Русальная неделя. Глава 8. Луки и сёстры

Как поздравить деда с Днём Победы мы с Генкой долго не гадали. Купили красных гвоздик. Красная гвоздика – рыцарский цветок. Белых гвоздик же купили бабушке – ведь она у нас труженица тыла. Мы расцеловали их, велели держаться в строю, заверили в том, что и сами славы русских героев в будущих войнах не уроним.
Дед завтракал при параде – в белой рубашке, а на вешалке его ждал выходной пиджак с наградами. Среди множества юбилейных медалей были и настоящие боевые: «Слава» Третьей степени, медаль «За боевые заслуги». К пятидесятилетию Великой Победы же деду, как и всем ветеранам, дали орден Отечественной войны.
Рассказывал он о войне немного. Героя из себя не строил. Артиллерия – это тяжёлая работа и точный расчёт. Подвиги совершаются на расстоянии. К тому же на фронт дед попал только в 1944-ом. А там было сплошное наступление. Это в 1941-ом командир расчёта мог прославиться, заграждая путь немецким танкам. Под конец войны мы уже брали не столько героизмом, сколько умением и организацией. Дед успел повоевать в Белоруссии, в Польше, потом была Берлинская операция, и, наверно, он мог бы и дальше идти по военной стезе – стать офицером. Но выбрал иное: пошёл по стопам своего отца – нашего прадеда – стал лесником.
После завтрака дед с бабушкой отправились на праздничный митинг у памятника нашим героям-землякам. Мама занялась подготовкой к вечеру. По случаю праздника ожидались гости. Света помогала маме. Отец пошёл что-то делать в сараях. Мы же с Генкой решили порисовать.
Он вытащил свой эскиз «Багратионовых флешей» гуашью и холст, на котором было начато маслом. Эскиз был хорош:
- По-моему, менять тут нечего, - сказал я. – Будем потихоньку переносить. Но ты руководи: картина твоя. Мне, для того, чтобы всё вспомнить, нужно побыть подмастерьем.
Генка не возражал. Принялся за своих кирасир. Всякие детали амуниции и оружие у него выходили очень здорово. Я писал небо.
- Вроде, тот день был пасмурным, - сказал я. – Но не перетемнил ли ты, брат?
- Пасмурно было только на левом фланге, - сказал Генка. - Как раз тут, у нас. И не просто пасмурно. Я читал, над Багратионовыми флешами стояли просто чёрные тучи. А так как с обеих сторон палило по несколько сот пушек, то всё ещё и дымом окуталось. В итоге слева – просто тьма. А справа, где стояла армия Барклая-де-Толли, и событий было мало, сверкает солнце. Очень странный день, странная погода.
- Земная битва – отражение небесной, – сумничал я.
- Не иначе, - согласился Генка. – Небо должно быть свинцовое с тёмно-фиолетовым. Надо как-то передать эту нависающую тьму. А травка пусть порадостнее будет.
- Сделаем! - кивнул я. – Всякие васильки, колокольчики в пылу боя будут здорово смотреться. Надо, правда, уточнить, что там у нас в августе-сентябре цветёт.

* * *

После обеда брат засел за свою химию. А я отправился к Юрке. В знакомом саду, за знакомым столом сидели обещанные эльфы. Этак все вместе они производили очень славное впечатление.
- Собрат по металлу Иван! – представил меня Юрка-Гэлдор собравшимся. – Думаю, он тоже наш, и со временем мы будем звать его каким-нибудь именем на высоком наречии. Но пока совершится процесс пробуждения, наш Ванька останется Ванькой.
Я раскланялся, эльфы в ответ стали представляться:
- Феанор, - легко поклонился мне парень с очень живым и весёлым взглядом серых глаз и длинными тёмными волосами, перетянутыми на голове красивым кожаным ремнём.
- Это тот, кто варит ол, - напомнил мне Юрка. – Имя в самый раз: точное попадание в образ. Мастер на все руки, но и беспокойства от этого типа - выше крыши.
Второго, представившегося Глорфиндейлом, я знал уже сто лет. Это был Витька Самокатов – старый товарищ по металлургической тусовке. Волосы его, как и раньше были гораздо ниже плеч. Сколько я помнил, Витька всегда увлекался холодным оружием, а тут выяснилось, что, став Глорфиндейлом, он ещё и выбился в лучшие стрелки из лука.
- В этом мы сегодня попрактикуемся, - заверил Юрка. – Думаю, Глорфиндейл поделится с тобой секретами древней эльфийской доблести.
- Поделюсь, - подтвердил Витька.
- Лайгнор, - представился мне следующий. Это был парень нашего возраста. Самый высокий в компании. Светлые волосы не такие длинные, как у Витьки, но всё же ниже плеч. Глаза стальные.
