так долго ждал.
       - Охотники на волчье логово вышли сегодня рано утром, - объяснил нам дед. - Всех положили: папку с мамкой и трех волчат. А четвертого-то и не приметили... Я иду на делянку, слышу: кто-то пищит в кустах. Смотрю: а он в снегу барахтается и кричит, как тот ребенок... Вот я и взял его...
       На следующий день после усыновления волчонка кошкой Марусей начали пищать котята: им не хватало материнского молока, которое явно понравилось их новоявленному братику... Дед забеспокоился и самолично соорудил для своего питомца бутылочку с соской.
       - Пусть попробует коровьего молочка, - сказал он, но волчонок наотрез отказался от нового питания, лишь раз ткнувшись носом в соску.
       - Резину чует, - определил дед и, чтобы доказать правоту своих слов, окунул в палец в молоко, которое волчонок охотно слизал.
       - Это дело долгое, - заметила бабушка. - Ты же не будешь весь день сидеть и пальцы в молоко макать...
       - Надо подумать, - глубокомысленно произнес дед и ушел на работу, поручив нам кормить пока из соски котят, которым было все равно, резиновая она или какая другая.
       Пришел он поздно и сразу сел за ужин, который уже остывал на столе.
       - У Земляковых сегодня свинью зарезали, - непонятно к чему сообщил он нам.
       Но через минуту все разъяснилось: дед принес кусочек тонкой свиной кишки. Она уже была вычищена, бабушка надела ее на бутылочку с теплым молоком, и положила в корзину взамен Маруси, которую она вместе котятами переместила в другое удобное место.     Волчонок с трудом ухватил своим ротиком соску, сделал один глоток, второй и … заскучал. Коровье молоко ему явно не понравилось. Он поднял кверху свой смешной нос, понюхал воздух, вертя головой, и начал пытаться вылезти из корзинки. Это ему долго не удавалось, но волчонок оказался очень настойчивым и повторял свои попытки до тех пор, пока корзинка не перевернулась. Оказавшись на воле, он еще раз принюхался и направился прямо в угол, где … лежала Маруся. Там он раздвинул носом неуклюжих котят и присосался к Марусиному брюшку.
       А нам оставалось только переглянуться и сказать: «Да-а!»

