Помню... 57

  Помню рассказ моей младшей сестры Иры о Т.Г.Гнедич:
"Тетя Надя Сцибаровская, мамина подруга, директор детского дома, была хорошо знакома с Татьяной Григорьевной Гнедич, поэтессой, писательницей, известной  переводчицей «Дон Жуана» Байрона, пра-пра-дед который во времена Пушкина перевел «Илиаду» Гомера. Тетя Надя нас и познакомила. У Татьяны Григорьевны были такие фундаментальные знания, что «Дон Жуана» почти всего знала наизусть. Знала много языков. В войну занималась тем, что в рупор передавала немцам нужную нам информацию. Что-то там случилось, ее арестовали, отправили в лагерь, посадили в карцер. Выжила благодаря истопнику Григорию, который носил ей помои. А она, чтобы не сойти с ума, переводила по памяти Байрона, просила приносить бумагу, чтобы записать перевод. Ее без конца обыскивали, искали литературу, которой она пользовалась для перевода (искали даже в прямой кишке). Когда освободилась, вышла замуж за этого Григория, который все время пил. Была членом Союза писателей, и, когда ездила на писательские форумы, то всегда брала с собой Григория. Он писателей не любил, называл их «бездельниками». А писателей корежило от соседства с простым мужиком. Вера Панова, желая унизить Татьяну Григорьевну, спросила: «Гнедич – это Ваш псевдоним?». В ответ услышала: «Если бы я брала псевдоним, то стала бы Пушкиной»… Взяла из детдома мальчика Толю. Тетя Надя ей говорила – не берите этого ребенка, только не его. А он был внешне голубоглазым ангелом. Взяла. Толя вырос, закончил филфак, стал переводчиком… И порочным человеком: забирал у Татьяны Григорьевны деньги, доводил ее до истощения…
  …Я занималась с Татьяной Григорьевной английским языком. В ее квартире в Пушкине был длинный-длинный коридор, во всю длину которого стояли стеллажи с книгами, и все полки были уставлены маленькими сувенирными фигурками… Татьяна Григорьевна, уже больная, с одутловатым лицом, у нее уже тогда были приступы истощения, в старом-престаром рваном халате с выбитым рисунком. Все говорила: «Получу гонорар – куплю себе новый халат». Так этот халат и остался незыблемым. Гонорары расходились мгновенно: тут же начиналось паломничество, приходили, пили чаи, выпрашивали денег на лекарство или еще на что-то, Григорий просил на выпивку. Гонорар исчезал, и Татьяна Григорьевна с Григорием голодали. Григорий был хорошим плотником, и когда сильно голодали, плотничеством подрабатывал...      
  …Помню такую сценку: мы сидим, она мне что-то рассказывает, входит Толя. Кокетничая мне глазами, говорит – не могу перевести это место. Татьяна Григорьевна, подчеркивая неожиданность слова, вкусно выделяя звуки, произносит по слогам: «Кот-лет-ка!»…
   …Потом мы с мамой приходили к Татьяне Григорьевне в больницу. Врачи ее очень любили, у нее была отдельная палата. Мы приносили ей кастрюльки с супом... А она нам читала свои неопубликованные маленькие рассказики. Сюжеты простые, но прозаический текст, вылепленный поэтом – это было что-то невероятное, незабываемое! По-моему, они так и остались неопубликованными..."

                ***