Выбор

Учитель физики средней школы села Станичное Юрий Игоревич Белый вышел из кабинета директора весь красный. Иван Егорович уже не раз делал ему замечания, а в этот раз просто отчитал как мальчишку. Дело в том, что Юрий Игоревич последнее время стал, как говорят, «закладывать за воротник». И сегодня в понедельник явился в школу в таком состоянии, что уроки еле провел.
- Вы же молодой, Юрий Игоревич! – говорил директор спокойным размеренным басом. – Вам же еще тридцати нет. Нельзя же себя так распускать. Вы педагог, в конце концов!

Небольшого роста щуплый Юрий Игоревич чувствовал себя мальчишкой, а не педагогом перед пожилым и тучным директором школы. Какой он педагог? Педагог - это Сухомлинский… Но Ивану Егоровичу он не возражал. Возразить было нечего. Директор был кругом прав. И Юрию Игоревичу, интеллигенту в третьем поколении, как любила говорить его мама, было стыдно, очень стыдно.
 
Он вышел из кабинета, аккуратно притворил дверь и побрел в учительскую. Молча оделся, взял портфель, попрощался и вышел на улицу. Был солнечный, морозный зимний день. И на фоне яркого дня в душе его было особенно мрачно и пакостно.
Почти то же самое, что директор школы, выговаривал ему недавно его приятель, тренер по боксу Андрей Вишняков. Он встретил его, когда ездил в город маму навестить.
 
- Ты распустил слюни, Юрка! Пока судьба пинает тебя в зад. Но если это до тебя не дойдет, она ведь может и в лоб ударить. Соберись. Перемещайся. Выбирай позицию. Атакуй судьбу!
 
Год назад Юрий бы с ним не согласился. То, что с ним тогда произошло пинком в зад он бы не назвал, это был самый настоящий нокаут.  От него ушла любимая жена и казалось, что всё рухнуло и страшнее ударов судьбы не бывает. Он бросил работу на кафедре «Теоретической механики и сопротивления материалов», незаконченную диссертацию, комнату в общежитии (двенадцать квадратных метров) и уехал в деревню. Такое было настроение – хотелось провести остаток жизни отшельником.
 
Но уже через год драматические события развода как-то реже стали вспоминаться. Он успокоился. Ему даже понравилась учительская работа. Своих учеников он любил. Ему нравилось вкладывать в них знания и направлять их мысль. Талант учителя у него, безусловно, был. Но вот упорядочить свою жизнь как-то не получалось. В своей служебной квартире он жил один. Часто заходили друзья - приятели и тяпнуть по сто грамм стало делом обычным.

 Вот и сейчас, если бы Иван Егорович не испортил настроение, он зашел бы в магазин, взял бутылочку портвейна и они вдвоём с приятелем-киномехаником стали бы обсуждать новинки советского экрана. Но сегодня так не будет, решил Белый. Правильно сказал Вишняков – пора подобрать слюни.
 
Только он подумал про слюни, как вспомнил, что сегодня ещё не ел. Дома ничего на ужин не было. «Зайду в пельменную, – подумал он, – перекушу пельмешков со сметаной. Ну, разве что, кружечку  пива. Одну. В последний раз». Настроение приподнялось, и он решительно зашагал в сторону злачного заведения.
Он вошёл в пельменную, впустив с собой с улицы огромную порцию морозного воздуха. В помещении стоял кислый запах пива, уксуса и кухни. Очереди не было. За высокими столиками стояло несколько мужчин. Юрий Игоревич направился к буфетной стойке.
 
- Юрий Игоревич! – окликнули его. Он обернулся. За столиком стоял Александр Казаков – родитель его ученика. Можно даже сказать, лучшего ученика. Белый готовил его к олимпиаде по физике. Мальчишка первое место в районе занял. А потому с родителями Толи Казакова он был знаком.
 
- Юрий Игоревич! – Александр махнул рукой. – Давайте к нам!
Рядом с Казаковым стоял Митька Круглов, хам и невежа. По крайней мере, таковым его считал Белый. Он подошёл к столику:
- Я собственно, пельменей…
- Так вот они, пельмешки. Бери вилку, давай не стесняйся!
 
Перед мужчинами на столике стояло шесть кружек пива и две полные тарелки с пельменями.
- Вот и доцент прибыл… - начал Круглов. Но Казаков хлопнул его сверху по ондатровой шапке:
- Тихо, недоросль! Кушай свою духовную пищу! – толкнул ему под нос кружку пива.
- Не обращай внимания, Юрий Игоревич! Он исправится. – Казаков, приветливо улыбаясь, подвинул ему пиво.
- Да я… я … хорошо. Спасибо.- Юрий взял кружку, сделал глоток, - я как-то пиво не очень…

Александр забыл сказать, что пиво они пьют с «прицепом», то есть в кружку было добавлено граммов пятьдесят водки.
- Он же только бла-а-родные вина пьет, - не успокаивался Митька.
 
