Из поэтического архива Вальпургия Шахмедузова

ОТ ПУБЛИКАТОРА

Старинный мой друг и соавтор Александр Шавердян (чью авторскую страницу вам нетрудно будет отыскать что на этом уважаемом литературном сайте, что на «Стихире», набрав в поиске его - прямо скажем, не самую распространённую! - фамилию) взялся в свое время за поистине нелёгкую задачу: сделать достоянием читающей публики труд жизни нашего с ним безвременно скончавшегося одноклассника и друга, единственного в своем роде молодого литератора, скрывшего, из прирожденной скромности, свои подлинные имя и фамилию под звучным псевдонимом «Вальпургий Шахмедузов». Речь идёт о фундаментальной поэме покойного «Энциклопедия жизни совковой». Александр Шавердян блестяще справился со своею ответственной миссией, опубликовав поэму Шахмедузова на уважаемом и ценимом всеми нами литературном сайте «Стихи.ру», так что теперь любители российской изящной словесности могут, при желании, на его авторской странице, приобщиться к этой поистине неисчерпаемой сокровищнице типажей, физиогномий, реалий, фекалий, сюжетов, духовных и сексуальных извращений, считавшихся нормою жизни в той стране, что казалась всем нам вечной и нерушимой, но сгинула в одночасье с карты мира, правда, оставив уродливый и плохо заживающий шрам в мозгах и душах своих былых обитателей.

Автор этих строк принимал весьма деятельное участие в подготовке к публикации рукописи шахмедузовской «Энциклопедии», восстановлении, по памяти, многочисленных лакун, написании так называемой «Интерлюдии». Поэтому он вполне разделяет с Александром Шавердяном ответственность (и неизбежную грядущую славу), сопряжённые с изданием ТАКОГО творения. В одном только мне трудно (хотя волей-неволей и приходится) согласиться с моим другом и собратом по перу Александром – в том, что поэма Шахмедузова была опубликована им на сайте «Стихи.ру» в разделе низовых жанров и матерных стихов (сейчас такого раздела на «Стихире» больше не существует, но ведь дело в принципе). Покойный Вальпургий – поэт, безусловно, высокой гражданственности, человек, в высшей степени духовный, истинный патриот и гуманист, тончайший (хотя и, не в пример другим, весьма своеобычный) лирик. Всё это сфокусировалось в его поэме. А тот факт, что текст её насыщен, испещрён, расцвечен и, без сомнения, облагорожен искромётно-остроумным, блистательным, великолепным, наповал разящим русским матом, делает её не только явлением в русской поэзии, подвигом гражданского мужества, но и ярким событием в истории лингвистической науки...

Впрочем, такая позиция поэта понятна в силу самой логики литературного творчества, оправдана требованиями естественности и органичности: действительно, большинство проявлений «жизни совковой» таковы (были и остаются!), что иначе как трёх- (и более!) этажным матом о них, воистину, не скажешь...

Это пространное вступление (и в то же время - отступление) было мною сделано лишь для того, чтобы хоть как-то подготовить неравнодушного читателя к тому, что ему предстоит прочитать. Это также отчасти объясняет, почему и я – хоть и скрепя сердце – был бы вынужден, затеяв настоящую публикацию, подобно Александру Шавердяну, поместить стихи Шахмедузова в тот же «низовой» раздел (если бы также вздумал опубликовать их на «Стихире» лет этак пять назад, когда этот раздел на ней еще существовал).

Но совершенно очевидно, что такой поэт, как Вальпургий Шахмедузов, не мог оставить после себя всего лишь одно – пусть даже и гениальное – творение. Однако, - в силу своей безалаберности, импульсивности, неорганизованности, жизненной неустроенности, привычки к неумеренному потреблению спиртного, своего  р а с п и з д я й с т в а, наконец! - он никогда не пытался как-то систематизировать и даже просто собрать свои тексты. Вот и разошлись они по разным рукам: часть сохранилась у Александра Шавердяна, часть – у меня, что-то, возможно, ждёт своего часа ещё в чьём-то письменном столе, а что-то, увы, безнадежно утрачено. Habent sua fata libelli...

