Открытая рана

               

      эссе о творческой деятельности Леонида Филатова





















Когда поклонники таланта актера, писателя, композитора, художника пишут о своих ощущениях, им часто хочется сделать привязку к характеру, доказать, что их кумир был святым человеком, вознести его на пьедестал. Я никогда к этому не стремилась. Более того, мне абсолютная святость, наверно, была бы не интересна. Как писал Генрих Белль, в искусстве создаются образы праведников и грешников, а есть человек – живой, со множеством особенностей, недостатков, противоречий. И именно этим он трогает. Тогда как праведность может оставить нас равнодушной и не задеть за живое. Талантливые люди в искусстве выражают все лучшее, что в них есть, а остальное, то, что остается за кулисами, - это не наше дело. И даже если из любопытства я и читаю статьи, интервью, мемуары, где рассказывается о том, какими в реальности были те или иные творческие люди, это не влияет на мое отношение к их работе.

Я была еще школьницей, когда увидела фильм «Забытая мелодия для флейты». Меня поразило то, как Леонид Филатов сыграл роль советского  чиновника, мечущегося между двумя мирами, – обыкновенных людей и номенклатуры. Герой его малодушен, слаб, его даже можно назвать трусливым. О цельности натуры говорить не приходится. Он соткан из противоречий и потому не находит покоя. Все время пребывает в состоянии стресса, что в результате чуть не убило его. Но как сыграл этот актер! Ведь надо было внести в художественный образ столько личного обаяния, что женщины бы поверили: ему можно простить абсолютно все и любить, несмотря ни на что. Он тысячу раз струсит, миллион раз предаст, но разлюбить его невозможно. Столько боли было в его глазах, страдания героя ощущались физически, как будто нутро его – открытая, вечно незаживающая рана. И актер ничего специально не делал для того, чтобы вызвать жалость к своему герою, – ни одной лишней гримасы или слезинки, получалось это у Филатова абсолютно естественно, как будто иначе нельзя. Как дыхание. Это был болевой поток изнутри.

Вообще сценаристы советского периода были более тонкими психологами, чем современные, на мой взгляд. Они показывали героев не схематично. Конечно, бывали и пропагандистские фильмы. Но лучшие образцы демонстрировали большее проникновение в души героев. Интеллигенция не казалась карикатурной, образы колхозников сейчас представляются интереснее, глубже, тоньше современных интеллектуалов.

В «Забытой мелодии для флейты» показаны люди, которые по-своему если и не счастливы, то вполне удовлетворены жизнью: чиновники, коллеги главного героя, и рядовые советские граждане с их скромным достатком. Они сделали свой выбор, приняли тот или иной образ жизни и успокоились на этом. Главный герой не может примкнуть ни к тем, ни к другим. Он слишком чувствителен, чтобы занять наплевательскую позицию, и в то же время слишком слаб, чтобы порвать со своим окружением. Ему хуже всех. Он и заболевает отчасти на нервной почве.

Помню, что меня поразила героиня Татьяны Догилевой и ее актерская игра. Простая женщина, медсестра, которая ничего из себя не строит и не претендует на личностную исключительность, продемонстрировала столько силы духа и такую способность любить и прощать, забыв о себе и своих обидах на жизнь, что это вызвало потрясение. Жену главного героя, женщину из номенклатурной семьи, тоже было жалко, да, она жертва, но у нее не было таких невероятных чувств. А та женщина ради него умереть была готова. Поэтому образ «разлучницы» не вызывал осуждения. Она казалась олицетворением легендарной жалостливости русских женщин.

Мне кажется, что именно противоречивые мечущиеся образы лучше всего удавались Филатову. Однозначная «положительность» или «отрицательность» - это не для него. Я помню его в роли очень хорошего человека, бескорыстного, самоотверженного, скромного в экранизации пьесы Розова «С вечера до полудня». Розова как драматурга я очень люблю. Но возникало ощущение, что именно Филатову больше подошла бы роль другого персонажа – карьериста. Тогда его актерская игра «заискрила» бы, стала ярче, интереснее, насыщеннее. Ему нужны богатая палитра эмоциональных красок, большое количество полутонов.

