Красавица и чудовище

В этот жаркий день Хуан Карлос сидел на плетеном кресле на террасе своего дома. А день выдался поистине обжигающим все и вся: солнце припекало так, что порой ему казалось, что его загорелая, испещренная морщинками кожа начнет слезать с лица, рук, шеи и голеней пластами, как при сильнейшем ожоге. Пот покрывал его мужественное лицо с  темными, как смоль,  густыми бровями и крупным носом, а так же тонкими, плотно сжатыми губами. И, тем не менее, он пил очень горячий, душистый кофе, чашка с которым стояла на дубовом столике рядом.

Во дворе за террасой радостно лаял ротвейлер Пако, пес вечно счастливый, но голодный, которого Хуан Карлос подобрал еще щенком недалеко от мексиканского ресторанчика в центре города, где зачастую он обедал, или, скорее, ужинал после работы. Вот и сейчас, несмотря на мучительную жару и  ослепляющее беспощадное солнце, Пако носился с повизгиванием и лаем по выцветшей утомленной траве, время от времени поднимая к небу вихри песка своими мощными черными лапами.

У Хуана был выходной. По обыкновению, он начинал свои выходные на террасе своего дома, попивая кофе или холодное пиво, по настроению. Иногда он читал газету или даже смотрел какую-нибудь игру по телевизору.  А иногда ехал в душном автобусе по пыльной извилистой дороге, так долго, что успевал вновь прожить в своих мыслях последние год или два. Тогда он приезжал на кладбище и неуверенными шагами шел в правый пятый ряд, а потом немного налево, чтобы попасть на могилу своей жены. Прекрасной Изабеллы, с ее длинными черными волосами, бережно уложенными в косу, с ее мелодичным голосом и тонкими запястьями, на которых всегда поблескивали разные побрякушки, которые Хуан Карлос покупал на рынке за десяток другой песет. Он всегда старался вспоминать ее такой – сильной женщиной, в которую он влюбился в далекой  молодости, и любовь к которой никогда не угасала, несмотря на то, что он сделал. 

А то, что он сделал, не знал никто. Даже он сам, порою, забывал о том страшном грехе, о бесконечно тяжелом камне, глыбой лежавшим у него на груди. Однако сегодня Хуан Карлос вдыхал ароматные пары своего крепкого кофе и видел темноту глаз своей мертвой жены. Кофейная гуща напоминала ему мягкость ее волос, а лай Пако звенел в ушах, как ее последний истошный крик.
Они, бесспорно, были счастливы. Прожив вместе больше двадцати лет, хоть и не обзаведясь детьми, они находили отраду в компании друг друга. Хуан Карлос любил свою жену. И она, в свою очередь любила его. Но шли года, и Изабелла, как свойственно любому живому существу, мало-помалу старела. Ее кожа, бархатно гладкая в молодости, постепенно утрачивала свою упругость и покрывалась мелкими морщинками и пигментными пятнами. Ее лучистые глаза, которые, как темные воды Дуэро, бывало, гипнотизировали Хуана, почти потеряли свой блеск и, окруженные складками пожухлой кожи, все больше заставляли ее мужа, захлебываясь своей беспомощностью и еле сдерживаемой яростью, погружаться в глубокую черноту его забытых воспоминаний. Изабелла старела с каждым днем, а неумолимое солнце только ускоряло процесс. И вот, с Хуаном Карлосом стали происходить странные вещи.

Приходя вечером домой и видя жену на кухне, он спешил ее обнять и крепко поцеловать, но подойдя ближе, отталкивал Изабеллу, бормоча что-то невразумительное. Засыпая, Хуан Карлос вдруг вскакивал и начинал в ужасе пятиться к стене, спотыкаясь о стулья и опрокидывая прикроватный столик. Изабелла не могла добиться от мужа ни слова. Она видела, что он страдает, и возможно, из-за нее, но она убеждала себя, что ни в чем перед ним не виновата, пыталась успокоить свою совесть и ноющую душу. Она предложила пойти к врачу, но Хуан Карлос наотрез отказался. Он все время говорил ей, что это пройдет. Убеждал ее, что просто очень устал на работе и ему все время кажется, что за ним гонится неведомый жуткий монстр, который вот-вот настигнет его.

Время шло своим ходом. Лето сменилось еще одним, а солнце все так же неустанно палило, озаряя все вокруг своим белесо-желтым густым светом. И вот, в один из этих странных воскресных дней, когда весь мир у твоих ног, но заняться абсолютно нечем, да и не хочется, Хуан Карлос читал газету. Изабелла ушла в магазин за покупками, время близилось к обеду, а в животе у Хуана что-то выжидательно урчало. Услышав, как входная дверь отворилась, он вышел встречать жену, чтобы помочь ей с сумками. Однако, как только он увидел ее измученное, пожелтевшее лицо, Хуан резко остановился. Жена что-то сказала ему, но он не слышал. Ее губы двигались, и голос в голове Хуана звучал все громче и громче: « Ты ничтожество, мерзкая вонючая тварь, которая не должна была появиться на свет! Я буду тушить о тебя сигареты, пока ты не поймешь, что ты мне не нужен, и не свалишь к чертям собачьим и не сдохнешь где-нибудь в канаве!» Хуан Карлос снова видел перед собой свою мать, которую давно уже забыл и похоронил в самых далеких уголках своей души. Он вновь видел ее еще черные, но уже чуть тронутые сединой волосы, морщинистые тонкие руки, глаза, источающие ядовитую ненависть и перекошенный рот из которого торчала извечная дымящаяся сигарета.

И сейчас Хуан Карлос смог бы представить все как наяву: он бежит навстречу Изабелле, смотрит в ее лазурные глаза и видит там отражение маленького испуганного мальчика, который не понимал, почему он был обречен на страдания. Изабелла кричит, но потом ее голос становится все тише и тише, постепенно превращаясь лишь в утихающий скрежет хрипа. Разжав руки, Хуан смотрит, как его мать умирает. Она уже больше не сможет его тронуть. Перед его глазами умирает его жена. Его возлюбленная Изабелла. Он рвет на себе волосы, плачет, и его слезы смешиваются с кровью, выступившей из ее открытых темных глаз.

Однако все это было давно, а сегодня у Хуана Карлоса был выходной. Резко мотнув головой, он вышел из охватившего его оцепенения и сделал глоток горького напитка. То чувство облегчения и свободы, которое он почувствовал в тот день снова вернулось к нему. Он наконец-то может дышать. Пускай, каждый вздох его наполнен горечью смертельного греха.… Это не важно.  Сегодня он никуда не поедет в переполненном автобусе, а просто вернется в гостиную, ляжет на диван и включит телевизор, надеясь, что покажут хоть что-нибудь стоящее.