Годовщина

Виктор Семёнович Бродов работал в Управлении механизации треста «Вартовскспецстрой» уже почти год. В декабре прошлого года он устроился сюда линейным механиком по рекомендации хорошего знакомого, приехав с большой земли за полторы тысячи километров. Здесь, на Севере, он как бы начал новую жизнь. Потому что старая его не совсем устраивала.

Рано оставшись без отца, Витька рос пацаном уличным, со всеми вытекающими. Учился плохо. Дрался умело и жестоко. Отличался дерзостью при налётах на соседские сады и огороды. Но при этом много читал не включённых в школьную программу книг и мечтал стать командиром. Потом, когда стал постарше – начальником.

Восемь классов закончил кое-как. До армии – то ПТУ, то работа временная. Матушка с ним согрешила. Из армии пришёл крепким мужиком – двухпудовыми гирями жонглировал. А главное, специальность водителя третьего класса получил. Пошёл работать на грузовик. Не поработалось. Денег не хватало. Устроился таксистом. Здесь всё устраивало, но случай неприятный произошёл. Отвёз как-то троих «гостей города» за город, а те отказались рассчитываться,  вместо денег ножичек достали. Ну, и уделал он монтировкой всех троих, не до смерти конечно. Но всем троим группу инвалидности оформили. А Бродову оформили четыре года общего режима.
 
Освободился, на завод устроился, женился. Дочка родилась. Но не устраивала его такая жизнь: ни профессии серьёзной (в руководители хотел выйти), ни образования, ни квартиры своей. С семьёй на съёмной квартире жили. Десять классов в вечерней школе закончил. Но институт и даже техникум для него казались недоступны. Не получил основательных школьных знаний, да и способности к наукам в себе не ощущал.
 
На заводе близко познакомился с инженером-технологом. В шахматы часто рубились. На вопрос инженера, где так научился хорошо играть в шахматы, Виктор честно ответил:
- С Корчным приходилось играть.
- С гроссмейстером, что ли?! – удивился  инженер.
- Нет, с его сыном, - дальше распространяться не стал. Он действительно отбывал срок в одной колонии с сыном эмигрировавшего гроссмейстера.
 
Инженер ему и посоветовал: «Поступай, Витя, в строительный техникум. Два с половиной года - и диплом техника-механика. Курсовые и контрольные я тебе помогу сделать».

Виктор долго это обдумывал, ему ведь уже тридцать три. Свяжешься с этой учёбой, а вдруг потом не потянуть. Да и вступительные экзамены как сдавать? Ни алгебры не знал, ни сочинения написать не сможет - Достоевского с Белинским путал.
 
Но подходил август – пора вступительных экзаменов. И он решился. Подал документы в приёмную комиссию. Пришёл на письменный экзамен по математике. Получил задание. Понятно, что ничего не понятно. Повернулся назад к пареньку семнадцатилетнему, тот бойко писал решение. Положил ему на стол своё задание, прикрыл огромным кулаком с татуировкой, улыбнулся, сверкнув рыжей фиксой: «Сделай, брателло!» «Брателло» сделал. Очень был рад Виктор Семёнович, когда увидел в списке сдавших экзамен: «Бродов – удовлетворительно».

Окрылённый пошёл на экзамен по литературе, прихватив на всякий случай свежий номер городской газеты «Знамя труда». Открыли три темы на выбор. «Анну Каренину» и «Мать» Горького он отмёл сразу, так как не был уверен, кого из них сбило электричкой. Он выбрал свободную тему «Человек труда» и добросовестно переписал статью из газеты о бригадире монтажников.
 
Так Виктор Семенович стал студентом заочником отделения механиков строительного техникума. Инженер слово сдержал и до диплома довёл. На защиту диплома Виктор впервые в жизни надел галстук. Защитился Бродов на «хорошо».

С новеньким документом о средне-техническом образовании он и приехал в Вартовск, впервые устроившись на ИТРовскую должность, чем очень гордился и проявить себя старался с самой лучшей стороны. Что ему вполне удавалось.

Общий язык он легко находил и с работягами, и с начальством. Был коммуникабелен. Свой холерический темперамент компенсировал быстрой отходчивостью и тем, что  не помнил зла. Но главное, технику он знал на практике прекрасно и любому молодому или нерадивому мог показать, как надо делать руками, которые из нужного места растут. На участках механизмы работали без сбоя. О запчастях Виктор Семёнович думал в первую очередь. В общем, за год в коллектив он вписался.