Он – не из тех актеров, у которых одна краска. Какие бы слова ни произносил его персонаж, возникало ощущение, что они не отражают эмоциональное состояние героя, глаза актера говорили о большем. Как будто  он мысленно пытается сказать что-то другое. И никак не может решиться. В его собственном фильме «Сукины дети» это ощущение было очень отчетливым.

В фильме «Экипаж» на роль летчика Скворцова хотели утвердить Олега Даля. Я как к актеру к нему тоже прекрасно отношусь, но мне кажется, на роль именно такого мужчины больше подходил Филатов. У них разная энергетика. Олег Даль ассоциируется с принцем, в какой-то мере неземным существом. А в роли бабника нужен огненный темперамент. В Филатове это было. Он был земной, поэтому так убедительно и сыграл. Его можно было представить в конкретной жизненной ситуации, а не в сказке.

И актеры, которых после той или иной роли пытаются провозгласить секс-символом поколения, на мой взгляд, должны иметь не идеальную форму носа или разрез глаз, а именно обладать энергетикой, от них должно исходить ощущение внутреннего огня, пламени. Поэтому споры о внешности мне вообще не понятны, я откликаюсь на темперамент. Идеальная красота может сочетаться с холодностью и вялостью. И вызывать романтический или эстетический, но не физиологический отклик.

Не скажу, что мне именно этот герой Филатова симпатичнее других, хотя актер был на редкость убедителен. Он сыграл крайнюю самоуверенность персонажа. Я это не люблю. Другие герои Филатова наоборот казались потерянными, растерянными как дети, не знающие, как себя вести, даже если занимали высокий пост. Ведомыми – как будто при желании их можно просто взять за руку и куда-то повести, и они покорно пойдут за ведущим… И именно это меня и трогало. Я людей с самомнением никогда не любила, мне импонировала неуверенность.  Есть женщины, у которых такой тип мужчин вызывает материнский инстинкт, пусть даже и не вполне осознанно.

В актере была такая гамма чувств, удачное сочетание разнообразных красок… Но при этом мне казалось, что когда Филатову нужно сыграть романтика в чистом виде, это получится более блекло, нежели смешение красок, полутона и контрасты. Роль в фильме «Грачи» мне очень понравилась – агрессия и нежность одновременно. Преступник и любящий мужчина. Опасный для общества бандит и в то же время несчастный заблудший человек, который способен испытывать искренние чувства к брату, любовнице. Мне эта работа Филатова кажется недооцененной. Персонаж его здесь, на мой взгляд, интереснее, чем в «Экипаже» - хотя та роль с точки зрения достижения широкой среднеарифметической популярности была выигрышной. Фильм «Грачи» произвел на меня сильное впечатление, хотя смотрела я его совсем ребенком.

Литературная деятельность Леонида Филатова – это отдельная тема. Про его знаменитую сказку о Федоте-стрельце и говорить лишний раз, наверное, незачем, именно мне, потому что ничего нового я написать об этом не смогу, кроме как присоединиться к общим похвалам. Ее просто нужно читать или слушать в исполнении автора. Но о произведении под названием «Сукины дети» мне именно сейчас поговорить хочется. В свое время я этот фильм не посмотрела. А потом прочитала литературное произведение, и впечатление оказалось колоссальным.

Чтобы ТАК написать о мире актеров, показав их в истинном свете – со всеми недостатками и достоинствами, отнюдь не идеализируя и не причисляя к лику святых только потому, что эти люди работают в театре… и в то же время с истинной болью, их надо любить. Относиться к ним как к детям. Заблудшим и в то же время жестоким, непоследовательным, смешным и в каких-то своих проявлениях неожиданно искренним, светлым. Чувство юмора, стиль, кажущаяся легкость – просто пушкинские.

Возможно, это проявление искреннего раскаяния в своих заблуждениях  - когда-то все мы верили в сказки то про честных и неподкупных коммунистов, то про святых мучеников диссидентов… и мы ошибались. Если реально и были святые из числа всех этих людей, то их – единицы. И их имен мы, возможно, вообще не знаем. Но народ был до крайности политизирован и искал героев, на которых надо молиться. Из числа политиков, людей искусства, исторических персонажей.