- Этот из Лихолесья - поданный короля Трандуила, - кивнул на него Юрка. – Прибился к нам недавно. Но, скажу тебе, если кто и эльф, то, прежде всего, именно Лайгнор.
- И в чём же состоит эта особая эльфийскость? - поинтересовался я.
- Прабабушка у него – очень загадочная особа, - пояснил Юрка.    
- Моя прабабушка - лесная дева, - со значением сказал Лайгнор.
Он рассказал, что прадед его был таёжным охотником. Потому-то и нашёл себе невесту из леса. О том, как и где нашёл,никому не рассказывал. Но места вокруг были глухие. В глухомани всякое бывает. Привёл подругу в деревню. Деревенька маленькая. Поп, проделавший километров сто через тайгу, чтобы окрестить девицу, а потом и обвенчать её с прадедом, в то, кто она такая и откуда взялась, вдаваться не стал. А там Первая Мировая началась, потом революция, гражданская. О необычном происхождении Лайгноровой прабабушки никому было вспоминать недосуг. Пошли дети. Жила себе – женщина как женщина. Ничего странного, из ряда вон выходящего.
- И всё же кое-что особенное она в нашу кровь внесла, - заключил Лайгнор.   
- Магические способности? – со скепсисом предположил я.
- Долголетие, - парировал Лайгнор. - Долгое сохранение молодости. Вот её муж, мой прадед, умер за семьдесят, а мой дед, хотя ему уже под девяносто, выглядит, не соврать, лет на пятьдесят – не больше. То же и с отцом. Ему уже пятьдесят пять, а видели бы вы его! И сорока не дашь.
- Это здорово, - сказал я. – Дай Бог твоим родичам прожить ещё в два раза больше. И всё же, согласись, годы эти в пределах нормального человеческого долголетия. Да и выглядеть на столько-то лет – вещь субъективная. Кстати, сколько же прожила она сама?
- А вот тут самое интересное, - улыбнулся Лайгнор. – И дед, и родители мои каждому встречному разбалтывать об этом не велят. Но факт есть факт: моя прабабушка всё ещё здесь.
- Жива?! 
Лайгнор кивнул:
- Прадедовский дом очень далеко в тайге. Никто туда не ходит и не ездит. Неизвестно даже, осталась ли там деревня. Родители мои лет тридцать назад в город уехали. Ну и дед потом к ним поближе переселился, хотя всё-таки живёт в селе. И вот прабабушка – нечасто, всего пару раз в году – но навещает деда. Живёт несколько деньков, лечит его: любимый сынок, ведь. Ухаживает за садом. А потом снова уходит в лес. Основная её жизнь там.
- Сколько ж ей это получается? Лет этак сто десять или даже сто двадцать? – попробовал прикинуть я.
- Только при условии, что ей было двадцать, когда её встретил Лайгноров прадед, - возразил Юрка. – Но так как она не то, чтобы человек, а всё-таки лесная дева, о продолжительности жизни которой представления мы не имеем, вполне можно предположить, что ей и сто пятьдесят, и все двести лет.
- Тогда уж, почему бы и не триста? – поднял брови Феанор. – Звучит готичнее.
- Я так понимаю, что после смерти прадеда, которого она очень любила, и с которым была связана какой-то тайной, связь прабабушки с миром людей стала очень тонкой, - серьёзно продолжал Лайгнор. - И ещё более она истончилась после того, как мои родные покинули прадедову деревню. Как знать, возможно, она снова наладила связь со своими – кто бы они ни были – лесные люди или те же эльфы. Живёт с ними и горя не знает. Но о нём, о своём сыне, моём деде, всё же помнит и заботится. Да и о внуках. Лет семь назад, лечила моего отца от радикулита... Я понимаю, что звучит это странно… 
- Да нормально звучит! – махнул рукой Витька-Глорфиндейл. - Сто двадцать лет на Кавказе – обычная вещь. Видел я тут передачку: показывали одного деда-аварца. Так ему - сто тридцать четыре года. Хочешь верь, хочешь нет.
- Я тебе поясню, - вступил Юрка. – Лайгнор ведь, действительно, из Лихолесья. Прибыл в наши края из Томска. Климат там, конечно, посуровей северокавказского, зато всякой заразы меньше. Так почему бы и в Сибири не жить долго? Но всё же у меня большая надежда на то, что дело тут не просто в человеческом долголетии. И вот чтобы вопрос этот прояснить, решили мы подкопить денег и организовать экспедицию: поехать на поиски Лайгноровой прабабушки. Желательно, чтобы это произошло уже этим летом.
- Как я погляжу, вы - решительные ребята, - усмехнулся я. – Присоединился бы к вам. Да родичи такое вряд ли поймут. Только ведь приехал…
- Ничего! На твой век экспедиций хватит! – успокоил меня Юрка. – Мы ведь только начинаем исследования. И если уж речь зашла о них, пора представить тебе, наконец, и нашего премудрого. Познакомься, Элрохир!