В конце декабря вызвал его к себе начальник:
- На Новый год мы отпускаем по домам руководство участков и часть монтажников, дней на пяток, чтоб в семье праздник встретили. Остаются те, кто хочет больше заработать или кому поехать некуда. А вместо начальства направляем туда по очереди инженерно-технических работников. Чтобы контроль был и не только спирт пили, но и работали. Простоев нельзя допускать даже в праздники. Так что в этот раз твоя очередь, Витя. Ты ведь у нас уже год работаешь. Вот и отметишь годовщину на переднем крае, так сказать. Поедешь на сто восьмидесятый, народ там трудный, но и ты не пацан. Дашь отдохнуть тридцать первого и первого, и хватит. Как приедет руководство участка после Нового года, так сам можешь на недельку домой слетать.
Виктор вопросов не задавал и через день уже был на участке. Начальник участка, его заместитель и механик встретили его приветливо. Они уже были на низком старте. Быстренько показали что нужно из документов, а это всего лишь табель, техзадания, да журналы по технике безопасности. Познакомили с людьми. Оставалось восемь монтажников и сварных. В ответ на Бродовское: «Здравствуйте!», они лишь мельком посмотрели на него. Суровые люди Севера, нечего сказать. Виктор сразу определил – почти у каждого за плечами судимость, а то и две. А бригадира их – Гневышева, он уже немного знал. Встречались на базе.
 
Через час он остался единственным начальником на участке. Расположился в балке механика. Ему было немного боязно. Нет он никого не боялся, даже медведей. Он боялся только одного – вдруг не справится. И начальник скажет: «Да, Витя, видать не созрел ты ещё как руководитель!»

Дверь в балок открылась, вошёл бригадир:
- Ну, что, молодой, сработаемся? – Гневышев вряд ли был старше Бродова. Просто зубы все источил сухарями на стройках социализма, да морщин поболе было.
- Сработаемся, если работать будем.
- Ты вот, что. Тут у тебя водка, тушёнка и прочие запасы. Сиди в тепле и празднуй Новый год. Не забывай только в табель восьмёрки ставить каждый день. А я с ребятами сам решу как, где и сколько работать.
- Гневыш, у тебя какой инструмент должен в руках быть? Газовый резак? Вот и иди работай резаком, а не языком. А как авторучкой работать, я без тебя разберусь. Сколько вам на пьянку отведено ты знаешь – два дня. Так что, порожняки не разводи!
- Ты смотри, какого нам правильного прислали! Гляди не ушибись!
 
Вот такой вот разговор состоялся в начале пятидневки сотрудничества. На следующий день двадцать девятого декабря бригада отработала полный день, а к вечеру начали отмечать праздник. Тридцатого на работу никто не вышел.
 
Бродов подождал до десяти часов, пошёл в балок к бригадиру. Знал, что на работу уже не выйдут, но разговор составить было надо. Хотя бы собственного авторитета ради. Зашёл, поздоровался. Все были тут: двое спали, шестеро играли в карты, пили водку.
 
- Начальство пожаловало! – Гневышев пьяно развёл руками. – Милости просим! Не побрезгуешь с нами?
- Да нет. Спасибо. Я уж в Новый год выпью. В двенадцать часов, когда меня по телевизору поздравят. А вам сказать зашёл, коль сегодня на работу не вышли, значит в табеле будут не восьмёрки, а «П» будет.
- Не понял? – поднял голову один из монтажников.
- А чего непонятного? «П» это значит – пили! Всё по понятиям. Въехали? Не говорите потом, что не предупреждал. – Виктор пошёл к выходу. Вслед услышал: «Вот козёл!» Ещё год назад за «козла» порвал бы, а сейчас даже не отреагировал, он ведь руководитель.
 
Всю ночь орали песни и салютовали из ружей. «Психологическая обработка!» - усмехнулся Бродов. Он видел на стене в балке четыре ружья. По опыту знал – всегда заряжены.
 
Тридцать первого декабря он проснулся поздно. Позавтракал. Распечатал бутылку водки. Налил сто грамм в гранёный стакан. Чуть помедлил, добавил до двухсот. Выпил залпом. Закусил салом. Убрал со стола. Взял журнал.
 
В балок ввалились четверо. Пьяные изрядно. Смотрят – чисто волки. Надо сказать, что каждый рабочий день в табеле монтажника – это почти пятьдесят рублей зарплаты. Есть причины для недовольства, но никакими деньгами не измеришь потерянный авторитет бригадира. Потому для поддержки вышеупомянутого авторитета и боевого духа Гневыш вертел в руке охотничий нож.
 
