Бригадир. Часть первая, глава вторая

                Глава вторая

   На другой день после ареста, утром 28 сентября, комбриг Ашуков уже сидел в подвальной камере предварительного заключения Читинского управления НКВД. Камера была небольшой всего 10 кв.м., а находились в ней 12 человек и всего двое двухъярусных нар. Отдыхали люди на нарах по очереди. Среди задержанных были в основном военные, два уголовника и один председатель колхоза. Вот в такую компанию и попал Григорий Михайлович Ашуков.

   Впервые сутки его не трогали, а в ночь с 29 на 30 сентября вызвали на первый допрос. Допрашивал его следователь старший сержант НКВД(сержантские звания в НКВД приравнивались к лейтенантским званиям Красной Армии). Не говоря ничего о причинах ареста, следователь сразу же спросил - это правда, что комбриг Ашуков считает советскую военную технику устаревшей, а своих подчинённых настраивает к недоверию к нашей бронетехники?

   Григорий сразу понял о чём идёт речь. В конце августа, начале сентября в Забайкальском военном округе, как и во всех военных округах Советского Союза, проводились военные манёвры. За манёврами наблюдал командарм 2-го ранга Штерн, который впоследствии будет ответственным за боевые действия на реке Халхин-Гол. В манёврах участвовала и танковая бригада комбрига Ашукова.Бригада состояла из полка тяжёлых танков Т-35, полка средних танков БТ-5 и дивизиона бронемашин БА-4. Так вот во время манёвров при форсировании небольшой горной речки два бронеавтомобиля были утеряны. Они просто перевернулись в этой речушке и были затоплены, к счастью экипажам удалось спастись.

   После манёвров в Чите проходил их разбор с участием командиров подразделений, участвовавших в манёврах. На совещании комбригу Ашукову был объявлен выговор за потерю этих двух бронемашин, хотя в общем и целом действия бригады были оценены положительно.

   В ответном слове комбриг полностью раскритиковал наши бронеавтомобили. Он сказал, что на БА-4 не тоько наступать, но даже отступать нужно по хорошим шоссейным или грунтовым дорогам. А броня выдерживает только пистолетные выстрелы. Её можно спокойно пробить из винтовки, не говоря уже о крупнокалиберных пулемётах. Поэтому лично он считает БА-4 гробами на колёсах и в состав танковых бригад надо вводить не дивизионы бронеавтомобилей, а лучше лёгкие танки, или как их называют танкетки Т-27. В пример комбриг Ашуков привёл германскую армию, где были приняты на вооружение колёсно-гусеничные бронетранспортёры, имеющие приличное пулемётное вооружение и могущие перевозить до одного отделения пехоты.

   Когда комбриг закончил выступление, своё слово сказал член Военного совета округа:

   - Так Вы что, считаете техника, стоящая на вооружении Красной Армии никуда не годиться? И в случае вооружённого конфликта германская армия по своей мощи превзойдёт Красную армию? Вы то сами понимаете, что это чисто пораженческие настроения?

   - Товарищ дивизионный комиссар, я не говорил, что по мощи Красная Армия уступает германской, или какой-нибудь другой армии. Я имел ввиду, что бронедивизионы не следует вводить в состав танковых частей. Из-за своей уязвимости от артиллерийского огня и малой проходимости по пересечённым местностям, бронеавтомобили будут лёгкой добычей для противника и будут только сдерживать наступательные операции танков. Я считаю, что надо создавать отдельные бронедивизионы и придавать их стрелковым частям. Бронемашины из-за своей манёвренности и скорости будут просто незаменимы в уличных боях в населённых пунктах, а также смогут хорошо поддержать пехоту в атакующих и контратакующих действиях на ровной местности. Вот что я имел в виду.

   - Так Вы что, пытаетесь провести ревизию советской военной доктрины? - не унимался член Военсовета.

   Комбриг Ашуков ответить не успел. Их перепалку прервал командарм 2-го ранга Штерн:

   - Товарищи командиры, прошу внимания. Мы здесь собрались, чтобы подвести итоги прошедших манёвров, а не рассуждать правильная, или неправильная советская военная доктрина. Эта доктрина была разработана лучшими военными специалистами и утверждена Политбюро и лично товарищем Сталиным. Поэтому комбриг, за Вашу демагогию, дополнительно к выговору, я делаю Вам замечание. Прошу занести это в протокол, - обратился Штерн к батальонному комиссару, выполняющему роль секретаря совещания. - Вы комбриг получили взыскание за две утерянные боевые единицы. И ещё легко отделались, потому что Ваша бригада провела все учения на четыре с плюсом. И не надо здесь разводить демагогию, а надо уметь отвечать за случившееся. И так товарищи, продолжим дальше наше совещание.