Так не в том ли состоит наш долг, чтобы сохранить и уберечь от забвения всё, что ещё можно уберечь и спасти из творческого наследия этого выдающегося поэта минувшего ХХ века, не дожившего, к сожалению, а, может быть, и к счастью для себя, до начала века нынешнего, XXI!

И вот, разгребая свой собственный – тоже вполне  р а с п и з д я й с к и й – архив, я обнаружил два небезынтересных со всех точек зрения стихотворения, авторство которых, вне всяких сомнений, принадлежит незабвенному Вальпургию Шахмедузову. Их я ныне и имею честь и счастье опубликовать.

Но напоследок - ещё пару слов.

Героиня первого стихотворения зовётся Земфира. Точно такое же звучное имя носит и современная рок-звезда, боевой характер которой и обострённое самолюбие которой еще не так давно были известны всей стране и за её пределами, хотя в настоящее время свет этой звезды (как и многих других звезд), кажется, несколько померк (возможно, лишь на время). Предвидя возможное агрессивное недоумение этой уважаемой певицы, заверяю со всею ответственностью (и А. Шавердян это, конечно, подтвердит), что на момент написания стихотворения Вальпургием Шахмедузовым (конец 70-х годов прошлого века) упомянутой певицы ещё и на свете-то не было.

Поэты, как и все артисты, не выбирают имён и псевдонимов ни себе, ни своим персонажам. То и другое приходит к ним свыше!

Итак:

СТРАСТИ

Земфиру в жопу  и б а л и  три мужика.
Земфира, визжа, ворочалась, подставляя бока.
«Земфира, Земфира, Земфира!» -
Протяжно неслось из эфира, -
«Кому и зачем ты дала?
Для того ль в твоей жопе дыры пустота,
Словно простАта и простотА?»
А где-то невдалеке,
Среди шумного бала,
В любовной тоске
Вздыхала Алла.
- Алла, Алла, Алла!
А ты-то зачем, для чего им дала?
Дура, дура, дура...
Бля!
Ты гля!
Она весела!!!
- Так. А где Кузьма?
- Кузьма в сортире, верхом на Земфире...
- Нет, Кузьму штыком заколол Абдулла!
- Ля – илляха – иль – Алла!
Мухаммед расул улла!!!

(Я бы назвал это пророческое произведение не «Страсти», а, скажем, «Предчувствие исламского фундаментализма», или, может быть, «Предчувствие воинствующего исламизма», да кто же, помилуйте, знал, как оно обернётся? Не знал того и ныне покойный поэт Шахмедузов – Прим. публикатора.)


ЧЕРЕЗ

Разговор с аргентинским художником Пересом
(посвящается Андрею Вознесенскому)

Мой друг, прогрессивный художник Перес
(Авангардист, правда, но наш человек!)
Говорил, над сухим мартини ощерясь:
«Империализм отживает свой век!»
А я отвечал ему: «Слушай, мучачо!
Давай лучше выпьем грузинской мы чачи,
А то этим вашим сушёным мартини
Я заблевал все стены в сортире!
А всё потому, что у вас энергетический кризис:
В сортире темно – унитаза не видно...»
«Досадно, - ответил мне Перес, - обидно...»
А, надо сказать, что поблизости, тут же
Четыре креола одну креолку
(Подумать только!)
И б а л и   хором...
Чуть поодаль стоял с мерцающим взором
Полисмен. Креолка заголосил-
А. К нему подойдя, я спросил:
«Полисмен, а что такое «креол»?»
Недружелюбно взглянув на меня,
В свете зари наступавшего дня,
Отвернулся и молча ушёл.
«Херово у вас обстоит с гуманизмом»,-
Сказал я, над Пересом наклонившись.
«Гуманизм –  хъуйня! Основное – «через»!» -
Внезапно ответил мне пьяный Перес.
«Через? Что это значит – «через»?
Скажи мне немедленно, друг мой Перес!»
«Через Сегодня – в Завтра – из Вчера!»
Сказав это, Перес заснул до утра.
А я пил грузинскую чачу и думал:
«Что это стоит за странный стул вон
Там, возле самой стойки бара?»
Надрывно звучала электрогитара.
Странный стул был похож на лосЯ.
А жирный и рыжий, откормленный янки,
Насосавшийся горького пива из банки,
Тут же на стойке бара
Вкруг мулатке по имени Сара
Сексуальным кольцом обвилсЯ.
Стул был о четырёх ногах –
Этим он мне и напомнил лосЯ.
А кто это там ползёт на рогах?
Никак, Перес?! Куда собралсЯ?
Но Перес, не слушая, дальше полз,
Влача за собою исписанный холст.
А к этому времени рыжий янки,
Продолжая пить пиво из смятой жестянки,
Успел пробуравить мулатку насквозь –
Да так, что у Сары вырос хвост!
«Ловко её он задницу через!» -
Чему-то злорадно смеялся Перес.
«Верно, - заметил теперь уже я, -
А полисмен – сексуальный манья-
К!» Он запел мне про порку Маньяны
(Голосом хриплым, противным и пьяным
До тошноты), про события в Чили,
Которые очень его огорчили,
И про злокозненной хунты победу,
Взявшей на шпагу дворец Ла Монеду.
«Плохо у вас тут!» - сказал ему я.
Перес ответил с готовностью: «Да!»
«Переселяйся-ка, Перес, к нам!»
- «Хъуй  вам!»

