Причина возникновения веры

                Продолжение.

От чего и почему, человеку понадобилась вера в иррациональное, о том написано предостаточно книг. Рассмотрены, кажется, все аспекты человеческого бытия и, поскольку оно многогранно, следует согласиться, что любое более или менее вразумительное описание, отражает какую-то сторону этого вопроса. В этой главе я не стану излагать существующие взгляды на происхождение веры, замечу только, что религиозно-мистические воззрения, в отличие от остальных, тем более научных, складываются в глубинах души человека и являются сугубо личностными взглядами.

Строго говоря, ставить так вопрос, значит предполагать, что когда-то человек имел атеистическое сознание, и только потом появились «причины» возникновения веры.

На самом деле археология и полиография говорит о том, что и сто и двести тысяч лет тому назад, человеку было свойственно творческое вдохновение. Трудно себе представить творческий процесс чисто рассудочным, без эмоционального напряжения.

Творчество предполагает переживание самого процесса, и личностное отношение к нему. Так что вера появилась, судя по всему, одновременно с человеком. К сожалению, до нас дошли только монументальные произведения тех эпох, но нужно полагать, что в основе их было и словотворчество, внушение и самовнушение, гипнотическое воздействие и озарения. Экзальтация и на основе её видения. Можно даже оставить в стороне вопрос о том, что «видит» экзальтированный человек, «из себя» ли, то есть «себя внутреннего», или нечто находящееся вне его, важно, что такие видения преображают его суть.

Оставим в стороне и представления о Духах побуждающих человека к тому или иному влечению, а значит и поступку.

Личностные убеждения, играют определяющую роль в становлении мировоззрения, в том числе и прежде всего, религиозного.
Такой радикализм в определении сути веры, оправдан только отчасти и именно в части доказательной, о чем уже было сказано. Между тем, «инсайд», «озарение» - источники которых уходят в «темные глубины» сознания, присущи науке не в меньшей степени, чем религиозно-мистическим взглядам.
Математик Пойа говорит: «Когда вы убедитесь, что теорема верна, вы начинаете её доказывать».
Эту мысль подхватывает другой математик, Гаусс: «Решение у меня уже есть, но я еще не знаю, как к нему прийти».
Нобелевский лауреат в области физики Альберт Эйнштейн утверждает: «Самые последние истины мышления нельзя вывести путем доказательств, их надо иметь в крови, ощущать нутром».

Но что значит «прийти к решению», как не сделать найденное, убедительным для тех, кто имеет отношение к данной области знания.
Такая процедура доказательств, равно убедительная для всех, отсутствует в области веры. Наиболее яркий пример в христианстве мы видим в разноголосице вокруг даты рождения Христа.

Католическая церковь приурочивает эту дату к астрономическому явлению, с началом прибавления дня в Северном полушарии. Православие основывается на чуде, сошествия небесного огня в Иерусалимском храме. Казалось бы, факт чуда должен превалировать над обычным астрономическим явлением целиком находящимся в научной области, но для католиков, иерусалимское чудо, не доказательство правоты православия. Личные убеждения авторитетов католической церковки, в своей правоте, оказываются даже выше общепризнанного чуда. Но они не одиноки в этом.

Еще Апостол Павел сказал: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема.» (П. Галатам.)

Дело в том, когда нет внешних, убеждающих примеров (в науке опыты), то каждый человек ищет подтверждение собственным взглядам на мир в себе.

Только сумасшедший станет, проверят на собственном опыте факт существование закона всемирного тяготения, или действие электрического тока на живой организм. Таких примеров можно привести сотни, а вот в истинности и ложности веры таких, равно убедительных для всех аргументов привести невозможно. Здесь нужно убедиться на себе!

Более того, человек так устроен, что видит и слышит только то, что хочет видеть и слышать, все остальное для него только шум и пестрота красок.

Из этого следует немаловажный вывод, что человек воспринимает мир своим внутренним оком и слухом, то есть воспринимает его селективно. Но так было всегда, то есть в вопросах, которые нельзя доказать с равной убедительностью для всех, человек опирается на собственный опыт и вовсе не обязательно на опыт очевидный для всех.

