Книга первая - часть вторая - глава четвёртая

                Глава четвёртая

       Н: Когда Екатерина II взошла на российский престол, она разным сословиям страны дала право говорить и быть услышанными. Каждое из них, думала императрица, с высокой трибуны будет выражать свои общие интересы, а она поспособствует их претворению в жизнь. Но внутри сословий никто не мог ни о чём договориться и прийти к общему знаменателю. Мол, пусть нас, холопов, барыня – царица – рассудит... Екатерина всю эту дворню прикрыла.
       Н: Даже для неё, просвещённой немки, не получилось отказаться от самодержавия, этой привычной формы правления российских царей.
       Н: Екатерина II для России делала и хорошее, и плохое. При этом императрица находилась между двух огней: чересчур распустившегося в своей праздности дворянства и принадлежащих ему крепостных крестьян, которые, мягко говоря, не были обласканы их хозяевами. Если знатных господ слишком погладить против шёрстки, – дворянская гвардия как возвела тебя, немку, на российский престол, так тебя может и свергнуть с престола. Но и пугачёвский бунт возник явно не на пустом месте...

       Надежда приходила, Надежда уходила – как в России с ней приходили и уходили герои, мнимые или настоящие, с которыми она пробуждалась.
       Не единожды Надежду на щит подымали, не впервые Надежда от меча погибала.
       А когда Россия и надеяться не смела, когда вставала только по стойке смирно, – терпела, терпела каторжно. До изнеможения терпела. От горба державного веяло не духом былинным, не силою и статью богатырскими, а – неумолимо сурово! – Как от вселявшей великорусский ужас Петропавловской крепости – тюрьме в царской России для бунтарей воинственных, непокорных; как от мрака пожизненных заточений в Соловецком монастыре... 
       Россия – спала. Спали обломовы: они, точно в пещерах монахи, старцы-затворники, – в расцвете сил отгородились от бела света в своих деревенских усадьбах... Безнадёга-матушка ты родимая! – таким в России было будущее как для обломовых, так и для тех, которые в этом сонном царстве с ленивым шарканьем им прислуживали: из плена обречённости, из несладкого дурмана было не вырваться ни тем, ни другим... 
       Но сколько раз этот чрезмерно долгий, нездоровый сон коротко обрывался: страна – как змеёй ужаленная! – просыпалась; бунтовала, рвала да метала – спросонья... Так и не воспрянув ото сна – окончательно, – Россия вечно спала – и вечно (как в одной балладе Наума Коржавина) недосыпала...
      
       Голос Руси Уходящей: О Соловецкие острова! Там теперь власть Советов и вьёт и разматывает первые на миру лагерные сети – единые, бесконечно длинные! Там-то, в невольщине, почти вся и сокроется и отойдёт в прошлое долгожительница-старина православная, со смиренниками простыми, безмятежно-голубиными...
       ...Глубокое безмолвие...
 
       Нельзя (как это в России не раз бывало!) пробуждать долгожданную искру Надежды – и с этой искрою играть!
       Её – то в пламя живое раздувать, то, не гася совсем, придувать – но так грубо, так люто! – Да со свистом жандармским, да с присвистом небылинных «соловьёв-разбойников»: что казачьих, что поповских; что мужиков длиннобородых, что юнцов безусых!..   
       ...Вот с каким непосильным грузом на одной шестой части суши начался и загромыхал двадцатый век. Как раззадоренный подросток, обманутый в изначальных надеждах, – Российская империя, дойдя до точки кипения, сорвалась – обломалась – «бунтом беспощадным», чей смысл в бессмысленности новой утонул: очередное историческое испытание Надеждой закончилось не всеобщим потеплением, не оттепелью в улыбке сфинкса, даже не погружением в обломовское сонное царство, – а грандиознейшим историческим Обрывом!!!..

       Голос Свидетеля Века (к рассказанному выше): ...Особенно – когда, перед этим Обрывом, любой самый малый проблеск Надежды чаще загорался от всего, что осуществлялось не благодаря, а вопреки российскому самодержавию. Мол, самодержец – по собственному убеждению царя – никому не делает уступок ниже его императорского достоинства: Царь – Хозяин земли русской!.. Да... но только – не хозяин самому себе! Монарх, царь-Николай, по секрету от русской земли, думал и тогда, когда царствовал, и после отречения от престола: он – «невольник» императорского рода! Он – по долгу венценосца, а не по собственному желанию – надел корону!..
      
       Если бы кто-то тебя, царь-Николай, снова мог поднять на высоту, с которой ты пал, – где тебе было бы спокойнее? На самом верху ли? Где ты снова: пан или пропал?!..
       Но ты, царь-Николай, считал сам: если бы тебе опять представилась возможность взойти на трон – так называемый священный долг «Божьего помазанника» повелел бы тебе это сделать...
 