Мы молча пожали друг другу руки. Элрохир был явно постарше остальных. Лет двадцать восемь. Волосы не короче, чем у других, у него были собраны в хвостик. Красивая же борода выдавала в Элрохире не эльфа, а человека.
- Из северных следопытов? – предположил я.
- Из них! – кивнул он.
- Элрохир – историк и астроном, - сказал Юрка. - Именно благодаря ему все мы утвердилсь в том, что наш мир и Средиземье – не параллельные миры, а один и тот же мир. Средиземье – просто-напросто наше далёкое прошлое, прежняя эпоха.
Я заинтересовался, и Элрохир пошёл излагать мне свою теорию. Он говорил о циклах времени, об исчезнувших в прежние тысячелетия, да уже и в историческое время континентах, о таинственных расах и скрытых местах нашей земли, о которых знают, но которые предпочитают игнорировать современные учёные. Я всегда любил историю, но до эрудиции Элрохира мне было далеко. Кроме того, он, оказалось, знаком с латынью, древнегреческим, церковнославянским и даже немного с санскритом. Я спросил, не знает ли он московского философа, которого мне посчастливилось слушать позавчера. Оказалось, отлично знает. То-то мне послышалось что-то общее в их речах. Описанное во «Властелине Колец» Толкина, по словам Элрохира, происходило приблизительно 6000 лет назад. Спорить с ним было сложно. Да у меня и не было такой цели. Наоборот, я обрадовался: дипломированный историк вряд ли станет пороть откровенную чушь. К тому же свои исторические гипотезы Элрохир подтверждал данными астрономии!
Под конец я спросил Элрохира, может ли он просветить меня по части скифов и «скифской войны», и получил утвердительный ответ.
Церемония знакомства завершилась питьём ола. Вслед за этим эльфы стали расчехлять свои луки. Юрка же развешивал на ветках дерева пластмассовые банки и бутылки, а потом укрепил на воротах несколько щитков из толстого ДСП, на которых были картонные мишени.
Пока шли приготовления, я взял Юркин лук. Изделие было явно не фабричное: метра два в длину, с одним изгибом. Витька-Глорфиндейл пояснил: это настоящий английский «Лонг-бау», то есть «длинная дуга». Плечи и кибит, рукоятка лука, были зелёного цвета. Концы лука, где крепилась тетива, украшали изящные медные наконечники. Тетива показалась мне толстой. Она была сплетена из нитей. Глорфиндейл, однако ж, пояснил, что для лавсана, из которого изготовили эту тетиву, толщина в самый раз:
- Волокна для более тонкой тетивы у меня есть. И чем она тоньше, тем лук, в самом деле, бьёт точнее. Только вот пользоваться тонкой тетивой может лишь опытный лучник. Для нас пока лучше потолще. Это безопаснее и для стрелка, и для самого лука. Плохой лучник в два счёта испортит самый тонко настроенный инструмент. 
- Прямо как о скрипке говоришь, – заметил я.
- Сознательно, - кивнул Глорфиндейл. - У луков со скрипками много общего. И делать трудно, и научиться стрелять хорошо не легче, чем научиться хорошо играть на скрипке. За годы существования огнестрелки многие секреты лука забылись. И, как обычно, из тех книг и статей, что нам попались, меньше всего известно о том, как стреляли у нас на Руси. Сейчас вот пытаемся что-то раскопать или изобрести заново. 
Глорфиндейл рассказал мне, что у всех тут луки разные. Юрка сделал  свой «лонг-бау» из тиса. Тис у нас не растёт, но кто-то привёз ему заготовку из Белоруссии. Больно уж хотелось Юрке, чтобы лук у него был как можно более средиземский, а там люди высоких родов стреляли именно из тисовых луков.
У Феанора и Элрохира стреломёты были ясеневые, с двумя изгибами: настоящие древнерусские. Вообще, именно тис и ясень в прежние времена в Европе были самыми любимыми древесными породами лучных мастеров.
Глорфиндейл смастерил свой лук из клёна. Вычитал о его преимуществах у какого-то немецкого знатока девятнадцатого века. А по конструкции это был «ретрофлекс». Витька пояснил: без тетивы плечи такого лука сгибаются в кольцо в сторону, противоположную от стрелка. В результате, натяжение тут самое мощное, и такой лук не только превосходит другие по дальнобойности, но и способен пробивать самые мощные латы. Похожий на ретрофлекс лук типа «рекурвед», по словам Витьки, был у отсутствовавшего сегодня Даэрона, того самого, что с лешим говорил. Но Даэрон использовал не клён, а опять же ясень. 
