Календарь на шкафу

– Дочку, а дочку! А почём же ж сметанка? – На рукаве По-
лины кто-то повис. Девушка оторвала глаза от тесно заставлен-
ной полки супермаркета.

«Этого еще не хватало», – промелькнуло в голове у Поли-
ны. Времени и так в обрез, а тут еще этот, неизвестно откуда
свалившийся на ее голову сморщенный гриб. Полина
с неприязнью посмотрела на нарисовавшуюся рядом старуху.
Прикусив хорошенькую губку, девушка, как будто по ко-
манде невидимого фотографа, чуть вздернула носик и еле замет-
но повернула головку в сторону: стариков она не любила, старое
тело всегда источает что-то тошнотворное, от чего хочется по-
скорее отвернуться. Полина потянула рукав, пытаясь отделаться
от старухи, но старые когти крепко вцепились в нежное тельце
недавно подаренной шубки.

– Миленькая, дак сметанка… какая ж дешевше? – В глазах
старухи загорелась искорка. Озорная, даже веселая.
Полина застыла и, как будто не расслышав вопроса, с уко-
ризной посмотрела на старуху. Неужели старость не может быть
достойной? Почему она всегда вот такая: надоедливая, гадкая,
навязчивая? Данная как будто в наказание…
О старости Полина задумывалась нечасто, уж
слишком она была для Поли далека, однако предполагала, что у нее-то будет совсем другая старость!
"Нет, уж, – успокоила себя девушка,вспомнив о том, что журнал с ее фотографией на обложке должен был выйти в ближайший месяц, – Я уж позабочусь о том, чтобы у меня было все совсем по-другому." Девушка представила как она будет сидеть на вилле где-нибудь на Средиземнаморье, ну, или в крайнем случае в собственном трехэтажном скворечнике в ближайшем Подмосковье.

Старуха, не выпуская рукав, схватила с полки первую по-
павшуюся банку и поднесла ее к самому носу Полины, напом-
нив о своем присутствии.

– Вот эта скока? – моргнув одним глазом, настойчиво спро-
сила она.

Девушка качнулась в сторону, все еще надеясь отвязаться
от назойливой старухи, но та преградила ей путь.
Полина, чуть было не простонав, взяла банку из рук ста-
рухи и стала шарить глазами по торцу полки в поисках нужного
ценника.


«Ну, разве это жизнь? – губки девушки брезгливо искривились, – Старые, никому не нужные отбросы, источающие вонючие миазмы… и эти беззубые, шамкающие рты..».

Пальчик спустился на полку ниже, продолжил поиски там.
"Был, правда, и более приличный вариант старости.
От человека и здесь ничего не остается, но он,как мошка, нанизанная на булавку, 
смирившись со своей участью, затихает, не корчится и не выдрючивается, а если и подрыгивает лапками,то думает только о том, когда все это кончится."

О том, что старость может быть так же, как и сама жизнь, многообраз-
на, Поля, слишком поглощенная пылом молодости, пока не до-
гадывалась.

Старуха была все еще трепыхающаяся и не смирившаяся, назойливая и даже какая-то ехидная.

– Эта… – Полина похлопала длинными ресницами, паль-
чик остановился… – тридцать четыре рубля.

– Ух ты, Матерь небесная! Дорого-то как! – Старуха, как
ошпаренная, выхватила сметану из Полиных рук и поставила на
место, потом строго, то ли с укоризной, то ли с издевкой, посмо-
трела на девушку так, как будто бы именно Поля назначала цены
в магазичне и была ответственна за все накрутки, неминуемо
сопровождающие молоко, масло и сметану по мере их пу-
тешествия от коровы до ненасытного человеческого брюха.

– А что ж, дешевше нету? – Старуха с надеждой заглянула
в Полины фиалковые глаза.


«Вот плутовка!», – наконец, сообразила девушка и нечаянно
заглянула в старушкину корзинку. В корзине уже лежал пакет
молока, буханка хлеба и еще что-то в непонятной упаковке.
Поля еще раз оглядела полку с по крайней мере двадцатью
видами сметаны, искать самую дешевую было некогда.

– Эта – двадцать восемь. – Девушка взяла с полки первую
попавшуюся пачку с благодарно протянувшей к ней морду, улы-
бающейся коровой.

– Дорого! Ох, дорого! – мелко замахав рукой, выпалила
старуха и, не переставая наблюдать за Полей, застыла.
Cцена достигла кульминации. Поля медленно опустила
длинные ресницы только для того, чтобы в следующий момент
они взмыли вверх и показали всему свету, какие у нее чудесные,
действительно фиалковые глаза. В этот самый момент рука ее
поплыла к сумочке, из сумочки показался краешек изящно-
го портмоне, конечно, из шкуры питона или его не менее ценного
сородича, и, наконец, на сцене появился он – Полтинник! Полина
протянула гладенькую банкноту старухе.


