Книга первая - часть вторая - глава седьмая

                Глава седьмая

       Клаву, Басю и Тусю природа одарила замечательными голосами. Они были в хоре певчих херсонской синагоги. Но недолго. Сёстры хотели стать актрисами.
       Для них было много заманчивого в актёрской профессии. Драматический вымысел требовал от артистов веры в него, вера – вдохновения и самоотдачи... Однако у каждой профессии есть азы. Артисты должны знать своё ремесло.
       Туся и Бася поступят в театральный вуз. А когда они его закончат – сделаются артистками херсонской оперетты.
       Клава тоже последовала примеру двух сестёр; но она мечтала играть в драматическом театре. Её мечта сбудется. Как и её актёрским способностям, так и музыкальным – проявиться на сцене. Пройдёт время – и в театре оценят по достоинству талант Клавы. Ей не раз с блеском доведётся там исполнять ведущие роли.
       Что и говорить – удача сопутствовала Клаве. Но разве она её не заслужила? Высокая, стройная, с большими чёрными локонами, Клава была в расцвете лет, красоты и таланта. Редко кто из любителей театра равнодушно проходил мимо афиш с её именем. На пьесах с участием «Клары Ведмедевой» (для сцены Клава стала «Кларой») неизменно царил аншлаг. Цветы, поклонники – ей от них не было отбоя. Всё это многим на месте Клавы вскружило бы голову. Но только не ей! Клава знала цену успеха. Так же серьёзно она относилась и к возможности обрести счастье с любимым человеком, создать семью. Предпочитала мимолётным увлечениям нечто большее – то, что делало её более разборчивой в выборе спутника жизни.   
       Потом Клава и Юля примут судьбоносное решение в их жизни: переехать из Херсона в Одессу. Когда Клава это сообщила своим коллегам по актёрскому цеху, они очень жалели, что из театра уходит такая артистка. Может, только завистники обрадовались этой новости – для них на сцене одной конкуренткой будет меньше...
       В день отъезда двух сестёр – весь Клавин театр их провожал до самого перрона. Клава и Юля обещали помнить друзей родного Херсона; обмениваться с ними письмами; в письмах рассказывать, как у обеих сестёр пойдут дела в другом городе.
       – Конечно, – говорила Клава прощаясь, – свои драматические театры – много их или мало – найдутся и в Одессе. Надеюсь, в какой-нибудь из них меня примут.
       – Обязательно примут! – сказала ей одна из подруг, тоже молодая артистка.
       – Ну, – ответила Клава, – тогда... До свидания!
       В ту же минуту раздался долгий гудок паровоза.
       – Может, ещё свидимся! – провожавшим их крикнула Юля; с Клавой всем рукой в последний раз помахала, вслед за ней сходу запрыгнула в вагон, – и поезд сестёр умчал в Одессу...
 
       В Одессе у Юли с Клавой заняло время, чтобы обосноваться на новом месте, привести в порядок дела – и прочее и прочее. Но, как и следовало ожидать, Клава без работы на театральном поприще не осталась. Талант есть талант!
       В Клаву влюбился режиссёр её нового театра. Любовь была взаимной. «Но если мы, – думала Клава, – захотим узаконить браком наши отношения, как к тому отнесётся мама, когда узнает, что он не еврей?» Эта мысль не давала ей покоя. Клава впервые полюбила по-настоящему. Однако мать хотела, чтобы дочери выходили замуж только за евреев. В те времена в еврейских семьях благословение родителей на брак многое значило. Тем более – если говорить о семье Ведмедевых – благословение материнское было не пустым звуком для четырёх дочек, иных из них ещё совсем юных, молоденьких девушек. Если потом Мария Осиповна не будет так настаивать на этом непременном условии для их замужества, лишь бы её дети были счастливы, то тогда, в 20-е годы, евреи старшего поколения рассуждали иначе. Предрассудки, скажем мы, люди иного времени? Но не стоит на прошлое глядеть свысока. Да – и пресловутые различия в вероисповедании, и многое другое – оно сколько раз в истории служило источником вражды целых народов. Еврейский народ, как никакой другой, познал это на своей шкуре. Конечно, мир меняется. В стране сменился государственный строй, поменялось её название на карте мира; Россия – осталась, но теперь называлась Россией самая большая из союзных республик, а не всё государство, как это было раньше. Однако нецарское самовластье разгулялось пуще царского. Азиопская привычка! Времена еврейских погромов у нас прошли? Вроде да... Но иногда и к хорошему нужно привыкнуть. Поверить, что такое возможно на свете... «Слишком долго, – думала Мария Осиповна, – мы, евреи, жили обособленно; и тем теснее, сплочённее в нашем обособленном кругу держались. Сохранились – как народ, сохранили – и свою веру. 
       – Ты говоришь, – сказала Мария Осиповна дочери, когда Клава поведала матери о своей любви к режиссёру театра, – ты говоришь, времена изменились? Я тоже это вижу. Не слепая! А всё-таки нам, евреям, всегда надо быть начеку: мы не знаем, когда и в какую сторону подует ветер...
       – Начеку? – возразила Клава матери. – Всю жизнь быть начеку? Вечно ожидать, что всё в любую минуту может обратиться вспять, и снова начнутся преследования евреев только потому, что мы евреи? Так целая жизнь пройдёт в страхе! Как бы мне самой потом не пришлось горько пожалеть о том, чего уж не вернёшь...
       У Клавы подступил комок к горлу... Мария Осиповна сочувственно поглядела на дочь... но – покачала головой!
       Мать решительно воспротивилась этому браку. «Будь жив мой Арончик, – думала Мария Осиповна, – что бы он сказал?»
       Дочь не осмелилась пойти наперекор материнской воле... Не судьба!.. 
       ...Клава потом выйдет замуж – не за того, кого любила, но кто безумно любил её...
      
       Пора вспомнить о Тусе и Басе. Как уже говорилось, они играли и пели в оперетте.
       А позже: как Юля и Клава переедут в Одессу, так и они с матерью – тоже покинули Херсон – переехали в Саратов.
       И тогда – уже Саратовская оперетта – надолго примет Тусю и Басю в своё театральное лоно. Там-то обеим сёстрам и предстояло по-настоящему раскрыться и блеснуть! Бася, женщина колоритная, была харАктерной актрисой. Играла такие роли, как, например, мадам Каролина в оперетте Кальмана «Принцесса цирка». – Ещё та мадам! Перед надменностью, строгостью и неженской боевитостью (при подчёркивающем их на лице Баси гриме), какими она обладала, трепетали бы все мамины сынки! Мадам, которая, со слов её старого слуги Пеликана, когда-то была «такая маленькая-маленькая, такая пухленькая-пухленькая, такая розовенькая, как поросёночек. И вот этот поросёночек рос, рос, и выросла такая большая...» – «Э, э! что выросло?!» – «Что выросло, то выросло, теперь уж не вернёшь...» Тогда как Туся, которой обычно доставались роли субреток: например, служанок, посвящённых в амурные дела своих барышень и со своей смекалистостью усердно в них помогавших, – Туся в той же «Принцессе цирка» играла весёлую, подвижную, озорную циркачку Мари, выступавшую в одном цирке с мистером Иксом. Ту самую, которая призналась мадам Каролине, что любит её сына Тони. А после ответа Мари на вопрос этой мадам, кто Мари по профессии, у грозной мамаши при попытке-пытке выговорить слово «цирк» «полцирка в горле застряло»!
       Ну, а нашей Юле – единственной из всех четырёх сестёр не актрисе – только и оставалось, что в шутку называть себя «актрисой в жизни» – за компанию.