Лайгнор привёз свой лук из Екатеринбурга. Там, сказал Витька, живёт искуснейший лучный мастер Элендиль. От него-то Лайгнор и получил свой инструмент, изготовленный по оригинальной элендилевской технологии из многослойного шпона. Выглядело это необычно, красиво. Что касается боевых качеств, Витька, пожав плечами, сказал мне, что, вроде, бьёт это изделие не лучше и не хуже других.    
- В любом случае, полдела – это сам стрелок, - заключил он. – При плохом стрелке самый лучший лук будет бесполезен.
А затем я узнал немало интересного и о стрелах, и о том, как собственно, следует стрелять. Оказывается, натягивали тетиву разные народы по-разному. Индейцы тянули указательным и средним, держа в то же время хвостовик стрелы большим и указательным пальцами. Я всегда думал, что единственно так и следует стрелять. Но оказалось, к примеру, англичане, да и все другие европейские лучники при натяжке тетивы большой палец вообще не задействовали. Тянули безымянным, средним и указательным, хвостовик же придерживали опять же указательным и средним пальцами. Монголы и другие народы Азии, напротив, чаще всего, натягивали лук исключительно большим пальцем. Именно поэтому в Азии пленным воинам нередко отрубали большие пальцы: чтоб больше стрелять не могли. Для удобства такой натяжки, кстати, на большие пальцы часто надевали специальные кольца из металла или камня.
Стрелы у ребят были, в основном, липовые, выкрашены в зелёный цвет, с белым гусиным оперением. Наконечники – стальные. Витька пояснил, что на ролевых играх, конечно, такие не используют. Там вместо наконечников делают так называемые гуманизаторы – этакие тупые резиновые штуки, смягчающие удар. Показал мне он и свои заветные стрелы. Одна была красная, липовая, с белым оперением и двурогим стальным наконечником. На Руси такая стрела, предназначавшаяся для больших птиц, звалась «срезень». Другая – чёрная, с красными перьями, а наконечник какой-то грубо обработанный, шероховатый.
- Сама стрела из ореха, перья – лебедь, наконечник – железо. Но железо не простое! – сказал Витька. – У нас в области есть военно-исторический клуб…
- «Акинак» что ли? – блеснул я своей осведомлённостью.
- Он самый! – удивился Витька. – Так вот есть там среди этих скифов один0 очень толковый кузнец. Я побыл у него некоторое время подмастерьем, много чего перенял и как-то попросил помочь мне сделать наконечник для особых случаев и особых целей. Он же помогать не стал, всё сделал сам. И вот такой у него наконечник вышел. Что там и как – не ведаю. Секрет остался с мастером. Одно открыл: в простое железо тут подмешано железо метеоритное. Само по себе, говорит, метеоритное железо довольно хрупкое, но в качестве добавки цены ему нет. И именно таким наконечником следует бить по действительно грозному и страшному противнику. В общем, то, что мне нужно. Теперь эта стрела у меня типа чёрной стрелы Бэрда – последняя, на самую важную минуту.
- На дракона, стало быть, заготовил.
- На него, родимого, - кивнул Витька.
Меж тем все приготовились к стрельбе. С расчехлёнными луками и колчанами эльфийская компания смотрелась ещё более интересно и внушительно. Повернувшись лицом к северу, они вдруг взяли в правые руки стрелы, воздели их вверх и торжественно хором произнесли:
- Прибегаем к твоей мудрости и твоему искусству, о сребролукий Аполлон! Направь наши стрелы в цель, без промаха и без пощады, как ты направил их в дельфийского Пифона, проклятье ему!
- Это что? – удивился я. – Молитесь Аполлону?
- Нет, - покачал головой Элрохир. – Мы считаем Аполлона одним из эльфийских правителей древности, типа владыки Элронда. Только правил он, судя по всему, на севере уже в Четвёртую Эпоху, после окончания Войны Кольца. Возможно, это был, вообще, последний эльфийский правитель, известный людям, и вокруг него до последнего момента объединялись те эльфы, что остались здесь, не захотели уплывать за море.
- Дела! – почесал я в затылке. – Хотя по логике, Аполлон - и кифаред, и покровитель искусств, и на лебедях летает, и стрелок. Вполне эльфийские занятия.
- Вот именно, - кивнул Элрохир.
Начали со стрельбы по мишеням. Как и положено, на них имелось «молоко» и «яблочко». Расстояние от рубежа стрельбы было метров сорок. Стреляли быстро. Почти все стрелы, а каждый выстрелил раз по пять, ложились в яблочко. Только сам Юрка однажды смазал чуть вправо.
- Ну, вы даёте! – искренне восхитился я.
