Смута

  Месяц тому назад я получила известие, которое перевернуло мою жизнь. Пришло оно неожиданно, после долгих поисков моих родных.  Касалось оно моих предков, о которых я ничего до этого не знала. Ничегошеньки.
Так получилось, что революция 1917 года безжалостно проехала по семье моей мамы, потомственной семье священнослужителей.  Мама никогда не говорила нам о них. Мы ничего не знали  о мамином прошлом. Странным казалось, что отмечая день рождения, она каждый раз оговаривалась: «На самом деле, мой день рождения не в этот день», но эту дату она сама установила, и нам никогда не приходило в голову спросить, почему. Только сейчас я начинаю размышлять о том, что раньше обходило меня стороной. Почему мы в семье никогда не говорили о наших дедушках и бабушках? Были ли они у нас? Кто они? Какие? В семье я была самой младшей, но старшие дети тоже никогда не заговаривали о них. Значит, на это в семье с давних пор было «табу»? Почему? 
Тогда эти вопросы не возникали. Разница в возрасте у меня с мамой была 40 лет.  Меня  она родила, когда была уже бабушкой. Разница со старшей сестрой - 20 лет. Деревенские женщины уже тогда предпринимали какие-то подпольные меры, чтобы не рожать детей, но мама не могла к этому прибегнуть. Учительница в сельской местности  имела особый статус, не позволявший ей опускаться до подобных действий.
Вспоминаю, как одна из её учениц призналась мне,  уже, будучи взрослой: «Ой, ведь как мы маму твою уважали! Она была совсем другая, не такая, как все. Мы думали, что она и в туалет-то не ходит». Вот такое наивное, бесхитростное, странное в своей неожиданной мысли, суждение подчеркивало высокую культуру её, как учителя, несущего знания и пример в поведении для деревенских жителей.
  Мы редко видели свою маму. Единственный грамотный на ту пору человек в деревне,  она всё время была занята: сбор каких-то налогов, распространение облигаций, колхозные собрания.
Вероятно, эта нехватка времени оправдывает наши незнания о родственниках.  Ведь тогда многое было запрещено. За шесть кустов картошки для своих голодающих детей одну деревенскую женщину посадили в тюрьму на 6 лет. Кто-то сдал её, увидев, как ночью она копается на колхозном огороде. Жители на общем собрании потом пытались защитить её. Но тщетно. И потом женщину как подменили. Вернувшись после освобождения, она так и не смогла оправиться. Её все тоже сторонились. Она стала угрюмой, нелюдимой и вскоре умерла.
Я узнала об этой истории спустя много лет, когда спросила маму, почему в этом доме никто не живёт.  В детстве, когда спускались сумерки и мы, дети, оказывались около этого деревянного, ничем не отличающегося от других строения,  мы, почему-то, всегда испытывали страх, Казалось, что призрак странной женщины живёт там. Находился кто-то из мальчишек, желавших подшутить, кричал: «Санька идёт!». И мы с визгом убегали от этого места. А Санька – взрослая женщина, имеющая четверых детей, которые старше нас по возрасту. Несколько украденных картофелин – и такие последствия.  Время было суровое.
 Хорошее оно было или плохое – и сейчас идут споры, которые не привели к единому мнению.  Кто жил тогда, говорят, что в то время было лучше, потому что не было вседозволенности. Другие говорят, что оно было страшным. Утверждать то или другое не могу, потому что ничего не знаю о нём достоверно, только из редких рассказов.
 Какая-то тайна незримо присутствовала в нашей семье.
 Я всегда жила азартно, окунаясь в водовороты жизни с головой.  Всегда не хватало времени. Поэтому мало было задушевных бесед с живыми родственниками. Тётя, сестра моей мамы, при редких встречах, разговаривала шёпотом, часто прижимая палец к губам, ей всё время казалось, что соседи подслушивают. Сама же она была уже глуховатой, поэтому я ни о чём не спрашивала, чтобы не повышать голос. Почему они не общались с мамой? Тётка казалась мне странной, эта странность отталкивала меня.
Сейчас, когда всё начинаю воспринимать через призму приобретённого опыта, я сама себе задаю вопрос: «Почему я начала поиски предков только сейчас?» Ведь свидетелей той жизни очень мало, информацию трудно разыскать. Думаю, просто пришло время узнать. Появились для этого возможности: узнавать о «том» времени стало можно.