- Что, Витя –Митя, как будем Новый год встречать? – он развернулся  и метнул нож в дверь. Металл со стуком вонзился в дерево. Это уже переходило всякие границы. Бродов еле сдерживал себя:
- Чего ты в дверь-то втыкаешь? Герой чифирных базаров! Ты в человека, попробуй, воткни!
 
- А вот, видимо, придётся! - Гневыш выставил нож перед стоящим за столом Виктором. Этим движением он будто выдернул чеку терпения у Бродова. Тот взорвался словно граната. На столе у механика лежал газовый ключ килограмма на два. Этой железякой он рубанул по руке бригадира, так, что хруст костей услышали все.

 Бригадир взвыл. Один из его товарищей опрометчиво попытался поднять нож и тут же получил по неразумной голове этим же ключом. Так и остался на коленях, уткнувшись в пол носом. Третьего Виктор просто смёл с пути, тот влетел в регистр самодельного отопления и тихо сполз на пол. Четвёртый, выскочив из балка, побежал по расчищенной в одну колею дороге с высокими снежными отвалами.

 Витя уже не мог остановиться. Он выскочил как был -  в унтах и свитере, без шапки. Прыгнул в стоящий рядом КАВЗик, ключ был в замке зажигания, и, набирая скорость, стал догонять убегающего покорителя Севера. Тот попробовал залезть на отвал. Не получилось. Побежал дальше. Автобус ударил его в бок так, что он перелетел через отвал и остался лежать на снегу. Шапка улетела в одну сторону, унты в другую.
 
Бродов бегом вернулся в балок бригадира. Завел стоящую у двери бензопилу, влетел в балок. Кто-то кинулся к висящим на стене ружьям. Витька зацепил его ногой, тот упал на спину. Бродов поднёс работающую пилу к лицу монтажника. И тот увидел, как гремит цепь «Урала» в двух сантиметрах от носа. Глаза сошлись к переносице. (Их ему потом профессор-офтальмолог в Тюменской клинике разводил обратно).
Виктор сорвал висевшие ружья со стены, сложил их в кучу, одним разом отмахнул приклады. Потом несколько раз заехал пилой в курки и затворы. Заглушил пилу, бросил на пол. Посмотрел на пьяных работяг, которые сидели за столом не шелохнувшись и выпучив красные глаза на происходящее новогоднее представление.
- Ну что, дождались, суки, Деда Мороза? Подарков не будет – старших не слушаетесь! Ещё одно выступление – всем головы отрежу! – забрал коробку с патронами и вышел.
 
Вернулся в свой балок, выпил два стакана водки и стал ходить из угла в угол, постепенно приходя в себя.
Два дня прошли спокойно. Первым после Нового года приехал механик. Он нисколько не удивился травмированным монтажникам. Только спросил у Бродова:
- Что, хорошо погуляли ребятки?
- В пределах нормы, – ответил Виктор и доложил, что было сделано, а что не успели.
- Это нормально. – механик был доволен, что ничего не сломалось, не взорвалось и не сгорело.
 
Бродов улетел домой на неделю. Когда вернулся, вызвали к начальнику. Зайдя в приёмную, увидел Гневышева с загипсованной рукой и ещё трёх «инвалидов».
- Рассказывай, Виктор Семёнович, как участок отработал в праздник? – лицо начальника было мрачным.
 
- Чего рассказывать, тут уже рассказали, наверное, всё.
- Я хочу выслушать другую сторону, так сказать.
- Хотел заставить работать по графику, как вы говорили. Не получилось …
- Да, отметил ты годовщину… - начальник помолчал. - Я ведь тридцать лет на Севере. Понимаю многое, о чём другие даже и не догадываются. Хоть ты мне и нравишься, но в этом коллективе тебе больше не работать. – Начальник смотрел Бродову в глаза. – Хочешь позвоню своему другу в другое Управление? Он возьмёт.
 
Бродов пожал плечами, ему было всё равно:
- Звоните.
Во дворе Виктор снова встретил «команду» Гневышева. Они стояли с траурными лицами, курили. Подошёл к ним:
- Что, козлятушки-ребятушки, отблеялись? – сплюнул сквозь зубы. – Не уважаю!
Четверо молчали, пряча недобрые взгляды. Сейчас они действительно чувствовали себя, как козлята перед волком.


Бродов перешёл в другое Управление механизации. Вскоре стал главным механиком. В подчинении у него был механик автобазы и пять линейных. Техника на всех участках работала бесперебойно. И люди тоже. Авторитет его, казалось, вырос втрое. Витей его уже никто не называл. Только Виктор Семёнович. Или, в крайнем случае, Семёныч.