- Это со слишком близкого расстояния, - поморщился Глорфиндейл-Витька. – Вот в средние века английские лучники поражали врага с двухсот метров. Да и на Руси была такая мера длины – «перестрел» - считают, что это тоже 200-250 метров. Возможно, конечно, речь идёт не о прицельной стрельбе, а так: в кого попало.
- Двести пятьдесят метров? - засомневался я. – Из винтовки и то не всякий попадёт.
- Да, – согласился Глорфиндейл, - но убойной силы стрелы на такое расстояние хватает. Что же касается старших детей Илуватара, не сомневаюсь, они с перестрела били в конкретную цель… Ну, что? Пора и тебе попробовать?
         Юрка повесил дополнительную мишень на другое крыло ворот. Глорфиндейл же извлёк откуда-то ещё один лук и кожаный колчан со стрелами:
- Попробуй, брат, - сказал Юрка. – Это наш первый лук. Опытный образец. Феанор своей магией превратил в лук одинокую лыжу. Так что боевые характеристики у него не слишком-то козырные. Но для начала пойдёт: и сам не покалечишься, и наши луки не попортишь. Глорфиндейл, наверно, уж просветил тебя по этому вопросу.
- Просветил, - подтвердил я. – Луки как скрипки. Только про лыжу что-то не понял.
- Кроме шуток, - подтвердил Юрка. – Этот лук сделан из лыжи. Технология известная, качество соответствующее, и всё же Феанор старался, правда?
- Чистейшая! – подмигнул мне Феанор. – Ты не думай, нормальный лук. Сейчас сам убедишься. 
Сердце радостно встрепенулось, когда в моих руках оказались две эти вещи: лук и стрела. Глорфиндейл подсказал: сам лук всё-таки следует держать правой рукой. Я положил на него зелёную стрелу и потянул тетиву на индейский манер, держа стрелу большим и указательным пальцем. Как целиться точно не знал, но, прищурившись, совместил цель с концом стрелы.
- Спину прямо, ноги твёрже, - приговаривал Глорфиндейл. – Сосредоточься на цели. Старайся выстрелить на вдохе или задержав дыхание. Тетиву освобождай плавно…
Ещё не дослушав его рекомендации, я неожиданно спустил тетиву. С коротким свистом стрела сорвалась с лука и тут же ударила в ворота – выше мишени. Но с точки зрения силы, пуск был, видимо, неплохой.  Стрела вонзилась не в картон, а в дерево. Потому и звук был громкий.
- Для первого раза отлично! - Глорфиндейл похлопал меня по спине. – Не удержал тетиву до конца, вот и ушло вверх. Ничего! Плавность сразу не даётся. Продолжай, расстреляй весь колчан.
Я принялся посылать стрелы одну за другой. Глорфиндейл смотрел, подсказывал. Стреле на пятой-шестой я, видимо, стал пускать плавнее. Стрелы стали ложиться в мишень, но пока только в молоко. После того, как последняя была выпущена, мы пошли их собирать. Глорфиндейл показал, как вонзившиеся стрелы следует выдёргивать. Я сложил их в колчан.
- Давай следующую серию, - командовал мой наставник. - Выстрелишь сегодня раз сто, глядишь, завтра уже будешь бить только в яблочко.   
Я начал стрелять. Вторая, третья, четвёртая серии… Сам вытаскивал стрелы, поправлял мишень.
Меж тем мои коллеги начали бить по целям, развешанным на деревьях. Тут успехи стрелков были скромнее. Положение спасала глухая деревянная стена сарая за деревьями, не давашая стрелам улетать за забор. Пару раз, когда они вонзались в стену чересчур высоко, Юрке, дабы извлечь их, приходилось приставлять к стене большую деревянную лестницу. Но вот раздался торжествующий вопль: пластиковая бутыль из-под какого-то моющего средства была пробита насквозь! Это был выстрел Феанора. И тут же другую банку поразил Лайгнор.
Передо мной же была всё та же мишень. На пятой серии я впервые попал в чёрное яблочко. Эльфы тут же приостановили стрельбу. Феанор разлил по кружкам ол. Выпили в мою честь. Это приодбодрило. В седьмой серии я всадил в яблоко аж три стрелы. Восьмая и девятая окончились тем же результатом.
Начиная стрелять десятую, ощутил: стрелять из лука – не  такой уж лёгкий труд. Зато прошла горячка, явилось хладнокровие. Первая стрела – есть! Вторая – есть! Третья, четвёртая и пятая – молоко. Но шестая опять – есть! Седьмая – есть! Уже рекорд. Восьмой выстрел – молоко. Девятый – молоко! Осталась последняя… Я затаил дыхание, натянул тетиву. Пуск…
- Есть! – Глорфиндейл хлопнул меня по плечу. – Половина – в цель! Ну, ты точно наш!
Все обернулись, и, глядя на мишень, бросились меня поздравлять. Ол снова был разлит по кружкам. Теперь вместе со всеми выпил и я.