Режиссер театра оказывается в роли «узника совести», человека, которому сочувствует коллектив и считает, что его несправедливо третирует идеологическое государство, лишая гражданства и возможности ставить спектакли. Но момент прозрения оказывается горьким:

«-- У нас несколько требований,  -- спокойно отвечает Боря. -- Почти все они  касаются защиты нашей чести и  достоинства.  Но  главное,  на  чем мы настаиваем, это -- возвращение Рябинину советского гражданства!
   -- Вот-вот! -- с усмешкой кивает Сергей Сергеевич. -- А вы уверены, что он  сам этого хочет?  А  что если он  специально давал все эти скандальные интервью,  чтобы иметь возможность остаться на Западе?  Вы скажете, что он мог там остаться и без скандала? Верно, мог! Но без скандала он там никому не  нужен.  Чтобы  Запад проявил к  тебе  интерес,  ты  должен иметь ореол мученика,  изгнанника,  борца за  права человека!  Неужели вам  никогда не приходила в головы такая элементарная догадка?
   -- Как вам не стыдно!  -- едва сдерживая ярость, говорит Сима. -- Вы же ближайший друг Георгия Петровича!  Почему вам  так не  терпится сделать из него подлеца?
   -- Ну,  вот  и  я  попал  в  реакционеры,  --  разводит  руками  Сергей Сергеевич.  -- Разумеется, я не знаю истинных намерений Георгия Петровича. Я только пытаюсь мыслить логически.  Рябинин, что называется, тертый калач и,  в  отличие от  вас,  превосходно знает  правила игры.  Давая  все  эти интервью в печать,  он не мог не понимать,  чем это для него кончится!.. А это значит, что он шел на лишение гражданства  сознательно! Ну вот скажите, звонил  ли  он  вам  хоть  раз  из  Лондона?  Объяснял ли  свои  поступки? Беспокоился ли,  как вы тут без него?.. Нет? Нет!.. Так какого же черта вы портите себе жизнь в  угоду его  биографии?  Во  имя какой идеи вы,  нищие советские комедианты,  разыгрываете из себя матерых диссидентов?  Впрочем, воля ваша, поступайте, как знаете, я искренне хотел вам помочь...
   -- Спасибо,  --  проникновенно отвечает Гвоздилова. -- Вы действительно сделали все, что могли. И не ваша вина, что мы оказались такими идиотами».

Такая черта народа как желание сотворить кумира, идеализировать его и вознести на недосягаемый пьедестал в актерах театра показана в нелепом и гротескном виде. Они уже считают, что надо чуть ли не самосожжение совершить, и тогда весь мир восхитится их преданностью духовному лидеру. А лидер может быть если и не законченным циником, то вполне себе прагматичным и хитрым человеком, который, впрочем, отнюдь не против снискать себе лавры борца с режимом и мученика и сыграть роль святого. 

Автор жалеет актеров, он понимает, что некоторые особенности их характера, которые могут показаться смешными и абсурдными, вызваны унизительностью профессии. Им все время надо нравиться, угождать, в этом есть что-то лакейское. И им хочется таким несколько нелепым образом показать, что у них есть человеческое достоинство. И некий эмоциональный инфантилизм их и смешит и трогает одновременно.

Финал очень проникновенный: «Звучит итальянская ария. Скандирует улыбающаяся толпа. И актеры, ничего уже  не  соображающие от  пережитого  ужаса  и  смертельной усталости,  но послушные  вечному   и   неистребимому  актерскому  инстинкту,   мгновенно  натягивают  на  лица  профессиональные  улыбки  и  кланяются,   кланяются, кланяются,  поворачиваясь во  все стороны и  жмурясь от  солнца,  падают и поднимаются, и поддерживают друг друга за локти, и снова кланяются, скорее даже не  понимая,  а  чувствуя,  что наконец-то  кончился этот бесконечный спектакль, и, судя по аплодисментам, прошел он вполне прилично...
   Вглядимся же напоследок в эти странные,  размалеванные, эксцентрические лица.  Левушка.  Татьяна.  Борис.  Андрей Иванович. Элла Эрнестовна. Сима. Гвоздилова.  Гордынский. Федяева. Аллочка. Ниночка. Супруги Тюрины. Дрюля. Артисты. Нелюди. Сукины дети».


Не знаю, хотел бы сам Леонид Филатов, чтобы в нем видели икону, молились на него? Почему-то я в этом сомневаюсь. У него было чувство юмора и чувство меры.

Жаль только, в театре я его никогда не видела.