Главный и определяющий источник веры - это кризис способности разума разрешить ситуацию, его «сшибка» с действительностью.
Невозможность найти логический выход из того тупика в который поставили человека обстоятельства.

Религиозный экстаз, визионерство, личностное потрясение - вот источник возникновения веры и возникает он только в такие моменты, когда разум заходит в тупик. Нужно много думать о проблеме, думать до отчаяния, чтобы пришло озарение, или же не пришло.

Когда суд приговаривает невинного человека к смерти - это предельное состояние, из которого разум не может найти выход и тогда на помощь ему приходит вера. Такая «не справедливость жизни» в малом и большом, явление постоянное.

Природа социального, не менее равнодушна к добру и злу, чем естественная природа и разрешить это противоречие логической операцией невозможно. Тут нужно привлечь сверхъестественное, чтобы спасти рассудок от помешательства.

И вот, на границе разума и безумия появляется «видение» и разрешает, казалось бы, неразрешимую проблему. Примиряет между собой, логически, морально-нравственно непримиримые стороны бытия и тем самым спасает человека от безумия и, одновременно, наносит мощнейший удар по его самомнению о всесилии разума. Чем сильнее человек, в прошлой жизни, стоял на позициях разума, чем мощнее и изощреннее был его интеллект, тем сокрушительнее поражение.

В большие глубины (или высоты!) духа, чем обычного, не изощренного в умствованиях человека, отбрасывает такой, личный мистический опыт. Не «глубокий человек», не «глубоко» падает, или «возносится» - это  зависит от свойства духа охватившего душу человеческую.

Человек, из этой ситуации, выходит с «измененным сознанием» и для него «дважды два - пять» не кажется покушением на здравый рассудок. Внешне, он как бы остается прежнем человеком, но внутренне он изменен до неузнаваемости. Такой, «раздвоенный человек», вынужден, периодически, как бы «переключать» себя с языка веры, на язык здравого смысла, жить в двух измерениях. Дальше его судьба зависит от глубины потрясения и от жизненных обстоятельств.
Обычно, «проза жизни» берет свое и «потрясение» со временем, сглаживается, уходит в глубины сознания и «застывает там» в виде «дремлющих», психических комплексов. Поскольку человек неизменен с «допотопных времен», такие «сшибки» разума с действительностью, происходили и происходят постоянно и разрешаются не в пользу разума. Каждое такое «столкновение» дает искру из которой может возгореться вера. Вот почему, нет в природе человека, разве что дети, который бы не имел в себе какую-то толику мистического чувства.

Хотя и с детьми не все так просто, поскольку выявить эту составляющую в их сознании, необычайно трудно, особенно в их до речевом периоде жизни.

Можно только предполагать что большая часть детских неврозов этого периода, связано как раз с мистическими переживаниями. Но тут мы вступаем на скользкую и бездоказательную стезю, где генезис души играет ключевую роль.

Почти все мировые эпосы, как раз связаны с разрешением неразрешимых, для разума, дилемм; что указывает, как раз на природу верований, скрытую в неспособности нашего мышления, вырваться из рамок закона противоречия, из дихотомии; «или-или». Известные апории Зенона - издевка над разумом, осознавшим свои пределы.
Пожалуй, только восточные системы верований пытаются выйти из логических тупиков, да и привнесенная в христианство, с Востока, идея о триединстве Господа, отголосок попытки вырваться из «дурных бесконечностей».

По сути дела, почти весь Ветхий зовет, состоит из столкновений личных убеждений, из борьбы идей, из той самой «сшибки» разума и действительности. Как не явственно проявлял себя Иегова, народу Израильскому, во время его бегства из Египта, он все-таки не убедил их в том, что он единственный Господь Бог.
Видимо, был в душах еврейских и другой, не менее убедительный опыт, могущества прежний и новых божеств.

