Вестник

 (Из серии "Знакомьтесь, Я Василий")

- Не проходи мимо.
Я повернул голову. Развёл руками:
- Рад бы, да нечего.
- Мне твои деньги не нужны.
Из-под седых бровей смотрели испытывающим взглядом глаза.
- Сядь и смотри, - строго приказал старик.
Я подчинился. Рабочий день позади и мне некуда спешить. Присел рядом. Жду продолжения. Не зря же остановил меня бомж. Видно, скучно ему одному среди тротуарной суеты. Смотрю на людской поток, на кепку с мелочью у наших ног. Интересно стало. С такого ракурса ни разу не наблюдал пешеходов. Каждый имеет свой особенный шаг. А если быть более внимательным, то можно уловить едва заметный сбой людской поступи вблизи нас, скромно сидящих на асфальте. Она напоминает тиканье испорченного часового механизма, отсчитывающего время сломанными зубьями. Я совсем забыл про своего соседа. Смотрю, слушаю, удивляюсь. Какие же мы все разные. Дышим, чувствуем, ходим по-особенному. И отношение к попрошайкам тоже у каждого своё. У одних оно нагло-агрессивное, у других просто наплевательское. Иногда, среди этого большинства, встречаешь дуновение душевной теплоты. Руки таких людей опускают частичку своего нелёгкого труда в нашу копилку. Но больше всего мне понравились те, кто за несколько мгновений до встречи, старался увеличить расстояние между нами, уйти в сторону. Чувствую, уж поверьте мне, им очень  обидно за невозможность помочь. Они стыдливо пытаются скрыться от нас. В их виноватом взгляде светятся растерянность, доброта и сочувствие. Это те люди, чья совесть подобно прекрасному цветку. Они смотрят на мир с детской непосредственностью. Жаль что таких, в наше непростое время, немного.
Вдруг я ощутил, как окружающий мир помутнел, словно покрылся белёсой пеленой. И среди этого тумана, босые девичьи ножки приблизились к нам.
Я непроизвольно мотнул головой, пытаясь сбросить наваждение, едва различая, как худенькая  ручка  положила в копилку старика скромную денежную купюру и исчезла, словно растворилась в пространстве.
  - Что это было? - я протёр ладонью глазницы.
Старик радостно улыбнулся.
- Нам очень повезло, - прошептал он. - Ради одной этой милости стоит жить на  Божьем свете.
Я невольно посмотрел на мизерное приношение,
- Да за них запах хлеба не дадут понюхать.
- Ты неправ, - услышал. - Этой бумажке цены нет.
"Ненормальный старикашка. Пора сматываться" - решил я и встал.
- Стой! –  он протянул мне руку.
Я помог ему подняться.
  - Иди за мной, - приказал бомж.