Так получилось, что сразу не сложились у Белого с Кругловым отношения. Не любил он Круглова. На лбу у него было написано – пять классов и коридор, и хам он был, этот Митя. Митя взаимно не любил Белого за то, что однажды на празднике Митькина подруга подсела к Белому, а тот перед ней соловьем разливался. Он ещё тогда хотел ему по шее надавать, да народу много было. И всё время важный такой, интеллигент вшивый! В галстуке. С платочком. Митька вообще не понимал, зачем нормальному мужику носовой платок? Носик припудривать? Сам он никогда носовых платков не имел. Даже если насморк, то он мог лихо ударить соплю оземь и не надо никаких дамских излишеств. В общем, психологическая несовместимость у них с Белым была на генетическом уровне.

Белый с Казаковым поговорили об успехах Толи. Александр сыном гордился и Белому был очень благодарен. Толик о своём учителе только с восхищением рассказывал. Физику, конечно, Белый знал блестяще и учить умел.
 
Потом перешли на анекдоты и Саша Казаков попросил:
- Ты бы, Игоревич, анекдот какой свежий рассказал. В городе-то чаще нас бываешь.
Белый уже повеселел, язык развязался и он стал рассказывать:
- В Москве в следующем году Олимпиада будет. Строят гостиничные комплексы для иностранцев. Специально для этого новый стройматериал изобрели – «микробетон» называется: микрофон-бетон, микрофон-бетон…

Казаков хохотнул, мужики за соседним столиком заулыбались. Круглов остался серьёзен:
- Тоже мне анекдот… Лучше про Чапаева расскажи.
- Про Чапаева новых не знаю. Могу про закон постоянства материи рассказать.
- Про законы пусть прокурор говорит, – резонно заметил Митька.
- Это закон физики: «материя не исчезает бесследно и не возникает из ничего».

Круглов, имевший стойкое отвращение к наукам, возмутился:
- Слушай, учитель, ты чё в школе про эту муру не наговорился? – начал он, но Александр его снова заткнул:
- Тихо. Давай, давай Игоревич, трави. Интересно.
 
Белый уже закусился на Круглова:
- Вот, к примеру, возьмем тебя, Дмитрий. Ведь рано или поздно ты состаришся и умрешь…
- После тебя!
- Может быть. Но мы рассмотрим случай, если вдруг – до меня.
Митька насторожился.

- Тебя похоронят. На твоей могиле вырастет трава.
- Лопух! – захохотал Казаков.
- Скорее всего. Этот лопух съест корова…
Круглов напряг все извилины, пытаясь понять – к чему это Белый клонит?
- Он пройдёт через её пищеварительный тракт и окажется на пыльной дороге в виде лепёшки. Я подойду сниму шляпу и скажу: «Здравствуй, Дмитрий! Ты нисколько не изменился!»

В пивной раздался хохот. Митька оглянулся вокруг. Он явно тормозил:
- Ты это чего? Это я – лепёшка?...
Он протянул руку через столик и ухватил Юрия Игоревича за отворот пальто.
- Да я щас тебя! …
- Но, но, но … - Казаков убрал Митькину лапу. Но тот уже кипел:
-А ну, пойдём выйдем!
- А пойдём! – Белый захмелел и тоже завелся. Вся негативная энергия сегодняшнего несуразного дня требовала выхода наружу.
- Ну,  идите. Остыньте. – Казаков решил выйти на улицу сразу же за ними. Драки он не допустит, а вернее, не допустит, чтоб учителя пальцем тронули. Потому как силы явно неравны.
 
Дверь за дуэлянтами  закрылась. Они ещё не спустились со ступенек крыльца,  Митька повернулся к Белому и зашипел:
- Ну, щас ты увидишь, как материя исчезает!
 
Юрий, неожиданно для самого себя, бросился первым на Круглова, они упали в снег с полутораметрового крыльца. Митька на спине, Белый на нём. Так получилось, что Белый, сидя сверху, блокировал своими ногами руки соперника. И стал наносить удары по лицу Круглова, частые и молниеносные, как дрессированный заяц бьет по барабану. Как он ненавидел эту рожу! Вот такой же, с сытой мордой, тупой и наглый хам, увёл его жену. Сейчас он за всё заплатит. Попался гад!

 Юрий был в состоянии аффекта. Митьке удалось всё-же вывернуться. Стоя на коленях, он шибанул Белого так, как рассвирепевший медведь бьёт лапой зазевавшуюся лайку. Учитель отлетел метра на два и упал в сугроб. Митька навалился на него и уже собрался отвесить несколько оплеух, как вдруг обнаружил, что перед ним не голова, а ноги Белого. В это время Юрий Игоревич, уткнувшись лицом в икроножную мышцу спарринг-партнёра и осознавая, что ему приходит конец, впился зубами в Митькину ногу, как будто хотел напиться крови врага.
- А-а-а! – заорал Круглов благим матом. – Физик долбаный! Фашист кусачий! Падла - а!