- А смотри, что мы ещё можем! - вскричал Юрка. – Правда, это не столько эльфийское, сколько, хм, возможно, гномье мастерство…
Он молниеносно выхватил что-то из-под стола и метнул в ворота. Ворота так и ойкнули. И я увидел: в них, довольно глубоко уйдя в дерево, дрожит топор.
- И после этого будут говорить, что толкинисты потерянные для общества люди, - укоризненно покачал головой я.

* * *

Мы провели на Юркином дворе ещё с полчаса, а потом вместе с ним направились в Текстильщики – к Тане.
Пришли почти точно в пять. Взяли по дороге и гвоздики для ветеранов, и розы для нашей королевы. Купили конфет, вина.
Новая квартира Тани находилась на втором этаже. Таня встретила нас в прекрасном темно-зеленом платье. Тут же и муж был нам представлен. Олег оказался немелким субъектом. Кровь с молоком. Да и лицом пригож. Одно слово – удалец из Удальцова. С точки зрения генетики Татьянин выбор следовало одобрить. А Юрка, словно услышав мои мысли, шепнул:
- Петькина порода!
- Угу! – согласился я.
Квартира была трёхкомнатной и очень просторной. В зале уже усаживались за стол. В общем, это было как бы расширенное заседание двух, недавно породнившихся семей. И, соответственно, рассаживались по фракциям: в головной части – старшее поколение, в средней – среднее, а мы, Танины гости, вместе с самой Таней и Олегом, сели ближе к двери.
Из приглашённых неродственников, кроме нас, собственно, тут были только две новые Танины подружки – Лена и Наташа. Обе довольно ничего, с симпатичными стрижечками. Таня просила нас любить и жаловать их, хотя в её присутствии любить кого-то ещё было делом затруднительным. Мы заговорили с девчонками о всяких пустяках. Оказалось, одна из них учится в пединституте, другая – в медучилище. На вопрос о том, чем занимаемся мы, Юрка ответил:
- Стреляем из лука.
Вопреки Таниным утверждениям, сие собрание всё-таки оказалось изрядной пьянкой. Тосты следовали за тостами. Олег исправно подливал, мы исправно опустошали фиалы, не забывая закусывать. И было чем: прежде чем приступать к еде, этот стол стоило сфотографировать. Каких только салатов, солений и прочих вкуснейших причуд тут не было! Фаршированные самыми неожиданными начинками и посыпанные самыми неожиданными посыпками яйца, баклажаны, чернослив… Мы  расхваливали Таню, как оказалось, просидевшую за всеми этими изысками чуть ли не до вторых петухов. Таня улыбалась. Олег, кажется, был доволен тем, что она довольна.
Попели песни. Принесли горячее. Это была утка, вернее, как минимум, три утки с яблоками. Стол плотоядно приутих. Мои же распалённые выпитым мысли сосредоточились на Тане. Я много думал о ней ещё в тот день, когда мы неожиданно встретились на улице. Да и потом…
Она замужем. Она беременна. Она недостижима... Эта улыбка! Эти прелестные ямочки на щёчках! Эти прекрасные, смелые, такие восхитительные и родные глаза! Эти тёмно-русые, струящиеся по обнажённым плечам волосы! Когда-то они у неё были ниже пояса. Теперь немножко короче. Может быть, потому что беременна. Слышал, что при беременности, волосы у женщин портятся из-за нехватки кальция. Вот, наверно, и решила подкоротить…
Я так давно знал Таню. И она всегда нравилась мне. Впрочем, нравилась всем. Она просто не может не нравиться! Но что-то мешало влюбиться в неё без памяти. Она казалась такой роскошной, такой яркой, такой женственной. Возможно, была какая-то подсознательная уверенность: до такой степени прекрасные девушки своих сверстников всерьёз не воспринимают, выбирают себе парней постарше.