                ***

 Мы шли по узкому переулку. Стемнело. Я уже сожалел, что послушался своего нового знакомого и согласился пойти с ним. Заведёт неизвестно куда, не от мира сего, старикашка. Попробуй потом выбраться. А он твердит,
- Не отставай.
Старый, а быстрый. Еле поспеваю за ним.
- Всё. - говорю ему. - Дальше не пойду. Странный ты. Ведёшь неизвестно куда. Нет у меня к тебе доверия. Мыслишь неправильными категориями, живёшь не так, как все.
Старик остановился.
- Тебе, Василий, не мне это надо. Тебе в первую очередь. Чтобы понять многое.
- Что понять? - спрашиваю его.
- Скоро узнаешь, - говорит он. И дальше пошёл.
Я за ним. А куда деваться? Про то, что по имени назвал меня, я уже не спрашиваю. Странный человек. Чего уж там...
  Старик остановился перед ветхой калиткой, за которой стоял дряхлый, бревенчатый домик.  Окна домика, буквально прилипли к земле. А крыша у меня вообще вызвала подозрение. Такое ощущение, что она только и ждёт, чтобы рухнуть на голову смельчака.
Сколько же лет этой халупе?  Мы вошли во двор.  Скрипнула в тишине тяжёлая дверь. Из темноты дыхнуло деревом и теплом.
- Ну вот и пришли, - сказал хозяин, зажигая керосиновую лампу.
 Я сидел на старенькой узкой кушетке и с любопытством осматривался.
 - А знаешь, Степаныч, - сказал я неожиданно, - Мне у тебя нравится.
- Ещё бы, - подтвердил он.
Маленькая комнатка с низким потолком. Треснутая печь с полукруглой заслонкой. Топчан в углу и скамья у стола. Что ещё надо человеку, чтобы ощутить всю полноту простоты и довольствия.
Хозяин отодвинул печную заслонку и вытащил глиняный горшок. В ноздри ударил изумительный запах борща. Я ахнул! Мой рот переполнила слюна.
- Степаныч! - взмолился я. -  Это превыше моих сил!
Я уплетал деревянной ложкой настоящий борщ из печи и мычал от восхищения, запихивая ложку в рот.
- Ты мастер, - хвалил старика.
Он улыбался, и не спеша, ел свою скромную пайку.
- Ты вот скажи, Степаныч, а как звать-то тебя?  - вопросил  его.
- Так и зови, как назвал, - согласился хозяин.
- А по-настоящему? Как тебя отец звал? - настаивал я.
Он аккуратно отодвинул тарелку в сторону. Вытер влажные губы тыльной стороной пятерни. Посмотрел на меня внимательно и строго.
Я перестал жевать.
- Вестник я, - прищурился старик. - Твой Вестник.
 Кусок картошки застрял в моём горле.
- А ты что думал? Я от нечего делать обратил на тебя внимание? Позвал к себе? Нет, брат, - он покачал головой. - Я весть тебе принёс. Важную весть.
- От кого? - спросил его.
Мне стало нехорошо с сумасшедшим стариком. Вот влип. Борща мне больше не хотелось.
- От твоей дочери.
- Какой дочери? Ошибаешься, старый. Нет и не было у меня  дочери. Это ты что-то напутал, - я решительно встал.
Старик жестом указал мне на лавку. Я подчинился.
- Нет, милый человек. Я никогда не путаю.
В моём желудке его борщ неприятно заурчал.
- Вспомни молодость. - приказал хозяин. - Вспомни озеро и лодку.
Мне стало жарко.
- Да ты кто?! - вскочил я снова.
- Вестник, - повторил он. - От той малышки, что подошла к нам.
- А при чём здесь она?
Старик улыбнулся. Спокойно и по-доброму,
- Она твоя дочь.
- Это не может быть? - я отказывался верить всему, что услышал от сумасшедшего старика. - Это невозможно...
- А ведь она похожа на тебя, - настаивал хозяин.
- Это невозможно, - повторил я. - Она даже не...
- Да. Не родилась. - печально сказал старик. - Но это ничего не меняет. Я встретился с тобой по её просьбе. Она ждёт тебя.
Он достал из кармана ту самую денежную мелкую купюру и протянул мне,
- Это пригласительный для тебя. Возьми, - повелел  старик.
Я непроизвольно протянул дрожащую ладонь...

                ***

Моё тело лежало на жёстком топчане. Перед глазами, в кромешной тьме, словно на экране, появились события моего далёкого прошлого. Озеро. Мягкий плеск воды о борт лодки. И голос Светки,
-  Не надо. Прошу тебя. Я боюсь. Пожалуйста, не надо.
Через месяц узнал, что она беременна. Я поставил ультиматум: только аборт. Жениться в семнадцать лет? Даже не собираюсь заживо хоронить себя. Да и не сказать, что был без ума от возлюбленной. Так, простая влюблённость и юношеская страсть. В итоге...
В оцинкованном тазу тонул в воде плод. Умирал ребёнок! Девочка... До рождения ей не хватило пять месяцев...
- Убийца, - прошептал я.
- Да, - ответил из темноты старик.
- Я убийца, - повторили мои пересохшие губы.
- Да,  - подтвердил он снова.
- Я убийца, - простонал я.
- Да, - отозвался хозяин и добавил. - Но тебе несказанно повезло. Твой неродившийся ребёнок пожелал встретиться с тобой. А значит, у тебя ещё есть шанс.
Я провалился в сонную темноту.
- Не упусти его! - догнали меня слова Вестника, - Это очень важно для вас обоих.

