Выръянт первый и единственный

      Двести лет минуло на Земле со дня рождения Валентины, и душа ее как-то вдруг затосковала, на Небесах отдыхаючи. Она, конечно, понимала, что там, внизу, в 2162-ом, о ней  давно забыли,  но ей очень хотелось посмотреть, как  жизнь человеческая развивается. Когда-то эту жизнь Валентина создавала сама, вернее, учила подрастающее поколение русскому языку и литературе, пока однажды на уроке девчушка –шестиклассница не  задала ей откровенный вопрос: «Скажите, а зачем нам Ваша литература? Зачем нам знать, что когда-то жили Крылов и Пушкин? Это же такое старье, к нашей жизни не имеет никакого отношения.» И Валентина Сергеевна вдруг представила Пушкинскую площадь без великолепного памятника, которому поклоняются москвичи и гости столицы, без метро «Пушкинская», «Маяковская», «Чеховская», «Тургеневская», «Достоевская»… Другие дети поддержали девочку. На дворе шел двадцать первый век, время трезвого расчета, власти золотого тельца, и в Валентине Сергеевне что-то надломилось. Она начала было говорить про айтматовских манкуртов, но, увидев совершенно равнодушные взгляды, внезапно умолкла. Ее жизнь теряла смысл, ее дело не имело значения. 
     Действительно, дети читали мало. Их глаза не загорались ни от страданий Печорина, ни от исканий Пьера Безухова. И уж какой там бал Наташи Ростовой… Были, правда, три-четыре ребенка в каждом классе, которые задавали умные вопросы, открыто плакали, читая о гибели Муму, писали стихи и приобщались к творчеству. Ради них-то Валентина Сергеевна и работала. Остальные сидели, тайно или явно заглядывая в телефоны, и какая бы борьба с этим ни велась, зависимость крепла, телефоны побеждали. Валентина Сергеевна запомнила одного мальчика, который вместо слова «вариант» подписывал грамматическое задание  так: «Выръянт  1» или «Выръянт 2». И ничего с этим поделать было нельзя.
     Литература- отражение жизни, это художественно осмысленная история, это прикосновение к вечности, это  причастие. «Может, я устарела и к ребятам слишком строга? - думала тогда Валентина Сергеевна. – Вот и мне какое дело было до Кантемира и Тредиаковского в свое время? Бежит оно, времечко-то. Как-то перечитала «Как закалялась сталь» на досуге и не нашла никакого особого мастерства, а ведь в юности раза два перечитывала, а ведь люди на войне эту книгу в атаку с собой носили.»
     -  Ну хватит, хватит кукситься, а то дождь пойдет, -  успокаивал ее Ангел. Он легонько дунул, и душа Валентины Сергеевны отлетела на некоторое расстояние. – Все думаешь, права ты или неправа? А давай-ка мы тебе устроим экскурсию (ты всегда мечтала об этом, признайся) и на денек отправим  вниз. Согласна?
     «А что я теряю? - подумала Валентина Сергеевна.- Раньше, когда было кому меня помянуть, я спускалась на Землю. ( Это как солдата из строя выкликивают, а он бодро отвечает: «Я!»), теперь-то некому.» И решилась.
     Сначала Валентина слетала на кладбище. Оно уже было закрыто, и на нем никого не хоронили. Кладбище густо заросло сиренью, могилки сровнялись с землей, памятников не видно. Еще немного – и тут построят магазин или  сделают спортплощадку. Просто в провинции руки до таких мелочей не доходят. Смотреть на  могилы своих потомков Валентина Сергеевна не захотела.  Все же женское начало в ней было сильным. Больно. Да и зачем? Они иногда встречаются наверху, но этого и не надо, чтобы чувствовать друг друга, да и у каждого своя программа развития души.
     Набравшись храбрости, душа Валентины Сергеевны незаметно влетела в квартиру одного молодого человека. «Может быть, это мой пра-пра-пра? – подумала она. – Да теперь какая разница: всё люди.» Парень, конечно же, сидел за ноутбуком (наверное, теперь он как-то по-другому назывался) и рассылал свои резюме. Тут же пришел ответ, что его берут на работу в Москву. «Здорово, не надо на собеседования ходить, краснеть, стараться понравиться, - думала Валентина.. – Надо и мне в столицу,  много воспоминаний с ней связано, ой, много.» Душа тут же помянула непутевого Шурика и потеплела… «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там в краю далеком…» -когда- то пели они на два голоса. Так и не стала Валентина ему ни сестрой, ни женой, а ближе из мужчин никого и  не было.