По-настоящему влюбиться, так сказать, воспылать страстью – означало бы без достаточных на то оснований потребовать от Тани большего, чем просто дружбы: как бы заявить на неё своё право. Но я почему-то стыдился даже мысли как-то «присвоить» её. Таня не могла быть чья-то! Она была своя собственная, наша верная подруга. Я бы даже сказал, наш замечательный друг. Дружить с мальчиками у неё, по понятным причинам, получалось гораздо лучше, чем с девочками. И на сложный вопрос – можно ли просто дружить с красавицами? – в случае Тани ответ был безо всяких оговорок положительный. Конечно, мы старались носить её на руках и предугадывать её желания. Однако, помимо того, что рядом с Таней было просто приятно находиться и разговаривать с ней, о чём бы то ни было, королева наша ещё и выказывала недюжинные познания в футболе, любила «Металлику» и «Алису»… О, видели бы вы её в металлическом прикиде, в который она пару раз нарядилась, дабы доставить нам удовольствие, когда мы ездили в область на концерты!... А уж для просмотра какого-нибудь «Ван Хельсинга» или «Города зомби» лучшей компании было просто не сыскать. Прибавьте к этому, ещё и то, что Таня ходила с нами в походы. Причём, блаженства нести её рюкзак никто не сподобился. Нет! Она хотела быть полноправным членом мужской команды. Всё несла сама…
Потерять такую её дружбу не хотелось никому. Все мы боялись этого. Наверно, зря. И поделом нам, трусам. Смелость берёт города. Смельчаки становятся королями. Я должен был попробовать хотя бы раз! Хотя, что там… Прекрасных слов ей было сказано много. И она, конечно, знала, что все мы в неё влюблены, при том, что гуляем, одновременно, и с другими. А вот этот парень, Олег, оказался молодцом. Не испугался. Победил. Теперь она – его жена, а скоро будет мамой его ребёнка…
Нет! К Олегу у меня никаких претензий не было. Только к себе. Горькая досада, бессильная ревность, восхищение – всё это, наверно, смешалось в моём взгляде. Понять творившееся со мной Тане не составляло труда. И я вдруг почувствовал под столом её быстрое, горячее рукопожатие. Видимо, это было предупреждение. Во всяком случае, я постарался быстро исправиться. Это было не сложно. Очень кстати Юрка рассказал пару специфических медицинских анекдотов. Оказалось, их Юрке поставляет его невеста – тоже будущая медичка. Наш край стола от души нахохотался.
И тут, вдруг, на ум мне пришла Маша… Тогда, при первой встрече с Таней, о ней мы даже не упомянули. Теперь говорить о столь невесёлом предмете тоже было, вроде, неуместно. Однако я решил всё же улучить минуту и всё у Тани выспросить. Зачем? В тот момент мне это было ещё не ясно.
Случай скоро представился. После утки и сопровождавших её тостов Лена и Наташа отправились на лоджию – подымить. Мы с Юркой решили составить им компанию. Курить, конечно, не собирались. Зато последовавшая за нами Таня предложила всем выпить по чашечке кофе.
Лоджия, как и сама квартира, оказалась впечатляющих размеров. Она была застеклена и утопала в цветах. Посредине стоял небольшой столик, плетёные стульчики, чуть поодаль – кресло-качалка. Пока девушки закуривали, а Юрка устраивался в кресле-качалке, Таня пошла на кухню, и я увязался за ней. Возможно, она ожидала от меня в этот момент какого-то другого разговора. А я всё-таки спросил о Маше:
- Я знал твою сестрёнку совсем мало. Всего один раз разговаривал с ней. Но вот Юрка рассказал, и… То, что произошло, вот уж какой день не идёт у меня из головы.
- Это не идёт из головы у всех нас, - Таня посмотрела на меня серьёзно, и во взгляде её, кажется, была не столько печаль, сколько забота и тревога. – Почти год минул. Ушла Машка на выпускной, и до сих пор её нет… Но, ты знаешь, я не верю, что она ушла насовсем!
Кофе закипел. Таня, разлив его по чашечкам, поставила вариться новую партию.
- Ты не думай, я это говорю не просто так, - вздохнув, продолжала она. - Не потому, что от горя помешалась. Не для того, чтобы просто что-то успокоительное самой себе сказать. Нет! Я очень любила её, и когда она была совсем маленькая, и когда подросла. Мы почти никогда не ссорились, были очень хорошими сёстрами. И теперь я её просто так не брошу. Не отпущу. Не распрощаюсь с ней.
- Ты думаешь, она не умерла? Не утонула? Тогда что же случилось? Может быть, её похитили?!…
- В точку! - Таня пристально посмотрела на меня. – Именно похитили. Никаких доказательств у меня, конечно, нет. Одни предположения… Да и Машка-то у нас, ведь, как назло, девчонка стеснительная. Только уж если совсем невмоготу стало бы, что-нибудь решилась бы рассказать. А так молчала бы, дурочка, до последнего… Но как бы там ни было, что бы там не произошло, смерть её не установлена! Её же не нашли!
- Вот и Юрка мне говорил: водолазы работали, а тела не обнаружили. Хотя как там можно не обнаружить? Человек – не иголка, а Рана – не  Амур, не Енисей.
-  Я тоже так думаю, - ободрённо кивнула Таня. – И главное: милиция-то наша этим делом практически не занималась. Понятное дело: у них там сейчас наркотики, террористы, беспризорники и много ещё чего. А тут дело ясное: утонула девочка и ладно. Чего зря дёргаться?... А вдруг там ночью какие-нибудь гады подъехали, понаблюдали за гулянкой. Поняли, что это просто школьники и школьницы, да ещё и подвыпившие. Дальше дело техники: подкрались, схватили, сунули её в машину и ходу… Я же эти дела знаю. Наелась приключениями в Москве, где меня чуть, было, не сделали… - она остановилась, точно подбирая слово поприличнее.