                ***

Я вдруг оказался в узком ущелье. У моих ног начиналась каменистая тропа. Передо мной стояла Светка. Её осуждающий взгляд, жёстко сжатые губы и преграждающий жест, ясно давали мне понять, что дороги для меня здесь нет. Я в растерянности оглянулся. За мной высилась отвесная скала.
- Светка, - обернулся я к ней. Это я, Вася. Забыла, что ли?
Она молчала. Её поза не изменилась. Я шагнул вперёд. Страшная пощёчина отбросила меня назад.
Так ударить мог только тот, чья обида не имеет границ.
"Тебе дороги здесь нет" - говорил её жгучий взгляд.
- Но меня позвали, - я протянул  пригласительный билет.
Она растерянно взглянула на мою руку. Сникла. Закрыла дрожащими руками лицо. И, как-то нелепо, полуотвернувшись присела, прижавшись к скале, уступив мне дорогу. Я осторожно прошёл мимо. Оглянулся. Её поза не изменилась.
- Светка, - позвал я. - А как ты здесь оказалась?
Она не ответила. Женская фигура слилась со скалой. Превратилась  в небольшой выступ камня, чем-то напоминающий человеческие очертания. Удивлённый, я продолжил свой путь.
Неожиданно я вышел из ущелья. Перед моим взором, до самого горизонта простиралась долина. И... о ужас! Она была усеянная детьми. Они плотно стояли, прижавшись друг к другу. Над детской толпой парила жуткая тишина. Глаза детей смотрели на меня. В них остановилось время. Эти карие, синие, зеленные, тёмные глаза, никогда не видели солнечный луч. Их губы никогда никого не целовали, а руки не обнимали. Кто из них знает, что такое смех, плачь, улыбка? Кто из этих нерождённых детей ощутил радость любви? Белые и чёрные, жёлтые и коричневые тельца, напоминали нераспустившиеся цветы, отравленные людским безразличием и жестокостью.
 Я упал на колени перед этой молчаливой толпой мальчиков и девочек... Губы мои задрожали. Я, взрослый человек, виновен перед ними. В отличие от этих крох, я знал что такое жизнь.  Я познал вкус материнского молока и  щемящую нежность родительской любви.  Пил ледяную воду из колодца. Захлёбывался неудержимой радостью, глядя на бесконечное звёздное небо. С  жадностью вдыхал запах костров и скошенных трав. Наслаждался пением птиц и грохотом летних гроз. Я сидел у тёплой печи, любуясь узорами заснеженных окон.  И в сердце моём пробуждались не знакомые ранее чувства огромной признательности и благоговейного трепета к Творцу.
Что же произошло с нами?!  Почему мы, взрослые, сотворили это миллиардное поле детских тел?!
Мы посеяли страшное зло... Разучились любить детей и  научились жить только для  себя.
Глаза нерожденных смотрели на меня. В стыдливом ужасе я  опустил голову. Это был суд. Суд над взрослыми. И не было нам оправдания. Это был приговор. Страшный и неизменный. В вечном осуждении. Мы убивали своих детей... Ежедневно... Ежечасно... Беззащитных... Доверчивых... Наслаждаясь плотскими страстями, мы потеряли совесть и страх перед Творцом...

                ***

   Из толпы детских тел вышла маленькая девочка. Я сразу узнал ее. Это была моя дочь.  Она осторожно приближалась ко мне, готовая в любое мгновение вернуться назад. Однажды отвергнутая, дитя боялась меня. Я протянул ей навстречу руки. Она вздрогнула... Затрепетала... Её губки вдруг улыбнулись! Глаза засияли, словно звёзды во мгле!
- Доченька моя, - прошептал я сдавленно. - Доченька...
Она бросилась в мои объятия.
Мы стояли прижавшись друг к другу. Я обнимал нежную головку ребёнка. Его маленький носик уткнулся в мою щеку. Миллиарды детских глаз, ждущих своих не состоявшихся родителей, молчаливо смотрели на нас. Без ропота, обиды, зависти. С одной лишь надеждой на наше раскаяние. Оно никогда не бывает поздним пока мы ещё живы...
     Дочь медленно стала таять в моих объятиях. Её глаза в последний раз с бесконечной преданностью и любовию, взглянули в мое, мокрое от слёз, лицо и исчезли. Я знал. Мне она больше не принадлежит. Да и не принадлежала никогда. Я отверг её в далёкой юности, утопив в проклятом тазу...
Крик отчаяния вырвался из груди.
- Доченька- а-а-а!
Мне не ответило даже эхо...

                ***
- На, выпей.
У моих губ плескалась в кружке вода.
- Это очень непросто встретиться с теми, кого убил,  - тихо сказал старик. - Но теперь всё будет хорошо.
- Ах, старый, разве можно изменить соделанное? Разве возможно вернуться назад? Неужели есть сила, способная родить нерожденного, оживить убитого?
И Вестник ответил мне,
- Да. Тот, кто создал вселенную, тому возможно всё.
Он смотрел на меня, и на его губах играла радостная улыбка.
- Она уже родилась на земле. Ты только что дал ей эту возможность. Ты её ПОЛЮБИЛ.