ОТ ПУБЛИКАТОРА

Этот, на первый, и притом поверхностный, взгляд, бессмысленный и невнятный набор натуралистических (а, точнее говоря, феерически-фантасмагорических) скабрезностей, на самом деле – отточенная и точная до жестокости метафора духовной опустошённости на грани отчаянья того «потерянного поколения», выжившим представителям которого ныне перевалило далеко за пятьдесят. Тогда же, когда ото всюду неслась эта самая «Порка Маньяны» (узнать бы хоть на старости лет, что это значит!), были они на тридцать с лишним лет моложе и страх свой и пустоту безнадёжности пытались заглушить неистовым пьянством.

Лично мне – одному из выживших – в стихотворении, увы, не выжившего Шахмедузова понятно каждое слово, понятна каждая (вроде бы абсурдная) реакция и реалия. Единственное, что вызывает некоторое недоумение, так это посвящение Андрею Вознесенскому. Впрочем, каждый, читавший «Энциклопедию жизни совковой», не мог не заметить совершенно особого отношения Вальпургия Шахмедузова к этому знаменитому (именитому, по выражению Вальпургия) версификатору (Вальпургий выразился не столь «политкорректно» – см. «Энциклопедию жизни совковой»). Вообще, наш покойный друг довольно-таки «нетолерантно» обходился в своём творчестве со всем современным ему совковым поэтическим истеблишментом как таковым, а не только с Вознесенским. Мало того, в тексте стихотворения покойного Вальпургия Шахмедузова про аргентинского художника Переса, при внимательном прочтении, прослеживается немало совершенно явных аналогий со стихотворением покойного Андрея Вознесенского «Диалог Джерри, сан-францисского поэта» из поэтического сборника «Тень звука». Впрочем, de mortuis aut bene aut nihil. Оба поэта уже не здесь, а там (в отличие от нас), так что пусть себе разбираются пред Престолом Всевышнего...

К слову сказать, сам Шахмедузов, помнится, по пьянке, как-то раз поведал мне, что стихотворение «Через» - лишь первая часть задуманной им поэтической трилогии. Второй части надлежало быть названной «Жопа» и посвящённой Роберту Рождественскому. Третья, заключительная часть трилогии должна была называться «Новоселье». Кому из виртуозов пера ее посвятить, Шахмедузов на момент нашего с ним пьяного базара, по его словам, еще не определился, однако симпатии моего друга Вальпургия  к третьему знаменитому советскому поэту той поры - Евгению Евтушенко - практически не оставляли у меня сомнений в выборе. Вся же трилогия, как нетрудно догадаться, должна была именоваться «Через Жопу в Новоселье», - весьма пафосно и вполне в духе оттепельно-«левого», «смелого», по совковым меркам, прогрессивного авангардизма, столь милого издевательской музе нашего поэта.

По-видимому, трилогия так и не была закончена, что, конечно же, крайне прискорбно. Из стихотворения «Жопа» моя ослабленная алкоголем и литературными трудами память сохранила лишь два совсем коротеньких фрагмента. Вот они:

Итак, Жопа! В какой же связи?
А вот тебе  хъуй – сам поди догадайся!
Свой кровавый флаг водрузил
Че Гевара, агент китайцев...