       Спустя неделю на лесозавод приехала какая-то комиссия из Москвы, в составе которой был профессор лесотехнической академии, седовласый старичок с бородкой клинышком.
       - Какой чудесный у вас щенок! - сказал, глядя на волчонка, который к тому времени уже прозрел и потолстел, так как, когда Маруся пряталась от своего прожорливого питомца, тот пользовался соской с коровьим молоком.
       Дед объяснил профессору, что это не щенок, а волчонок, найденный им в буреломе, и тогда тот, несказанно удивившись этому, задумчиво произнес латинскую поговорку:
       - Люпус пилум мутат нон ментем... Помните эту истину, Тихон Андреевич, и будьте осторожны. Волк меняет шкуру, но не душу …
       Дед только улыбнулся, выслушав эту премудрость, но, когда профессор уезжал в Москву, спросил его, как он он назвал волка по-латыни.
        - Люпус, - ответил профессор, и таким образом наш волчонок получил имя. Бабушка сразу переиначила его в Люпу, а мы с сестрой называли его ласково: Люпик и Люпочка.
       Вскоре Люпик стал хулиганить. Однажды он изгрыз соску, с таким трудом изготовленную дедом, разлил по полу молоко и стал разгуливать по его лужам с видом идущего по водам. Иногда он поднимал одну из лап, удивлялся, отчего она мокрая, и брезглива отряхивал ее, разбрызгивая молоко во все стороны.
       Когда мы выводили его гулять во двор, он начинал гоняться за цыплятами, утятами и прочей мелкой живностью, пока не получил достойный отпор со стороны утки по имени Дуся.
       Она шла со своим выводком от ручья, когда из-за дерева выскочил Люпус и погнался за одним из ее пушистых детенышей. Мы ожидали, что Дуся сейчас запаникует и поднимет крик на весь поселок, но не тут-то было... Вероятно, она сразу увидела, что волчонок толст и неповоротлив, и шансов поймать ее утят у него просто нет. Поэтому она вперевалочку догнала Люпика, преградила ему путь и клюнула его прямо в покатый лобик. Если употребить чисто боксерский термин, то это был нокдаун... Люпик еще мог продолжить свое хулиганство, но … не имел желания... Он лежал, распластавшись на земле, и жалобно смотрел в Дусины суровые глаза... Утята сгрудились вокруг него и глядели на него с любопытством, а их мама стала усиленно крякать, словно объясняя своим деткам, к чему могут привести хулиганские поступки. Но самое смешное было в том, что один из желтых комочков взобрался на волчонка и стал что-то усердно искать клювом в его густой шерсти.
       А еще больше мы были поражены, когда они, то есть, Люпа и вся Дусина семья, подружились. Правда, случилось это чуть позже, уже в середине лета. К этому времени у волчонка, вероятно, стали резаться зубы, и он начал грызть все, что попадалось ему на пути. Сначала это были изделия из бумаги. Он рвал ее на части, разжевывал и расставлял в виде бугорков по всему дому. Потом перешел на дерево. Очень любил грызть карандаши, особенно почему-то цветные. Затем однажды притащил с улицы огромный мосол, уже изрядно изгрызанный собаками, и спрятал его под кроватью. Ночью мы услышали яростное урчание нашего ласкового, толстого Люпика и какой-то грохот. Как оказалось, волчонок спасал свою добычу от котенка, своего молочного брата, который имел неосторожность забрести под кровать.
       Но нашей головной болью было другое: мы никак не могли приучить Люпу справлять свои надобности в нужном месте.
       И однажды дед, размазав ногами в одних только носках по всей комнате отходы жизнедеятельности своего любимца, сурово сказал:
    - Выселить!
       И Люпик стал жить во дворе в специально построенной для него будочке.
       Но, решив одну проблему, мы получили сразу три.
       Первая нагрянула, когда в огороде появилась молодая картошка.
       Однажды утром бабушка вышла из дома, взглянула на огород, спускавшийся к ручью, и сказала:
       - Боженьки! Да неужто поросята уже шкодить начали?
       Но в это время со ступенек дома к ее ногам скатился Люпа и его стошнило свежей картошкой.
       Все стало понятно: стремление волчонка грызть все подряд сыграло с ним злую шутку. Если раньше он грыз только несъедобные вещи, то и последствий никаких не было: он их просто выплевывал. На этот раз он зашел в огород, и так как очень любил рыться в земле, вскоре откопал молодую картофелину, начал ее грызть, и она ему на вкус очень понравилась.
       - Тихон, что с этим будем делать? - спросила деда вечером бабушка Уля.
       - А ничего, - ответил дед. - Раз его вырвало, то теперь картошку он до конца своей жизни есть не станет.
       Он был совершенно прав: теперь Люпа смотрел на картошку с отвращением. Но рыться в земле он не разлюбил. И теперь по утрам мы могли наблюдать такую картину: присев, если можно так сказать , на колени, по дорожке медленно полз Люпа, потом скрывался в кустах картофеля и начинал яростно подрывать их. За ним степенно и не спеша шла Дуся со своим подросшим выводком. Они дружно начинали искать в ямках, вырытых Люпусом, всяких червячков и жучков и питаться ими. А в конце этой процессии шла кошка Маруся. Просто так, без дела. Но однажды я все-таки нашел свое объяснение ее обязательных прогулок по огороду: ей надо было знать, а не обижает ли кто-либо ее беспомощного (как ей это еще казалось) питомца.
       Каштанка тоже наблюдала за этой процессией, сидя на взгорке со своими щенками. Казалось, что она уже не воспринимает волчонка как серьезную опасность, тем более после таких легкомысленных поступков, как рытье картошки, и в ее глазах читалось: «Я же говорила вам, что он дурачок, а вы не верили».
       Иногда она даже позволяла своим щенятам поиграть с Люпой, хотя игра эта напоминала хорошую потасовку. Но Каштанка видела, что ее детки проворнее и сильнее толстого и неповоротливого волчонка, и испытывала, я думаю, огромное удовлетворение, когда тот убегал и прятался от них в своей будке.
       Еще одна странность в поведении Люпика удивила нас еще больше: он стал воровать и прятать у себя в будке блестящие вещи. Сначала это были фантики от конфет, принадлежащие моей сестре. Однажды она раскладывала на полу свою коллекцию, а волчонок сидел рядом и следил за каждым движением ее рук. Потом придвинув лапой один из фантиков, он облизал его, взял в зубы и отнес к себе.
       Это было очень смешно, но сестра больше не показывала Люпе сою коллекцию, которая была достаточно богатой, если учитывать скудный в то время ассортимент наших кондитерских фабрик.
       Потом мы однажды увидели рядом с будкой одну из мельхиоровых чайных ложек, которые были гордостью деда. И, действительно, любой мог удивиться: откуда среди нашей сплошь алюминиевой посуды могли взяться мельхиоровые ложки? А дело в том, что это был единственный трофей деда, который он привез из побежденной Германии: шесть мельхиоровых ложечек с готической надписью, которую я никак не мог прочесть несмотря на то, что имел в школе «пятерку» по немецкому языку.
      Затем пропал дедов портсигар, который он имел обыкновение класть на ночь рядом с кроватью прямо на пол. Дед искал его долго и безрезультатно и не нашел бы, если бы бабушка не напомнила ему о прецеденте с чайной ложкой.
       После этого мы стали прятать все, что блестит, но однажды увидели во дворе потрясающую картину: все пространство вокруг Люпиной будки было усеяно ложками, вилками и ножами, волчонок возлежал посередине и иногда лениво пошевеливал лапой один из предметов сервировки нашего стола. А на крыше его будки сидела сорока по имени Варя и, никого не боясь, без умолку стрекотала, восхваляя, вероятно, воровские способности Люпы.
       А способности эти были поистине безграничны...
       Каждый день Люпа наблюдал, как бабушка после обеда моет посуду и раскладывает все мелкие предметы ее на огромном обеденном столе. Она была уверена, что забраться туда Люпа не сможет. После этого она уходила в соседнюю комнату и ложилась там отдыхать, то есть, засыпала на часок-другой. Так как пора была жаркая, она занавешивала все окна чем-нибудь темным. И вот в этой полутьме волчонок подошел к столу, ухватился за краешек скатерти, свисавшей до пола и с недюжинной силой потянул ее на себя... Вскоре все предметы, лежавшие на ней, оказались на полу, и Люпа без проблем перетаскал их к себе.
       После того, как мы собрали все, мы не досчитались нескольких чайных ложек. Их, конечно же, утащила сорока Варя. Но мы с сестрой хорошо знали, где ее гнездо, и вскоре статус-кво был восстановлен.