     Паренек спустился в гараж и сел в какой-то друндылёт (так "окрестила" его Валентина): машина – не машина, но точно средство передвижения. Валентина примостилась сзади, уж очень любопытно . Нажатие кнопки – и они не то поехали, не то полетели, сразу и не разберешь. Скорость была изумительная, какие уж тут гаишники… Через тридцать минут душа Валентины уже различила окраину Москвы. «А раньше-то я четыре часа на поезде добиралась»,- вздыхала Валентина. Москва разрослась, везде чисто, наверное, гастарбайтеры стараются. Но Валентина не увидела ни одного дворника. Чисто было само по себе, просто никто не сорил. Валентина вылетела из кабины и сразу же понеслась на Пушкинскую площадь. Памятника не оказалось. Вернее, был, но не великому поэту. На постаменте стоял супер-друндылёт, навороченный по последнему слову техники. Постамент искрил лампочками всех цветов радуги и высвечивал надпись: «Продается».  Это было странно. Валентина заглянула в какой-то офис. «Где найти Василия Замуддиновича?» - спрашивают. Отвечают: «Василий Замуддинович находится в туалете, в кабине номер три». «Тьфу!» - хотелось плюнуть Валентине. Везде чипы!
      Душа поплелась к метро, которое она так любила когда-то. На дверях было написано «Склад». Как же москвичи до дома добираются? Ответили на этот вопрос два беседующих  гражданина ( подслушивать, конечно же, нехорошо!), одетых в строгие костюмы: «Меня повысили, переводят  на Третьяковскую». – «Поздравляю Вас, Борис Ефимович! Значит, теперь на Третьяковской  жить будете…» « Как  же они с такой легкостью бросают свои квартиры, где каждый уголок обжит…» И Валентина залетела в  ближайшую форточку.  Квартира оказалась ничем не примечательной: пластик, стекло, куча техники. На столе – ваза с искусственными цветами. «Природу берегут,»- подумалось Валентине. И она вспомнила живые ромашки, которые подарил ей Шурик. Просто так, без повода. 
Валентина побывала и во второй, и в третьей, и в десятой квартире: везде один и тот же интерьер, а на столе – все те же ромашки. «Мать твою!- в сердцах вырвалось у Валентины.- Теперь понятно, почему для них переезд обычное дело. И метро ни к чему: переместился поближе к работе и все дела».
     По улице  шла девушка необыкновенной красоты, но никто даже не повернул головы в ее сторону. «А в наше-то время…- размышляла Валентина. – Да любить-то они умеют?" Следующим пунктом назначения для нее стал родильный дом. За столом в кабинете сидели доктора и разглядывали снимки. «Вот этого просили оставить, этого тоже, а вот этого с патологией – нет». Все дружно закивали головами. Еще до искусственного зачатия родители могли увидеть фотографии своего будущего ребенка и решить, будет он жить или  нажать делит.»  Валентине Сергеевне стало как-то не по себе.  А где же милосердие, сострадание? Как все рационально, все запрограммировано в этом мире, где нет любви, нет больных малышей, нет попрошаек и даже алкашей. «Эх, напиться бы!» Валентина Сергеевна мигом очутилась на Нахимовском проспекте, где в стародавние времена всегда  у магазина тусовались алкаши, всякий бродячий элемент и говорили «за жисть». Но ни магазина, ни алкашей не было. Как в воду канули.    
     - Мы  были недовольны своей жизнью и зарплатой, ругали правительство и начальников ,осуждали мир, который , как нам казалось, был несправедлив, потому что в нем было  много горя и лишений. А ведь это был "выръянт", первый и единственный, который помогал нашим душам расти и развиваться. Жаль, что тогда, на литературе, я не смогла найти для НИХ правильные слова,- покаялась она Ангелу, когда вернулась Домой.
     И над Москвой пролился легкий дождь.
     А вечером в Сокольниках, в дальнем уголке парка, у костра, собралась горстка молодых людей. Один, с длинной гривой, играл на гитаре и пел. А все тихонько ему подпевали: «Это все, что останется после меня. Это все, что возьму я с собой…»
2014