Наиболее ярко и драматично такое столкновение взглядов произошло между Моисеем, его сестрой Мариам и братом Аароном. Вспомним исход евреев из Египта: помучив народ и фараона «египетскими казнями», а потом, ограбив их, Моисей успешно преодолел воды Красного моря и остановился в Асирофе. А далее разразился тот самый скандал, о котором описано в главе 12 книги «Числа»
«И упрекали Мариам и Аарон Моисея за жену Ефиоплянку, которую он взял, - ибо он взял за себя Ефиоплянку, - и сказали: одному ли Моисею говорил Господь? не говорил ли Он и нам?»

Как видим, в основе конфликта лежали морально-этические принципы, а не мировоззренческие. Мировоззренческие же представления еще не были востребованы во всей их остроте, еще разум не проснулся к абстракциям, еще чувства играли ведущую роль и потому, на первый план вышла мораль и нравственность, как наиболее чувственные сферы.

Следует отметить, что ни Моисей, ни последователи его, особо не задумывались над мироустройством, а «переживали Господа» в себе, то есть ограничивались верой и обрядом.

В Книге Бытия, явно скомпонованной из двух источников, мировоззренческие представления изложены довольно скупо и противоречиво. По одной из версий Господь создал одновременно мужчину и женщину, по другой создал женщину спустя какое-то время. В апокрифах есть упоминание о том, что первую женщину Господь сделал из огня, но уничтожил её, «как не родственную телу Адама».
В апокрифе от Иоанна, сына Заведея и вовсе дается фантастически сложная картина создания мира и человека в нем.

Следует отметить, что взаимоотношениям полов, морали и этике, уделяется основное место во всех дохристианских верованиях. Это общее положение для народов, находящихся на самых первых ступенях цивилизации, когда вопросы мировоззрения, связанные с естествознанием, отходят на второй план и предстают в баснословном виде, а на первый выходит мораль и этика. Так бывает всегда, когда разум не разбужен общественными потребностями производства. Не озадачивался и не оттачивался на вопросах развития техники и технологий. Люди библейских времен мыслили непосредственно, как справедливо заметил Аристотель: «Первоначально мы мыслим только для того, чтобы действовать. Наше разумение было отлито в форму действия».

Пробуждение разума, под давлением возрастающих потребностей общества, можно образно представить, как пробуждение в человеке голоса «сатаны», так как разум начинает задавать вопросы на которые не могут внятно отвечать пророки.
Пророки вообще не умеют отвечать на вопросы разума, то есть отвечать доказательно, они обращаются к эмоциональной сфере человека, к его душе.

В случае Аорона и Мариам, сильнейшее морально-нравственное потрясение, вызванное конфликтом между родственниками, «ядром избранных», невозможность логически, мыслительно разрешить возникшую ситуацию, вызвали введения Господа и его личное, непосредственное участие в разрешении создавшийся ситуации. Господь в Ветхом Завете всегда появляется в моменты жесточайших кризисов сознания и действительности и требует веры и только веры и ни чего кроме веры!

Мобилизующее действие веры - факт очевидный и потрясающий воображение по своей эффективности. В столкновении племен и народов, факт веры являлся решающим, поскольку битвы происходили «лицом к лицу» и требовали сверхчеловеческого напряжения, невозможного на логически обоснованном уровне.
Развитие техники и технологий, привело к опосредованному столкновению, где фактор веры уже не имел такого решающего значения, как в прежние времена.

Вернемся к морально-этической «сшибке» между Моисеем и его родственниками. Здесь, как нигде ярко проявился принцип: «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку».
Жесткие каноны морально-нравственных запретов - это узда для толпы. Господь стоит над моралью и нравственностью, так же как и святые люди, потому что они и есть мораль, и нравственность, что и было доказано на примере «родственного бунта».
«Все мне позволительно, - говорит апостол Павел в послании Коринфянам, - но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною.

Точно так же Моисею было «позволительно» взять в жены женщину чужой расы, но «непозволительно» обладать Моисеем, даже морально-этическим принципам. Он выше этих принципов. Этика и мораль служебна и подчинена ему.

