Под занавес. 3 часть исповеди

У человека – длинный путь!
В дороге эти чувства не забудь:
Честь, достоинство и доброта.
Пусть следуют с тобой всегда!
И жизнь протечёт полноводной рекой,
Неси людям – любовь и покой!

В начале мая за мной приехал Владимир.
– Прости, отец, за то, что ты оказался в доме для престарелых, – начал извинятся сын. – Наше судно, нагруженное лесом, подходило к Кубе, когда Надя по «сотовому», сообщила мне о твоей болезни. Сама она, на девятом месяце беременности, лежала на сохранении. Света с семьёй только уехала в Берлин на работу, а расторгнуть договор не просто. Папа, я женюсь! Жену Машу внесу хозяйкой, в новую квартиру, для неё это будет сюрпризом. Квартира просторная, у тебя будет своя комната. Поехали со мной. До свадьбы поживём у родителей невесты в Петропавловске-Камчатском. Я не бываю на берегу по пол года, а Маша осенью уедет доучиваться, и ты поживёшь один. Но её родители будут рядом.
– Сынок, нет ничьей вины в том, что у меня «расшалилось» сердце. Надя мне уже прислала семейную фотографию из Сибири: она обнимает близняшек Любу и Свету, что оканчивают седьмой класс, а муж Костя, держит на руках крошку Ладу. Со Светой я часто разговариваю по телефону. Коллега её мужа, хирург Стеллер, оперировал меня, а затем направил сюда. «Анатолий, там, за тобой, будет ухаживать женщина с «золотыми» руками!» – так он напутствовал. Заведующая Зоя Ивановна, стала поистине моим ангелом хранителем, и мы с ней обвенчались.
– Этого я не знал, отец, – удивился тогда Владимир. – Так пусть она едет с нами!
– Скажи ей сам. Вон Зоя Ивановна идёт к нам.
Мы тогда обо всём договорились. Не знал я, что мой отъезд, принесёт столько горя.
Забрав из Москвы, сдавшую экзамен за четвертый курс камчадалку – Машу, мы втроём прилетели в аэропорт Елизова. За неделю до свадьбы, на полуостров прилетела с семейством Надя – у сибиряков длинные отпуска. Вновь увидев повзрослевших внучек, я испытал огромное счастье! Но кроху Ладу, не брал на руки: а вдруг, сердце даст новый сбой, и я уроню ребёнка. Муж Нади, обнимая меня, пошутил: «Смелее, батя, ты же «поднял» троих детей!» – «Эй, Костя, то были молодые годы». – «Не прибедняйся, прилетит Зоя Ивановна, и мы увидим, какой ты «орёл».
Зое я звонил часто. Находясь на краю земли, я улавливал в её голосе нотки грусти, и страха. Свои подозрения, я относил к разнице во времени, и штормившему Тихому океану.
Сколько слёз радости было, когда мы встречали семейство Шатовых. Надя чуть не задушила в своих объятиях худенькую Свету. Я с достоинством пожал ручку девятилетнего Санька, и начал подкидывал над головой трехлетнего Степана. Зять Виталик спокойно и повелительно, сказал: «Папа, Вам не стоит так нагружать свой организм!»
На свадьбе Владимира и Марии прозвучало много хороших слов. Михаил Павлович капитан судна, на котором ходит сын, сказал: «Анатолий Николаевич, Вы вырастили – мужчину! Владимир в походах, раскрыл своё мастерство и проявил смекалку». И привёл несколько примеров. Но мне было не удобно перед близкими – моя Зоя, не приехала, сославшись на непредвиденные обстоятельства.
Через три дня, после свадьбы, улетало семейство Шатовых, и я с ними – мой разум настаивал. Ни уговоры молодых, ни просьба Нади, ни красоты Камчатки, меня не остановили. Детям я объяснил: дом, в котором сейчас живу – стал мне родным, и не надо меня забирать оттуда.
Не задерживаясь в Москве, я устремился в нашу обитель, загруженный подарками. Таксист, высаживая меня у ворот, пробурчал: «В провальную ты прибыл, старик!»