       Не преклоняющий колен (к сказанному выше): Не лучше было бы свергнутому императору оставить окончательно всякие притязания на трон? Дальше просто жить бы вместе со своей семьёй – тихо, мирно...
       Раболепник (ужас как негодуя): Чтобы рождённому царствовать, помазаннику Божьему, отречься от священной миссии быть Царём на русской земле?!..
 
       Кто из читателей наделён фантастической силой воображения, тот может представить: вот он, бывший император. Нашёл для себя и своей семьи убежище. Тихое и мирное. А вот – они, вездесущие чекисты! С их классовым, кастовым – вообще обострённым шпионским – нюхом! Царя, даже свергнутого, они учуют за тысячи вёрст – где бы тот от них в России ни укрывался... И тогда на него страна Россия двинется всем большевистским строем: императорский самодержавный «долг» прошлого – ныне – цареубийственным «платежом» красен!..    
       ...красен как зарево, в котором железным монстром пыхтел посреди революционной разрухи Паровоз Несбыточной Мечты!..
      
       Н: Спустя семьдесят с лишним лет после октябрьской революции Русская православная церковь причислит всех расстрелянных членов царской семьи, как мучеников православных, к лику святых.
       Н: Это не мешает в России одним говорить, что Николай II – особенно столыпинской рукой – крови много лил, другим – заступаться за него, что царь в стране навёл ПОРЯДОК: своей монаршей волей, при выборе: КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ, ПОМИЛОВАТЬ или КАЗНИТЬ, НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ – выбрал виселицу для революционных террористов. (Правда, последние, когда придут к власти, ещё круче будут наводить в России «порядок»!..) 
       Н: Как ни хотел царский премьер-министр Пётр Столыпин «великой России» вместо «великих потрясений», и ради этого – творя потрясения – всем и каждому, кто нёс их стране, – очень быстро и его собственную жизнь возьмёт великий всероссийский террор... Недаром Столыпин сам завещал похоронить его там... где его убьют!..
       Н: Не будь Николай II ЦАРЁМ-мучеником, умершим насильственной смертью, кто знает, сделали бы его святым? Были люди, которые претерпели и больше, но прожили жизнь более праведную, хотя многие из них в безвестности почили.          

       ...Дом Ипатьева в Екатеринбурге, жена и дети, врач и прислуга, – вот и всё, что осталось отрёкшемуся от царства царю: вместо семейной идиллии, в которую не вторглась бы так называемая «всемирная судьба России» под тяжестью шапки Мономаха, – семейное заточение...
       В доме Ипатьева, как в тюрьме, есть свои надзиратели. Им доставляет маниакальное садистское удовольствие – стеречь таких важных персон и неприкрыто потешаться над их участью. Мол – вчера вы, Романовы, царствовали над нами, с помпой 300-летие своей династии отмечали? А сегодня мы царствуем над Романовыми, над графами и князьями, бывшими господами на Руси! А потому – положа руку на сердце наше большевистское, – граждане Романовы: нынче, в Доме Особого (ОЧЕНЬ особого!) Назначения, какого хера нам с вами, уже такими молитвенно покорными, церемониться?!..
 
       Не понимающий умом Россию (в заключение поведанного выше): Как странно! Пока император был императором и считал – власть ему дана от Бога – он пользовался ею не всегда по-Божески, хотя сам так не думал! А когда лишился своей монаршей власти, – православное смирение почёл одной из главных христианских добродетелей. Но значит ли это, что он по-другому стал отличать добродетели от пороков? Или он никогда не отрицал: да, смирение – это хорошо, но в подходящее для того время? Что, мол, добродетели не проявишь все и сразу, но все они от Бога, – а при таком жутком повороте судьбы – не подобает отрекаться от одной из них? Ни на один из вопросов у меня нет ответа... Пока царскую семью не расстреляют в тёмном подвале дома Ипатьева, – узники русской земли и этого дома ещё могли стихотворением Сергея Бехтеева «Молитва» возносить мольбы к Богу... Однако скоро – в будущем ГУЛАГе – заключённые, с их животным прозябанием, удивились бы... НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИМ СИЛАМ тех самых узников, нашедшим их в себе – простить своих врагов!.. Ведь большевики – подобно фашистам! – были мастера доводить сидельцев ГУЛАГа до скотского состояния: какое уж там со стороны заключённых христианское всепрощение! Дом Ипатьева – ещё не ГУЛАГ...

                И, у преддверия могилы,
                Вдохни в уста Твоих рабов
                Нечеловеческие силы
                Молиться кротко за врагов!