– Ой, да что ты, деточка! – Старуха шевельнулась, словно
фокусник, схватила ценную бумажку, которая тут же исчезла
где-то в обернутом вокруг нее пальто. Полина напоследок еще
разок хлопнула ресницами, старуха тем временем схватила сме-
тану и с довольным видом положила ее в свою корзинку. – Вот
спасибо тебе, дитятко!

Девушка еле сдержала усмешку, убрала портмоне в сумоч-
ку и поскорее застучала каблучками в овощной отдел. По дороге
зашла за порошком, накидала в корзину еще какой-то банно-
прачечной ерунды. Когда Поля дошла до овощного, знакомая
бабулька уже крутилась возле картошки и слегка лысеющего, но
все еще хорохорящегося мужчины в клетчатом пиджаке и мо-
лодящихся ботинках. Бабулька, заметив появившуюся рядом
Полину, и глазом не моргнула, поглядела сквозь нее и опять со-
средоточилась на мужчине и картошке.

Поля, подняв кверху свой симпатичный носик, поспешила
пройти мимо.

«А бабулька, похоже, не промах! – Дойдя до кассы, девуш-
ка расплатилась, закинула накупленный провиант в тележку и,
пройдя через турникет, вышла на заставленную машинами пар-
ковку. Чувство было такое, как будто бы тебя только что обла-
пошили. – Уж лучше бы прямо так и сказала, что пенсия крохот-
ная, жизнь катком прошла, раздавила…»


Глядеть на раздавленного почему-то всегда спокойнее, чем
на все еще трепыхающегося, раздавленного только и остается что пожалеть, а трепыхающемуся еще возможно помогать придется. Поля сильнее, чем нужно, хлопнула дверцей джипа, но тут же обо всем забыла. Телефон подмигнул, на экране
высветилось нежное слово «Любимый» и затилинькала душещипательная мелодия.


Старушка с довольным видом потащила корзину в даль-
нюю кассу. Прошмыгнула мимо экспресс-кассы, в эту только до
пяти покупок пускают, а у нее нынче изобилие, улов отличный.
Она с любовью заглянула в корзину.

Дойдя до кассы, шустро положила перекладину, чтобы ее
покупки не попутали с чужими, и, воркуя над корзиной, стала
выкладывать на ленту свои приобретения.

«Это женщина дала, в розовом беретике… – Старуха под-
несла батон к носу и с шумом вдохнула в себя воздух, прежде
чем положить его на ленту. – Такая вся напудренная. Эх, я и сама
была такая… – вздохнула старуха. – Была, да сплыла. Видно, из
богатеньких. – Старуха вдруг хихикнула. – Вон какой батонище
выискала, а себе взяла с отрубями, по сорок рублей за буханку.
Старуха поднесла кулачок ко рту и то ли кашлянула в него, то ли
засмеялась. – Отрубя-то в деревнях свиньям мешают, а в городе
теперечко как оголтелые все, чуть не в кофий отруби эти суют».
Следом вытащила сметану, нащупала какую-то мокроту, спохватилась, со всех сторон осмотрела: уж не дырявая ли?

«Девчонка сопливая с барского плеча полтинник пожало-
вала на сметану! – Старуха просияла, сверкнув безупречно ров-
ным протезом. – Хитро так ухмылялась, дескать, знаю про тебя
все… Эх, милая, я и сама про себя все знаю, побольше твого,
может».

Старуха поникла, закопошилась, но тут же схватилась за
картошку и обругала себя на чем свет стоит: «Эх, старая дура, –
начала она без всяких церемоний. – Нашла кого обирать! Мо-
лодчика этого общипанного! У него самого, видать, не густо... –
Но тут же в защиту себе ввернула: – Пиджачок, чтоб ему пусто
было, с толку сбил. Вроде новый... уж потом разглядела, куды
там новый... как бы ни с чужого плеча донашивает...»
Последними на ленте появились два молочных пакета, кар-
тошка и даже мочалка. Старуха глянула на махонькие часики на
дряхлом запястье. Три часа сегодня ходила. Все ноги выходила.
Полкорзинки набрала, аж на двести двадцать рубликов выходи-
ла. Пару раз, правда, шикнули. Ну, это ничего, все тоже люди, может у кого что не ладится, а может, и у самих грошей небогато. Шикнули, а ты
отойди, серчать-то не следует. Ей ли на людей серчать?! Вон сколько дали ей, родимые!

– Двести двадцать рублей пятьдесят копеек, – проговорила
сонным голосом кассирша, пропустив товар через ленту.

– Двести… рубликов… пятьдесят копеек… – Старуха доста-
ла потертый кошелек, отсчитала требуемую сумму и протянула
кассирше. В кошельке осталось еще тридцать рублей. Женщина
в розовом беретике дала больше, чем нужно, и девчонка тоже.

– Пакет нужен? – задала вопрос кассир. – Три рубля.