- Жрицей любви? – подсказал я с улыбкой.
- Вот-вот, - рассмеялась она. – Но я-то сбежала. Быстро всё поняла и удрала. А она… Она – совсем не такая, как я. Да и ситуация, конечно, иная. Если Машку похитили, если там всё жёстко, её должны были бы постараться сломать в первые же дни… И если бы мы сразу хватились! А то ведь переполох поднялся только утром. Сразу кто-то стал говорить, что она утонула. И покатилось всё по ложному пути. Несколько дней с этими водолазами потеряли, но зато и надежда появилась: она всё-таки не утонула! Олег тут же связался с органами, подключил спецов. Он же удальцовский. У них есть ребята с выходами на нужных людей. Но пока суть да дело, время утекло. По горячим следам найти было бы легче…
- Ничего, главное, чтобы она была жива! – сказал я. – Если жива, найдёт средство, как подать о себе весть. Только бы была жива! Рано или поздно её найдут, если уж за это взялись серьёзные люди.
- Я тоже так думаю, - вздохнула Таня. – По ящику недавно показывали одного маньяка. Пенсионер, между прочим. Так он оборудовал подземный бункер для содержания рабынь. Четыре года двух девчонок там держал. По-моему, они даже как раз были десятиклассницы или только что закончили школу, когда он их украл. И всё-таки, в конце концов, дело открылось. Эта гадина в тюряге и, даст Бог, прямо оттуда и отправится в пекло. Девчонкам, конечно, от этого не легче. Вся жизнь наперекосяк. Но всё-таки выжили! Вернулись домой. И Маша, помогите ей все добрые силы, вернётся. Так что, Вань, мы не держим траура! – она улыбнулась. – Мы считаем её среди живых, а не среди мёртвых! Мы молимся за её возвращение!
Какой-то прилив боли, но в то же время радости и нежности ощутил я на сердце, услышав эти слова:
- Танечка! – сказал я тихо, чтобы никто больше не услышал. – Я теперь тоже буду молиться за неё. И не только молиться. Я буду искать её. Я обещаю тебе её найти, потому что её обязательно надо найти. Потому что я люблю тебя, и, наверно, с этой минуты люблю и её, твою сестрёнку!
- Думаю, это не пустые слова, – она посмотрела на меня так хорошо, что я, кажется, в тот же миг готов был сесть на добра коня, помахать ей ручкой, и отправиться на поиски Маши.
- Подожди, - словно, прочтя моё состояние, полупрошептала она. – Пойдём со мной.
Таня привела меня в свою комнату. Подвела к серванту и вытащила оттуда небольшую деревянную шкатулочку. В ней лежали документы, всякие бумаги, но попадались и фотографии.
- Вот! - наконец сказала она. – Это её фото на паспорт. Сделали шесть штук, а две остались. Давай я тебе дам одну, чтобы ты вспомнил, какая она. Чтоб узнал, когда её встретишь. 
Таня отрезала фотографию ножницами и положила на мою раскрытую ладонь. Что сказать? Я только что пообещал ей любить Машу, так же, как её саму. И теперь вовсе не пожалел об этом. Передо мной была не просто красавица, а девочка-мечта! Многое от сестры, но и что-то своё, особенное. Черты лица более строгие, правильные, резкие. Волосы оттенком, как у Тани, но совсем прямые. И взгляд такой, что я никогда бы не сказал, что это девочка робкого десятка.
Тем временем Таня достала другие фотки. На всех была она – Маша. И сидя, и стоя, и улыбающаяся, и задумчивая. Сестёр разделяли три года. И, конечно, по некоторым параметрам до Тани ей было ещё далековато, ну да всё впереди. Я улыбнулся своим мыслям, отметив, что и сам теперь, совсем даже не числю Машу среди мёртвых. Так нравиться в нормальном случае могут только живые. Эта улыбка не ускользнула от Тани:
- Что, гарна дивчина?
Я только вздохнул в ответ.
- Вижу, ты уже повёлся, - весело рассмеялась она.
- Трудно не повестись.
- Вот и хорошо, - она спрятала фотографии в шкаф. – Пойдём пить кофе. А то о нашем уединении ещё что-нибудь начнут думать.
- Пойдём, – согласился я. – Я найду её. Обещаю! Но и ты, Танечка, навсегда, навечно останешься в моём сердце! Знай это!
- Я знаю, - улыбнулась она. – Пусть так и будет. Но теперь, по-моему, для тебя не всё так плохо, а? Найди Машку! И я поженю вас.