* * *

...Над нашей палаткой вилась саранча,
Которую Перес, дроча и рыча,
Рубил ятаганом турецким сплеча...

* * *

А буквально на днях Александр Шавердян прислал мне письмо, которое я позволю себе процитировать с некоторыми незначительными купюрами.

«Вот Тебе, дорогой ********, ещё одно стихотворение, недавно найденное мною в архивах нашего общего, безвременно ушедшего друга, скрывавшего своё подлинное имя под литературным псевдонимом «Вальпургий Шахмедузов». Прошу Тебя при случае опубликовать его, вместе с «Земфирой» и «Пересом», чтобы слава Вальпургия Шахмедузова не покинула сего славного, хотя и скромного поэта и после его физической смерти. В добрый час!»

*********************

В добрый час, говорю и я, вслед за Александром Шавердяном, с удовольствием выполняя просьбу друга здравствующего и, в то же время, долг перед другом покойным.


Вальпургий Шахмедузов

РАССКАЗ КОНКИСТАДОРА

(БАЛЛАДА ЭПОХИ ВЕЛИКИХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ОТКРЫТИЙ)

Только вампиры целуют кроваво –
Это теперь не секрет для меня.
Худая ж про море СмолЯное слава
Полезна весьма, мореходов храня.
Мы встали на якорь у Острова Голых –
И сразу на борт к нам пробралась чума
От грязных туземцев. За это на кОл их
Мы стали сажать, и сжигать их дома.
Тира-ла-ла, как они полыхали!
Голая баба, истошно визжа,
Билась. Мы в спину ей копья втыкали,
Чтоб походила она на ежа.
Голое мне приглянулось созданье.
Дьявол попутал меня в этот раз.
Словом и делом я от наказанья,
Да и от гибели голую спас.
Впрочем, по правде сказать, эти твари
Голы по пояс, а ниже у них –
То есть, по бёдрам, повязано сари
Или передник из тряпок цветных.
Было той девке пятнадцать годочков,
Не боле, поверьте на слово, друзья.
В Европе такую оставил я дочку...
Но там, на Востоке, ведь возраст бабья
Родителей даже не интересует –
Хозяйство вести уже может, и судит
Служанок, и даже рожает детей
Девчонка, хоть нет и пятнадцати ей.
Я вывел её из резни и пожара
И в храм их поганый за руку втащил.
Она, хоть не жирной была, а поджарой,
Рвалась и царапалась изо всех сил.
Многих дикарок познал я на ощупь,
Многих в ночи до экстаза довёл.
Сан-Ильдефонсо священные мощи
Поцеловав, я валил их на пол.
Голая ж эта меня распалила
Так, что забыл я про мощи и крест.
На пол легла – и нечистая сила
Хлынула разом из всех её мест!
К ней наклонившись, её целовать я
В губы почал и, язык прикусив,
К ней под дикарское жалкое платье
Руку засунул, тепло ощутив.
Тут зарычала она, как тигрица,
Груди свои мне в ладони дала,
Тело её под моим стало биться –
С третьего раза лишь кровь потекла...
Проснувшись часа через два с половиной,
Я обмер, поскольку... скелет обнимал!
Он, зубы оскалив в ухмылке звериной,
Меня костяными руками сжимал.
И жёлтые черви ползли по глазницам,
Из коих сочился сиреневый гной.
По шее моей молодой – сукровицей
Наполненных, ранок рассыпался рой...
Скелет истолок в порошок я и в пламя
То зелье проклятое кинул. Крестом
Святым осенившись, своими руками
Я всех уцелевших зарезал потом.
Чума нас покинула. Мы ликовали,
Но раны остались на шее моей...
И долго потом в наших снах мы видали
Страны той проклятой собачьих детей.

ПРИМЕЧАНИЕ

Огромное спасибо поэту, прозаику, музыканту, композитору, певцу и художнику Александру Рубеновичу Шавердяну за любезно предоставленную, в качестве иллюстрации, картину «КОРА-БЛЬ».