       Кстати, здесь я хотел бы сделать небольшое отступление и объяснить, откуда брались клички животных. Все имена, кроме, разумеется, Люпуса, дала им бабушка и делала она это очень разумно, обладая неимоверной наблюдательностью.
       Так, ничего не зная о Чехове и его рассказе «Каштанка», она сразу назвала так приблудившуюся к ней собачку, потому что та была действительно каштанового цвета.
       Когда наша утка-наседка сидела на яйцах, она терпеть не могла, если мимо кто-то проходил, тем паче, останавливался рядом. Тогда она начинала надуваться и шипеть, а бабушка говорила ей:
       - Не дуйся, красавица, лопнешь!
       И утка получила прозвище «Дуся»
       Наша кошка мурлыкала очень своеобразно: после обычного, но очень громкого «мр-р-р» следовало какое-то подобие свиста, получалось «мр-р-р-сс», отсюда - Маруся.
       Корову мы купили у кабардинцев в соседнем селе Ташлы-Тала. Бабушка ее очень любила, ежеминутно таская ей в сарай куски хлеба. Она обнимала ее за шею и говорила:
       - Кормилица ты наша, кабардиночка!
       Потом «кабардиночка» превратилось в «Диночку», а затем просто в «Дину».
       Ну, а сорока Варя получила свое имя по понятной причине: она была отъявленной воровкой и нашла в нашем питомце достойного подельника.

      Самая серьезная проблема с волчонком назрела поздней осенью, когда он уже подрос, похудел и возмужал.
       Однажды вечером мы всей семьей сидели за столом и пили чай, когда вдруг услышали под окнами какой-то странный звук: будто кто-то пытается что-то пропеть, а у него не получается из-за застарелой хрипоты. Звуки были прерывисты, но громки, а потом вдруг незнаемый певец словно прокашлялся и раздался … тоскливый вой.
       И тотчас же весь поселок взорвался собачьим лаем...
       А мы тоже сразу поняли, что возмутителем спокойствия стал наш Люпа...
       На следующий день дед вернулся с работы хмурым, получив, вероятно, от населения поселка серьезный втык, и велел забирать волчонка на ночь в дом. Но и здесь его концерты не прекратились. Помогал только дедов ремень, которым он громко хлопал по полу.
       - Отнесу-ка я его, пожалуй, обратно в лес, - сказала однажды бабушка.
       - … где он и погибнет, - добавил дед.- Ведь он не умеет добывать себе пищу, а зимой даже норы себе не выроет и замерзнет.
       Выручил нас старинный дедов приятель Заур, приехавший на завод за досками: он собрался ставить новый дом для своего сына.
    - Отдай мне волчонка, Тихон, - сказал он, понаблюдав за Люпой. - На цепь ты его уже не посадишь, он уйдет весною в лес искать себе пару и там погибнет. А я увезу его в горы, где нет волков, случу его с собакой и он станет совсем домашним.
    Дед согласился.
    Заур кинул волчонка в мешок, попрощался, и мы больше их не видели, ни Заура, ни Люпу...

       Я уже был студентом и приехал к деду на каникулы, когда он рассказал мне о судьбе нашего смешного питомца...
       Заур работал инструктором на горной турбазе, жил там почти круглый год и увлекался охотой. Он действительно сумел приручить Люпуса, и тот стал для него незаменимым помощником. Он легко находил на склонах скал диких коз, мог нагнать в лесу косулю и не помышлял о самостоятельной жизни .
       Но однажды их накрыла лавина . Спасотряд нашел их быстро, потому что далеко окрест был слышен волчий вой, из-за которого когда-то Люпус покинул нашу семью.
    Выйдя к месту схода лавины, спасатели увидели удивительную, но страшную картину: окровавленный, с переломанными ногами волк, вцепившись в куртку Заура, который уже был мертв, пытался стащить его вниз...
       Он оскалил свою огромную пасть, когда люди попытались приблизиться к ним, показав свои страшные клыки, которыми он, даже в этом безнадежном положении, мог разорвать каждого, кто подойдет к его беспомощному хозяину...
    Пришлось его пристрелить...

    … Оказалось, профессор был не прав...
    Lupus et mentem possit immutare...
    Волк и душу изменить способен …
    Если рядом есть человек, обладающий щедрой душой ...