Это, внутреннее убеждение Моисея не могло быть выражено на вербальном уровне, тем более быть доказанным, стать достоянием всех. Ведь и брат, и сестра его общались с Господом, но внутренний их опыт был другой, чем у Моисея. Они стояли под моралью и этикой, а не над ними. Для убеждения, в этом случае, слова бесполезны, нужен новый, более сильный духовный опыт, что и было продемонстрировано Богом.
Слова Господа, только фон, на котором разворачиваются события, происходящие в душах Мариам и Аорона. Это и на самом деле «рассказ» о том, что произошло, где главным действующим лицом выступает Господь. Такое отношение к библейским текстам, в глазах верующих может показаться святотатством, но именно в их гла¬зах. Признать все, что написано в Библии прямой речью Господа Бога, то есть «признать» так, как признаются истины доказательные, значит опростить Бога, свести его до уровня властного, могущественного, но человека. Господь - создатель Вселенной, по определению не мог бы говорить «языком человеческим», для убеждения у него достаточно других, более радикальных и действенных способов к исправлению ситуации. Между тем, вопрос о том, почему Господь Бог не использует свою мощь и силу, а прибегает к словесному убеждению, по всей видимости, относится не к Господу, а к человеку.

Дело в том, что человек, по своей природе, может только «представлять» себе образ Бога. Бога, как справедливо говорил Гегель, можно только помыслить. В свою очередь, любой мыслительный акт совершается на внутреннем языке человека. Но мне кажется, Гегель сказал только половину правды, на самом деле Господа Бога можно почувствовать в себе, более того, верующий человек вначале чувствует Господа, а уж потом его «мыслит».

К последнему, то есть к мыслительному акту, он прибегает только тогда, когда что-то хочет сказать о Боге или передать его прямую речь. Так получаются пророчества и священные, для верующего человека, тексты.

Заканчивая эту главку, следует еще раз подчеркнуть, что вера не приходит к человеку извне, вере не научают, так как математике, вера - это чувственный опыт, связанный с глубочайшими личностными переживаниями.

В главе о сектантстве мы еще вернемся к вопросу о том, как личностные переживания преобразуются в веру.

Если допустить, что Бога нет, как объективной реальности, то вера все равно, является объективизацией чувственного опыта и таким образом, Господь Бог, появляется как реальность, но реальность личностного характера. И на самом деле, внушенный ожог или полученный от раскаленного предмета, одинаково болезненны и равным образом разрушительны для вполне материальной человеческой плоти. Какая разница для человека, «стигмы веры», или ранения острым предметом?

Однако, как мне кажется, Господь Бог существует сам по себе, вне человека, а чувственный опыт общения с ним, отражает всю глубину разрыва между  ним и человеком. Все феномены, не только чуда верований, но и так называемые «аномальные явления», свидетельствуют о том, что законы физики материального мира, не описывают всего того, что «случается изредка», чего нельзя в точности повторить в опыте.

Тут напрашивается ряд сравнений житейского характера, хотя ясно и отчетливо понимаю, что любое сравнение «хромает на все четыре ноги».
Человеческое представление о Творце Вселенной можно уподобить представлениям домашних животных о человеке, такая глубина разрыва между Богом и человеком.

Научное познание и чувственный опыт - это две прямые, фактически не пересекающиеся в пространстве, на деле же, пересекающиеся самым причудливым образом, да к тому же, вовсе и не прямые. Верования и есть зримый образ этих «причудливых пересечений», где все; и вера, и логика, сочетаются в не-сочетаемых вариантах и пропорциях.

И вот еще один парадокс, проистекающий из природы человека; там, где в чувственную сферу вторгается слово, выражающее её, там исчезает глубина и острота чувства, с другой стороны, чувственная сфера не может быть выражена как-то иначе, чем словом или подобием слова, как это бывает в музыке или живописи.

Слово, само способно продуцировать чувство и эта их взаимообусловленность, неотъемлемое свойство человека. Разорвать этот круг - значит лишить человека, его человеческой сути, свести его функции к чистому духу, иначе говоря, к абсолютной святости, либо превратить его в логическую машину.

P.S. Автор мне не известен.