– Три рубля! Боже упаси! – отмахнулась от ее предложения
старушка и вытащила личную тряпочную сумочку. Шустро уло-
жила добытое в сумку и засеменила к выходу.

До дома было ехать полчаса на автобусе. В маршрутки луч-
ше не соваться. Зачем лишний раз нарываться? Водителям же
тоже хочется денежку заработать, а не возить старье пенсионер-
ское вроде нее бесплатно, всякого понять нужно. Правда, есть
такие крали! Войдут! Рассядутся! Хоть щипцами их из марш-
рутки вытягивай, с места не сойдут. Она – не такая. В каждого
положение войти нужно. Да и автобус опять же придет, никуда
не денется.


Автобус, наваливаясь на правый бок, подъехал к оста-
новке. Старуха, ухватившись за поручень, закинула свое дрях-
лое тело в салон. Примостившись в углу, стала рассматривать
мелькавшие за холодным стеклом лица. Ни улыбки, ни искорки,
лишь смазанные чужие черты. Автобус, попыхтев по микро-
району, добрался до конечной. Старуха сошла, побрела к своей
светло-зеленой шестнадцатиэтажке. Дом у них был хороший,
добротный, сорок лет стоит и еще столько же простоит, только
после ремонта, его сверху чем-то таким обшили… интересным,
теплее стало, теперь только живи.

Жила старуха на втором этаже. Дотопала до своего эта-
жа и, усмехнувшись кому-то невидимому в подъезде, загремела
ключом. Первым делом юркнула на кухню, открыла молодеж-
ный. Молодежный занимал чуть ли не полкухни, на лбу имел
иностранное название, а внутри даже отделение для бутылок.
"-Видал бы такое чудище Горбачев, – захихикала старуха, – борец
с тунеядцами и алкоголиками… осерчал бы на такое безобразие!
Это ж надо полку для бутылок прямо в холодильник втулить."
Старуха торопливо выложила продукты на верхнюю пол-
ку. В сумке оставила только гуттаперчевый пакет молока и хлеб,
купленный женщиной в розовой береточке. Побаловаться, уж
очень соблазнительно выглядела буханка.

Аккуратно прикрыв холодильник, старуха пошла к себе,
зашла в малюсенькую комнатку и юркнула в свой угол за длин-
ный шкаф. В углу стояла узенькая кровать, а у головы тоже холо-
дильник, только старенький… Старуха спрятала молоко и при-
села на край кровати. Дома никого, но все равно выходить из
своего угла было не положено. Дочка ругаться станет. А не дай
бог где что оставишь, крику не оберешься. А ей ни к чему со
своими ругаться… У нее и в углу – красота. За шкафом и кро-
вать, и холодильник, все есть. А на шкаф-то с обратной сторо-
ны дочка недавно календарь разрешила повесить. Уютно стало.
Плохо только, что телевизор без спросу не разрешается. А может и правильно, телевизор смотреть – только голову дурить. Там сейчас
и зомбируют, и чего только с людьми не творят, так что, может,
оно и к лучшему…


Дверь хлопнула. В прихожей зашаркали. Старуха прислу-
шалась. Услышала, как зять сковырнул с ног грязные ботинки,
оставил их тут же в углу, влез в тапочки и прямиком на кухню,
к молодежному. Дочка пошла следом. Старуха замерла, услыша-
ла, как молодежный чавкнул, раскрыв свое ледяное нутро.

– Тьфу ты, мать твою... Сколько ж можно сметану да кар-
тошку таскать? – Зять был явно недоволен.

Старуха, выпрямилась, как птичка, сидящая на жердочке,
нахохлилась.

– Ладно, ладно, Вадик, не кипятись, – послышалось торо-
пливое шипение дочери.

Вадик с размаху хлопнул дверцей.

– Не хлопай, – взвизгнула дочь. – Ты его покупал, что ли?

Старуха зажмурилась, втянула голову в плечи, но сидеть
в неведении было не по себе, и она опять вынырнула.

– Насчет картошки я с ней поговорю, – неожиданно мягко
проворковала дочь. – Она знаешь какая шустрая, ее только под-
натаскай, она тебе еще и пиво таскать будет.

– Пи-и-иво… – Вадик расплылся в улыбке, старуха услы-
шала, как он со всего размаху хлопнул супругу ниже спины и не-
определенно хихикнул.

«Вот и помирились, слава тебе Господи», – старуха улыб-
нулась.

– Да, и потом пенсия скоро, тебе деньги лишние что ли? –
донеслось с кухни, но старуха больше не слушала. Она погляде-
ла на календарь, приклеенный с обратной стороны шкафа.

«А все ж таки… – Старуха пригладила седую голову и по-
старалась сидеть поровнее, как школьница. – Они у меня добрые.
Календарь-то какой разрешили повесить… заглядение…»

Старуха улыбнулась, откусила от пышного батона, кото-
рый купила женщина в розовой беретке, и, с облегчением вздох-
нув, стала пережевывать ароматный хлебный мякиш.