   Через десять дней после разбора окружных учений, комбриг Ашуков был арестован.

   Но Григорий заблуждался в истинной причине своего ареста. Допрашивавший его следователь встал из-за стола и начал прохаживаться за спиной сидящего на табурете комбрига.

   - А теперь скажите, когда Вы были завербованы германской разведкой?

   От неожиданности комбриг Ашуков на короткое время потерял дар речи.
   
   - Не понял Вашего вопроса, товарищ следователь.

   Тот неожиданно возник перед Григорием и сверля его взглядом сверху вниз гаркнул:

   - Тамбовский волк тебе товарищ! встать сволочь!! - и выбил ногой табурет из под вставшего Ашукова.

   Ударил Григория поддых и злобно на него глядя сказал:

   - Я повторяю вопрос, когда ты сволочь золотопогонная был завербован германской разведкой?

   - Я с немцами вообще не общался, а если и общался, то в конном или рукопашном бою во время первой мировой войны.

   - Хорошо, - сказал следователь, садясь за свой стол и глядя на комбрига спросил: - А майора вермахта Эриха фон Грюнберга знаешь?

   Григорий на секунду задумался:

   - Ах, да, чуть совсем не забыл. В 1936 году мы, командиры танковых частей Красной Армии и группа офицеров вермахта, проходили обучение в центре переподготовки под Свердловском. Среди немецких офицеров был и майор Эрих фон Грюнберг.

   - Ага, а говоришь с немцами не общался. Так и какую же информацию ты передавал этому майору?

   - Да никакую. Всю информацию, которую можно было получить, он получал от своих инструкторов и преподавателей.

   - И о чём же тогда вы беседовали?

   - О многом. О жизни например. Фон Грюнберг хорошо знал русский язык, прочитал много русской литературы. Да и во время первой мировой войны мы оказывается воевали друг против друга на одном участке фронта. А так больше ни очём не говорили.

   - Понятно, значит завербован ты был ещё во время первой мировой войны.

   - Гражданин следователь, да как я мог быть завербован в первую мировую, если фон Грюнберга встретил только в 1936 году.

   - А вот это ты сейчас всё напишешь в своём признательном показании. Бери ручку, садись и пиши. И учти, если чистосердечно признаешься и напишешь всё как было, когда и при каких обстоятельствах был завербован, какие сведения передавал немцам, то Советское правительство может смягчить тебе меру наказания. Ведь у тебя есть дети, так? Сын учится в академии, а дочь в этом году закончила мединститут. Подумай о них.

   - Мне не в чем признаваться. Поэтому никаких признательных показаний давать не буду.

   - У нас и не такие как ты признавались. Спрашиваю в последний раз, будешь давать показания?

   - Не буду. Мне не в чем признаваться.

   - Хорошо, - следователь нажал какую то кнопку.

   Через полминуты в кабинет вошёл верзила под два метра ростом, в форме, но без знаков различия. Близко посаженные к переносице глаза, длинные руки. Своим видом он напоминал гориллу, одетого в военную форму.

   - Иван, это твой клиент. Забирай, - коротко бросил следователь.

   Комбрига Ашукова, избитого и истерзанного не привели, а притащили в камеру только в пять часов утра. Председатель колхоза в это время отдыхавший на нарах, тут же вскочил и уступил своё место Григорию. Так продолжалось целую неделю. На ночь комбрига уводили на допрос, а под утро избитого и измученного приводили в камеру. Но несмотря на все пытки и издевательства, крепкий организм Григория всё выдержал. Он не подписал не одного протокола допроса и не стал оговаривать себя в несуществующем шпионаже. Это спасло ему жизнь, а его сыну, если и подпортило будущую карьеру, то только немножко.

   Через неделю состоялся трибунал военной "тройки" Забайкальского военного округа. В обвинительном заключении было сказано, что по вине комбрига Ашукова во время окружных манёвров были утеряны две единицы боевой техники. На совещании после окружных манёвров Ашуков подверг сомнению советскую военную доктрину, что является недопустимым для военных его ранга, потому что это ведёт к пораженческим настроениям. Далее в обвинительном заключении особо подчёркивалось, что в 1936 году во время прохождения переподготовки в Уральском танковом центре под Свердловском, комбриг Ашуков общался и даже успел подружиться с некоторыми офицерами Германского вермахта, что могло привести к утечке секретной информации о состоянии танковых соединений Красной Армии. Но зато в обвинении не было записано ни одного слова о шпионаже. По совокупности предъявленных обвинений, военный трибунал определил в качестве наказания комбригу Ашукову десять лет лагерей без права переписки.