Волоча чемодан, под палящим июльским солнцем, я увидел троих новых постояльцев, лишь в шортах, курящих на крыльце. По наколкам на их телах, мне стало понятно: в моё отсутствие, сюда заселили бывших «зеков». «Может на эту проблему, намекала Зоя в телефонном разговоре? – подумал я. – Все проживающие здесь старики, бросили курить, и в том была заслуга моей Зои».
«Здравствуйте!» – поздоровался я. – «Привет, старичок, – ответил один, судя по «куполам» на торсе, явно выше рангом. – Что ты притащил? «Студень», посмотри».
Лысый, габаритный человек, спустился по ступеням и, вырвав у меня чемодан, раскрыл его. Этот «гоблин», подхватив трёхлитровую банку красной икры, воскликнул: «Подфартило – этого нам хватит на вечеринку!» – «Витамины привёзены друзьям!» – возразил я, стараясь, дотянутся до банки. – «Закрой рот – доходяга, а то загробный ветерок вселится! – высказался главарь, спускаясь ко мне. – А не ты ли ухажёр заведующей?– «Я муж Зои, перед людьми и богом!» – «Это тобой-то, «мамочка» нас пугает?! «Рыжик», не подпускай хозяйку к окнам», – рыжеволосый подручный юркнул за дверь.
Подойдя вплотную, главарь резко ударил кулаком мне в живот. «Чалый, ты убьешь его. Он же сердечник!» – «Ну и чёрт с ним». – Это было последнее, что я услышал, перед тем как потерял сознание.
Очнулся я в нашем больничном боксе. Напротив, весь перевязанный сидел Василий Петрович. Он тайно любил Зою. Об этой платонической любви, мне поведали по-секрету, в первый же мой здесь день.
– Николаевич, хорошо, что ты очнулся, а я подумал – помер! – радостно воскликнул Василий. – У нас тут твориться чёртовщина! Эти, что принесли тебя сюда, захватили весь дом и установили свои порядки.
– Погоди, Петрович, как захватили? Куда смотрит полиция и почему бездействует Зоя Ивановна и обслуживающий персонал?
– Сейчас, все расскажу, – переходя на шепот, начал Василий. – Когда к нам прибыла эта троица, я проследовал за ними до кабинета Зои Ивановны, и всё подслушал. Пока она просматривала их документы, прибывшие вольготно болтали. Зоя их предупредила: «Кличек, я здесь не потерплю, обращайтесь ко всем по именам! Иначе, выдворю вон». – «Не шурши, «мамуля», – возразил Чалый. – Нас направила сюда Снежана – отдохнуть. Мы с «атаманшей» начинали в Магаданском посёлке – Ягодном. Помнишь такой? Она повела, нас, и мы встретили и упокоили Серёжу с сотоварищами. Потом работали под ней в столице. Если будешь покорной, то мы никому не расскажем, о тебе и «атаманше» Снежане». – «Что ты хочешь – Чалый?» – тогда ответила Зоя. – «Вот это по-нашему! – воскликнул главарь. – Пошли, «кореша», сами найдём тёплое местечко».
С того дня эта троица стала притеснять постояльцев: отбирать еду и деньги. Многим из обслуживающего персонала пригрозили и те уволились, а другим помогли, как финансово, так и «разборками» в семьях и на улице. Возили стариков в банки и заставляли снимать все сбережения. У них многие службы куплены, а в случае чего, объявляют карантин и никого не пускают. – Петрович, морщась от боли, поправил повязку, и продолжил:
– Анатолий не жди, Зоя не придёт. Полагаю, она и не знает, что ты уже тут. Её держат взаперти, лишь приносят еду и бумаги на подпись. Как эти «черти» умеют прокручивать дела, я убедился на себе. В больницу не везут, говорят: само заживёт, а нет, так снесём с почестями. За то время, пока тебя не было, уж многих наших стариков снесли на погост. А остальные живут в молитвах, чтобы быстрей уйти из этого опостылевшего им мира.
– Так времена девяностых уж прошли!