Я вчитываюсь в скупые строчки документов, пытаясь увидеть за ними родные лица. Вот заявление, написанное бабушкиной рукой: «В …Духовную Консисторию… покорнейшее прошение. Осмеливаюсь слёзно доложить, что после смерти моего мужа, священника…
я осталась с тремя малолетними дочерьми…» и дальше по тексту. За этими словами – боль и страх, и вопрос: «Как дальше жить?»  Милая бабушка моя, как же страшно было тебе! Умер муж, которому было всего 27 лет, и жена священника осталась без каких-либо средств к существованию. Какой красивый, каллиграфический почерк!
А что же её семья? Мать, отец?  Смотрю по документам подходящие даты: «… В 1912 году состоял выборщиком в Государственную думу». Все перечисленные до этого времени регалии говорят о том, что её отец, а мой прадед, всецело посвящал себя государственной работе. Вдов. Когда овдовел? Ответа пока нет, и я не могу осмыслить, почему бабушка не вернулась в дом своего отца?  Может быть, она не за того вышла замуж? Почему мама, оставшись с семью детьми  после того, как ушла от спившегося мужа, не обратилась за помощью к бабушке? 
Вспоминаю, как мы некоторое время жили в учительской школы, полностью застилая её пол на ночь своими постелями. Теперь я начинаю понимать причину. Смута – вот что стало причиной краха государства, семей, отношений близких. Все силы государственных мужей были брошены на разрешение этих ситуаций. 1 мировая война, волнение в обществе. Молодёжь перестала прислушиваться к родителям.
Грянул 1917 год! Ничего пока не знаю, что произошло с прадедами одним и другим.
Ничего не знаю, почему бабушка оказалась вдали от родных мест. Знаю, что мама вышла замуж за красного милиционера. По любви ли, ведь он был уже женат и имел 2-х детей? Или ей пришлось сменить фамилию? Почему они называли другие даты рождения и отчества? Почему родственники не общались друг с другом? Какие события произошли за эти годы, что мамина бабушка отписала свой дом не своей дочери и троим сиротам-внучкам, а другим родственникам? И отписала ли сама? Почему мама бледнела, когда подвыпивший отец называл её «поповна»? Может быть, потому, что мама вышла замуж за человека из другой среды, и  произошёл раскол в семье?  Ведь мы росли уже безбожниками.
Вспоминаю, как я часто спорила со свекровью старшей своей сестры, возбуждённо доказывая, что бога нет, приводя для примера полёты в космос, полёт Гагарина. Спрашивала: «Кто его видел?» Мама пыталась успокоить меня. Но на мою просьбу подтвердить, что это так, молчала. А бабка с русской печи строго и коротко парировала мне: «Бог есть!»
Смута… Это слово крутится в моей голове после многих событий уже нашего времени. Заявлений Макаревича, Ходорковского, действий на Майдане Немцова, Собчак, марша, так называемого, мира с фашистскими флагами в Москве. Тревожно. Беспокоюсь за своих детей, в которых кто-то может посеять смуту, И всё повторится: разруха, голод, потеря близких отношений.
       На фотографии дом моего прадеда выглядит солидно. Он до сих пор служит людям. В нём живут сельские учителя школы. И дом этот расположен рядом с церковью, где служили мои прадед и дед.  Где, наверно, крестилась моя мать, которой потом пришлось всю жизнь отказываться от того, что она была родом из семьи священнослужителей. Так дрожат руки. От дома веет теплом. Я вижу его первый раз, но ощущаю что-то родное. Окунаюсь в прошлое с головой, ищу связи, причины и следствия. Зачем? Не знаю… Может быть, именно мне предстоит объединить наш род, восстановить число родственников и отчитаться перед теми, кто давно уже на небесах, что теперь мы знаем и помним о каждом из них. В одном я уверена: мы всей своей многочисленной семьёй обязательно съездим в то место, где стоит дом прадеда. Обязательно посетим церковь и поставим свечи. Нельзя, чтобы прерывалась связь поколений. И мне многое ещё предстоит узнать и сделать, чтобы соответствовать духу нашего рода.