Сашка Казаков вышел за ними почти сразу же, не ожидая, что события будут развиваться так стремительно. Он увидел лежащих в снегу валетом противников. Орущего Митьку резко дёрнул за ворот. Раздался треск полушубка. Митька приподнялся, дрыгая правой ногой, к которой как будто прилипла голова Юрия Игоревича. Наконец Белый разжал челюсти. Митька попытался пнуть его:
- Кусается падла.- хрипел он, дёргаясь в руках Казакова. – Убью гада!
- А ты что думал, когда на улицу его позвал? Что он целовать тебя будет? – Казаков ещё раз тряхнул его. – Не дёргайся, а то вырублю!

Митька начал остывать. Казаков – не Белый, этот вырубит. Да ещё и из бригады шабашников выгонит. Поэтому Митька его слушался. Тут Сашка глянул Круглову в лицо. Там было что посмотреть: нос и губы разбиты в кровь, под глазом наливается «бланш», левое ухо распухло.
- Митя, да где-ж ты так ушибся?
 
Митька в ответ заматерился и в это время, скользнув светом фар по снежному отвалу на обочине из-за угла вынырнул УАЗик и подкатил к весёлой троице.
- Прямо стоять!- приказал Митьке Казаков и отпустил его полушубок,                - Участковый прибыл. Как всегда вовремя!

Участковый инспектор милиции Пётр Зорин вышел из УАЗа в белом полушубке, молодцеватый и подтянутый:
- Что, итоги трудового дня подводим? Здравствуйте!
- Здорово, Петро! – Александр шагнул навстречу, протянул руку. Зорин снял перчатку, руку пожал, внимательно оглядывая Казакова.
- Так, знакомые всё лица. А это кто? – он взял за плечо Круглова, который стоял к нему спиной. Митька повернулся к нему, буркнул:
- Добрый вечер, - застёгивая полушубок непослушными пальцами.

- Да-а… Теперь вижу, что добрый. Прямо-таки, на славу вечер! А я думаю, кто это верещит около пельменной? Опять пьём, дерёмся, хулиганим?
- Кто дерётся? С крыльца я упал!
- Я вижу, что с крыльца. Прямо мордой. И так несколько раз. А воротник у полушубка ветром оторвало, пока летел. Так кто тебя так, а? Неуж-то твой бригадир? – Зорин посмотрел на Казакова. – Саша, покажи-ка руки!

Тот показал казанки:
- Ты что, Петро! Чего это я своих рабочих метелить буду? Когда такое было?
- Ну, всё когда-то первый раз бывает. – Юрия Игоревича лейтенант не сразу заметил. Тот стоял в снегу, согнувшись, чуть оторвав руки от земли, как стоит горилла на картинке в учебнике биологии.
 
Он застыл в этой позе, как только осознал, что приехала милиция. За ним приехала. В животе всё похолодело. Он видел себя как-будто со стороны: он – это не он. Это кто-то другой напал на человека, избил его, искусал. Боже мой! Это же хулиганство. Это статья, тюрьма! Меньше трёх лет не дадут. Бедная мама! Она меня не дождётся. Её сердце не выдержит. Мне даже на похоронах не бывать! Эти мысли вихрем пронеслись в голове бедного учителя.
 
Зорин заметил его:
- А там что за Снегурочка? А ну, иди сюда!
Белый медленно приблизился.
- Юрий Игоревич! А вы то как здесь? С каких это пор вы по пивным стали?
- Да я … ведь, так … пельмешков… кружечку пива, собственно…
- Так я вижу, что кружечку. С «прицепом», наверное? И не одну?
- Да нет, одну. Товарищи подтвердят.
 
Казаков вмешался:
- Петро, ничего тут не было. Митька действительно бахнулся с крыльца. А учитель хотел поддержать его и тоже упал. Вот и всё.
- Ну, да… Ну, да. – Зорин смотрел на следы на снегу и думал: «Должен быть четвертый, который Круглову по физиономии настучал».
- А где еще-то один, который с вами был? – на всякий случай спросил.
- Какой ещё один? Митька, да скажи ты ему, как было! – Саша ткнул Круглова в бок.
- Чего говорить, сказано уже, сам упал.
- Да, да. Казаков ведь рассказал вам, как вы оба падали. Вы-то ведь до этого не знали. Попрошу всех в машину! – лейтенант резко махнул рукой, как будто взвод в атаку поднимал. Все забрались в УАЗик. Последним сел учитель, отряхнувшись от снега.
 
Участковый не спеша вёл машину по вечерним улицам села и молчал. Зорин хотел увезти весёлую троицу от пивной подальше, чтобы не допустить продолжения банкета и возможной потасовки. Первым он высадил пострадавшего Митьку, которому хотелось только одного – чтобы в селе не узнали, что недомерок-учитель отделал его так, что пару недель придётся фонарями отсвечивать. Юрия Игоревича он подвёз до дома.
 
Войдя в квартиру, Белый сразу же начал приводить себя в порядок. Он вымыл голову. Побрился не электробритвой, а станком, чтобы утром не бриться. Выгладил белую рубашку и брюки, подобрал галстук, приготовил чистые носки. Подумал. Майку и трусы тоже чистые приготовил. Он всё решил. Завтра он сам всё расскажет директору школы Ивану Егоровичу. Прямо с утра. И скажет, что пить завязал. Хватит! Он сделал выбор. Он атакует судьбу.