– Может где-то, и прошли, но тут осели, – глядя в окно на закат, горестно сказал Петрович. – Возможно, это солнышко, мы с тобой видим в последний раз. Мы им не нужны – я как свидетель, а ты как непримиримый! – Василий опустил голову и замолчал.
Я думал, мой мозг отказывался понимать услышанное: в нашей стране – и такое!
– Петрович, а куда они девают деньги? – спросил я.
– Какая у них сейчас сумма, я не знаю, но где прячут – скажу. По всему дому, они врезали замки, а в «Ленинской» комнате, установили камин – в нём их тайник. Я слышал, как они говорили: «Зимой будут сидеть у огня, как на лесоповале». А сейчас жарко и они в саду, на костре, кипятят в кружке чай.
– Вот что, Василий, стучи в дверь и зови, пусть вынесут мой трупп.
Петрович начал колотит в закрытую на ключ дверь. Прошло не мало времени, когда за дверью послышался голос: «Ну что за шум? Сейчас зайду, и вразумлю тебя?» – «Я боюсь покойников. Приезжий уж давно остыл». – «Сам скоро будешь им. Не греми, «башка» трещит. Сейчас спрошу у босса».
Время шло, за окном стемнело. Ключ в замке, долго не мог повернуться, послышались чертыханья: «Сам пьёт, а я иди, проверь! Тоже мне главарь нашёлся». Наконец в комнату, нетвёрдой походкой, вошёл Студень. Дыша перегаром, он наклонился надо мной – что было сил, я стукнул его по лысине металлическим огнетушителем, что снял с крючка у двери. Взяв у поверженного из кармана зажигалку, я шепнул: «Сейчас спалю их тайник, и тогда они будут покладистей».
Из бумаг, что валялись повсюду, соорудил факел и пожёг его. Под слова песни: «Всё хорошо прекрасная Маркиза…», разносившиеся как набат по всему дому, я открыл дверь, и шагнул в «Ленинскую» комнату. За столом заставленным снедью и бутылками с женьшеневой настойкой, что я привёз, сидело три девицы и Чалый. Рыжик, уткнувшись в тарелку с красной икрой спал. Вся комната, где Зоя читала нам книги, была завалена, как помойка. Увидев у стены камин, я сделал к нему несколько шагов и сунул в жерло факел: бумага, заполнявшая его, вспыхнула ярким костром.
«Убью!» – рявкнул Чалый и вскочил из-за стола, с зажатым в руке ножом. Но поняв, что ноги его не слушаются, вытаращил глаза, не зная что делать. Его рыжий помощник поднял голову, увидел пылающий камин, сполз со стула на пол и на четвереньках устремился к огню. Добравшись, стал руками разбрасывать горевшие бумаги, во все стороны. Одна из девиц, дико взвизгнула, видя как огонь, быстро распространяется по комнате, толкнула стоявшего на пути главаря и устремилась к выходу. Потеряв равновесие, Чалый вывернул не естественно руку – упал: нож вошел ему в живот. Закашлявшись от удушливого дыма, заполнявшего помещение, я выскочил в коридор и устремился по ступеням, к кабинету заведующей: дверь за мной захлопнулась, и клацнул замок.
Зоя радостно целовала меня, приговаривала: «Толик, как я тебя ждала…» Когда мы вышли в коридор, всё было затянуто дымом, первый этаж полыхал. «Милый, звони 01. У нас у всех отобрали телефоны».
Пожарные приехали быстро, и начали выводить и выносить стариков: старое, деревянное здание горело как порох. Но не обошлось без жертв. В «Ленинской» комнате обнаружили фрагменты четырёх тел и в медицинском блоке останки Василия Петровича: со страха, он забился под кровать.
После нескольких дней разбирательства случившегося пожара, меня обвинили в поджоге и взяли под стражу. «Именем Российской Федерации… Анатолий Николаевич, приговаривается к пяти годам …» – разнеслось в зале суда. Пока конвоиры надевали на меня наручники, исхудавшая и поседевшая Зоя, обнимая меня и целуя, прошептала: «Милый, я не перенесу нашей разлуки».
Август 2014 г Трада.